Одно дыханье на двоих

Диляра Гайдарова

Все мы родом из детства. Вроде бы, какая истертая фраза, а сколько в ней непреложной истины и правдивой сущности. Страх, вынесенный из детства, сохраняется на всю жизнь. И не стоит верить тому, кто с бравадой говорит, что избавился от детских страхов. Это неправда. От них невозможно избавиться. Они врастают в тебя. Живут, питаясь тобой, и умирают только с твоей физической смертью. Надо просто спрятать его глубоко-глубоко в сердце и не вытаскивать оттуда, не дать ему выползти, разрастись, поглотить тебя. Если выпустить его, он отравит тебе жизнь, не даст спокойно жить, спокойно дышать, спокойно общаться. Каждый час, каждую минуту, каждый миг он будет накатывать и съедать тебя по кусочку, по частичке, не оставляя никакой надежды на душевное равновесие в будущем.
Она опять проснулась в холодном и липком поту. На улице еще было совсем темно. Зная, что уже не сможет уснуть, Зулейха встала. Стараясь даже не вспоминать ночной кошмар, ибо сюжет был одним и тем же, сразу заправила кровать. Ей, с завидной периодичностью, снился один и тот же сон. Страх возвращался из детства. Сковывал всё тело до такой степени, что не было возможности не то, что закричать, а даже пошевельнуть хотя бы пальцем. Она прошла на кухню. Сразу щелкнула кнопочкой электрического чайника. Чашка хорошего кофе сейчас поможет ей прийти в себя. Есть абсолютно не хотелось, но чем- то сейчас себя нужно было занять. Надо потихоньку подбить баланс в ведомостях. Она любила, чтобы на фабрике, её детище, был идеальный порядок во всём. Начиная с документов, заканчивая порядком в пошивочных цехах. Никакой чёрной бухгалтерии, никаких недовольных, или того хуже обиженных работников у неё не должно было быть. Все красиво и точно. Она старательно отвлекала себя посторонними мыслями от ночного видения потому, что знала наверняка, стоит ей дать слабинку, дать страху из детства шанс выскочить из глубинных отсеков её памяти наружу, как он её проглотит, не даст больше ни о чём думать. Он будет возвращать её в прошлое, терзать ей душу, ковырять её сознание острым ножом сожаления, что всё могло бы быть по другому, что все могло бы быть иначе.
Итак, на фабрике было несколько пошивочных цехов. Первый цех – это цех, обслуживающий население. То есть, по существу, он играл роль пошивочного ателье. Там работала администратором Айнуля, её очень близкая подруга, которой она доверяла практически всю фабрику, когда приходилось уезжать по делам из Махачкалы. За этот цех она не переживала. Вся документация была в полном порядке. Все ткани и фурнитура, поступающие туда, были под учетом. Зарплата выдавалась ежемесячно, плюс премиальные проценты, которые зарабатывали портные, а они там были профессионалами. Люди записывались к ним в очередь. Раз в год этот цех устраивал показ мод, где приглашенные из модельного агентства манекенщицы демонстрировали одежду, созданную этим ателье. Модели модных платьев и костюмы раскупались в считанные дни. И даже поступали заказы на такие же фасоны, но только из другой ткани и других размеров. Все это принималось на заметку, и в следующем сезоне, при подготовке новой коллекции одежды, учитывались все пожелания клиентов. Всем первым цехом руководила Айна, её очень близкая подруга. «Почти сестра» - как Зулейха называла её. Айнуля была по образованию художником. Окончила художественно-графический факультет в ДГПУ и сама создавала многие фасоны модной одежды.
Второй цех – это был её любимый, где она могла сама часами просиживать с дизайнерами и портнихами над созданием очередного новомодного покроя штор, подушек и покрывал. В этот цех стабильно поступали заказы от дизайнерских фирм. Они приносили образцы обоев или оттенки красок, которыми воспользовались при оборудовании помещения. А потом уже подбирали ткани к пошиву гардин и других элементов декора. Зулейха сотрудничала со многими дизайнерскими фирмами по многим причинам. В первую очередь её устраивала систематичность заказов и своевременная оплата её продукции. Ну, а заказчиков, по всей видимости, устраивали её цены, качество пошива и выбор тканей и фурнитуры, на которые она не скупилась при крупных закупках.
Третий цех. Салфеточный, как она его называла. В этом цеху стояло очень дорогое промышленно-вышивальное оборудование. Девушки, которые там работали, проходили специальное обучение на фирме, поставщике этого самого оборудования в Москве. В этом цеху шились и вышивались стильные, дорогие и даже по индивидуальному заказу, с ручной обвязкой скатерти и салфетки к ним. А также дорогое, кружевное, именное постельное бельё. Это действительно были шедевры. Ткани для этого цеха она лично привозила с Москвы, с Трёхгорковой мануфактуры. Шёлковые нити и кружеву еженедельно поставляли с Турции и с Китая специализированные магазины из Пятигорска.
Это была Империя. Её Империя. Она вкладывала в неё свою душу, своё время, свою жизнь. Она была её домом и её семьёй. С утра до позднего вечера она проводила на работе. О личной и семейной жизни не приходилось и мечтать, да и не стремилась она к ней. После замужества её матери от собственного замужества воротило, как от мусорного бака. К своему тридцатилетнему рубежу она подходила с абсолютно не запятнанной репутацией и со стойким отвращением к замужеству и с прочным диагнозом трудоголика.
Зулейха прошла в свой домашний кабинет, включила компьютер. Кофе, который она выпила, дал о себе знать. Дремота прошла, она почувствовала прилив сил и настроения. Уже надо было выдавать работникам зарплату, а она даже еще не смотрела, на какую сумму пополнились её накопительные счета за месяц.
Над головой тихо пробили пять утра старинные часы, единственная вещь, которую она привезла из маминой квартиры. Эти часы достались её маме от деда, которого Зулейха очень любила. Опять вспомнила мать. Руки предательски задрожали. Тень из прошлого вновь начала поднимать свою мерзкую голову из отсеков её безразмерной памяти. Зулейха встала, открыла настежь двери на балкон. Свежесть раннего июньского утра хлынула в комнату. Она любила стоять на балконе ранним утром, или поздно ночью. Именно в эти часы город раскрывался полностью. Утром он был беззащитным, как малое дитя, а поздно ночью, когда она на него смотрела, он уже засыпал. Зулейха не любила дневную Махачкалу. Она казалась ей в это время суток агрессивной, враждебно настроенной к людям, как – будто люди мучили её. Но где бы она ни была, куда б её не заносили дороги по делам фирмы, она с удовольствием и нетерпением возвращалась домой, хотя там её никто и не ждал в большой и стильно обставленной трёхкомнатной квартире.
Она вдохнула полной грудью свежий утренний воздух, с удовольствием подтянулась и вернулась в свой кабинет, где манил к себе включённым монитором компьютер. Удобно устроившись в кресле перед компом, Зулейха полностью ушла в отчеты по цехам, подбивала балансы и готовила тарификационные ведомости для выдачи зарплаты. После десяти утра она собиралась съездить в банк, чтобы проверить сумму на счетах. У каждого цеха был свой индивидуальный счет, на который администратор по каждому цеху скидывал всю выручку за месяц. Кроме этого на эти же счета шли все деньги по продажам за безналичный расчет. Завершив всю бухгалтерскую работу по фирме, Зулейха скинула всю проделанную работу на флешку, чтобы потом на работе воспользоваться информацией. Глянув на часы, она удивилась, шел девятый час. Вроде бы только села за работу, а время пролетело, как миг. Приняв душ и переодевшись, она отправилась прямиком в банк. До двенадцати она просидела в банке с работником, который вёл и обслуживал её счета. Они подсчитали весь баланс на счетах всех цехов. Затем она сняла со счетов сумму, которая была необходима для выдачи зарплаты работникам. И только уже, приехав на фабрику и вызвав по внутренней связи администраторов всех цехов, Зулейха предупредила, что сегодня до двух выплатит всем зарплату, и чтобы никто никуда не расходился.
Все цеха её фирмы «Эдем» находились в одноэтажном помещении бывшей детской поликлиники, которое ей продал ушлый чиновник из администрации, купивший сам его во времена всеобщей приватизации за копейки. Здание было старым, обшарпанным, с покосившимся крыльцом. Внутри, во множестве кабинетов штукатурки на стенах практически не осталось, как и деревянных полов, которые сгнили от сырости. Об окнах и говорить не приходилось, вместо них зияли огромные дыры. Несмотря на такой непрезентабельный вид, помещение её устраивало по многим причинам. Оно находилось в небольшом микрорайоне города. Вокруг много жилых кварталов и не одного пошивочного ателье рядом, а это означало, что клиентов будет немало. Здание, хоть и нуждалось в капитальном ремонте, было крепким, с высоким фундаментом, большими оконными проёмами и высокими потолками. Многие кабинеты в помещении пришлось объединить, чтобы цеха были просторными и светлыми. Для рабочих она оборудовала в последствии столовую и сан.узлы, чтобы работники не чувствовали себя хоть в чём – то ущемлёнными. Себе она выбрала две небольшие комнаты, находившиеся около проходной, которые она объединила между собой, сделав непосредственно сам кабинет и, так называемую, комнату отдыха. Ей она была жизненно необходима, потому как она знала, что на первых порах ей придётся дневать и ночевать на фабрике. Так же её устраивала цена на это здание. Её удалось сбить, так как независимый оценщик, которого она пригласила на эту сделку, был родственником Айнули, её подруги. С ним предварительно обговорили все детали купли - продажи, в том числе и то, что бы на назначенной встрече он ни в коем случае не показал даже виду, что знаком с ней. Толи уловка помогла, толи сам продавец спешил избавиться от своего товара, но сошлись на оптимальной для всех цене. Денег, от проданных дома покойного деда, где она проживала одна, и квартиры покойной матери, которая тоже жила одна, хватило на покупку и ремонт будущей фирмы «Эдем». Пришлось снимать квартиру и распродавать всё дедово имущество, собирать весь свой скарб и переезжать. Да, она рискнула, но работа стоила того. Конечно, у неё оставалось ещё очень многое из дедова наследства, но продавать его тогда не имело смысла по многим причинам. Если дело со швейной фабрикой не пойдёт, ей придётся начинать с нуля. Вот там то и пригодятся все дедушкина накопления в виде золотых николаевских монет и старинных ювелирных изделий.
Воспоминания опять с новой силой стали затягивать Зулейху. Но она взяла себя в руки. Работа - прежде всего – это был её жизненный принцип, который она никогда не нарушала сама и никому никогда не давала его переступить.
Быстро распечатав все ведомости через компьютер, она вызвала по внутренней связи всех администраторов, выдала им наличку по ведомостям. В последнюю очередь она отпустила Айнулю.
- Выдай по-быстрому зарплату, и поедем обедать. У меня кишка кишке протокол пишет! Рано утром только чашку кофе выпила и всё. Если сразу все отчёты по зарплате не подготовлю для налоговой, то потом такая неразбериха получается и волокита. Поэтому даже о еде позабыла. Можно было бы поесть и в нашей фабричной столовой, тем более что новая повариха прекрасно готовит, но хочу тишины.
Они весело рассмеялись их невинной детской шутке про кишки. Когда - то, давным-давно, они жили на одной улице, по соседству, учились в одной школе. Айнуля была старше Зулейхи на год, но всегда бегала за ней, как собачка. Именно Айнуля всегда поддерживала её в трудные и голодные дни её жизни. Она всегда была рядом, всегда помогала во всем, от бытовых трудностей, до крупномасштабных действий, как говорила сама Зулейха.
Выдав работницам первого цеха зарплату, Айнуля зашла за Зулейхой в кабинет, и они поехали обедать в небольшой, но уютный ресторанчик «Милана». Устроившись у самого окна, чтобы не терять из виду «Приору», которую Зулейха любовно называла – «моя принцесса», они заказали подошедшей официантке на первое куриный супчик, на второе гарнир с котлетами, а также салат и на десерт вишневый торт с чаем.
- Надоели эти ресторанные выкрутасы в еде. Хочу нормальную еду на обед. Как положено. Чтоб суп был и второе, а еще компот!
- Ты ещё ясли в детском саду вспомни, - пошутила Айнуля и, глядя на подругу, заметила, - у тебя под глазами чёрные круги. Ты вообще себя не жалеешь.
- Я сегодня во сне опять маму видела и ту сволочь…, - Зулейха устало закрыла глаза.
- Тебе надо срочно отдохнуть, ты выглядишь такой усталой и измученной. Неудивительно, что кошмары снятся.
- Я уже сама не знаю, чего хочу…. Иногда хочется все бросить и укатить к чёртовой матери! А иногда сижу и думаю, как я всё это на тебя одну оставлю. Твой Ахмед меня скоро пристрелит из-за угла за то, что любимую жену по расписанию видит.
Зулейха устало откинулась на спинку кресла.
- Зачем ты так? Ты же знаешь, что ты наша семья. И Ахмед и Мадинка тебя боготворят. Что бы мы без тебя делали? Какой полиции нужен был искалеченный и хромой сотрудник? В два счета выперли на пенсию, после той аварии. А я? Учительница рисования. Как прожить на смешную зарплату учительницы? Ты нас кормишь. Мадинка, практически, на твоем обеспечении. Ахмед и охранником у нас, и сторожем. Да мы свет увидели, как ты поднялась. Нет, тебе определённо надо взять отпуск. Ты уже в депрессию начинаешь впадать. Может, куда-нибудь на заграничный курорт махнёшь? А помнишь, как мы в прошлом году замечательно отдохнули в Анталии? Не хочешь туда? За фабрику не переживай. Мы с Ахмедом там ночевать будем. Тем более что заказов на три месяца вперед принято. Можно предложить девочкам сверх часовой режим работы, естественно за это выплатим премиальные.
- Наверное, так и придется сделать. А заграницу я не хочу. Надоел мне этот искусственный отдых. Я в горы хочу…. В тишину…. Чтоб народу было поменьше…. Я действительно устала…. Уже раз пять приснилась мама за последний месяц. И садака раздала, и в мечети попросила помолиться за неё. А сегодня ещё и эта сволочь приснилась. Надо куда-нибудь уехать. Хотя, разве от прошлого можно убежать?
- А ты не зацикливайся на прошлом. Наверное, сама себя накручивала, вот и снится мама по ночам.
В этот момент подошла официантка, катя перед собой тележку с заказанным обедом. Больше за обедом они не стали возвращаться к этой теме. Зулейха не хотела опять вспоминать ночной кошмар, а Айнуля, видя безрадостное, уставшее лицо подруги, не стала возвращаться к прерванной теме, чтобы ещё больше не портить её настроение.
Плотно пообедав в ресторанчике, они поехали обратно на фабрику.
- Айнуля, я тебя сейчас отвезу на работу, а сама в одно место проскачу. Видела вчера в одном магазинчике красивую кружеву разных размеров. Хочу присмотреться к ценам, поторговаться, да и заказать пару тысяч метров для нашего салфеточного цеха. Для постельного белья эта кружева подойдет идеально.
- Хорошо, дорогая. Вечером ждем тебя к нам. Ахмед с Мадинкой уже возмущаться стали, что ты потерялась. Придешь? Я пельмешек налеплю.
- О! Ты знаешь, чем меня заманить! Ну, раз пельмешки, то я не в силах отказать! Вечерком созвонимся.
Они подъехали к воротам фабрики. Айнуля уже выходила из машины, когда сменщик Ахмеда, охранник Али подошел к её машине.
- Здравствуйте, Зулейха Магомедовна! – он нагнулся к машинному окну.
- Здравствуй, Али! Как дежурство? Зарплату выдали тебе уже?
- Да, спасибо. Но я не по этому вопросу. Как вы только уехали сегодня с фабрики, сюда подъехали двое мужчин. Одному на вид примерно лет шестьдесят, а другому около 30. Они на таком крутом джипе приезжали. Вас спрашивали. Я сказал, что вы на обед уехали. Они адрес ваш спрашивали и телефон, но я объяснил им, что это конфиденциальная информация и распространению не подлежит. Они просили, чтобы вы их обязательно дождались. Им очень нужно с вами встретиться.
- Так, значит, кружева сегодня отменяются, - сказала Зулейха, - Али, открывай ворота, загоню свою Принцессу домой.
- Может успеешь ещё в тот магазинчик проскочить?
- Не, чую, что не успею. Пока я дождусь этих гостей, пока с ними пообщаюсь, пока туда-сюда, уже к тебе надо будет ехать. Не могу же я тебя одну заставлять совершить подвиг - пельмешки лепить.
Айна весело и от души рассмеялась. Как она любила Зулейху, её юмор и шутки.
Не успев загнать машину во двор фабрики и зайти в кабинет, как в него постучали.
- Да, входите!
- Здравствуйте! –
В кабинет зашли двое мужчин, о которых, по всей видимости, ей и сообщил Али.
- Добрый день! Проходите! Садитесь! – Зулейха широким жестом указала на мягкий угол в кабинете, возле которого стоял небольшой журнальный столик. – Чай, кофе?
- Нет – нет, спасибо! Мы только, что пообедали.
- Тогда слушаю вас. Это вы сегодня к двум часам подъезжали сюда?
- Да. Это действительно были мы. Немного не успели, но за то вы пообедали.
- Знала бы, что ко мне приедут гости, подождала бы, вместе пообедали.
- Ну, это легко исправить!
Весь диалог с ней вел старший мужчина. Он был высок, статен, красив. Речь была чистой, без акцента. Его спутник был ему под стать. Высок и очень красив. Он молча сидел подле своего старшего спутника, и в упор рассматривал Зулейху. Ей стало смешно. Сколько мужчин за всё то время, что она стала самостоятельно жить, пытались произвести на неё впечатление! Все проявляли одни и те же уловки: пристальный взгляд, немногословность, пара - тройка дешевых дежурных комплементов и по их сценарию девушка должна была бежать за ними на край света. Ну, уж нет! Она была не того сорта человеком, чтобы вот так просто потерять голову из-за приятной, пусть даже красивой внешности мужчины. Ей нравились не слова, а поступки, на которые современные мужчины были слабы. Хотя этот молодой человек и смотрел на неё в упор, рта он так и не открыл.
А тем временем её пожилой собеседник продолжал разговор.
- Для начала, я хотел бы представиться. Меня зовут Серажутдин, а это мой племянник Тагир. Мы к вам по очень деликатному вопросу. Но для начала я должен вам рассказать предысторию, чтобы вам стало все понятно и ясно. Вы никуда не торопитесь? Я надеюсь, мы с вами можем поговорить? Разговор у нас с вами получится очень долгим.
- Нет. На сегодня я все свои запланированные дела закончила. Но прежде, чем начнем с вами разговор, я хочу сделать один важный звоночек.
- Да – да, пожалуйста!
Зулейха позвонила по внутренней связи Айнуле.
- Дорогая, у меня гости. Извини, что отвлекаю тебя от работы. Организуй, пожалуйста, со столовой нам выпечку, фрукты, ну и еще что-нибудь вкусненькое. Чай и кофе у меня в кабинете в ассортименте.
Поговорив с Айнулей, она быстро и по-хозяйски накрыла на журнальный столик к чаю. Айнуля вкатила тележку с фруктами, пироженными и маленькими розетками, в которых горкой возвышался пломбир.
- Да не стоило так суетиться, - сказал смущенно старший из гостей
- Ну, что вы! Это не по-дагестански встречать гостей за пустым столом. Угощайтесь! Вам чаю, или кофе?
Оба гостя попросили себе чай. Разлив в тончайшие фарфоровые чашечки душистый, только заваренный чай, Зулейха присела напротив них.
- Вот теперь я вся во внимании. Слушаю вас.
Серажутдин прокашлялся и сказал:
- Начну с самого главного. Я ваш родной дядя. Брат вашего покойного отца Руслана. Ваше отчество не Магомедовна, так звали вашего деда, отца матери. Это отчество вам дали при рождении. А настоящее ваше отчество – Руслановна. Впрочем, как и фамилия не дедова - Алиева, а Исмаилова.
Чашка, которую Зулейха только поднесла к губам, так и застыла у неё в руках.
- Я так понимаю, что это для вас полная неожиданность? Простите, я не знал, что все это время родные скрывали от вас факты.
Зулейха с осторожностью положила на стол хрупкую чашечку. Так вот к чему ей снилась мама! Она хотела её предупредить о том, что в её жизни будут большие перемены! Зулейха не мигая, уставилась на нового родственника. А тот, смущённый её реакцией, спросил:
- Так я продолжу?
Очень медленно, как в замедленной съёмке, Зулейха кивнула головой.
- Я не знаю, почему ваши родственники скрывали вас всё это время так тщательно. А ведь мы искали сначала вашу маму – Эльмиру, а затем и вас. Хотя даже не знали, что родились именно вы. Ну, что бы картина была полной и ясной начну с самого начала.
Ваши дедушка с бабушкой жили раньше в Баку.
Зулейха прикрыла глаза рукою. Сознание пронзила острая догадка - так вот откуда мама и дед в совершенстве знали азербайджанский язык, на котором дома часто разговаривали, когда не хотели, что бы она поняла, о чём идет речь! С ней разговаривали или на русском, или на родном лакском языке.
- Ваша мама была единственным ребёнком в семье. В зажиточной семье. Ваша бабушка была знатной портнихой в Баку. К ней на пошив записывались на несколько месяцев вперед. Видимо вы пошли в неё. Мне сообщили, что она скончалась, когда вы только родились и, по всей видимости, вы навряд ли помните её. Я так понял, вас назвали в её честь?
Зулейха только и могла, что молча кивать головой, как китайский болванчик.
- Ну, так вот… Ваша бабушка была знатной портнихой. В основном она шила мужскую одежду. Прекрасного покроя костюмы, брюки, сорочки всегда были безукоризненно сшиты. У неё, могу сказать честно, шилась вся элита Баку. Все артисты, певцы, и даже правительственные чины были частыми гостями в их доме. Дед был великолепным ювелиром. Он так же был и скупщиком золота. Поговаривали, что очень многие воры в законе и обычные домушники с карманниками бывали частыми гостями вашего деда. Многие стоматологи покупали у него лом на протезы. В общем, ваши дед с бабулей были, по тем временам, сверх зажиточными людьми. А мама… Ваша мама тоже была знатной. Она слыла первой красавицей во всём Баку! Была высокой, статной с длинной косой, чуть ли не до колен. Огромные глаза, цвета стали. Белолицая, а губы, точно выкрашенные губной помадой. Я и сейчас её вспоминаю с восхищением. Мы жили на одной улице. И для нас, дворовой шпаны она была - Богиней. Мы целыми днями торчали неподалеку от их ворот, в надежде, что вот – вот она выйдет на улицу. Я помню, как соседки вечно сплетничали про неё, что она отказала очередному жениху, которые приходили её сватать через день. Говорить, что ваши родственники были гордыми или спесивыми, я бы не стал. Это сейчас я понял, что они просто хотели, чтобы их единственный ребёнок был обеспечен на том уровне, который получал у себя дома. Когда она шла в детский сад, где работала воспитательницей, всё взрослое мужское население нашего квартала прилипало к окнам, а мы, молодёжь, высыпали как горох на улицу. А она шла с высоко поднятой головой, но глаза всегда были опущены вниз. Её поведение было безупречно. Кто только не приходил сватать вашу маму! От самых высокопоставленных хакимов, до простых ребят, с соседней улицы. За неё всегда и всем отвечал ваш дед. Нет и всё!
Серажудин рассказывал так вдохновенно, что щёки его раскраснелись, а глаза лихорадочно блестели. По всему видно, что ему было очень приятно вспоминать дни своей бесшабашной молодости.
- Руслан был моим старшим братом. Наш отец умер очень рано. У мамы на руках нас осталось двое, я и Руслан. Жили мы очень бедно. Мама работала санитаркой в Первой Бакинской больнице. Мы часто ели то, что мама приносила с работы - остатки той еды, что оставалась после обеда больных. Да…. А как мы с Русиком радовались, когда маму кто-нибудь из пациентов угощал и она это приносила нам, даже не притронувшись к сладкому, которое обожала. Но дети никогда не остаются малышами. Мы с Русланом тоже выросли. А мама стремительно старела. Работа её выматывала. Сколько раз мы с братом просили её уйти на пенсию. Руслан выучился в профтехучилище на сварщика, отслужил в армии, а я заканчивал восьмилетку. Но деньги Руслан меня заставлял зарабатывать вместе с ним с десяти лет, впрочем, как и сам он их зарабатывал, чтобы как - то облегчить жизнь маме. Мы разгружали вагоны, подрабатывали и в порту, где он работал сварщиком, при разгрузке кораблей. Я иногда приворовывал то, что плохо лежало в порту, в основном рыбу, за что получал от старшего брата. Вообще ваш отец был благородным человеком. Очень честным и порядочным. В одно время я часто стал замечать, что Руслан с мамой о чём - то шепчутся и мама всегда при этом плачет, а брат нервничает. Я всё гадал, что же такое скрывают от меня мои родные. Но, как это часто бывает, всё для меня раскрылось в один прекрасный день. Я шел со школы и, вдруг увидел маму. Она выходила из ворот дома вашего деда. Мама плакала, а ваш дед стоял сзади неё и громко смеялся. Я услышал только конец его фразы
- Прежде чем сватать мою дочь, Ханым, от вшей почиститесь!
Мама быстро, почти бегом уходила от их дома. Я её еле догнал. Она, увидев меня, расстроилась ещё больше.
- Ты всё слышал и видел, сынок?
Я утвердительно кивнул.
- Ох, Серадж, к каким людям меня послал наш Руслан! Говорила я ему – высмеют они меня, прогонят. А он только одно и твердит – иди, мол, Эльмира ждёт. О, Аллах! Завтра все соседи над нами смеяться будут!
Она так и причитала до самого нашего дома, который то и домом - то считать было сложно. Так, глиняная мазанка. Руслан нетерпеливо ждал маму с ответом дома. Я никогда не видел Руслана таким оскорбленным и злым, когда мама в мельчайших подробностях рассказала ему о своем визите в дом вашего деда. Больше всего его оскорбило то, что ваш дед высмеял маму перед Эльмирой. Никто не знал, что сердце вашей мамы давно отдано нищему соседскому пареньку. Вот и отказывала она всем подряд, ожидая того дня, когда любимый отправит в её дом свою мать, договариваться о свадьбе. Но, по всему видимо, эти чувства не входили в планы Магомеда, вашего деда. Через неделю вся улица гудела от новости – Эльмиру засватали за сына прокурора! А еще через два дня новое ошеломляющее известие – Эльмира с Русланом убежали! Что творилось у нас дома! Магомед с Зулейхой привели к нам милиционеров, которые забрали нас в участок, хотя мы им честно говорили, что не знаем, где они скрываются. На Руслана завели уголовное дело, а у нас в доме провели обыск. Деньги вашего деда работали. Вся милиция стояла на ушах. Их нашли только через два месяца, но они уже были зарегистрированы, и ваша мама носила вас под сердцем. Весь Баку гудел от сплетен! Магомед с Зулейхат публично отреклись от вашей матери. Ваш дед прилюдно ножом отхватил ей косу, почти под самый корень. Он подкараулил её у нашего дома, там и отрезал. Бедная Эльмира! На неё было жалко смотреть. Как она плакала. Сколько Руслана таскали по прокуратурам! И только её письменное заявление, что она сама, добровольно ушла с ним, освободило Руслана от уголовной ответственности. Она очень любила родителей и искренне не понимала, почему они так противятся её выбору. За то Руслана весь Баку сразу произвел в ранг героя! Даже старики жали ему руку и сердечно поздравляли. Это надо же! Самую красивую девушку в городе украл! Чужую невесту из под носа жениха утащил! И у кого? У сына прокурора! Мама сделала в доме скромную вечеринку, под названием свадьба. Выделила молодожёнам комнату, в которую поставила всё лучшее, что у нас было в доме. Так мы и жили. Спешно ваш дед все продал и уехал из Баку. Никто не знал куда. Одни говорили в Дагестан. Другие в Осетию. Даже поговаривали, что он обосновался в Москве. Так или иначе, но жизнь потихоньку налаживалась. Я до сих пор помню, как Руслан с Эльмирой смотрели друг на друга. Они жили друг другом, дышали в унисон. Прошло еще около двух месяцев. Я пришёл со школы. Эльмира тоже была дома. Мама в тот день была на дежурстве. Я наспех поел и решил бежать в порт к Руслану. В тот день должен был прибыть корабль из Ирана, а это означало, что нужны были грузчики. В предвкушении заработка, я торопился как угорелый. Вдруг я услышал, как возле нашей калитки остановилась машина, и тут же послышался нечеловеческий вой. Я, как ошпаренный выскочил из кухни и бросился во двор. Мама шла впереди. Царапая себе лицо и дергая себя за волосы, которые были всегда прикрыты платком, а тут свисавшие космами с головы, она кричала, плакала, выла нечеловеческим голосом. Я даже не успел ничего понять, как увидел боковым зрением, что Эльмира падает в обморок. Еле успел её подхватить. Только я поднял глаза, как заметил, что в наш двор вносят носилки с кем-то, и всё это было накрыто белой простынёй.
- Вай, сынок! Вай, Руслан! Почему ты?! Почему меня Аллах не забрал к себе?!
Только тут до меня дошло, что во двор занесли тело моего единственного брата…
Серажутдин замолчал. Комок в горле не давал ему продолжить свой рассказ. По щеке побежала вниз скупая мужская слезинка. Он быстрым взмахом руки смахнул её. Что говорить о Зулейхе… она заливалась слезами. Вся жизнь её родителей встала перед её глазами. Бедный папа, так и не увидел её, не взял на руки, не поцеловал. А мама… Несчастная мама…. Всё её женское счастье папа забрал с собой в могилу. Зулейха не скрывала слёз. Она плакала. Плакала навзрыд, не стесняясь практически незнакомых её людей. Тагир налил ей стакан воды, который она залпом выпила. Потом дал ей в руки свой носовой платочек. Зулейха даже не подняла на него глаза. Чай на столе давно остыл, а мороженое в изящных розеточках растаяло и превратилось в молочную кашицу. Кое-как успокоившись, Серажудин продолжил:
- У нас дома был ад… Люди не прерывающимся потоком шли в наш дом. Несчастный случай в порту унёс жизнь моего брата, унёс счастье его жены и его еще не родившегося ребёнка. Он упал с лебедки во время сварочных работ на ремонтируемом корабле. Разбился.… Его, уже мёртвого привезли в первую больницу, где работала наша мама. Она как раз мыла полы в приёмном покое, когда туда зашли и попросили выдать носилки, чтобы занести тело для освидетельствования. Мама сама дала им носилки и вышла во двор, чтобы помочь людям. Там то она и увидела, что это привезли нашего Руслана. Она даже не дала его занести в больницу, так как услышала, как врач, осмотревший его во дворе, сказал, что труп нужно вскрыть. Сразу же приехала с ним домой. Это тяжелое было время для всех нас троих. Если бы можно было отдать в тот момент за него жизнь, я бы без колебаний так и сделал бы. В эти дни на вашу маму невозможно было смотреть. Она уже не плакала, сил не осталось. Она просто сидела и как истукан качалась из стороны в сторону. Мы с мамой не могли её заставить поесть. Она только пила воду. И ещё… Она постоянно смотрела на дверь. Я понимал – она до последнего ждала своих родителей. Но они так и не появились…. Как прошли первые два месяца со дня похорон, я не помнил. Они как бы выпали из памяти. Мы справили сороковины. Эльмира вышла на работу. Ей нужно было доходить до декретного отпуска. Однажды она не вернулась с работы. Мы с мамой не придали этому значения. Подумали, что она задержалась на работе с малышами, которых нерадивые родители вовремя не забрали с детского сада. Или пошла по магазинам. Мама, я помню, даже обрадовалась, что Эльмира стала приходить в себя. Но на дворе уже совсем стемнело, а её ещё не было. Я пошёл в детский сад, поискать её. Но там никого уже не было. Окна тёмнели на всех двух этажах, и только внизу у сторожа горел свет. Я постучал. Сторож сразу открыл мне. Он спросил, как меня зовут. Потом выспросил мою фамилию, адрес, как зовут мою маму. И только после всех расспросов он вручил мне в руки письмо. От неожиданности, я даже не отблагодарил его, а тупо повернулся и пошел домой. Даже не догадался открыть конверт и прочитать письмо по дороге. Мама уже стояла у ворот и нетерпеливо ждала нас.
- А где Эльмира? Что случилось? Чего ты молчишь, как баран! мама уже кричала на меня.
- Я не знаю… вот письмо, которое она нам оставила, его сторож мне передал.
- Вай, Аллах! Неужели она с собой, что - то решила сделать?! – мама заплакала.
- Давай прочитаем сначала письмо. Не сделает она с собой ничего, пока беременная.
Мы зашли в дом, и я распечатал Эльмирино письмо.
Серажутдин протянул Зулейхе старый, потёртый и выцветший от времени листок из ученической тетрадки в клеточку. Она взяла его в руки, но прочитать его сразу не смогла.
В это время в кабинет тихо постучала и зашла Айка. Увидев расстроенное и заплаканное лицо Зулейхи, она не на шутку испугалась
- Что случилось?! Зулейха, почему ты плачешь?!
- Все нормально, Айка. Возьми ключи, попроси девочек здесь навести порядок. Я сегодня не смогу прийти к тебе. Не обижайся…
- У тебя точно всё в порядке. Может мне остаться?
- Нет-нет, не беспокойся. У меня точно все в порядке. Вот ключи от кабинета. Сама всё проконтролируй. Ключи завтра мне отдашь. Я сейчас домой поеду.
Зулейха, так и держа не раскрытое и непрочитанное ею письмо матери в руках, обратилась к Серажутдину с Тагиром.
- Вы не против поехать ко мне домой?
- Конечно, дочка. Мы так и хотели изначально к тебе домой поехать. Но и адреса не знали, и подумали, что ты на порог нас не пустишь.
Зулейха грустно улыбнулась.
- Разве папиного брата не впускают в дом?
При её словах Айка аж вздрогнула.
Отдав ключи подружке, Зулейха надела солнечные очки, чтобы встречные в коридоре и во дворе работники фабрики не заметили её заплаканных глаз.
- Езжайте следом за моей машиной. Так легче запомните, как доехать до моего дома.
Уже дома, когда нежданные гости удобно устроились у неё в гостиной она, извинившись перед ними и сославшись на то, что хочет прочитать мамино письмо одна, ушла в свой домашний кабинет. И только оставшись одна, она раскрыла сложенный вчетверо листочек.
«Дорогие и любимые мои мама и Серадж! Не осуждайте меня, что я вот так вот тихо и молча ухожу из дома, где меня по-настоящему любили и заботились обо мне. Я не могу объедать вас, видя как вам тяжело. Но мне ещё тяжелее каждый день возвращаться в дом, где нет моего любимого человека. Вдыхать его запах, трогать его вещи, смотреть на мир его глазами…. Я не могу. Я медленно схожу с ума. Три дня назад приехали мои родители. Они уговаривают меня вернуться к ним. Я не говорила вам, что бы не расстраивать вас. Все эти дни я думала, стоит ли мне принять их предложение. Я и их люблю и вас. Мне очень трудно было сделать этот выбор, зная изначально, как он вас расстроит, но другого выхода я не вижу. Я не бросаю вас и не отказываюсь от вас. Вы для меня навсегда останетесь моей семьей, но я не могу материально стать для вас обузой. Когда родится малыш, я дам вам весточку. Простите меня».
Зулейха зарыдала навзрыд, громко, отчаянно. Сердце разрывалось от жалости к маме, оттого, что при жизни осуждала её, не понимала многих её действий. Если бы хоть на минутку можно было её вернуть, поговорить с ней, обнять, поцеловать её, прижать и пожалеть её! Бедная, несчастная мамочка! Чья - то рука опустилась ей на голову. Она подняла глаза. Серажутдин гладил её по голове и тихим голосом успокаивал:
- Не надо так убиваться, дочка. Дело прошлое и мы не в силах хоть что-то изменить. Надо продолжать жить. Сейчас твои мама и папа смотрят с небес на тебя и верят, что у тебя всё будет хорошо. Иди сейчас в ванну, умойся, и мы с тобой поговорим.
Зулейха молча встала и прошла в ванную комнату. Глянув в зеркало, ужаснулась. На неё смотрела не она сама, а девушка с распухшим от слёз лицом, с растёкшейся тушью под глазами, с красным, оттёкшим носом. Включив холодную воду, она с наслаждением умылась, потом взяла с полочки маску для лица из сыворотки чайного листа, и быстрыми, уверенными движениями пальцев нанесла её на лицо. Пока маска впитывалась, она привела в порядок волосы. Потом опять умылась, смыв нанесённую ранее маску. Лицо сразу посвежело. Вытерев его насухо, она нанесла тонкий слой пудры и вышла к гостям. Нежданные гости удобно устроились на кухне.
- Дочка, мы так и не попили у тебя на работе чаю.
- Сейчас, дядя Серадж, мы это исправим. Вы же не против, что я так вас называю?
- Для меня это честь, дочка!
Зулейха начала вытаскивать с холодильника на стол все вкусности, которыми он был забит.
- Давайте я вас сначала покормлю, а уж потом выпьем чаю.
Не слушая возражения гостей, Зулейха быстро сервировала стол лёгкими закусками. Когда Серажутдин с Тагиром перекусили, она разлила по чашкам ароматный чай и только сейчас присела рядом с ними, что бы попить чаю и продолжить начатый ещё на фабрике разговор.
- Дядя Серажутдин, расскажите, что было дальше?
- А дальше…. Дальше, мы с мамой сходили с ума от беспокойства и от неизвестности. На маму, твою бабушку, было жалко смотреть. Она как будто потеряла второго человека с семьи. Ещё и сплетни, которые распускали соседи! Что только мы не услышали в те дни! Нас даже один раз вызвали в морг на освидетельствование трупа одной молодой беременной женщины. Мама тогда не пошла, у неё ноги отказали, чуть бедную не парализовало тогда её. Я пошел. Хвала Всевышнему! Это была не Эльмира. Так мы и не дождались тогда весточки от вашей мамы, кто родился, и где она обосновалась. Моя мама умерла через два года после вашего отца. Перед смертью она заставила дать меня ей клятву, что я найду Эльмиру и вас. Я пообещал. И сегодня могу спокойно вздохнуть, что своё обещание почти тридцатилетней давности выполнил.
- А как сложилась ваша жизнь, дядя Серадж? Извините, что спрашиваю вас об этом. Просто в моей жизни, до сегодняшнего дня не было родственников. Мама никогда не рассказывала мне об отце, когда я заводила об этом речь. А дед однажды сказал, что я – это ошибка её молодости. Тогда я решила, что мама нагуляла меня, и не стала больше лезть к ней с расспросами.
- Да, ваш дед никогда не отличался тактом. Что о себе рассказать? После смерти мамы, меня призвали в армию. За домом, пока я не вернулся, присматривала мамина племянница, мать Тагира. После возвращения я устроился на завод рабочим, женился. После распада Союза, я, как и многие миллионы людей остался без работы. Пошёл на рынок, сначала грузчиком, потом втянулся, открыл свою первую торговую точку, потом вторую, третью. Стал торговать оптом. Наладил оптовые поставки товара в Дербент. Потом и сам переехал сюда на постоянное место жительство. Открыл несколько оптовых складов. Вся моя родня тоже потянулась за мной. Всё хорошо и удачно сложилось в моей жизни, кроме одного: у меня нет детей. Я женат уже двадцать пять лет на прекрасной женщине, которая поняла и приняла меня таким. Тагир нам как сын. А сегодня я нашел и дочь. Это ли не счастье?
По щеке Зулейхи побежала слезинка.
- Не надо, дочка, больше плакать. Ты сегодня итак от души наревелась. Обещай своему старому дядьке, что не будешь больше плакать!
Зулейха вытерла слезу- предательницу и, сказала, смущенно улыбнувшись:
- Обещаю. На сегодня больше никаких слёз.
- Ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра. С сегодняшнего дня у тебя начинается новая жизнь, дочка. Хочу, чтобы ты приехала ко мне в Дербент. Приедешь?
- Теперь конечно приеду. Обязательно приеду.
- На следующей неделе буду ждать тебя. А знаешь, я сам за тобой приеду!
- Ну, что вы, дядя Серадж, я же немаленькая. Оставьте свой адрес и телефон, я сама вас найду.
- Зачем спорить? Я сам приеду за Зулейхой.
От неожиданности Зулейха аж вздрогнула. Это, наконец то, подал голос Тагир, который до сих пор молчал.
- Прекрасная идея, Тагир! Скорее всего, так и сделаем! Ты же не откажешь нам в маленькой просьбе, Зулейха? Вся родня с нетерпением ждёт встречи с тобой! Если бы ты знала, как долго мы тебя искали! Я даже сам ездил в родовое село твоего покойного деда в Кумух. Но даже там никто не знал, где он проживал. Через знакомых искал, бывших соседей – всё было напрасно. Потом уже, когда переехал в Дербент, один дальний родственник, работающий в паспортном столе, предложил мне поискать твоего деда и маму через систему поиска паспортных столов. Долго он искал вас. Запрос давал и в Москву, и во все республики Северного Кавказа. Почему- то он не проверил с самого начала базу данных самого Дагестана. Сначала мы нашли твоего деда. Но к тому времени его уже не было в живых, впрочем как и твоей мамы – Эльмиры. Но всё - таки я взял их адреса и приехал сюда. Нашёл дом твоего деда. Но там уже жили другие люди. Сказали, что внучка продала его им. Но они не знали твоего адреса, только имя и фамилию. Тогда только я узнал, что у моего брата родилась дочь, и зовут её Зулейха. Потом поехал с Тагиром по адресу твоей мамы. Но и эту квартиру ты продала, а соседка по этажу рассказала нам о жизни твоей матери и о тебе уже многое. Так мы узнали, что ты открыла свою фабрику. Она же и подсказала нам, как тебя найти. Это было около месяца назад. Сразу поехать к тебе у нас не получилось. Пришлось уехать по делам в Баку. Только сегодня решились приехать к тебе. Но это всё ерунда! Главное, что я тебя нашел, дочка!
Серажутдин прикрыл руками ладони Зулейхи.
- Что - то я сегодня один всё говорю. Тагир, который всю дорогу успокаивал меня перед встречей, поддерживал, сейчас молчит как партизан. Ты всё время плачешь. Да… не такую я представлял нашу встречу.
В ответ на замечание Серажутдина, Тагир рассмеялся красивым, раскатистым смехом.
- Дядя, ты же сам говорил, что бы я в разговор не вмешивался, пока ты будешь рассказывать Зулейхе об её азербайджанских корнях!
- Ну, да, так и было. А сейчас - то ты, почему молчишь?
Тут уже Зулейха вместе с Тагиром рассмеялись над детским вопросом дяди.
- Смеётесь, да над стариком!?
- Какой же вы старик, дядя Серадж?
- Расскажи-ка, Зулейха, о себе. Как ты жила все эти годы?
Зулейха сразу помрачнела, замкнулась в себе, опустила голову.
- Опять буду плакать, дядя.
- Не будешь. Я не дам.
Серажутдин взял её за руку.
- Я хочу знать о тебе всё дочка.
- Хорошо…. Я расскажу….
Она встала. Подошла к окну. Солнце уже закатывалось, отбрасывая в небе красно-багровый закат. Ласточки носились в воздухе, как угорелые. Во дворе был слышен смех и гомон детворы, удары волейбольного мяча об землю, споры и вялая перебранка соседок. Всё это Зулейха уже не слышала. Она перенеслась в свой мир. Мир своего детства. Вот она сидит на коленях у деда, который читает ей красивую, всю в картинках книжку. Вот она уже школьница. Идёт с мамой и с дедом в первый класс. Вот дед катает её на качелях. Зулейха встряхнулась. Воспоминания рассеялись, как дымка. Она обернулась к своим нежданным гостям и начала свой рассказ.
- Я помню себя чётко и осознанно лет с четырёх-пяти. Мы с дедушкой жили в его большом доме. Я ходила в садик, мама на работу, а дедушка с утра до вечера работал в своей ювелирной мастерской, которая находилась здесь же в доме. Тогда я была очень счастлива. Я точно это помню. Меня любили, лелеяли, баловали. Любое моё желание исполнялось, любой каприз воспринимался как приказ. Дед с мамой боготворили меня. Так продолжалось до тех пор, пока мне не исполнилось двенадцать лет. Всё…. С этого момента я поняла, что моё беззаботное детство закончилось. Мама вышла замуж…. Для меня этот удар был сродни смерти. Теперь я понимаю, что с момента её замужества начался отсчет конца нашей маленькой семьи. Я возненавидела маму! Как она могла предать меня, бросить? Дедушке не нравился мамин выбор, но она настояла на замужестве, чтоб родить ещё ребёнка, чтоб у меня в жизни был рядом хоть один родной человек. У нас была отдельная двухкомнатная кооперативная квартира, которую дед изначально покупал для меня. Но этого Индюка, как мы с дедушкой называли Сайида, маминого мужа, он у себя видеть не хотел. Он эту квартиру отдал маме, а дом, соответственно написал на меня. Ни под каким предлогом я не появлялась у неё дома. Жила с дедом. Вообще у меня с дедом были прекрасные отношения. Мы понимали друг друга по взгляду. Я знала, где лежат все драгоценности, деньги, золото, сберегательные книжки и все прочие документы. Маме он так не доверял, как мне. Мама приходила туда редко. А когда приходила, постоянно просила меня переехать жить к ней. Мама не раз ругалась из - за этого с дедушкой. В эти моменты они с дедом разговаривали только на азербайджанском. Помню, тогда я очень злилась, что не понимаю, о чём они говорят. Так или иначе, но я прожила с дедом до тринадцати с половиной лет. Тогда он сильно заболел, практически не вставал с постели. Мама со своим мужем переехали в то время к нам, чтобы ухаживать за ним. Помню, я всячески показывала этому уроду, что его для меня в природе не существует. Да и ему я была абсолютно безразлична. Он занимался только собой. Пропадал целыми днями, якобы на работе. Мама так же работала в детском саду воспитательницей. Деда не стало через месяц, после того как мама стала с нами жить. Перед смертью он с мамой долго разговаривал на азербайджанском языке. Мама тогда сильно плакала. Потом дедушка попросил у меня прощения. Я, помню, тогда сильно удивилась, почему он просил прощения? Только сегодня я поняла, почему…. До сих пор моё сердце кровоточит, при воспоминании о нём. Что бы вы ни говорили, что бы ни рассказывали о нём, для меня он останется самым любимым и самым близким человеком на свете. Его смерть стала для меня большим ударом. Я не могла зайти в его комнату - там лежали его вещи. Не могла смотреть на фотографии – там было его лицо, его руки…. На маму тоже невозможно было смотреть без слёз в те дни. Она враз постарела. Только её муж ходил как Индюк напыщенный. Сразу нарисовалась вся его многочисленная родня, которая паслась у нас целыми днями. Они до жути раздражали меня своим беспардонным вмешательством в нашу семью. По всей видимости, и маму бесило их поведение и нравоучения четырёх золовок, которые с утра до поздней ночи торчали у нас дома, объедая нас. Но в один прекрасный день маминому терпению пришёл конец. Помню, когда я подралась с одной из многочисленных сводных двоюродных сестёр, которая была старше меня лет на пять, за то, что та без спроса стала ковыряться в дедушкиных документах и вещах, вечно что то, выискивая и вынюхивая, на меня напали всей сворой. Мама еле тогда меня отбила. Был настоящий скандал! Мама вышвыривала их обувь из дома на улицу, орала, кидала в них, что под руку подвернётся.
Зулейха замолчала. Комок, подкативший к самому горлу, не давал говорить. Тагир налил и поддал ей стакан воды. С благодарностью и наслаждением она выпила предложенную воду. Сразу полегчало, стало свободней дышать.
- После их ухода мы с мамой жили спокойно целую неделю, пока не заявился её муж. Они долго с мамой о чём - то беседовали в спальне. Я вся изнывала от любопытства, что они там так долго говорят. Я ждала, когда же мама выкинет его из дома, как и его сестер. Но они вышли из комнаты вместе, взявшись за руки. Я, помню, чуть в обморок тогда не упала, когда увидела их, мирно стоявших передо мною. Но следующая новость меня точно чуть не убила. Мама ждала ребёнка….
Зулейха замолчала. Было видно, как тяжело ей даются эти воспоминания. Гости не торопили её. Они знали, что она должна собраться с силами, взять себя в руки, что бы продолжить свой рассказ.
- Я замкнулась тогда в себе, как черепаха втянула под панцирь голову, руки и ноги. Я существовала, никого не замечая вокруг, никак не реагируя на маму, Индюка, соседей, подруг. Мама и не трогала в те дни меня, давая тем самым мне всё переосмыслить, переварить. Я смирилась с тем, что в моей жизни появиться малыш. Я согласилась в душе с тем, что надо будет делить маму с ним. Только не смогла смириться с тем, что этот Индюк будет жить с нами. Он, как – будто чувствовал мою ненависть к нему и не трогал меня. Вообще меня не замечал, будто и не было меня в природе. Что интересно, он не обижал меня, не задевал меня, никогда ко мне не обращался по имени. Он вообще меня не замечал в упор. Но я подсознательно уже тогда чувствовала в нём скрытую угрозу для нас с мамой. Какой- то он был скользкий, подленький, да и взгляд был вороватым, с бегающими глазками. Я никогда не видела, чтобы он при разговоре смотрел собеседнику в глаза. Смотрел то в сторону, то в пол, постоянно отводил взгляд. Но больше всего я ненавидела в нём то, как он мог часами прихорашиваться перед зеркалом. Смазывал волосы какой то гадостью, от чего они блестели, давая эффект мокрых волос. При этом сам он был худощавым и очень смуглым. Мне он напоминал в те дни гадюку, которая ищет только момента для того, что укусить и впрыснуть свой яд в меня. И такой шанс ему вскоре выпал. Маме оставалось, примерно, около двух месяцев до родов, когда её в срочном порядке уложили в больницу на сохранение. Видимо сказывался возраст и разница в годах между прежними и нынешними родами. Так или иначе, маму положили в больницу, а меня она оставила на попечении Индюка и Айкиной мамы – тёти Маржанат. Что касается первого, то его как всегда не было дома. Он появился только однажды, да и то, что бы сказать мне в присутствии тети Маржанат, что уезжает в горы, проведать своего тяжелобольного отца. Я так была рада, что не увижу эту ненавистную физиономию несколько дней, что от души тогда пожелала ему счастливого пути. Он действительно исчез. Я жила дома. Ночевать приходила ко мне тётя Маржанат вместе с Айкой. Так пробежала неделя. С утра я ходила в школу, потом вместе с моими ангелами-хранителями – тётей Маржанат и Айкой шли в больницу проведать маму. Потом садилась за домашние задания, и только после всего я садилась за старенькую, оставшуюся мне в наследство от бабушки швейную машинку «Зингер», к которой дед меня ужасно ревновал. Он мечтал сделать из меня высокосортного мастера – ювелира. Мечтал передать мне все свои знания и опыт, пока жив. Дедушка при жизни всегда занимался со мной, натаскивал по ювелирному делу. Благодаря ему прекрасно разбираюсь в ювелирных ручных инструментах специальных кислотах. Могу спокойно работать надфилем, мини – тисками и ручными молоточками. Напильники отличаю по размерам и по различным требованиям к работе, не говоря уже об обжимках, корневёртках, фионах и набивках. До сих пор я сохранила все инструменты деда. Может и у меня когда-нибудь родится сын, который унаследует талант моего дедушки, и станет таким же знаменитым ювелиром. Я отдам ему, сохранённые мною инструменты: ручки, цанги, мини дрели, флацанки, штихели, шаберы и развёртки, рифили и плашки с метчиками. Притом, что в девять лет я сделала своё первое золотое колечко, меня не тянуло к ювелирному мастерству. Я сначала втихаря, за тем уже открыто строчила на бабулиной машинке. Поначалу дед сильно обижался, но за тем махнул рукой, и оставил меня в покое. Чтоб его ещё больше не огорчать, я старалась шить, когда его не было дома, или когда он не звал меня с собой в мастерскую. Это означало, что он сильно занят, или у него клиент. Конечно, дед показал мне свой тайник. Я сейчас уже открыто могу говорить об этом. Ни деда, ни мамы уже нет в живых. Дом продан. Все дедушкины накопления надежно спрятаны в одном из столичных банков. После того, что случилось со мной, я не держу дома ни одной ценной вещи. Даже крупную сумму денег не держу. Всё в банке.
Зулейха отошла от окна. Присела на стул, развернув его таким образом, что бы одновременно видеть и гостей, и вид из окна. Ей нужно было смотреть вдаль, чтобы сконцентрироваться на своём дальнейшем рассказе. Она впервые его рассказывала после суда над мамой. С благодарностью взглянув на дядю и Тагира, которые просто её слушали и не перебивали, давая ей таким образом сосредоточиться над воспоминаниями, подчёркивать мельчайшие подробности из своего прошлого, она продолжила:
- В тот вечер я как обычно уселась за машинку. Решила порадовать маму, когда она выпишется из больницы. Я начала шить ей свободное лёгкое платьице, в народе называемом балахоном. Хотела, чтобы ей комфортно было ходить. Живот уже хорошо выпирал, а все платья еле налазили ей на тело. Дома в сундуке я отыскала красивый легкий отрез небесно-голубого цвета, по всей видимости, оставшийся ещё со времен бабули. Я помню, ещё тогда подумала, что у меня обязательно родится брат. Быстро покроив и разметав ткань, я уселась за машинку и стала соединять детали этого простого платья. Я слышала, как входная дверь открылась, слышала шаги в прихожей, но я спокойно сидела за машинкой, уверенная в том, что это Айка с тётей Маржанат пришли с ночёвкой ко мне. Не оборачиваясь к своим посетителям, я так же продолжала строчить на машинке. Оглушительный удар по голове свалил меня со стула. Я отключилась. Когда пришла в себя, я уже лежала там же на полу, но со связанными руками, ногами и с кляпом во рту. По злой иронии в рот мне запихнули кусок ткани, из которого я шила маме платье. Сначала я увидела только размытые силуэты, но потом взгляд мой прояснился, и увидела склонившегося ко мне Индюка. Ох, как я взбесилась! Хотела вскочить, но ноги были связанны. Хотела крикнуть, но и рот мне заткнули. Я пришла в такое бешенство, что стала метаться по полу. Эта скотина больно ударил меня в живот, от чего мне стало так плохо, что я подумала, что вот-вот умру. Кое – как, успокоившись от жгучей, не дающей нормально вздохнуть боли, я увидела рядом с Индюком его проклятых сестёр. Я даже замычала от ненависти к ним, но, помня его удары, не стала шевелиться. Они все вчетвером склонились надо мной.
- А теперь, коза, ты будешь слушать только меня, - Индюк склонился ещё ближе ко мне, и я даже почувствовала его гнилое дыхание изо рта, от которого меня чуть не вывернуло наизнанку.
- Если ты хочешь жить сама и желаешь оставить в живых свою дебильную мамашу с её еще не родившимся выродком, очень советую тебе потихоньку, без шума и излишней суеты, показать дедовский тайник. Не покажешь, себе же сделаешь хуже. Я не уйду отсюда, пока не получу то, за что терпел столько лет твою мамашу и тебя.
Он со всей силы ударил меня носком ботинка в бок, от чего я опять потеряла сознание. Очнулась оттого, что одна из его ненормальных сестричек вылила на меня ведро воды.
- Ну, что? Решила сразу рассказать или еще думаешь дурочку включать? Сейчас я вытащу кляп с твоего поганого рта, но если ты хоть пикнешь, я разобью твою пустую голову ногами, и буду бить тебя до тех пор, пока ты не решишь рассказать мне правду. Поняла?
Я еле кивнула головой.
- Хорошая девочка! Правильно понимаешь мои мысли. А ведь мы с тобой могли бы стать отличными друзьями, если бы не твоя упёртая ревность. Если б ты знала, как меня тошнило от одного вида твоей полоумной мамаши! А ты ещё и вздумала меня к ней ревновать! Сколько я смеялся, видя, как ты строишь из себя обиженного и брошенного ребёнка! Все, что мне нужно было от вас – это деньги и золото твоего деда, сокровища, о котором в воровском мире ходят легенды. Сколько раз я обращался ко многим уважаемым ворам, чтоб кинуть Магу - Ювелира, но ни один из них не пошел на это. Видать, конкретно были повязаны с ним, что слово свое не переступали. Но я не давал никому никаких клятв, и дел с твоим дедом не имел, а посему женился на его рохле-дочери, чтоб стать полноправным хозяином всего его богатства. Как я ждал, когда он, наконец - то сдохнет! Одного я не предусмотрел…. Это ты!
Он отошёл к окну и закурил. Его сестры уже методично обыскивали дом. Всё, что я с таким трудом и любовью отглаживала, складывала и вывешивала в шкафы, всё это бесцеремонно скидывали на пол и топтали ногами. Затянувшись несколько раз, Индюк подошёл ко мне и выдернул кляп из моего рта, думая, что сейчас же выложу ему на блюдечке дедовские тайники. Не дожидаясь пока он отойдёт от меня, я со всей оставшейся силой плюнула ему в лицо. От неожиданности он взвыл так, что сбежались все его четыре сестры, я получила град ударов ногами, руками. Мне уже было всё ровно, я ничего практически не чувствовала, потому, как была в полу бессознательном состоянии.
- Сучка! Дешёвая лохушка! Я убью тебя! Всё до копейки мне отдашь! Я подожгу тебя с твоим домом! Даже костей твоих никто не найдёт! Тварь!
Это было последнее, что я слышала из его длиной тирады. Меня опять окатили холодной водой. Индюк вновь заткнул мне рот окровавленным кляпом. Затем он порвал мне на груди платье и потушил окурок там…. Я захлебнулась собственным криком. Никакой удар не сможет сравниться по боли с ожогом от сигареты.
Зулейха надолго замолчала. Её собеседники, словно чувствуя, что удалось пережить детской психике, не заводили речь с ней, не успокаивали её дежурными фразами. Они понимали, что их собеседнице нужно было время, чтобы прийти в себя и опять начать рассказывать все то, что она с таким трудом спрятала в себе, не давала этому выйти многие годы. Нужно было дать ей выговориться, чтоб не сойти с ума.
Кое – как справившись с душевным волнением, она продолжила свой рассказ.
- Всего у меня более десяти ожогов на груди…Он тушил окурок за окурком на моей груди, в надежде выведать у меня местонахождение тайника. Он знал, чувствовал своим звериным шакальим чутьём, что у деда был тайник. А может и мама ему открылась в минуты откровенности. Не вам мне рассказывать о моем дедушке. Не секрет, что он был связан с уголовным миром. К нему на скупку приносили краденые вещи. Что то он покупал сам, что то перепродавал, что то переделывал так, что бы невозможно было узнать при продаже ворованной вещи. Я знала местонахождение дедовского тайника. Знала, что там лежит. Так же я знала, вернее поняла, что Индюк меня не оставит в живых. При любом раскладе. Скажу я ему правду или нет. Он пришел меня убивать…
Зулейха опять надолго замолчала.
- Дочка, если тебе трудно рассказывать, не надо продолжать. Расскажешь как-нибудь потом, когда успокоишься.
- Нет, дядя Серадж, я расскажу. Не могу держать в себе столько лет такой груз…. Избиение продолжилось. Если Индюк прижигал, не туша сигарету у меня на груди, то его сестры били меня ногами. Я то теряла сознание, то вновь приходила в себя. Практически ничего не видела и не слышала. Перед глазами стояла красная пелена, а в ушах был только гул. В конце - концов, я провалилась в темноту. Что было потом, знаю только со слов Айки и её мамы, тёти Маржанат. Пришла в себя только в больнице, в реанимации. Маму сразу же запустили ко мне. Я ничего не могла ей сказать, у меня были выбиты почти все передние зубы, да и сил не было. А мама тихо плакала и шепотом повторяла только несколько слов:
- Только живи, не умирай…- и крепко сжимала мою руку.
Сколько я пролежала в реанимации я не знала, но в одно солнечное летнее утро меня перевезли в обычную палату. Сразу стали появляться посетители. Оказывается я пролежала около месяца. Индюк с сестричками постарался на славу. Переломали мне несколько ребер, отбили селезенку, выбили зубы, обожгли сигаретами мне грудь, а лицо и тело представляло собой сплошное месиво из-за кровавых синяков. Если бы не Айка, меня сейчас не было бы в живых. Это она спугнула тогда Индюка с роднёй. Наши дома находились по соседству, и пока мама лежала в больнице на сохранении, Айка со своей мамой ночевали у меня. Чтобы не заходить каждый раз во двор через центральные ворота, мы с Айкой давным-давно отодрали пару досок с забора в саду, сделали своеобразный лаз, о котором, естественно, знали наши мамы. Но лаз был рассчитан только на таких худышек, какими были мы с ней, и никак не предназначался для прохода взрослых. Поэтому мы с Айнулей часто встречались друг у друга в доме перелазя через прореху в заборе, сокращая тем самым себе дорогу. Ну, а взрослым приходилось попадать во двор традиционным путём, через входную калитку с воротами. Так вот, по всей видимости, Айнуля пролезла ко мне через дыру в заборе и, увидев, что творится у меня, закричала и дала деру обратно, тем же путем. Скорее всего, выскочивший за ней Индюк так и не понял, откуда она взялась и куда так быстро исчезла, но ему и его сестричкам хватило времени, чтобы убежать.
Меня выписали с больницы уже после того как мама родила мальчика. Все это время, что я там провела, ко мне постоянно приходил следователь. Я как могла, шепелявя, рассказывала о том, что произошло в тот роковой вечер. На Индюка и его сестер завели уголовные дела. И если сестричек задержали сразу, то того и след простыл. Даже его ближайшая родня не знала, где его найти. Его объявили в Федеральный розыск.
Зулейха встала, подогрела чай.
- Давайте чаю попьем, а то горло пересохло от всех этих воспоминаний.
Налив всем ароматного чаю, и отпив несколько глоточков, она вновь вернулась к своему рассказу.
- Мальчика назвали Магомедом. В честь дедушки. Я так захотела. Он был очень похож на маму. Я подсознательно боялась на него посмотреть в первый раз, думала, что будет похож на Индюка, с такой же смуглой кожей и черными, как смоль глазами. Но он был очень похож на маму. Такой же белокожий, с серыми бусинками – глазенками. Очень спокойненький. Я даже и не поняла сразу, когда я его полюбила и четко отделила его от Индюка. Он для меня существовал вне Индюка и его семейства. Я целыми днями крутилась вокруг него, успевала и по дому маме помочь, и с ним поиграть, и уроки сделать. Мне было так хорошо в эти дни, как было хорошо, наверное, только в дни моего детства, когда Индюк не влез в нашу маленькую семью и не погубил её. Сказать, что я забыла о нем, о той кошмарной для меня ночи пыток и истязательств, значит было соврать вам и самой себе. Нет, конечно же, нет, я все четко помнила и до сих пор помню всё. Всё до мельчайших подробностей. Время от времени к нам домой наведывались следователь с прокуратуры и участковый. Но никаких новостей для нас не было. Они задавали мне и маме очередные дежурные вопросы, что то монотонно говорили и записывали, и исчезали из нашей жизни на некоторое время. Я молила Всевышнего, чтоб Индюка нашли и посадили побыстрее в тюрьму. Чтоб нам с мамой и малышом никто больше не угрожал, и мы зажили спокойно, как прежде, когда дед был жив. Но в тюрьму посадили не Индюка…. В тюрьму, на три долгих года, посадили маму…. Да…. За непреднамеренное убийство в состоянии аффекта своего мужа – Юсупова Сайида Максудовича.
Серадж и Тагир застыли в безмолвном шоке. Такого поворота событий они никак не могли предугадать.
- Бедная моя девочка, …. Какой ад ты пережила… - Серадж обнял Зулейху, по - отцовски прижав её к груди, как бы защищая от невзгод. - Всю оставшуюся жизнь сам себя буду ругать за то, что не нашел тебя раньше, не забрал к себе.
- Ну, что вы, дядя Серадж, не надо так расстраиваться. Это всё уже в прошлом. Всевышний посылает людям только те испытания, которые они могут вынести. Для мамы – это стало началом её конца. Она сломалась. Не смогла пережить испытания Всевышнего.
Я вот иногда задаю сама себе вопрос. Может он покажется вам кощунственным, но почему одним Аллах дарит судьбу всю сотканную из препятствий, испытаний и потерь, а другим наоборот – все красиво, да гладко, как в сказке? Не знаете? Вот и я не знаю…. Сегодня, после вашего рассказа, вся мамина жизнь сложилась перед моими глазами, как единый узор. Только сегодня я поняла, насколько ей было трудно, невыносимо одиноко в жизни. Она просто хотела любить и быть любимой. Хотела иметь счастливую семью, полный дом здоровых детишек, внимательного и заботливого мужа. Разве много она хотела? Нет.… Такие желания есть у каждой женщины на земле. Ну почему именно ей не досталось ничего? Ни одного подпунктика из перечисленного? Ни мужа.… Ни множества детишек.… Ни семьи….
Зулейха опять замолчала. Комок подкатил к горлу, сжал его в спазмах рыданий, не давая промолвить даже словечка. Почему? Ну почему мама никогда не говорила с ней откровенно? Боялась, что Зулейха не поймет её? Осудит ее поступки? Отвернется от неё? Нет! Конечно же, нет! Они бы еще больше сблизились бы! Стали бы подругами!
Она быстро встала и, отвернувшись к окну, вытерла набежавшие слезы. Глубоко вздохнув и, задержав вдох в легких, она медленно выдохнула. Зулейха всегда так делала, когда сильно волновалась или нервничала.
- Все случилось у меня на глазах. Я даже сейчас все помню до мельчайших подробностей, как - будто это произошло вчера, а не пятнадцать лет назад. Мама вышла с полным тазом только что постиранных вещей малыша, чтобы вывесить их в саду, где у нас под небольшим навесом были натянуты бельевые веревки, а я на веранде сидела с малышом. Я буквально на минутку отошла от него, чтобы взять бутылочку со смесью на кухне и покормить его. А когда вошла обратно, его уже не было на тахте, где я его оставила. Он был в руках Индюка, который пятился к двери и, увидев меня, начал орать:
- Хочешь его получить назад, отдашь мне все сбережения Маги – Ювелира! Ты думаешь, что я наивный лох, и принял твои клятвы, что ничего нет за чистую монету? Ты кого хочешь, можешь провести и обмануть своим простым видом и наивным взглядом, но не меня! Ты волчара в овечьей шкуре! Почему ты не сдохла?! Сейчас бы все было бы по-другому!
Я остолбенела при виде Индюка, живого и невредимого. Но тело предательски стало выдавать меня, я задрожала от пережитого ужаса, который мне устроил Индюк со своими сестричками. Я даже ничего не успела ему сказать, как он, пятившийся назад, споткнулся на высоком крыльце, кубарем скатился вниз. Ребенок отлетел в сторону, и я сразу кинулась к малышу. Сайид не успел даже встать с места, как на него накинулась мама. Она услышала конец его монолога и с топором накинулась на него…. Откуда она взяла этот топор, как он оказался у нее в руках ни я, ни она сама не смогли потом внятно объяснить ни на следствии, ни на суде. Она зарубила его…. Но самое страшное ждало нас впереди. Малыш при падении сильно ударился головой о металлический остов крыльцовой лестницы…. Много ли надо было трехмесячному крохе, чтоб получить черепно-мозговую травму? На мои нечеловеческие крики сбежались соседи. Кто - то из них вызвал скорую и милицию. Маму сразу забрали в милицию, а я всю ночь просидела в больнице, молясь, чтобы братик выжил. Но чуда не случилось….. он умер на следующий день…. Вообще, в моей жизни за многие годы вы первое чудо, которое со мной произошло. Я всегда думала, ведь так не бывает, чтоб у чел