Жизнь отца 6 страница

30 июля. Воскресенье, вечером

Я тону в корректурах. Часто приезжаю в Ригу, встречаюсь с Залькалном, с Доктором. Спешка. В Мангали надо присматривать за малышкой, работа прерывается. Но это – ничего, следует приложить больше сосредоточения. Мы с дочкой дни напролёт живём в саду, в обществе «Агни-Йоги». Теперь начнут печатать. Все вопросы приходится решать окончательно. Сегодня был в гостях у Эндзелина, о многом его спрашивал. Советы его иной раз и хороши, но смогу ли выполнить? В конце концов, все эти советы меня только смутили. Есть несколько слов, по которым пока я не смогу отступить, хотя Эндзелин и против них. Так, слово «pielietot»! Как же сказать – «употреблять» Учение или Указы? Это умаляет. Употреблять Учение... Быть может, до второго издания найдётся лучшее слово. Эндзелин учёный, но не поэт. Оттого он часто не ощущает многокрасочности значений слова, оттого его нововведённые слова тяжеловаты. Но я у него учусь. Благодарен! Будет хорошо. Больше записывать некогда, ибо я весь завален работой.

8 августа. Утром, в Мангали

Серьёзное, значительное время. Непознанные силы действуют вокруг нас. Сколь наблюдательным, бодрым следует быть. Как надо владеть собою! Как надо всеми силами и огнём сердца устремляться вверх! Как следует направить весь смысл жизни в круг Щита Учителя! Уже второй раз глубочайший отзвук в нас пробудило дело Алексеевых. Алексеев с супругой уходят из нашего Общества. Они ведь были преданнейшими последователями Учения. Были соучредителями нашего Общества. Близкими людьми. Но они углубились слишком далеко в астральные сферы, подчинились чужим влияниям. Забыли заповедь, что на земле – «руками человеческими». И забыли, что Учение признаёт все ценности нашего мира, слишком уединились. Конфликт! Сердцу тяжело об этом думать. У Алексеева была и своя группа. Одним словом – дело болезненное, тем более если ещё некоторые уйдут. Для Общества, возможно, это облегчение, но что будет с уходящими, если они не преодолеют огорчения? Собрания нашего Общества начнутся только в конце августа. Тогда всё и прояснится.

Впереди у меня масса работы. Есть несколько поручений в связи с Обществом от Владимира Шибаева из Индии. Некогда даже письмо написать! Горы корректур не уменьшаются. Залькалн уехал в деревню, с ним я часто советовался, он читал после меня корректуры. И Доктор живёт в Огре. Так много понятий, терминов надо было обсудить. Сколько слов приходилось претворять в лучшие выражения и формы. Теперь как раз заканчиваю перевод.

15 августа

Наконец начинаю чувствовать лето. Ощущать землю, милую, добрую. Ароматы, солнце, хотя солнца и до того было достаточно. Хорошо, что мы приехали сюда. Немного смогли мы соприкоснуться с землёй. Отдохнуть телом. Но лучшее моё лето всё же был труд.

20 августа. Воскресенье

Растёт наша девочка, и растёт наша любовь к ней. Умные, ясные черты. Как часто всматривается в пространство, напрягая брови. Будто видит что-то, будто думает. И ещё – улыбки. Мог ли я раньше понять и прочувствовать хоть малую долю всего этого! Сердце окружает её сокровенными чувствами.

Я был два дня на берегах Аматы у Принча. Так соскучился по простору, по медовому аромату полей!

24 августа. Четверг

Сегодня великий день. Напечатана и сброшюрована «Агни-Йога». Долгожданная. Но тут же и огорчения. Якобы уже замечены некоторые опечатки. В наших корректурах они, по крайней мере, не могли быть! По два раза просматривал я вторую и третью корректуру. Вторую ещё просматривал Залькалн. В третьей было достаточно правок, но последнюю мы доверили корректору типографии. Обычно авторы уже третью не читают, где ещё – четвёртую. Знали бы мы! Не только каждая мысль, каждое слово, даже каждая буква была проверена! Как много думалось об отдельных словах, переживалось! Будет урок на будущее: ничего не доверять другим. Но, быть может, всё же дефектов не так много?

Вечером

Кажется, волновались мы напрасно. В конце концов обнаружили только одну ошибку. Однако теперь первая задача – усердно ещё раз перечитать «Агни-Йогу», прежде чем выпускать в свет. Работа сделана, но так интенсивно я редко работал.

Устал сильно. Ум только неспокоен. Впереди – громада работы. Моему другу теперь некогда даже прочитать мои новые работы. Может быть – потом? Впереди – сражения. И в Обществе сложно: Алексеев ушёл, но, видимо, организует новый кружок. Тяжело об этом думать. Истинно, серьёзные дни ещё только приближаются. Осознало бы это человечество!

Дорогой Учитель, пошли труду нашему своё благословение!

16 сентября. Суббота, вечером

Уже с начала этого месяца мы живём в Межапарке. Другой ритм в моей жизни. Вечера принадлежат малышке. Рано ложимся спать, чтобы пораньше встать. Так, для работы выкраиваю утренние часы. Мой друг кормит малышку в половине восьмого вечера и затем в четыре утра. И в течение ночи приходится пару раз просыпаться. Вообще-то маленькая спит хорошо. Мой друг стала более чувствительной, особенно, когда ночью плохо спала. Трудно ей переносить и крики малышки: весь организм её слишком связан с ребёнком. Поэтому по вечерам, ненадолго, берём её иногда на руки. И что ещё заставляет остерегаться сильного плача ребёнка: у неё вначале была небольшая пупочная грыжа. Скоро с этим будет упорядочено, но изначальное «балование» не сразу удаётся выкорчевать. Однако надо признать, что в целом малышка в течение дня и ночи спокойна, только к вечеру, особенно перед купанием, начинает реветь. Вместе с малышкой пережили мы много улыбок и душевной нежности. Раскрывается так много романтики. Только тот может прочувствовать это, у кого самого есть дети: в их улыбках есть много ума и глубокой серьёзности. Улыбка кому? Уметь бы и суметь бы вести малышку по правильному пути развития.

26 октября. Четверг

Вчера вечером во сне у меня всплыли в сознании числа 45 § 7. Я знал, что они могли быть связаны только с «Листами Сада Мории», второй частью. Утром там читаю: «Самый смелый, как царевич прекрасный, поглотит огонь мира». Нужно больше мужества, предприимчивости и дерзания. Надо быть независимым от чувствований тела и души. Работаю уже второй месяц, отшлифовывая очерк о философии Тагора. Работа временами идёт очень трудно. Не могу понять – отчего? Голова не всегда ясная. Разве я не осуществляю полного воздержания? Разве в своей жизни я не устремлён к гармонии? Почему перекрёстные токи, невесть откуда взявшиеся, касаются иногда меня? Это агония эпохи, когда все пространства возбуждены как никогда. Все стихии бушуют, тьма, кажется, временами захлёстывает, но ведь не побеждает. Во главе всех культурных учреждений «тьма» или «сумерки». Борьба, борьба, воистину, битва, где небо и земля сотрясаются! Все книги Учения всё более повествуют о всемирной битве. Необходимо выдержать, необходимы неисчерпаемые мужество и дерзновение.

13 ноября. В понедельник

У моей дочери сегодня день рождения. Воистину, эти шесть месяцев стоят нескольких лет. Труднейшая ступень жизни. А затем, насколько трудно бы ни было, она сможет своими ногами уверенно шагать по земле, тогда начнёт себя чувствовать гражданином этой планеты. С ростом ребёнка растёт и наша любовь. Настоящая любовь – она не является, вспыхивая внезапно, она разгорается постепенно, затем охватывает всё существо человека, все его клетки. Она сближает и понимает. В последние дни я переживаю затруднения и огорчения. Сегодня утром малышке сделали прививку от оспы. Для моих ушей это звучит невероятно, всё моё существо противится этому. Но что было делать? Идти против закона? Я беседовал со многими теософами или людьми подобных взглядов. И у всех отношение к этому закону как к «мрачной ночи». Как возможно мне что-то навязать, чего моё сознание не приемлет? Для несознательных масс, быть может, закон и полезен, но не для свободного сознания. Разумеется, когда-то прививки от оспы приносили благо. Но всё следует рассматривать согласно ступени сознания и духа. Психическая энергия замещает все прививки, это – космический закон. Отчего бы наш ребёнок был лишён этой энергии? Разве он явился на этот свет, не одарённый дарами прежних жизней? Я догадываюсь, что некоторые этот закон «обошли». Но разве неправда не является ещё большим злом? Я советовал своему другу не торопиться. Будущее могло бы решить. И всё же – дело сделано! Сегодня, вернувшись домой, было так грустно. Каким мраком окутана ещё наша планета! И тьма эта ещё больше сгущается, хотя во многих людях замечается просветление. Именно тьма сознания человеческого рождает всю разруху и несчастья на земле, все трагедии, катастрофы, эпидемии, все поветрия оспы, чумы, дифтерита. Если бы сознания светились духовностью, их яркость дезинфицировала бы пространство мира, все перекрёстные токи заставила бы сотрудничать гармонично.

Ребёночек становится всё крепче. Исчезли беспокойства, которые были вначале. Спит до шести-полседьмого утра, хотя мать всё ещё пуглива и чувствительна во сне. Не приходится по вечерам и носить на руках. Делается рассудительнее и интеллигентнее. Изредка гостит у нас мать моего друга, тогда я свободен. В субботу Элла впервые побывала в Обществе. Наполнилась новыми впечатлениями, которых она лишена, занимаясь только дочерью.

Общество теперь в новом помещении, на улице Элизабетес. Чудесный зал, вид открывается поверх рижских парков и башен. Во всех комнатах – светлое, уютное чувство. В позапрошлый четверг Доктор торжественно открыл. Начнётся новый период в нашей деятельности. До этого была подготовка. Теперь – внешнее выявление. Применение в жизни. Жаль, что Доктор сам не может сейчас участвовать в общественной жизни. Плохо слышит. Но мы все верим, что это только временно. Центры! И в моей жизни начинается время громадной деятельности. Из Индии прислали книгу о Св. Сергии, которую нам надо напечатать. Сам Н.К. в письме подчеркнул, что это очень серьёзная и ответственная задача. Читаем с Залькалном корректуру. Думаем, как лучше. Я начал переписываться с секретарём Н.К. – Шибаевым. Мне надо решать и много практических дел в Обществе. В том числе – продажа книг, хотя это занятие для моей натуры является тяжёлым делом, требует и уйму времени. Буду счастлив, когда освобожусь от неё. С радостью я был бы библиотекарем. С радостью своим пером отдавал бы лучшие возможности души людям. Но, быть может, такое занятие пригодно для закалки моей практической деятельности. В типографии государственных бумаг изготовили репродукцию прекраснейшей картины Рериха «Твердыня Тибета». Начиная с мая, мне показывали около семи корректур, и наконец она готова! Я не думал, что печатники столь мало наделены художественным пониманием. Сколько раз приходилось бегать в печатню! Ну, кажется, воспроизведение будет достаточно хорошим. Затем, я ощущаю и свой долг и желание – пробудить в сознании Латвии идею Знамени Мира. И как же народу её принять, если идея для него пока чужая? Я всячески думал. Наша периодическая печать ведь в «полумраке». С трудностями получилось в «Яунакас Зиняс»[33]. По доброй воле с ними бы не связывался. Но другие газеты ещё хуже. В журналах? Удивляюсь, что Грин так часто предоставляет мне в «Даугаве» место, хотя во взглядах – он мой противник. Я ему за это признателен. И в большинство журналов проникла политика или вообще – отрицание ценностей. Радуюсь, что мой очерк о путешествии по Италии наконец появился в «Даугаве» и «Пиесауле». Грин выбрал только очерк о горах. Об остальном сказал: «Италия уже описана стократно». Когда я нечаянно вспоминаю тропы под южным солнцем, внезапно наступает удивительная просветлённость. Тогда там было слишком напряжённо, слишком торопила жизнь, чтобы все полутона воспринять и возвысить сознание. Теперь все контуры впечатлений об Италии стали ещё нежнее, одухотворённее, воспоминания более не отягощены усталостью, память желала бы ещё и ещё туда возвращаться. Привожу в порядок и свои стихи. Уже крайний срок начать их публиковать, чтобы к праздникам вышли. К Рождеству больше раскупают. Исходил много типографий. Я ведь в своём роде человек тяжёлый: в одной печатне мне мешают нравственные условия, в другой – гарнитура букв неподходящая. Там же, где всё более-менее хорошо, там приходится мудрить, как же расплатиться. Но напряжение энергии принесёт удачу.

28 ноября

Сегодня – один из тяжелейших дней в моей жизни. Есть всякие трудности, но разве не самое тяжёлое – не выполнить достойно свой долг? Начали мы печатать книгу о Сергии в русской типографии. И уже в начале столько волнений вокруг этой книги. Долго набирали текст, хотя я их торопил, как мог. Затем была неясность с титульным листом. Наконец, пришла телеграмма, и как раз в день, когда начали печатать. Когда я прочёл телеграмму, два печатных листа были напечатаны. Возможно, моя вина в том, что я не поспешил немедля после телеграммы к Доктору, хотя бы и пришлось помешать ему в работе. И далее – вдруг, при дневном свете, замечаю, что эти два листа напечатаны на другой бумаге верже[34], не на такой, как мы хотели, на более серой. Кстати, желтоватая бумага придала работе налёт старины. Конечно, так это остаться не может. Что делать? Уничтожить эти два листа? Было бы у меня 100 латов, возможно, так бы и сделал. Пока обдумывал, начали печатать уже третий лист. Моё сердце так стремилось исполнить долг, как лучше. Сознаю, что всё же мало я проявил внимательности. Что дали эти несчётные хождения, вся растраченная энергия? Николай Рерих ведь так подчёркивал в своём письме, насколько это – ответственный труд. Как я хотел послать её в Индию, как лучшее приношение! В корректуре мне помогает Залькалн. Но и у него слишком мало опыта. И к тому же мы на этот раз напрасно доверились руководителям печатни.

Уже набраны для печати и мои стихи. Тяжкие переживания меня одолевают. Ирония судьбы в том, что мои стихи будут в лучшем одеянии, чем намного более ценная книга. Конечно, главное не одеяние, но содержание. Но красота ведь тоже важна. Особо красивым должно быть всё, что передаётся в руки художника.

Когда моя дочь мучилась реакцией на прививку оспы, опять я глубоко ощутил рабство жизни нашего времени. Когда же, наконец, человек будет верить независимой свободе духа?

7 декабря. Четверг, утром

Вчера вышли мои стихи «Прекрасной душе»[35]. Я уже успел подарить нескольким людям. У меня большая вера в эти стихи. Когда-нибудь всё же завоюют сердца. В сборнике строгий отбор. Сколько я передумывал, выбрасывал! Ещё прошлой осенью несколько стихов переработал. Быть может, и к лучшему, что раньше не изданы, – теперь сборник идейно и по форме созвучнее. Однако получал я свои стихи со странной болью в сердце. Так всегда было после громадного напряжения. Но теперь вышло, что главную мою работу, которую всем сердцем и душой доверил издателю, – «Знамя Преподобного Сергия Радонежского», я не выполнил так, как надо. Что мои стихи против общечеловеческих идей! Поэтому и тяжело. Чувствую, что во мне ещё много непредприимчивости и несообразительности. Это было для меня большим испытанием.

11 декабря. Понедельник, вечером

В каком напряжении прошёл день! Этот день как венец всем дням! Ещё смущение, но и какое-то светлое чувство. Наконец я послал в Индию воздушной почтой книгу о Преподобном Сергии Радонежском. Если повезёт, то возможно, что дойдёт к Рождественскому вечеру. Это было бы так хорошо! Хотя вряд ли для получателей это будет большой радостью. Бумага плохая, не обрезана, ибо обрезать невозможно, сброшюровано поспешно, нет репродукций, которые вышлю завтра письмом. Но ничего, как есть, так есть. Мысль летит быстрее, мысль уже улетела к ногам моих величественных Руководителей. В субботу произошло ещё одно осложнение: при регистрации в полиции издательства «Алтаир»[36], помощник префекта выдвинул возражения против восточноподобного названия. В неведении, что делать, я дождался сегодняшнего дня. Сегодня утром Доктор ходил к Дардзану, заведующему отделом печати, затем ходил и я. И чудо – сегодня вечером, вернувшись домой, нахожу повестку: «Просим явиться по делу издательства». Быть может, тяжесть на моём сердце, которая не отпускала меня несколько недель, была напрасной? Ах, если бы это было так! Был бы наш труд удачным и с достижениями! Ибо достижения нужны не ради меня, но ради благороднейшей идеи.

21 декабря. Четверг, вечером

Чувствую себя уставшим. Хотелось бы хоть один день посидеть у стола или на диване, с книгой в руках и совершенно не двигаясь. Духовный, творческий труд не утомляет. Но беготня из печатни в печатню, в магазины, к переплётчику, и главное – везде торопить и нигде не чувствовать взаимопонимания – в то время, когда у тебя огонь горит под ногами, – разве это может окрылять вдохновением? На неделе обещали начать печатать обложку для русской книги. Но это оказалось невозможным – обложку хотят печатать в иной типографии, чтобы получилось лучше, но она перед праздниками завалена работой. Но почему же они затянули? Сколько огорчений доставил издатель книги о Сергии! Очень медлителен и мало исполняет свои обещания. Возможно, что человек и неплохой, но без душевного горения. С тяжёлым сердцем приходится отложить. Я всё же отослал несколько десятков сигнальных экземпляров. Вообще, и в другом с работой не везло, будто бы какие-то силы сопротивлялись. Но разве я не жаждал доставить на праздники небольшую радость авторам книги?

В последние дни занимался изданием книги Доктора.[37] В два дня её набрали и напечатали, завтра уже выйдет в свет. Но и здесь были заботы. Не умею подходить к делу спокойно, слишком всё воспринимаю сердцем.

В Обществе, согласно новому распределению обязанностей, мне больше не придётся продавать комиссионные книги. Всё к лучшему, ибо так много времени и энергии я потерял на этом. Все подобные мелочи поедали мои часы, ничего творческого я даже не был способен начать, даже книги Учения отложил...

Недавно, после какого-то сильно напряжённого дня, поднявшись утром, я нечаянно разбил бутылочку с мускусом, именно в те дни, когда нам это средство было наиболее нужным. И странно, с утра и несколько дней спустя я ощущал боли в спине. Намёк – быть внимательнее. Вообще, внимательности и сообразительности у меня ещё слишком мало. Чувствую, что под этим Солнцем надо идти чётко, с ясностью до последнего атома, но дух мой слишком часто задерживается в более светлых пространствах. Внимательность ведь является ступенью к чуткости. А чуткость стремится уловить своим сердцем трепет всего мира.

1 января

Минувший год прошёл в великом напряжении. Что же я наследовал в 1933 году? Воистину – чудеснейшие цветы всей моей жизни! Встретился опять со своей любимой дочерью. Родилась «Агни-Йога». Увидели свет мои стихи. Сотрудничал и в других делах. И всё-таки чувствую – ещё больше можно было свершить творческого. С ещё большим жаром можно было сосредоточиться. Надо возвышать самого себя до нового, обузданного, благозвучного ритма. Очень хочу, чтобы больше было у нас огненного устремления, возможностей трудиться, успехов и гармонии.

«Помоги не пройти мимо труда Твоего!»

«Дай испить чашу труда Твоего!» Пусть это будет нашей единственной молитвой. Да поможет нам Учитель!

20 января. Суббота

Наше Общество предприняло нечто великое. Учреждает Лигу Культуры. Доктор всё время ждал, когда восстановится у него слух. Наконец, решил – 25 января срочно созвать собрание Общества. Довольно спешно, но, быть может, так лучше. Во вторник мы мудрили над текстом статьи призыва. В среду разослали приглашения более чем в сто организаций. Вчера мы собрались у Доктора, он зачитывал свой доклад. Всё было бы хорошо, речь ведь отличная, но больше бы говорил по сознанию слушателей. Это я ему сказал. Не создалось бы впечатления, что всех приглашаем вступать в наше Общество. Если вести собрание и зачитывать доклад будет Стуре, то он сгладит впечатление. Вера всё же в нас есть. Действовать надо смело и целенаправленно. Откладывать больше нельзя. Живём в гуще событий.

Задумываю журнал, вывесил объявление в Обществе с приглашением присылать статьи. Расцвета журнала следует ожидать, во-первых, на основе наших собственных сил. У нас ведь в Латвии почти нет объективных, идейных писателей.

Я.Грин в одном интервью сам признал, что больше всего покупаются мои стихи. Самые известные писатели на втором месте. Это меня ободряет, ибо чувствую, что молодёжь начинает больше стремиться к идейному, чем к формальному направлению. Много есть духовно жаждущих, но мы их ещё не знаем. И то, что раскуплены книги Мауринь Зенты и Роллана, свидетельствует о чём-то светлом. И в нашем Обществе начинает собираться всё больше светлых людей – свидетелей эпохи. Если бы они яснее сознавали, что есть Общество, – был бы наплыв, как наводнение.

26 января. Утром

С каким напряжением я ожидал вчерашнего дня! Этому дню предназначено стать великим для всей Латвии. Заложены основы новой Латвии. Задан тон и внесено предложение о Лиге, которая объединяла бы всю культуру Латвии и заботилась о ней. Но сейчас я чувствую себя сломленным. Грустно и больно. Из 130 приглашённых организаций пришли представители только приблизительно от 24. Большинство – женщины. Это хорошо. Похвально, что хотя бы у немногих нашлась смелость явиться в помещение, о котором наверняка бродят всякие разные слухи. К. Стуре зачитал доклад Доктора, немного его смягчая. Однако ещё больше можно было его «нейтрализовать». Ибо много всё же было написано о самом Рерихе и Обществе и мало о Лиге Культуры. После перерыва следовали дебаты. Около девяти представителей приветствовали Общество и идею объединения. Но затем стали задавать вопросы по предпринимаемым практическим шагам. Стуре зачитал тезисы к уставу, дал к ним пояснения. И – это всё! Я надеялся, что он и от себя что-то скажет. В качестве руководителя групп он ведь показал себя увлечённым философом. Но теперь его ответы были совершенно лишены вдохновения. Возможно, практических целей мы ещё сами не знали. И недавно Доктор сказал, чтобы по возможности избегали о них говорить. Но ведь у огненного человека рождаются мгновенные идеи и соображения. Но ответами Стуре на разнообразные вопросы было: «Это выясним в следующий раз», «Об этом в тезисах устава подробнее не сказано, самим придётся разработать», «Об этом мы получим директивы из Америки»... Притом, как мне показалось, он отвечал неуклюже. Моя знакомая журналистка М. спрашивала меня: «Нет ли у вас лучшего докладчика?» (М., однако, скорее думала о самом докладе, желая видеть его больше в духе Учения.) Как нужны огонь и ещё раз – огонь и объективное чутьё! Было бы это, можно было бы преодолеть величайшие трудности. Возможно, Доктор вдохновил бы сильнее. Но ведь на Объединении женщин и он не выступил с конкретными предложениями, и в результате – собрание распалось. Разумеется, до следующего раза эти конкретные «шаги» будут разработаны, но ведь недостаточно только одних планов, захватывают людей не идеи, но живой огонь человеческого сердца. Записываю здесь открыто все свои мысли, переживания. Надо быть искренним с самим собой. Я глубоко уважаю Стуре, его духовность и мудрое спокойствие. Но мне больно, что вчера было не так, как должно было быть! Но в этом я тоже виноват. Виноват в том, что не работаю над собой и не преодолеваю дефект своей речи.

29 января

Я слишком много сердечного огня вложил в надежду на это собрание, поэтому мне теперь так тяжко. Что же делать, ведь никто из нас не подготовился к своей задаче на собрании. Одно дело – хорошо задумать, а совсем другое – вести собрание и не растеряться. Это нелегко. В самом конце собрания внёс диссонанс старый журналист Л., который принадлежит к тем, кто в любом необычном движении видит масонов. И здесь Стуре смутился. Он ведь в Риге недавно, быть может, ещё не ознакомился со всеми основами зарубежного Центра. На следующий день Стуре пошёл домой к < журналисту>. Надо ли было это делать? Однако будет всё хорошо! Появятся новые импульсы, новые подробные планы и главное – новые отзывчивые сердца. Основы уже заложены.

Н.К. и Шибаев уже неоднократно писали мне и Доктору, что книга о Преподобном Сергии получилась красивой, что они рады, что наперекор всем трудностям один экземпляр воздушной почтой попал в их руки уже в праздничную субботу. Сегодня, только что, я получил через Доктора открытку от Н.К. с благодарностью за участие в работе. Всегда изумляюсь чуткости и отзывчивости Н.К., как он реагирует на каждое дело. Везде, где он видит возжжение духа и деятельность, он неизменно проявляет одобрение и ободрение. Я рад этому ещё и ещё раз. Истинно, необычные трудности были с печатанием указанной книги. Издать книгу – дело не великое. Но здесь наваливались препятствия одно за другим. Часть книг я уже отослал, но в целом – она ещё не готова: только теперь печатают обложку в её настоящем виде. Издатель, почуяв, что выход книги отложен, затягивает печатание с одной недели на другую. Странно видеть славянина, не вдохновившегося образом великого русского Благодетеля. Будет хорошо!

2 февраля. Пятница

Состояние Доктора теперь тяжёлое. Он хворает уже с весны. Держится у него температура. В лёгких открылась старая рана. «Заложило» уши. Летом с его ушами происходили чудесные вещи: по дороге из Межапарка на работу они часто «открывались». В декабре Доктор получил от Н.К. письмо с указанием Учителя, что болезнь Доктора огненной природы, стало быть, надо радоваться, но печально то, что он живёт в самых неподходящих условиях. Жизнь в центре города ещё не самое главное, ведь ужасно утомительно принимать больных, притом будучи с «тугими ушами». Теперь после каждого приёма он чувствует себя полностью исчерпанным. Наконец, он решил с 6 февраля отправиться на полтора месяца в «отпуск». Куда? На это у него свои планы, о которых я нечаянно узнал. Болезнь Доктора тормозит также всю внешнюю деятельность нашего Общества. У него уже были составлены обращения для нескольких собраний, в том числе художников, учителей и т.д. Но ему пришлось расстаться с руководством группами. Последний раз в Обществе он был 24 декабря, когда вручал младшей группе Изображения Мории. Теперь ведёт группы Стуре и ещё другие. Стуре очень тонко знает «Geheimlehre»[38] и продолжительно углублялся в Учение. Что-то от Сократа, отвечает на все вопросы, интересно быть под его руководством. Но Доктор, хотя временами и слишком порывистый, больше действует сердцем. Странное впечатление на нас произвело то, что Доктор дарит членам Общества свои фотопортреты, велит выбрать один, который хочется. Некоторые задумываются: не надолго ли он уезжает? У нас в библиотечном помещении уже есть портрет Доктора, его прислал В.Шибаев. Мы шлём Доктору самые светлые мысли.

4 февраля. Воскресным утром

Зента высказала вчера Элле упрёк, что мы её бросили. Она ожидала, что в связи с выходом её книги о Достоевском я окажу ей духовную поддержку. Она якобы одна среди врагов. Я мог будто бы написать о её книге. По её словам, я исполняю Учение только в теории, но не в жизни. Есть в этом своя истина. Я слишком мало отзывчив, слишком мало внимателен к другим. И редко к ней хожу, хотя она сама была очень занята. А вечером мне ехать к ней из Межапарка невозможно. Я серьёзно думаю написать о её книге. Обещали поместить мою статью в Ежемесячнике Министерства образования, но когда она была готова, меня обманули: кто-то другой написал рецензию, притом довольно отрицательную. Можно было дать её ещё в «Даугаву», но мы решили, что в таком виде её печатать нельзя – слабовата. Написать пошире я в данное время не в силах. Во-первых, уже потому, что так мало знаю Достоевского. Разумеется, труд ценный, читал я с интересом, но не с увлечением. За исключением Зосимы[39], остальной мир Достоевского стал мне довольно чуждым. Всё это – борьба, которая когда-то была. Откуда мне знать? Зачем опять ко всему этому возвращаться? Для Зенты все эти роковые сомнения и поиски всё ещё как Священное Писание. Я жажду вдохнуть свою душу в свет всеобъемлющего, всеохватывающего сознания. Конечно, цель у нас одна, но наши пути расходятся. Зента ещё надеется найти эту цель через литературу, которая приемлема сознанию большинства современного человечества. Поэтому она ещё восторгается противопоставлениями в поэзии. Принимать и одобрять нечто только из-за формы – на это я уже давно органически не способен. Приходила ли она в наше Общество в истинном устремлении? Но тогда бы она сразу не ушла. Она являлась только тогда, когда мы приходили за ней. И затем я задумался: она ведь не отказывается ни от одного концерта, ни от одного званого вечера, и, если ей там хочется быть, она сама способна физически туда добраться. Я хотел, чтобы проявилась её свободная воля. К чему мне утаивать тот факт, что её жизнь, хотя сама она чудесный человек, ещё сильно основывается на самости. Она, придя впервые в наше Общество, обиделась на Доктора, который, встречая её, спросил: «У вас давно так со здоровьем?» И весь первый час все её мысли были привязаны к этому смущению. Доктор, конечно, плохой психолог, нельзя задевать больные раны, в беседе с ней надо глубже подходить к её душе. Она высказалась Элле, что приходила в Общество не ради теории, а ради личностей. И – не нашла ожидаемого. Но она не знает Доктора так, как мы, он значительно вырос за три года. Так преодолевал, кристаллизовал себя! Из-за её особенностей уже давно не только мы, но и другие друзья Зенты стали осторожнее в разговорах с ней. Знаю, что ранее Зента часто понимала меня превратно. Может быть, когда-то в игре слов я не раскрывал своё истинное чувство. Такое ощущение, что Зента каждого человека рассматривает прежде всего через призму своей самости. Но самость ведь следует изживать, разве это не должно быть нашим стремлением? Всегда и неизменно интересовало Зенту, что о ней говорят. Знаю, в жизни она так измучена, как никто. Ей так не хватало ласки и поддержки. Но разве она не может быть счастливой, видя то большое число молодых идеалистов, которые собираются вокруг неё? Разве она не может быть благодарной публике, что её книгу раскупили в течение месяца? Это доказательство того, что в латвийской молодёжи зарождается огонь идеализма. Что есть критика? Похвалы друзей мне иногда становятся болезненными, ибо рядом с ними я ощущаю ухмылки врагов. А нападки врагов, на чём ещё можно лучше учиться? Враги ведь больше всего усердствуют, чтобы обнаружить ошибки, и нередко успешно. И нам надо быть благодарными, что при их содействии мы можем учиться. Лично я с большим интересом жду, что обо мне скажут мои враги. Но разве не всё равно, в конце концов, пишут о моих стихах или замалчивают их? Лишь бы они нашли путь к нескольким горящим сердцам. Сознаю, что и я всё ещё часто во власти самости. Как часто я мыслю: «Как мне лучше?» «Я», «мне» – это путы, из которых нам надо освобождаться. Но моё желание – стать свободным. Во-вторых, надо больше слышать других, видеть, понимать и любить.