Воспоминания детства

Очереди за хлебом и молоком

Ешь досыта, - сказал Никита.

Надо есть в меру, - сказал Джавахарлал Неру.

Народная присказка.

В детстве я жил на улице Сталина (впоследствии ул. Ломоносова) в доме № 65. За продуктами мы обычно ходили в магазин № 30 Сланцевского городского торга (в просторечии магазин «Быки»). Хлебный отдел магазина находился в боковой пристройке, в сторону широкоэкранного кинотеатра «Труд», который мы так и называли – «Широкоэкранный». Я очень плохо помню, как строился этот кинотеатр, хотя он был напротив наших окон.

До некоторых времен правления Н.С. Хрущева обеспечение основной группой продуктов было бесперебойным. Но в начале 1960-х годов, когда я пошел в начальные классы школы № 4, в продаже вдруг исчезло самое необходимое – хлеб, мука, молоко, масло. По моему детскому разумению было трудно представить, почему это произошло. Вряд ли и взрослые знали причины внезапного возникшего дефицита. Народ опять стал бедствовать, - в который раз за годы кичливой советской власти.

Помню, на шахте «Ленинградской» в какие-то годы был бунт шахтеров, во время которого с территории шахты, якобы, была изгнана делегация городской администрации. Говорили, что бунт произошел ввиду изменения расценок на добычу сланца и не был вызван перебоями в снабжении продуктами. Реалии бунта сегодня я описать не могу. Об этом надо расспрашивать старых шахтеров.

Улица имени великого Маяковского, - моего любимого когда-то поэта.

Школа № 4 сегодня закрыта колючей проволокой.

Тут расположено производство водки, а мы постигали здесь азы знаний.

Я помню всех учителей, преподававших в школе.

Помню и похороны директора школы – тети Веры Венедиктовой, гроб которой стоял во дворе.

В годы означенного дефицита мать делала блины из размоченных макарон. В детстве, да и вплоть до 1980-х годов, всегда в дефиците был майонез. В начале 1960-х гг. его стряпали, кто как мог.

Редкостью были вареные и копченые колбасы. Вместо них в традиционный салат «Оливье» без ущерба для вкусовых качеств добавляли мясо, в т.ч. мясо птицы.

Хорошее мясо, говядина и свинина, в то время практически не появлялось на прилавках магазинов. Никогда в открытой продаже не было печени, сердца, языков, вымени. На свою свадьбу в 1975 году я как работник торга смог по великому блату достать 16 кг печенки. В этом мне помогла директор магазина № 47, которая напрямую связалась с руководством Мясокомбината и сделала соответствующий заказ.

Нередко имеющие т.н. «блат» раскупали мясо и другие дефициты с черного хода столовых и магазинов. При этом в предприятиях общепита в связи с отпуском продуктов на сторону, осуществлялось недовложение продуктов при готовке блюд. Мне это как работнику Общепита в 1970-е годы было хорошо известно.

«Стандартные недовложения» по данным Пищевой лаборатории Общепита в 1970-1980-е годы обычно составляли от 5 до 30%, но по отдельным столовым, на Лесокомбинате, например, они доходили до 60%. - Чем кормили рабочих и население, - один Бог ведает.

Перед самой перестройкой с мясом в Сланцах тоже были большие проблемы. - По городу ходили подозрительные люди и предлагали какие-то обглоданные кости, добытые на Мясокомбинате. Пару раз и я брал мясопродукты у нигде не работавшего Валерки Валга. О происхождении их можно было только догадываться…

Практика хищений продуктов на предприятиях Общепита – реальная издержка советской системы еще с довоенной поры. О непорядках в работе столовых в 1930-е годы писала газета «Ударник сланца»:

ПЛОХОЙ ОБЕД — УДАР ПО СТРОЙКЕ   Общественное питание на буксир всей общественности   В постановке общественного питания и снабжения огромную роль играет личная инициатива и предприимчивость работников. Нельзя ведь работу ОРСа сводить только к механическому распределению (да и неумелому распределению) выделяемых фондов. Каждый работник общественного питания должен стать инженером, художником своего дела, должен быть абсолютно честен и добросовестен. Но этого еще нет в столовых комбината, в секторе общественного питания. И об этом сегодня идет речь. О важнейшем участке всей работы, о неиспользованных возможностях, о деле, которое требует помощи всех, рассказывают рабкоры. За февраль план оборота столовая № 1 выполнила на 68 проц. При подробном рассмотрении этой цифры оказывается, что наиболее плохо обстоит дело с дополнительными видами рабочего снабжения. На февраль был запроектирован план оборота в 62 тысячи рублей, выполнено же только на 28 тыс. рублей. Объясняют этот прорыв по разному. Начальник сектора общественного питания убежден в том, что невыполнение плана — следствие плохой организационной работы столовой. Каменко же настаивает: — Нам недодали продуктов и мы план оборота не выполнили… «Титов кивает на Каменко, Каменко кивает на Титова» — так можно перефразировать небезызвестную русскую пословицу. Истинные причины выявить тяжело. Калькуляция и учет в столовой в загоне… Калькуляторы не в убытке   Каждый день в столовой можно наблюдать или остаток, или излишек приготовленных блюд. 8 марта остались 572 блюда на кругленькую сумму 718 рублей. В чем дело? Мы заинтересовались этим и выяснили следующее. В котлы за день было заложено продуктов на 10.200 руб. За изготовленные блюда нужно было получить 12.600 руб. Выручено же 13.318 рублей. Таким образом за счет уменьшения порций незаконно получено прибыли 718 рублей. Нередко продукты расхищаются. Такие случаи были замечены за работниками столовой Ширдвик, Жуковой и др. Расхитителей увольняют, к уголовной ответственности и не думают привлекать. Более того предупредительные мероприятия, как правило, в столовой не проводятся. « Потребитель все съест»   Качество изготовления блюд в столовой не на высоте. Продукты перед спуском в котел не моются. Очень часто потребителю подают картофель с «глазками» и рыбу со внутренностями. Работница кухни Машина на замечание повара ответила: — Мне никто не сказал, что «глазки» картофеля надо вырезать… Такие «заявления» можно слышать не раз. Объясняется это тем, что в столовой не привыкли с уважением относиться к потребителю. Для столовой потребитель — человек, который все съест. Изучения запросов потребителя столовые, как правило, не организуют. Жалобы рабочих за февраль и март приняты к… сведению. 1 марта горняк Черток обнаружил в макаронах мусор. Об этом он написал в жалобную книгу. Горняку Ефимову нагрубила и отказалась подавать ужин официантка Васильева. Жалоб много, но администрация столовой вместо оперативного разбора их и принятия мер, бездушно отмалчивается. Ответов нет. В столовой отсутствует борьба за сохранение в пище витаминов и высокой калорийности. Продукты не заготавливаются своевременно и планомерно. Лук, уксус, лавровый лист и петрушка у работников столовой не в почете. Просоленных огурцов в феврале часто не бывало, а зав. овощехранилищем Маршков жалуется, что ему огурцы девать некуда. Не лучше положение и с труддисциплиной среди работников общественного питания. Указания руководящего состава не выполняются. Так же и правила внутреннего распорядка. 9 марта повара Буланова и Федорова разодрались во время работы. Их разняли, но мер никаких не приняли, хотя Буланова комсомолка, а Федорова — член партии. Этот случай не единичен. Трудовая дисциплина расшатана. За счет хозрасходов   Заведующий столовой № 5 (первый рудник) Берлинский интересный хозяйственник. Ему наплевать на перерасход государственных средств. Вместо того, чтобы добиться повышения производительности труда за счет введения сдельщины, он незаконно принимает на работу 2 работников. Одна из работниц оплачивается за счет «хозяйственных расходов». В результате перерасход фондов заработной платы, задержка ее выдачи. За первую и вторую половину февраля зарплата не выплачена. Как и в столовой № 1, здесь плохо проводят в жизнь решение Наркомтяжпрома о массовых блюдах.   И далее: ХРОНИКА   Для рабочих вредных цехов получено спецмолоко. До 1 апреля молоко будет выдаваться по спискам цехов, за наличный расчет в магазине № 2. Цена литра 50 коп.   В магазинах ОРСа выдается картофель за март и апрель по следующим нормам: особый список — 16 кг., первый список — 10 кг., и прочим — 8 кг.   С 22 марта ОРС приступает к выдаче мяса и масла за первый квартал. Выдача будет производиться: особый список (подземники) — мяса 3 кг., масла 2, 1 кг., особый список (поверхностные) — мяса 3 кг., масла 0, 9 кг.; по списку № 1 — семейным 2 кг мяса, одиночкам — 1 кг.   В магазинах №№ 5, 3 и 12 имеются в продаже: капуста, огурцы, свекла, брюква, морковь, клюква, брусника.   Большое количество рыбы разных сортов получено продуктовыми магазинами нашего ОРСа. Цены значительно снижены.   («Ударник сланца». 1935).   Примечательно, что население огромной страны еще при Ленине было поделено по т.н. спискам, в т.ч. по продуктовым. Со временем списки переписывали и даже упраздняли, но всегда существовал негласный принцип - «Начальство надо знать в лицо!» - Жрать начальству надо было больше и лучше!   На Гдовских сланцах в 1935 году мясо и масло приходилось покупать… - по спискам и… поквартально. – Это стало традицией СССР.   В начальные годы советской власти т.н. «бывшие» (они же «буржуи»), - огромный пласт населения царской России, - дворяне, госслужищие, администрация, армейско-полицейские чины, священноцерковнослужители, интеллигенция, предприниматели и прочие, - зачастую в списки питания и другие перечни… не включались. - Можно представить тот хаос, что происходил на черном рынке страны в результате политики большевиков.   Страна всегда испытывала дефицит всего и вся. Только с приходом перестройки в России исчез дефицит продуктов, спиртных напитков, одежды, обуви, бытовой техники, автомобилей.   У инициативных граждан появилась возможность заработать и съездить за границу. Вместе с тем, исчезла социальная защищенность всех групп населения, особенно недееспособных и стариков. - Возникло чудовищное имущественное расслоение граждан.   Сланцы. Газета Ударник сланца.1935.doc Сланцы. Газета Ударник сланца.1935. 2.doc   В.И. Будько Сланцы Газета «Ударник сланца»   …С.М. Киров приезжал в Сланцы в начале 1932 года и 21 июня 1934 года. В ходе второго визита Сергей Миронович близко ознакомился с бытом строителей и даже спускался в шахту. По рассказу комсомольца-первостроителя города Н.Д. Симченкова, слышанному мной еще в начальной школе, второй приезд любимого вождя был полной неожиданностью для руководства шахт. Киров появился в поселке внезапно, и не заходя в администрацию строительства, пошел прямо в поселок. После осмотра столовой и общежитий он спустился в шахту.   …Почти через неделю после этого, Сергей Миронович прислал молодежи на Гдовские сланцы несколько вагонов необходимых вещей (27.06.1934). Им были присланы музыкальные инструменты, кинопередвижки и 4 фотоаппарата. О приходе на стройку т.н. «культурного эшелона» имеется хрестоматийная фотография, которая раньше неоднократно публиковалась, в том числе и в издании «Киров и время» (Л. 1986).   Улицы города. Почему они так названы\Киров\С.М. Киров. По книге Н.А. Ефимова.doc Улицы города. Почему они так названы\Киров\Метс А. С.М. Киров - мальчик совсем не из Уржума.doc Улицы города. Почему они так названы\Киров\С.М. Киров. По книге Н.А. Ефимова.doc

Г. Соломон

Среди красных вождей

1893-1923

Москва

…Повидавшись еще кое с кем из старых товарищей, я вышел из Смольного института. Меня снова охватила мрачная, пришибленная улица, робко жмущаяся, настороженная... Все или почти все магазины были реквизированы. Поражало то, что они были полны товаров, в которых так нуждалось население. Товары, аккуратно сложенные на полках, были видны через окна. Стояли часовые... Жители же должны были покупать провизию, главным образом из-под полы... Поражала эта нелепость... Впрочем, мне как-то объяснил ее один рабочий, партийный че­ловек, находившийся на ответственном посту:

— А, — сказал он на мой недоуменный вопрос, — вы го­ворите, товары лежат в лавках... Ну что же, дело в том, что очень много хлопот у нас. Вот реквизируют товары, ну а потом забудут о них... они и портятся... Ничего не подела­ешь... лес рубят — щепки летят...

…Не могу не посвятить несколько слов моим сотрудни­кам, этим истинным страстотерпцам той эпохи. Большин­ство их были беспартийные, или, по-советски, «буржуи» — дамы, девицы, молодые и старые мужчины. Все это были представители настоящей интеллигенции, образованные, культурные и, конечно, истинные «лишенцы», хотя в то время такого юридического термина и не существовало. Мой комиссариат был лишен всяких пайков, и люди должны были жить на одно только жалованье, покупательская способность которого с ежедневным (факт!) вздорожанием жизни соответственно падала.

Периодические увеличения жалованья всегда отставали и не соответствовали неумолимому темпу жизни. И по­этому все сотрудники жили тем, что, под страхом попасть в казематы ЧК, продавали все, что могли, на Сухаревке... В конечном счете люди ходили в каких-то жалких, часто имевших совершенно фантастический вид, лохмотьях и в изно­шенной до отказа обуви.

…Немудрено, что ввиду такого состояния трамвайного движения главным, если не единственным, способом пере­движения для «буржуев» было хождение пешком. Но в тече­ние длинной и суровой зимы улицы и тротуары были за­биты сугробами снега и ухабами. Передвигаться было труд­но. Голодовки и лишения ослабили людей. И чтобы поспеть вовремя на службу к десяти часам, «буржуи» должны были выходить из дома часов в шесть-восемь утра в зависимости от расстояния, но необходимо помнить, что все дома находящиеся в центре или близко к нему, были заняты «товарищами» и их семьями. С трудом вытаскивая ноги из глубокого снега, проваливаясь и падая, шли они, шатаясь от слабости и от голода в промокшей насквозь обуви или, вернее, остат­ках обуви. Озябшие и промокшие, приходили они в учреждение, где было холодно, как на Северном полюсе. Кое-как работали весь день (естественно, что работоспособность их была крайне понижена), все время голодая, и в пять часов уходили домой, возвращаясь по неосвещенным улицам, что еще больше затрудняло путь. Совсем изнемогая, приходи­ли домой и погружались в мрак (ведь «буржуям» не пола­галось энергии, а керосин и свечи были недоступны) и в холод своих нетопленых жилищ: дрова стоили безумно доро­го, лишь счастливцам удавалось за бешеные деньги тайно приобрести топливо, которое употребляли только для го­товки на маленьких плитках-буржуйках. Дома они заста­вали своих близких, детей и стариков, страдающих от голода, холода и наводящей ужас и отчаяние темноты.

Но далеко было до отдыха. Кроме службы, была еще «трудовая повинность», которая всем гнетом, всей тяже­стью опять-таки ложилась на «буржуев», ибо «товарищи» всегда находили лазейки, чтобы отлынуть вместе со свои­ми семьями от этой барщины.

Мне тяжело вспоминать все то, чему я сам был постоян­ным свидетелем (самому мне не приходилось это испыты­вать), и то, что мне рассказывали сами испытавшие. Это было столь ужасно, что и до сих пор при воспоминаниях об этих чужих страданиях, обо всем этом «не страшном», я чувствую, как кровь стынет в жилах и по спине проходит дрожь тихого ужаса и отчаяния...

Люди голодали в Москве и, конечно, главным образом, «буржуи», хотя бы они и состояли на советской службе. Но провинция, хотя и бедствовала, но не в такой степени. И поэтому служащее по временам выделяли из себя особые «продовольственные экспедиции», с разрешения началь­ства ездившие в провинцию за продуктами.

Одна такая экспедиция была командирована служа­щими Наркомвнешторга и при мне. Голод стоял адский, пайков почти не выдавалось. И вот однажды ко мне явился заведующий статистическим отделом М.Я. Кауфман, он же председатель исполкома служащих комиссариата, про­сить разрешения на отправку такой экспедиции за про­дуктами. Конечно, я разрешил и распорядился пригото­вить все необходимые документы — разрешения и пр. Слу­жащие собрали по подписному листу какую-то сумму и выбранные ими две сотрудницы и один сотрудник поеха­ли... Экспедиция эта окончилась печально. Провизии по­сланные привезли очень мало. Но зато все они дорогой, сидя в нетопленых товарных вагонах, наполненных боль­ными сыпным тифом и вшами, заразились сыпным тифом и, больные уже, возвратились в Москву. Двое из них умер­ли через два-три дня, а третий, после долгой болезни, хотя и оправился, но остался инвалидом на всю жизнь...

Да, жизнь служащих была одним сплошным страдани­ем, и я хочу дать читателю представление об этих «тихих» адских мучениях. Вот предо мной встает образ хорошей интеллигентной русской девушки, бывшей курсистки... Она находилась у меня на службе в отделе бухгалтерии. Я ее не знал лично. Фамилии ее я не помню. Смутно вспоминаю, что ее звали Александра Алексеевна. Она в чем-то прови­нилась. Бухгалтер пришел ко мне с жалобой на нее. Я по­звал ее к себе, чтобы... сделать ей внушение. Была зима, и, как я выше говорил, в комиссариате царил холод. Секре­тарь доложил мне, что пришла сотрудница из бухгалтерии, вызванная мною для объяснений.

— Просите войти, — сказал я, все еще в раздражении из-за жалобы главного бухгалтера.

Дверь отворилась, и вошла Александра Алексеевна. Блед­ная, изможденная, голодная и почти замороженная. Она подошла к моему письменному столу. Шла она, как-то неуклюже ступая в громадных дворницких валенках, едва передвигая ноги. Она остановилась у стола против меня. Я взглянул на нее. Голова, обвязанная какими-то лохмотьями шерстяного платка. Рваный, весь тоже в лохмотьях, полушубок. Из-под платка виднелось изможденное, изму­ченное голодом милое лицо с прекрасными голубыми гла­зами. Слова, приготовленные слова начальнического вну­шения, сразу куда-то улетели, и вместо них во мне заговорило сложное чувство стыда. Я усадил ее. Она дрожала и от холода, и от страха, что ее вызвал сам комиссар.

Я поспешил ее успокоить и стал расспрашивать. У нее на руках был разбитый параличом старик отец, полков­ник царской службы, больная ревматизмом мать, ходив­шая с распухшими ногами, и племянница, девочка лет ше­сти, дочь ее умершей сестры... Голод, холод, тьма... Она сама в ревматизме. Я заставил ее показать мне свои валенки. Она сняла и показала: подошва была стерта, и ее заменяла какая-то сложная комбинация из лучинок, картона, тря­пья, веревочек, ноги ее покрыты ранками. Мне удалось, с большим трудом удалось, благодаря моим связям в Наркомпроде, получить для нее ботинки с галошами. И это все, что я мог для нее сделать... А другие?.. эта масса других?..

Но перехожу к трудовой повинности. По возвращении домой «буржуи» должны были исполнять еще разные об­щественные работы. Дворников в реквизированных домах не было, и всю черную работу по очистке дворов и улиц, по сгребанию снега, грязи, мусора, по подметанию тротуаров и улиц должны были производить «буржуи». И кроме того, они же, в порядке трудовой повинности, наряжались на работы по очистке скверов и разных публичных мест, на вокзалы для разгрузки, перегрузки и нагрузки вагонов, по очистке станционных путей, для рубки дров в пригород­ных лесах и пр.

Для работы вне дома советских, «свободных» граждан собирали в определенный пункт, откуда они под конвоем красноармейцев шли к местам работы и делали все, что их заставляли. В награду за труды каждый по окончании ра­боты (не всегда) получал один фунт черного хлеба. И вот, проходя в то время по улицам Москвы, вы могли видеть такие картины: группа женщин и мужчин, молодых и очень уже пожилых, под надзором здоровенных красноармейцев с винтовками в руках, разгребают или свозят на ручных тележках мусор, песок и пр. Все это «буржуи», то есть ин­теллигенты, отощавшие от голода, с одутловатыми, зем­листого цвета лицами, часто едва державшиеся на ногах. Непривычная работа не спорится и едва-едва идет. Наблю­дающие красноармейцы, по временам покрикивающие на «буржуев», насмешливо смотрят на неуклюже и неумело топчущихся на месте измученных людей, не имеющих сноровки, как поднимать тяжелую лопату с мусором, как во­обще ею действовать. И посторонний наблюдатель невольно задался бы мыслью: к чему мучить этих совершенно неумелых и таких слабых людей, заставлять их надрываться над непосильной работой, которую тот же надзирающий за ними красноармеец легко и шутя сделал бы за час-два?

Вообще в деле организации этой трудовой повинности часто наблюдались глубокий произвол и чисто человеконенавистническое издевательство над беззащитными людь­ми. Вот два из массы лично мне известных случая.

Одна моя приятельница, женщина немолодая, стра­давшая многими женскими болезнями, честная до чисто юношеского ригоризма, хотя и могла, как коммунистка, а также и по болезни, и по возрасту уклониться от трудовой повинности, по принципу всегда шла на эти работы, как бы тяжелы они ни были. Как-то, в одно из воскресений была назначена экстренная, «ударная» работа, в порядке трудовой повинности, по нагрузке на платформы мусора и щебня на путях одной из московских товарных станций, тонувших в грязи и всякого рода отбросах. Явившимся на указанный сборный пункт гражданам особым специально командированным для этого коммунистом была произне­сена длинная, якобы «зажигательная» речь с крикливыми трафаретными лозунгами на тему о задачах трудовой по­винности в социалистическом государстве. И, конечно, по установившемуся «хорошему тону», речь эта была полна выпадов по адресу «буржуев, этих акул и эксплуататоров» рабочего класса. В заключение своей речи оратор, по обы­чаю, обратился с крикливым призывом: Итак, товарищи, построимся в могучую трудовую колонну и тесно сомкнутыми рядами дружно, как один че­ловек, двинемся на исполнение нашего высокого, граждан­ского трудового долга!.. И пролетариат, могучими усилия­ми и бескорыстными жертвами кующий свободу и счастье ВСЕМУ МИРУ, изнемогая в нечеловеческой борьбе с аку­лами капиталистического окружения, не останется перед вами в долгу! Я уполномочен заявить, что все труженики, направленные сегодня на работу по очистке железнодо­рожных путей, по окончании трудового дня получат по фунту хлеба!.. Итак, построимся и ма-а-арш вперед!

Эти поистине горе-труженики состояли из «буржуев», служащих в советских учреждениях, почти поголовно больных, измученных тяжелой неделей работы и лишений. Сборный пункт, к которому они должны были дойти, находился где-то в центре. Была лютая зима. Замерзшие, пло­хо одетые, голодные, они долго ждали, пока агитатор начал свою речь. Она тянулась долго эта речь... Они должны были ее слушать. Наконец, непривычные к строю, они, кое-как, путаясь и сбиваясь, построились в «трудовую колон­ну» и «тесно сомкнутыми рядами», эти мученики, спотыкаясь на избитых, заполненных снегом и сугробами ули­цах, выворачивая ноги, пошли к товарной станции Рязан­ской железной дороги, отстоявшей верст за пять. Дошли. Там им сказали, что у них нечего делать... маленькая ошибка... Долгие справки по телефону с разными центрами, шта­бами и прочими учреждениями. Выяснилось, что следовало идти на ту же работу на путях Брестской железной дороги. Новая, дополнительная речь агитатора, и снова «сом­кнутые ряды», спотыкаясь на своем крестном пути, пошли за восемь верст к месту работы.

Пришли. Много времени прошло, пока им выдали из пакгауза лопаты и кирки. Опять «сомкнутыми рядами» дви­нулись к залежам мусора, представлявшим собой целые холмы. Платформ не было. Их стали подавать. Наконец, при­ступили к работе. Я не буду описывать ее и прошу читате­ля представить себе, что испытывали эти измученные люди, исполняя ее: нужно было набирать лопатами тесно сле­жавшийся и промерзший мусор и поднимать эти лопаты и сваливать мусор на высокую платформу. А ведь «буржуи» не имели ни навыка, ни сноровки к этой работе и к тому же физически они были так слабы и голодны... И само собой результаты этого «трудового» воскресенья были совершенно ничтожны. Это мучительство продолжалось до поздне­го вечера. Изнемогающих порой до полной потери сил людей неутомимый в служении «великой идее» агитатор - «товарищески» подбодрял «горячим словом убеждения»...

Поздно ночью моя приятельница еле-еле добралась домой в самом жалком состоянии, с вывороченной от наклонений и подниманий тяжелой лопаты поясницей, с распухшими и окровавленными ногами и ладонями рук и, что было самое ужасное в то время, с совершенно истерзанными ботинками, ибо мускулы, кости и нервы были свои, некупленные, а обувь... Но зато она принесла фунт плохо испеченного, с соломой и песком хлеба...

Описываю все это со слов моей приятельницы. Другой случай я наблюдал лично. Было лето. Я возвращался в «Метрополь». Я был утомлен, а потому, прежде, чем подняться к себе в пятый этаж, присел передохнуть на одну из скамеек, стоявших в сквере против «Метрополя». Я обратил внимание на группу женщин, которые топтались и суетились неподалеку от меня с лопатами, мотыгами и граблями, подчищая дорожки, клумбы с цветами и пересаживая растения. Это была нетрудная и, в сущности, даже приятная работа. Но тут же находился надсмотрщик-красноармеец с винтовкой и штыком, — здоровый и распорядительный парень. Он все время покрикивал на работавших... И вдруг он с ружьем наперевес бегом бросился к присевшей женщине. Это была молодая девушка в легком, заштопанном, но чистеньком белом платье.

— Ты что это, стерва, села? — накинулся он на нее. — А? Вставай, нечего тут!..

— Я, товарищ, устала, села передохнуть, — отвечала де­вушка.

— Устала! — грубо передразнил он ее. — У-у, шлюха (площадная ругань) небось... а тут устала! Марш работать, блядь окаянная, загребай, знай, траву, — грубо хватая ее за руку и сдергивая со скамьи, кричал солдат. — А в Чеку не хочешь, стерва? Это, брат, у нас недолго!

Меня взорвало, и, хотя это было неблагоразумно, ибо я мог повредить девушке, я вмешался. Но и вмешиваясь, я не должен был подрывать авторитет власти в глазах «буржу­ев». Я подозвал красноармейца и стал ему выговаривать так, чтобы не слыхали «буржуи». Мой начальнический тон сперва огорошил его, но вслед за тем он яростно накинулся на меня:

— А ты что за указчик, чего суешься, куда не спрашива­ют?.. Я, брат, сам-с-усами. Нечего, проходи, а то я тебя жи­вым манером предоставлю в Чеку клопов кормить!

Я вынул свой партийный билет, разные удостоверения, из которых видно было, что я заместитель народного ко­миссара, и предъявил их ему. Он испугался и униженно стал просить меня «простить» его. Я пригрозил ему това­рищем Склянским (помощник Троцкого), который жил в «Метрополе» и с которым я был знаком, потребовал от него его билет (удостоверение), записал его, ту часть, в которой он служил, и его имя. Пригрозив и настращав, сколько мог и умел, я поднялся к себе в «Метрополь» и из окна наблю­дал за этим красноармейцем, и видел, как он стал услуж­лив в отношении «буржуев». А меня взяло раздумье, хоро­шо ли я сделал, вмешавшись в дело? Ведь этот красноар­меец имел тысячу возможностей выместить полученный им от меня нагоняй на беззащитных людях. Да, читатель, было страшно вмешиваться в защиту бесправных людей, не за себя страшно, а за них же...

Я ограничиваюсь описанием этих двух случаев из практики трудовой повинности. И, кончая с этим вопросом, лишь напомню читателю, что при исполнении этой трудовой по­винности творились «тихие» ужасы человеконенавистниче­ства и издевательства. Мне рассказывали о тех поистине ужа­сных условиях, в которых работали люди, командирован­ные ранней весной в примосковские леса для рубки и заго­товки дров, где они проводили под открытым небом в сне­гах и грязи, плохо одетые и измученные всеми лишениями своей бесправной жизни и скудно питающиеся, целые недели.

…

***

«Широкоэкранный». -

Любимый кинотеатр моей юности.

Некогда здесь было Управление кинофикации города и района.

Сегодня это гадюшник без окон и дверей.

Содержать здание некому.

Кино потеряло свою популярность. - У всех есть TV, ПК и проигрыватели DVD дисков.

На моей памяти была проведена денежная реформа 1961 года, и крупные, очень красивые купюры образца 1947 года были заменены на миниатюрные, вначале очень непривычные для населения. Представлялось, что деньги такими быть не должны. Дело в том, что на руках во многих семьях еще имелись как память прошлого бумажные и металлические деньги царских времен. Их было великое множество. Для этого существовали свои причины. Денег советской поры, особенно довоенных, в домах совсем не было. – Для этого тоже были свои причины.

Честные труженики в СССР в годы моей юности жили скромно, как и сейчас. Основная масса населения перебивалась от зарплаты до зарплаты. Сделать накопления было сложно. Слава богу, в стране существовал беспроцентный кредит. Сегодня это – немыслимая роскошь.

Мальчишки в мое время вовсю обменивались царскими деньгами, а так же бонами времен Керенского. Последних было намного меньше. Из серебряных рублей и полтинников царского и советского времени рыбаки делали секуши.

Хлебный дефицит для меня выражался в том, что львиную долю личного времени в первой половине дня мне приходилось простаивать в очереди возле магазина. Доставать хлеб было моей обязанностью. В школу в 1-й, 2-й, 3-й и 4-й классы я шел во втором потоке.

Норма отпуска продуктов в одни руки была - буханка черного и батон. Молока по неписаной норме отпускалось 3 литра. Размеры семьи при этом никакой роли не играли. Не существовало и продуктовых талонов, - иногда хлеба могло не хватить. Это было неприятно, тем более, если отстоял часок в очереди.

Очередь занимали задолго до привоза хлебы и молока. В идеале надо было занять две очереди, т.к. оба продукта продавались в разных отделах и с разных сторон магазина.

Перипетии хлебно-молочного дефицита живо обсуждались в очередях и дома, в кругу семьи. Конкретику тех разговоров по малолетству сегодня я уже не упомню.

Специализированный молочный магазин, в который завоз молочных продуктов производился в большем объеме, чем в магазин «Быки», располагался за ДК СПЗ «Сланцы», в угловом доме, в сторону школы № 7 (Жуковского 7). Впоследствии там располагалось Телеателье. Один день мне приходилось пару-часов стоять за хлебом, другой – такое же время за молоком и сметаной.

Быки.

Торговый храм прошлого, сегодня провинциальный магазин.

Трудно представить, что в начале 1960-х годов справа от магазина стояла многочасовая очередь за хлебом.

В правой пристройке был хлебный отдел. Слева раньше стоял тарный павильон, обитый сеткой Рабица. За ним когда-то торговали бочковым пивом. Пивница – Галина Ивановна Степанова.

Первая домовая кухня в Лучках в угловом доме по улице Ломоносова 36, напротив широкоэкранного кинотеатра «Труд». В ней продавали полуфабрикаты. Для желающих перекусить имелись два вида столов, - низкие (со стульями) и высокие, за которыми обедали стоя.

Кухня была достаточно популярна у населения. Моя мать, когда возникала необходимость, давала мне денег, чтобы я мог в ней перекусить до школы или после нее. Так же мне поручали купить в кухне что-либо к приходу родителей, обычно котлеты, бифштексы и т.п.

Сторож, охранявший магазин «Быки», смотрел и за Домовой кухней. Я помню этих теток, вроде сторожихи из кинофильма «Операция «Ы» и другие приключения Шурика».

Фотография из книги Н.М. Афонского «Сланцы» (Ленинград. 1964).

Люди на крыльце ожидают открытия заведения.

Широкоэкранный кинотеатр «Труд» в лучшие свои годы.

Фотография из книги Н.М. Афонского «Сланцы» (Ленинград. 1964).

Будько В.И. Лучки - город моей юности.doc

Будько В.И. Лучки - город моей юности II.doc

Будько В.И. Наше отечество - Лучки.doc

Будько В.И. Сланцы. Деревянные строения города.doc

Вот как описывают критическую ситуацию с продуктами в то время современные источники. - Перечисляются факты вроде того, что крестьяне получали по трудодням натуроплатой, что закупочные цены оставались мизерными, что председатели самовольно распоряжались фондом оплаты труда, что зарплата крестьянина составляла только часть зарплаты рабочего и т.п. Коротко упомянуто, что в Новочеркасске люди вышли на улицы. Мы в то время ничего не знали об этой акции. - СМИ молчали.

«…Правительство приняло решение покрыть дефицит сельскохозяйствен­ной продукции повышением закупочных цен на продукты сельхозартелей. Разницу цен намеревались ликвидировать за счет повышения розничных цен на продукцию животноводства, т.е. за счет населения. В советской истории это была одна из немногих правительственных акций, проводившихся в интересах крестьянства и деревни, с потерями для рабочего класса, горожан.

В соответствии с постановлением Совета Министров СССР с 1 июня 1962 г. были повышены закупочные цены на скот и птицу, продаваемые колхозами государству, в среднем по стране на 35%. Эти расходы государство перекладывало на граждан, и поэтому одновременно «в целях сокращения убытков, которые несет государство при продаже населению мяса, мясопродуктов и масла животного, а также установления более правильного соотношения между закупочными и розничными ценами», с 1 июня 1962 г. были повышены розничные цены на мясо и мясопродукты в среднем на 30%, а также на масло в среднем на 25%. Удар по бюджету населения «смяг­чался» понижением розничных цен на сахар, штапельные ткани и изделия из них.

Страна ответила на правительственные решения волнениями. Главные события развернулись в г. Новочеркасске, где демонстранты были встрече­ны выстрелами. В Ленинграде появились плакаты «антисоветского содержания».

Правительство предполагало двумя мероприятиями — повышением закупочных и одновременно розничных цен на сельскохозяйственную продукцию — насытить рынок продуктами. Но истощенная деревня таких резервов не имела. И на нее начали оказывать нажим. В ответ колхозники обращались с многочисленными жалобами вплоть до Центрального Комитета КПСС. По результатам проверки было принято 25 августа 1962 г. постанов­ление Бюро ЦК КПСС по РСФСР «О фактах нарушения принципа добро­вольности при проведении закупок продуктов животноводства у населения Татарской АССР», зафиксировавшее факты «администрирования и грубого нарушения принципа добровольности» при закупках продукции животно­водства. В постановлении отмечалось, что в республике уполномоченные ряда райкомов КПСС «понуждали колхозников» сдавать мясо государству или «забирали без их согласия скот», т.е. «вместо массово-разъяснительной работы среди населения встали на путь администрирования и нарушения принципа добровольности при заготовках животноводческой продукции». В целях выполнения плана по продаже молока государству «некоторые сборщики собирали деньги на покупку масла на рынке и последующей продаже его государству. Факты такого характера были многочисленными».

Повышение закупочных цен на животноводческую продукцию колхозного сектора не привело к автоматическому увеличению этой продукции ни в производственном, ни в заготовительном отношении. Дефицит оставался прежним, а потребление продуктов животноводства в городе в связи с повышением цен снизилось.

Для изучения влияния повышения цен на бюджет семьи ЦСУ СССР разработало данные выборочных обследований 16, 4 тыс. бюджетов рабочих промышленности и 26, 9 тыс. бюджетов колхозников за июнь-сентябрь 1961 и 1962 г.

В июне-сентябре 1962 г. по сравнению с тем же периодом 1961 г. в семьях рабочих промышленности потребление продуктов животного происхождения (в пересчете на калории) снизилось на 5%. За этот период умень­шилось потребление молока и молочных продуктов на 11%, мяса и мясопродуктов — на 3%, а потребление рыбы, рыбопродуктов, масла растительного и яиц увеличилось на 9-12%.

В семьях колхозников увеличилось потребление мяса и мясопродуктов на 7%, сахара — на 19%, масла растительного — на 7%, потребление молока и молочных продуктов осталось почти на уровне 1961 г.

В семьях рабочих промышленности снизились остатки наличных денег и прирост вкладов в сберегательные кассы; в семьях колхозников выросли как остатки наличных денег так и прирост вкладов в сберегательные кассы: за 1961-1962 гг. - в 3, 7 раза.

Повышение закупочных цен на животноводческую продукцию не привело к росту сельхозпроизводства. Заинтересовать колхозников трудиться в общественном хозяйстве не удалось. Заготовительные цены все-таки оставались низкими, а жизнь и труд в условиях деревни тяжелыми. Уже на следующий год возникли перебои не только с мясом, но и с маслом и даже с хлебом.

Критическим стал 1963 г., когда впервые за все послевоенные годы, включая и 1946-1947 гг., пришлось прибегнуть к массовым закупкам зерна за рубежом. Правда, здесь сказались и природные условия: этот год был самым засушливым после 1946-1947 гг. Закупки зерна за рубежом в 1963 г. составили 9, 4 млн т — почти 10% от валового сбора. По данным Р.Г. Пихоя, на закупку продовольствия в этом году было израсходовано 372, 2 т золота, т.е. более трети общего золотого запаса СССР, в 1965 г. — 335, 3 т. Импорт зерна продолжался все последующие годы.

На рубеже 1950-1960-х гг. по мере усиления нажима на деревню усиливается и миграция сельского населения в города, особенно молодежи. Из покинувших деревни за 1960-1964 гг. 7 млн человек 6 млн — молодые люди в возрасте от 17 до 29 лет. Это означало не только рост городских потребностей сельскохозяйственной продукции, но и снижение производительности труда в сельском хозяйстве в связи с оттоком населения и старением деревни. В 1962 г. впервые за послевоенные годы численность городского населения в стране превысила численность сельских жителей — соответственно 111, 2 и 108, 6 млн человек.

Требовалось создание новой инфраструктуры доставки и хранения сельхозпродукции. Официально было зафиксировано: до трети выращенного урожая по различным причинам до потребления не доходило (потери зерна составляли 20%, картофеля и овощей — 40%). В некоторых областях эти показатели оказались еще выше: в Вологодской области в конце 1950-х гг. потери зерна составляли 25-40% валового сбора, что было достаточно для обеспечения колхозов семенами и фуражом.

Материальное положение деревни мало менялось к лучшему. До конца 1950-х гг. оплата труда в большинстве колхозов России велась по трудодням, причем в 1959 г. лишь около 8% хозяйств смогли обеспечить денежную оплату труда. С 1956 г. хозяйства начинают осуществлять ежемесячное аванси­рование колхозников, но их зарплата оказалась много ниже рабочих и слу­жащих промышленности и совхозов. Если в 1959 г. колхозники получали 28, 2 руб., то рабочие совхозов в 2 раза больше, а рабочие промышленности в 3 раза. Через 3 года, к 1962 г., размер зарплаты в колхозах вырос до 36, 2 руб., но отставание от зарплаты рабочих совхозов и промышленности оставалось таким же. Фонд зарплаты формировался по остаточному принципу. Заработки колхозникам выплачивались нерегулярно. Министерство сельского хозяйства РСФСР сообщало в Бюро ЦК КПСС по РСФСР в июне 1965 г., что «одним из решающих условий дальнейшего подъема сельского хозяй­ства является повышение материальной заинтересованности колхозников... между тем, во многих колхозах доходы колхозников от общественного хо­зяйства пока еще незначительны». Подтверждая эти слова, министерство констатировало: в 1964 г. среднемесячный заработок колхозников в России составлял 45 руб., включая натуральную оплату, т.е. немногим более 60% уровня оплаты труда рабочих и служащих. При этом, более чем в 5 тыс. колхозов оплата труда не превышала 1 руб. 50 коп. на человеко-день, в т. ч. в 1347 колхозах — менее 1 руб. «Продолжалась практика создания фонда оплаты труда колхозников из остатка натуральных и денежных доходов. Общественные фонды нередко расширяются за счет уменьшения фондов оплаты труда, — подчеркивали в записке в Бюро ЦК КПСС по РСФСР. — Причитавшийся колхозникам заработок во многих колхозах выдавался не­регулярно, а в ряде колхозов оплата производилась после завершения сель­скохозяйственного года и в значительно меньших размерах, чем было пре­дусмотрено в начале года. Это создавало неустойчивость бюджетов семей колхозников, не заинтересовывали их в развитии общественного хозяй­ства». Министерство сельского хозяйства России настойчиво рекомендовало перейти на гарантированную оплату труда колхозников во всех колхозах64.

Если в 1958 г. лишь 16 колхозов РСФСР обеспечивали денежную оплату труда колхозников, в 1964 г. — 6310, или 40%. Однако Российская республи­канская контора Госбанка при проверке в 1965 г. доложила в Бюро ЦК по РСФСР факты «неправильного отношения со стороны руководителей колхозов и отдельных районов к использованию наличных денег, выдававшихся учреждениями Госбанка с целевым назначением на оплату труда колхозни­ков и специалистов». Проверками в 160 колхозах Горьковской, Калининской, Брянской, Московской и других областей установлены нарушения в 34 хозяйствах, т.е. в каждом пятом колхозе.

С 1966 г. все колхозы страны начали переходить к гарантированной оплате труда.

Выкачивая средства из колхозов и совхозов, государство не выплачивало колхозникам, как всем другим гражданам страны, пенсии. Эта обязанность была переложена на колхозы, большинство из которых с нею не справлялись. В 1963 г. в стране лишь четвертая часть престарелых колхозников и инвалидов получали пенсии. Только с 1965 г. колхозники были приравнены к остальным гражданам страны. Но при этом пенсионный возраст для них был увеличен на 5 лет (женщины с 60 лет, мужчины — с 65 лет). С января 1968 г. пенсионный возраст колхозников был снижен на 5 лет и приравнен к пенсионному возрасту рабочих и служащих. Минимальная пенсия составила 12 руб. в месяц. К 1980 г. размер ежемесячных выплат был увеличен до 28 руб.66.

Деревня в первые послевоенные десятилетия жила ожиданием перемен. И они приходили, медленно улучшая ее жизнь. Они касались и производства, и быта. Но «квалифицированное» меньшинство мужчин ощущали эти перемены явственнее, чем «неквалифицированная» женская часть населения деревни. Государство не дифференцировало свою политику до тех пор, пока стремительно не упала рождаемость.

Хрущевские реформы, вначале с огромной надеждой воспринятые в деревне, постепенно стали свертываться, и сельские жители, в массе своей, без сожаления услышали о переходе главы государства на положение пенсионера. Крестьяне не могли простить реформатору ни его негативного отношения к личному хозяйству, ни принудительных закупок продовольствия, ни невыполненных обещаний о быстрых и радикальных переменах в деревенском быту и культуре. Свои ожидания они переадресовали новому лидеру страны».

Следующая таблица повествует о том, что в СССР человек не потреблял в достатке элементарных продуктов питания, - мяса, овощей, фруктов, яиц, молока. Рыбу статисты почему-то вообще не указали. В стране катастрофически не хватало яиц и винограда; в достатке было лишь свеклы, из которой делали сахар.

Согласно источников, до ВОВ многие дети в стране не имели возможности в достатке есть сахар, а часть детей не знали, как выглядят конфеты. Это отмечают отечественные и даже немецкие источники, написанные по солдатским воспоминаниям.

Наши родители и старики в ответ на все невзгоды говорили: «Лишь бы не было войны».

«…При указанной выше численности населения и нормах питания потреб­ность в основных сельскохозяйственных продуктах с учетом удовлетворения и других нужд государства была определена в следующих размерах:

(Цифры приведены в млн тонн)

Источник: РГАНИ. Ф. 5. Оп. 45. Д. 310. Л. 50».