Биография

Еще в роддоме и мамаши, и медперсонал отметили, что у этой девочки, грудного ребенка, не по-детски осмысленный взгляд, словно он шел откуда-то изнутри. Так, она заинтересованно задерживала взгляд на каком-нибудь предмете, который привлек ее внимание, изучая его и обдумывая что-то про себя, и отводила взгляд только тогда, когда это переставало ее интересовать. В два с половиной месяца Наташа уже не хотела лежать у меня на руках, требуя, чтобы ее подняли в вертикальное положение, плача до тех пор, пока не добьется своего. И как только ее поднимали, она тут же переставала плакать, начиная рассматривать все вокруг себя, наблюдая, как ветерок шевелит листья, как по реке бежит рябь, за всем, что попадалось ей на глаза. В шесть месяцев дочка заговорила, сказав первое слово: «Папа». В девять месяцев она уже свободно ходила, держась за руку кого-то из родителей. Наверное, поэтому, рано повзрослев, девочка в с вои четыре года любила смотреть по телевизору не мультфильмы, как все дети в ее возрасте, а хоккей, зная по номерам и по фамилии каждого хоккеиста, болея за любимую команду как заправский болельщик.
Уже тогда проявился ее характер. Кормление дочери было самым тяжелым делом для меня. Наташа, не желая есть, бывало, держала еду во рту по десять и более минут, не проглатывая ее. И так было с каждой ложкой. Поэтому кормление всякий раз растягивалось на часы.
Раиса Ивановна Воротникова,
мама Натальи Воротниковой

Наталья пережила две клинические смерти. Первая – во время рождения, девочка родилась мертвой: вокруг шеи была обмотана пуповина. Врачи думали, что не откачают, но откачали. Вторая смерть случилась, когда девочке было две недели от роду, тоже клиническая. Трагедия произошла дома у матери на руках, девочка подавилась материнским молоком, захлебнулась, вытянулась, перестала дышать. Тогда мать са ма вернула Наталью к жизни.

Мы жили в частном доме, муж задумал подремонтировать входную дверь, для чего снял ее с петель и поставил на крыльце. Я с подругой сидела на крыльце, рядом Наташа спала в коляске. Вдруг дверь, оторвавшись от стены, упала на коляску, а затем на землю. Я бросилась к дочери, чтобы убедиться, что она не пострадала. При этом Наташа, просыпаясь от любого шороха, даже не пошевелилась, продолжая спать сном младенца. Кто-то свыше, охраняя жизнь девочки, оберегал и ее сон.
В четыре года Наташе делали сложную операцию, во время которой у нее остановилось сердце. В ту ночь дежурил заведующий отделением областной детской хирургии, он и спас мою дочь. После операции у Наташи поднялась очень высокая температура, и в этот момент она увидела, как к ней прилетела большая птица с женской головой и, сев на изголовье кровати, сказала: «Не бойся, ты не умрешь». С утра температура стала снижаться. Все это время я просидела у дверей пр иемного покоя – родителей не пускали. И только на третий день мне удалось увидеть дочь. Тогда мне Наташа рассказала про птицу, и я вспомнила про картину, привезенную из Печерской лавры еще до революции. Там была нарисована Печерская лавра, а вверху – Божья Матерь и Иисус Христос в окружении ангелов в образе птиц с человеческими головами. Когда Наташа увидела на картине птицу феникс с женской головой, она сказала: «Вот такая птица тогда прилетала ко мне».
Раиса Ивановна Воротникова,
мама Натальи Воротниковой

Видимо, клинические смерти усиливали природные и наследственные способности ребенка, поэтому они у нее с детства и проявлялись ярко. Первое время Наталья этого не понимала. Маленький ребенок думает, что если у него что-то есть, значит, это есть у всех. Наталья тоже так думала. Умение видеть, что-то предвидеть, предсказывать Наташа воспринимала до 4–5 лет как норму, пока не стала как-то осознавать себя.
Спустя какое-то время сверстники и их родители стали странно смотреть на Наталью, удивляться, в итоге начали бояться. И тут Наталья поняла, что это есть не у всех, а есть только у нее.
Способности у Натальи Воротниковой наследственные. Девочка знала, что этим даром обладали ее предки в нескольких поколениях. У кого-то они проявлялись больше, у кого-то меньше, но они были. В то время считалось, что этого просто нет. Мама просила дочь быть осторожнее в своих высказываниях, так как просто боялась реакции людей. Девочка ее пыталась слушаться, но не всегда могла контролировать ту информацию, которая шла.
Наталья начинала говорить вещи, которые были или будут и о которых просто знать не могла. Это сбывалось через какое-то время. Люди сначала к ней не прислушивались, но когда что-то сбывалось, начинали задумываться, как девочка могла видеть то, что еще не происходило, или как она могла знать то, чего знать не могла.
Был у нее один друг, маленький мальчик, который играл вместе с ней в песочнице. Однажды Наталья на него посмотрела и увидела какую-то тоску и печаль в его глазах. Она его спросила:
– Что у тебя происходит?
– Не знаю, мне страшно.
– Почему тебе страшно?
– Страшно.
Его этот непонятный страх включил информацию о его маме, потому что за ним появился образ его больной мамы. Девочка увидела это и сказала:
– У тебя мама тяжело болеет.
– Болеет.
– Она не выздоровеет, – произнесла девочка, не понимая тогда, что пугает мальчишку еще больше.
Сейчас бы она такого, конечно, не сказала, но ребенок не думает и не осознает, что это тяжелый удар.
Наталья стала описывать, как его мама умрет:
– Твоя мама пойдет на речку полоскать белье, ей станет плохо, она упадет, п отеряет сознание, ее унесут домой, вызовут врача, положат в больницу, и в больнице она умрет.
Мальчик смотрел на Наталью, вытаращив глаза, по которым бежали слезы.
– В больнице она будет то в сознании, то нет. Вокруг нее будут врачи в белых халатах. Но смерть у нее внутри, она развивается и убьет ее.
У женщины был рак, который действительно дает метастазы, и это убивает организм. Мальчик поверил Наталье, побежал к своей бабушке и рассказал ей эту историю. Его бабушка испугалась и на следующий день пришла к бабушке девочки, которая на этом не успокоилась и рассказала все своей бабушке. Бабушка верила внучке и знала, что у нее есть эти способности, так как сама лечила людей.
На следующий день пришла пожилая женщина со своим внуком к бабушке Натальи и говорит:
– Слушай, твоя внучка страшные вещи рассказывает.
– Да, совершенно верно, страшные вещи, но ты пока не переживай, она могла чего и напутать. Женщина ушла и через полтора месяца вернулась и сказала:
– Моя дочь плохо себя чувствует, хотим к врачу ее отвести, а она не идет. Я за нее переживаю, мало ли что случится.
– Ей обязательно нужно в больницу, – подтвердила бабушка Натальи.
– Надо, только пока она не идет, – сказала пожилая женщина и ушла.
Через несколько дней та самая мама мальчика идет на речку, которая называлась Воронка, в Тульской области, поселок Косая Гора, полоскать белье – там мостик. Вдруг она теряет сознание, сбегаются люди, относят ее домой, где она немного приходит в себя, ее увозит «скорая помощь», и где-то в течение недели она умирает. Все случилось так, как и говорила Наталья.
Девочка всегда в детстве пророчила, как правило, информацию страшную, только по одной простой причине, что она легче просматривается, легче проявляется, она информационно более тяжела я. Вибрации этой энергии более четко чувствуются, чем энергии радости. Энергии радости они такие же сильные, но они немножечко размыты в пространстве, не имеют такой плотности, хотя сила абсолютна одинаковая, именно разное качество энергии. Эта история как-то разошлась по близким, друзьям, знакомым, соседям Натальи. К девочке стали прислушиваться и уже слушать, что она говорит, и если что-то говорит, просили объяснить. Что может объяснить пятилетний ребенок? Только то, как он это все воспринимает, своими словами.

«Это шло не только картинками, скорее всего, шел прямой текст, возможно, слова какие-то, возможно, эмоции шли. Но я помню картинки. Мысли, чувства, эмоции в более зрелом возрасте срабатывают, я уже отличаю одно от другого. А в детстве больше работали картинки, по которым я пыталась понять, что же я все-таки вижу и почему я это вижу», – пояснила Наталья.

После этого случая прошло два или три месяца. Недалеко от дома, в котором жила Наталья, стоял высокий старый дуб, большой, толстый. Как-то девочка подошла к своей бабушке, подвела ее к окну и сказала:
– Баб, смотри, завтра будет молния, дождь большой. Молния попадет в дуб, он загорится. А под дубом стоит дом, крыша этого дома загорится, половина дома сгорит, а остальную часть успеют спасти.
На следующий день вечером сильная молния, гроза. Молния ударяет в дуб, он загорается, огонь попадает на крышу дома, полдома сгорает. Тушили целой улицей. Все произошло так, как сказала девочка.
У Натальи была подружка Света, которая была на год постарше. Девочки часто ругались между собой. Произошло так, что у Светы маму забрали в больницу, у нее была операция, и врачи говорили:
– Скоро выпишем, домой отправитесь.
В очередной раз девочки поругались. Света все время у своей подруги таскала игрушки. У Натальи возле дома была своя песочница, свои качели, и все сосед ские дети ходили играть к ней. Девочка с удовольствием с ними играла и делилась своими игрушками. В очередной раз Наталье купили какую-то новую игрушку, которая ей очень нравилась, а Светка ее стащила. Из-за этого девочки поругались, и Наталья порвала на ней платье. Мало того что Светка ее украла, она ее еще и сломала. Для ребенка это конец света. Светка, видя порванное платье, сказала:
– Вот мама вернется из больницы, она тебе даст за меня.
– Не сразу вернется твоя мама из больницы. Вот увидишь, у нее будет еще одна операция, она вернется домой не скоро, только через месяц.
– Нет, ее через три дня должны выписать.
– Должны, но не выпишут.
– Что ты такое говоришь? – закричала Светка и, зареванная, выбежала из песочницы. Через день или два маму Светы снова положили на операционный стол и выписали только через месяц. Светка возненавидела свою подругу:
– Мне сказала одна бабушка, что ты ведьма и мою маму заколдовала.

«Первый раз, когда меня назвали ведьмой, это была моя горе-подружка Светлана. Счастье ей большое, пусть живет и радуется, надеюсь, что жива», – пояснила Наталья.

Люди стали прислушиваться к словам девочки и стали ее бояться, потому что она, как правило, говорила неприятные вещи. Она говорила и хорошее, но это были какие-то мелочи, которые быстро забывались.
Недалеко от Натальиных родителей жила одна молодая семья, где все время ругались. Жена истеричка была, она ходила и всем жаловалась:
– Вот с мужем поругалась, туда-сюда, вот уйду, разведусь. Пришла она как-то жаловаться к маме Наташи, стала рассказывать о своих проблемах; девочка сидела за столом.
– Не плачьте, помиритесь. Идите сейчас домой, придет ваш муж, счастливый, с цветами, конфетами, вы помиритесь.
Мама с этой женщиной так стран но посмотрели на ребенка и спросили:
– А с чего ты это взяла?
Девочка, продолжая есть кашу, которую терпеть не могла, не поднимая головы, произнесла:
– Не знаю. Знаю, что они помирятся.

«Я просто вижу образ, что она приходит домой, вся зареванная, приходит муж, который действительно собрался помириться, с цветами и конфетами».

На следующий день эта женщина пошла и всей улице стала рассказывать, что Наташа сказала и что они действительно помирились. Когда девочка вышла погулять, то ее окружили люди и стали спрашивать:
– А как ты это узнала? Расскажи, – галдели все наперебой.
– Да что вы ко мне прицепились, узнала и узнала. Я это видела.
На все вопросы девочка всегда отвечала: «Я это видела». Для обычных людей понять и увидеть, что случится даже в ближайшее время, практически невозможно, а для Натальи это б ыло нормой. Она знала, что те картинки, которые она видит, они настоящие, и события обязательно произойдут.

«Когда ты живешь в этих образах, этих ощущениях, для тебя это норма, детская психика не отличает прошлое, настоящее, будущее. Я часто путалась, где у меня и что. В детстве я не сильно путалась, стала путаться в подростковом возрасте, когда у меня половое созревание началось. И здесь разница между прошлым, настоящим и будущим пропала. Я жила сразу в нескольких плоскостях. Это уже потом мне пришлось учиться, чтобы понимать, где я нахожусь, в какой из этих плоскостей. В детстве это само собой понималось, я знала, когда это случится и как это случится», – пояснила Наталья.

Однажды кто-то из соседей сказал, что молодая женщина попала в аварию и повредила себе ногу и ее с остановки без сознания забрали в больницу. Она пришла в сознание, но толком ничего не помнит и объяснить ничего не может. Девочка эту женщину знала, и нет чтоб язык за зубами держать, так куда там, ей поделиться хотелось, чтобы люди тоже знали. Наталья рассказала:
– Не попала она в аварию, ее забрала «скорая помощь» с остановки – называю конкретную остановку, – она ехала на автобусе – называю номер автобуса, в какое время она ехала. Автобус был полный, выходило много людей, ее просто вытолкнули, женщина хрупкая, волна людей ее вынесла, а скользко было, первые заморозки пошли, она поскользнулась, неудачно упала и сломала ногу. Люди вокруг нее ехали домой, кто-то пьяный, кто-то уставший, кто-то злой, и вот эта вся людская волна на эту женщину навалилась. Нет чтобы помочь, поднять, они практически по ней прошли. В итоге кто-то обратил на нее внимание, она начала кричать, плакать. Пока они ее пытались поднять, она несколько раз падала. А потом вызвали «скорую помощь». Это не сейчас мобильные телефоны. Это надо неизвестно куда бежать, чтобы вызвать «скорую». В общем, с ней остались мужчина и женщина. Женщина побежала к соседнему т елефону-автомату вызывать «скорую помощь», а мужчина остался с пострадавшей. В итоге увезли в больницу. Женщина то ли испугалась так, то ли болевой шок, но у нее много информации просто стерлось, временная амнезия была. Я это все рассказываю, так, между делом, а потом смотрю, все замерли, застыли, слушают, а потом говорят: «А с чего ты это взяла?» – «Я это вижу».
В итоге, когда эта женщина пришла в себя, она повторила практически полностью то, что сказала маленькая девочка. Поселок не такой большой, и супружеская пара, мужчина с женщиной, которые остались с пострадавшей, рассказали то же самое, еще раз подтвердив слова ребенка.

«Нас в детском саду учили всех людей любить, ко всем хорошо относиться и слабых защищать. А тут, казалось бы, взрослые мужики – и обидели слабую женщину. Для детского восприятия это если не было концом света, то что-то близко к этому. Я была сильно возмущена тем, что я увидела», – сказала Наталья, вспоминая свое де тство.

Девочку стали даже побаиваться, присматриваться, прислушиваться к ней. Людям не нравилась то, что она говорила. И почти все соседи перестали с ней общаться, а заодно с ее мамой и с бабушкой, папе было по сути все равно, он много работал, и ему было не до этих чудачеств.
Уже в школьном возрасте девочка научилась держать язык за зубами – и говорила, только когда очень попросят. Или говорила тогда, когда понимала, что это надо сказать, потому что это что-то предотвратит, что-то решит. Девочка не хотела стать изгоем, ее боялись, ненавидели, завидовали, непонимание читалась в глазах взрослых и детей.

Когда Наташе было шесть лет, она вместе с папой и его другом поехала на его машине через горный перевал, и они попали под камнепад. Машину на камнях занесло, и она зависла передними колесами над пропастью. Спасло их то, что девочка с отцом сидели на заднем сиденье, да и водитель не растерялся, крикнул им: «Не двига йтесь, замрите» – и, дав задний ход, сумел вернуть машину на дорогу. Когда Наташа училась уже в третьем классе и возвращалась из школы домой на автобусе, что-то заставило ее выйти из автобуса, не доехав до своей остановки. В себя она уже пришла в магазине, недоумевая по поводу того, зачем она туда пришла, и ругая себя за то, что ей теперь целую остановку идти пешком. Пройдя половину остановки, она увидела автобус, на котором ехала. Зад автобуса, где она сидела, был смят в лепешку грузовой машиной, которая врезалась в него. Радуясь тому, что она избежала беды, Наташа побежала домой и рассказала мне, что с ней произошло. Когда Наташа подросла и со своей подругой пошла к одной цыганке, та разложила карты, затем пристально посмотрела на нее, попросила ее руку и, рассматривая ее и карты, сказала: «Кто ты? Откуда ты пришла? Ты не должна была тогда родиться, ведь твоя звезда появилась на небосводе только несколько лет назад, когда тебе было уже 10–12 лет, а до этого твоя жизнь была в большой опасности, но ты выжила, несмотря на то что родилась раньше своего срока». А затем еще раз внимательно посмотрела на Наталью и сказала: «Теперь тебя никто не сломит, силища в тебе сидит огромная».
Раиса Ивановна Воротникова,
мама Натальи Воротниковой

Детские игры, которые сначала увлекали Наталью, вскоре становились неинтересны. Девочка всегда любила слушать разговоры взрослых, она старалась спрятаться так, чтобы ее не заметили и не выгнали, а если ее замечали, то она говорила:
– Я буду сидеть тихо-тихо, только меня не трогайте.
Наталье хотелось иметь друзей, находиться в коллективе и стараться быть как все. Ей бабушка всегда говорила:
– Ты смотри, внученька, у нас то это в роду есть, я тоже людей лечу, когда попросят, когда очень надо, ты смотри, это не разрешено, а то скажут про тебя такое, чего и не было.
Действительно, люди много чего говорили и про Наталью, и про бабушку, хотя ни одна, ни другая вреда людям не делали. У мамы девочки тоже были эти способности, но проявлялись они спонтанно, и она никогда их не раскрывала и не старалась развить. Мама девочки, стараясь быть как все, повела дочку в церковь, чтобы изгнать из нее бесов. Это ее подружки надоумили, к которым она очень прислушивалась. Они говорили:
– Ненормально то, что происходит с Наташей. Да, твоя мама лечит людей средствами народной медицины, травами, молитвами, поэтому ей это как бы прощается, а вот ребенок, который говорит столько всего, наводит людей на разные плохие мысли.
Раиса Ивановна, мама Натальи, после всех этих разговоров и решила отвести дочь в церковь, где из нее должны были выгнать то ли черта, то ли дьявола. Привели девочку в церковь, где это все изгоняется, встала она рядом с матерью, народу много, службу ведет батюшка, выгоняя бесовщину. Люди вед ут себя по-разному: кто-то стоит спокойно, кто-то молится, кто-то крестится, кто-то бьется в истерике, кого-то трясет.

«Бесовщина, как ее называет церковь, или, в эзотерике, сущность подселения иногда называют одержимостью».

В церкви действительно было два или три человека, в которых что-то «сидело», они кричали, визжали, бились на полу, а вот другие изображали, что бьются в истериках, потому что так было положено.
Девочке было немного страшновато от происходящего. Раиса Ивановна смотрела на свою дочь и никак не могла понять, почему та просто озирается по сторонам, что-то рассматривает, а не бьется в истерике, как другие. Наталье было тогда лет семь, она ходила в первый класс. Девочка тогда решила, что взрослые люди ведут себя как-то странно и это больше всего похоже на цирк. Ей стало стыдно за взрослых, она отвернулась от них и стала смотреть по сторонам, рассматривая иконы. Когда служба закончилась, Раиса Ивано вна повернула к себе дочь и стала ее трясти. На что девочка спросила:
– Что такое случилось? Ты зачем меня трясешь?
– Ты почему ничего не делаешь?
– А что надо делать? Ты мне объясни, я сделаю, я даже не знаю, что делать надо.
– Посмотри на них, кого-то трясет, кто-то визжит, кто-то пищит, кто-то бьется в истерике, а ты просто стоишь.
– Мне тоже надо биться в истерике? Тоже надо кричать? А я не знаю, что кричать, мне стыдно. Почему я должна кричать? Тогда мать подвела ребенка к батюшке и спрашивает:
– Вот, у нее такие способности, она там говорит, предсказывает, а вот тут как службу провели, ритуал провели, никакой реакции. В ней, наверное, кто-то сидит, но почему-то не выходит.
Батюшка странно посмотрел на мать, посмотрел на девочку, а потом сказал:
– Иди сюда.
Наталья к нему подошла. Он вз ял ее за плечи, посмотрел, потом сказал:
– Вы почему решили, что из нее должно что-то выходить? Нормальный ребенок, в ней ничего нет. Просто такой ребенок родился. Это известно испокон веков. Умеет видеть – и умеет. Бог с ней, пусть видит дальше. А может, это и пройдет, потому что у некоторых проявляется в детстве, потом проходит. Идите с миром.
– Но, батюшка, как же так? – попыталась было что-то произнести мать.
– С вашей девочкой все в порядке, в ней никто не сидит.
– Хорошо, – сказала Раиса Ивановна, взяла дочь за руку и вышла из церкви. Мать Натальи успокоилась, что беса в дочери нет, о чем рассказала своим соседкам, подружкам.
Шло время, девочка росла, и чем старше становилась, тем больше видела. Когда Наталье исполнилось 15 лет, ее повели уже не в церковь, а к психиатру. Врач ее осмотрел, поговорил, задал какие-то вопросы. На первый взгляд они показались девушке глупыми, но она потом решила, раз спрашивают, значит, надо отвечать, доктор же вроде как, а его надо уважать, так ее учили в детстве. После разговора с пациенткой психотерапевт что-то написал, а потом сказал ее матери:
– Уводите свою девочку, с ней все в порядке, психика нормальная, здоровая. Зачем ее вообще сюда привели?
Раиса Ивановна решила, что никто ей помочь уже не может. Через два года Наталью отводят в московский институт на диагностику мозга, тогда это только все начиналось и было далеко не совершенно. Заводят ее в какую-то комнату, там стоит кушетка, женщина Наталье говорит:
– Ложись на кушетку.
Девушка легла на кушетку, к ее рукам, ногам и голове подсоединили проводки. Шло обследование, о котором Наталья мало что знала. За стеной стояла женщина, и тогда еще на первом, несовершенном компьютере она изучала показатели Натальи, ее мозг. Раиса Ивановна была рядом с доктором. Когда девушку выпустили из этой комнаты, она увидела свою мать и женщину-профессора с круглыми от удивления глазами. Наталья спросила:
– А что такое случилось? Что вы такого увидели?
Мать была растеряна, на профессора вообще смотреть было страшно, она почему-то металась по комнате со словами:
– Я не понимаю! Я ничего не понимаю.
Наталья тогда подумала: «Тащились неизвестно куда, неизвестно зачем, чтобы услышать „я не понимаю“. Зачем я вообще лежала в этой комнате?»
В итоге девушка заставила обоих показать ей эту картинку исследований и у доктора спросила:
– Что вообще произошло? Что во мне такого, что вы так испугались-то? Доктор ответила:
– У тебя реакция инопланетянина.
– Кого? – переспросила Наталья, ей на мгновение стало страшно, она посмотрела на себя и добавила: – Да вроде на Земле родилась.
– У тебя реакция ино планетянина, человек так не реагирует, – повторила женщина-профессор.
– Я из плоти и крови, как и все остальные.
– Возможно, так и есть, но что-то в тебе не так.
– Что именно не так?
– Я не понимаю. Таких пациентов за всю мою практику еще не было.

«Это я потом поняла, почему у нее такая была реакция, когда меня несколько лет назад обследовали уже на современном компьютере. Женщина, которая меня обследовала, объяснила, почему такая реакция идет. Проще говоря, я умею управлять своим сознанием, энергией, информацией, которую вижу, слышу, ощущаю, умею правильно это направить,
а мозг синхронизируется так, что я за счет мозговых вибраций управляю этой энергией информации. Это принцип воздействия. Любой экстрасенс это должен уметь делать. Кто-то это делает спонтанно, неосознанно, кто-то более осознанно. У меня уже идет более осознанное управление – во-первых, опыт, какие-то знания и прочее. Но тогда у меня, видимо, были хаотичные выбросы, и особой управляемости не просматривалось, и она в этих хаотичных импульсах просто запуталась. Первый раз, когда профессор увидела эту картинку, ей это показалось чем-то инопланетным, такое бывает только либо у гениев, либо у сумасшедших. Я вроде как ни тот, ни другой. Тогда понятие экстрасенсорика, управляемая информацией с помощью своего сознания, значит мозга, энергия не учитывалась. Тогда такие понятия были, но они были очень закрыты, и даже ученые не владели этой информацией. Поэтому увидеть такую картинку, такие импульсы, тем более хаотично настроенные, для них было абсолютно неприемлемо, это не укладывалось в их сознании. В итоге мы ушли ни с чем, потому что никто так ничего и не понял», – пояснила Наталья.

В итоге Раиса Ивановна сказала:
– Ты – инопланетянка, непонятно, кого я родила.
– Ну ладно, какая есть, что мне умирать от э того, что ли?

«Это я уже потом додумалась, что эти способности дают такую картину. Тогда я этого не понимала. Это недоверие и страх к себе… Я долго с этим жила. Потому что общество, в котором мы жили, не понимало и, соответственно, отвергало таких людей с такими способностями. Оно этого боялось и старалось как-то задавить, либо человек превращался просто в изгоя, и получалось так, что ты начинал бояться сам себя. И ты начинаешь это скрывать, боясь сам себя, и думаешь, что я все-таки сумасшедший, раз никто понять не может. Потом я поняла, что я вряд ли сумасшедшая, раз психиатр подтвердила, что я нормальная, а для меня это имело вес. Это я сейчас психиатрам не верю, но тогда, в подростковом возрасте, это имело значение, меня так учили, как ни крути, я тоже член общества и всегда старалась жить по общепринятым законам.
Сначала я себя боялась, потом начала ненавидеть, потом начала себя принимать и скрывать это от других.
Получалось у меня это довольно долго. Об этом знал только маленький круг близких мне людей, товарищей, которые ходили ко мне просто получить ту или иную информацию. А еще соседи, которые лояльно к этому относились и которым я как-то помогала в разные периоды их жизни. Для меня быть советником-консультантом это нормально, потому что я, по сути, этим с детства занимаюсь. До 25 лет, пока я не стала этим заниматься как практик, я эти способности скрывала в силу того, что просто не хотела быть изгоем. Потом я перестала себя бояться. Перестав бояться себя, я стала бояться людей. Потому что люди, к сожалению, просто могут уничтожить тебя, и один ты не выстоишь. Быть как все полностью не получалось. А быть странной в глазах не только посторонних людей, которые не знали меня, но и моих же близких друзей, товарищей было очень тяжело. Волей-неволей как-то старалась балансировать. Поэтому чувство одиночества, внутреннего и внешнего, для меня норма. Я не боюсь его. Я просто иногда от этого устаю, а иногда убегаю в это одиночество, потому что людские эмоции, чувства, мысли, переживания, вся эта информация часто давит, мешает, раздражает и просто угнетает. И стараешься по возможности ее получать дозированно. От этого и желание убежать в одиночество, забиться в угол. Сейчас я это делаю осознанно, убегаю от детей, от взрослых, от всех, чтобы сбросить с себя этот лишний информационный груз. Чтобы немножечко перенастроиться и снова вернуться к людям. Не всегда это удается, но стараюсь, потому что моя внутренняя биологическая система просто может не выдержать, и такое случалось уже не один раз. От перегрузки мой организм просто начинает болеть. До того момента, как я стала официально учиться и практиковать, я старалась от людей скрывать эти способности, понимая, что все равно не поймут, не примут, либо „затопчут“ меня, либо изгонят», – пояснила Наталья.

Школа

Когда девочка училась в школе, все люди делились на две четкие кат егории: те, которым она очень нравится, и те, которым она не нравится совсем. Очень мало людей относилось к Наталье нейтрально. Это касалось и учителей, и сверстников, и одноклассников. Так как с раннего детства девочка поняла, что она другая, она всегда старалась не лезть вперед, быть где-то в стороне, но не прятаться, а так, чтобы ее лишний раз не было видно. Уже с первых классов про нее говорили, что девочка странная, много молчит. Так про Наталью говорили практически до 30 лет. В школе у девочки друзей было не много. Она стремилась к людям, хотела быть полноправным членом коллектива, быть как все, но у нее это никогда не получалось, но тогда ребенка это сильно мучило.

«Как же так? Я не такая, как все, но я же хочу быть как все? Я всеми возможными способами пыталась быть как все. Я не понимала, что то, что для меня нормально, для других ненормально. Я и сейчас это не всегда понимаю, просто сейчас мне все равно. Я уже давно это переросла».

Учителя к странному ребенку тоже относились по-разному. Кто-то очень сильно любил, хвалил, иногда даже завышал оценки, потому что девочка нравилась. Наталья честно старалась выучить урок и хорошо на него ответить. В школе она была хорошисткой, но давалось это нелегко.

«Я достаточно информации беру от людей, из пространства, но я с трудом запоминала все эти уроки, эти книжные знания. Я их не чувствовала, либо чувствовала по-своему, либо они мне были просто неинтересны. Это был какой-то другой мир, который был для меня чужим, а учиться надо было».

Наталья в этих книгах «считывала» не то, что было написано, а то, что было между строк. И когда она начинала пересказывать, часто возникала путаница, девочка сбивалась и начинала говорить то, что видит, а не то, что она прочитала. Ей за это попадало, ставили двойки, упрекали, что она не может выучить урок. Учителя не знали о способностях девочки, а те, кто знал из друзей, молчали – боя лись, что им достанется за такую подружку.
То же самое было с классом. Были и те, кто девочку всячески задирал, иногда они получали сдачи, иногда не получали. Иногда Наташа на них просто обижалась, а иногда разворачивалась и давала сдачи. Девочка занималась легкой атлетикой и вообще спортом, была достаточно сильная и могла дать отпор кому угодно.

«Я всегда была хорошим стрелком, мне нравилось стрелять, и в старших классах у меня был напарник, мы с ним призы для школы выигрывали. Мы были два лучших стрелка школы. Зная мою физическую силу, со мной не каждый был готов физически столкнуться, потому что я давала сдачи даже большим мальчишкам, очень задиристым, *censored*ганам. Я просто одним ударом укладывала их в нокаут. Достаточно было одного удара, иногда приходилось прибегать даже к медицинской помощи».

Некоторые ребята пытались напакостить девочке, рвали на ней школьную форму, дергали за волосы, из портфеля могли что-т о украсть. Девочка все это терпела, потому что знала за собой эту силу. Она обижалась, иногда плакала, но сдачи не давала, пока уже совсем не доведут.

«У меня характер такой, я долго терплю. Если я выйду из себя, то разнесу все вокруг, я до сих пор такая. В подростковом возрасте гормоны бунтуют, и было тогда это хаотично, но какой-то контроль этой энергии был. Шел выброс либо энергетический, либо физический. Я могла одной фразой человека уложить, он потом болел, никто не мог его в себя привести, потому что был нанесен сильнейший энергетический удар. Я тогда этого не понимала. Когда со мной начинали ругаться и меня доводили, я если в нос не дам, то могу сказать чтото такое, от чего потом человеку становилось плохо. Дальше – больше. Когда я почувствовала реальную силу и мне надоело вечно бояться своих же друзей-одноклассников, я стала использовать эту силу, за что впоследствии себя ругала и корила».

Наталья создавала такие ситуации, ког да люди реально страдали. Например, был у нее в классе такой мальчишка-хулиган, который вечно задирал девочку, это продолжалось на протяжении нескольких месяцев. В итоге он вывел Наталью из себя.
Мальчик с отцом ехали на машине, девочка знала, что машина попадет в аварию, и своим выплеском энергии усилила это, то есть произвела реальное энергетическое воздействие. Она сделала так, чтобы этот парень особенно пострадал, но не погиб. Произошла авария, машину сильно помяло, у этого парня два перелома, у остальных только синяки и ссадины, потому что удар был направлен на него. Когда девочка опомнилась, она поняла, что могла убить человека, реально убить, она знала, что это она сделала, знала, в какое время это произойдет, как произойдет, и знала, как это усилить и на кого основной удар придется. Потом себя за это Наталья долго ругала.

«Я понимаю, что он идиот, но вот так человека гробить я не имею права: я не судья и не палач».

Дальше – больше. Девочка стала замечать за собой, что, когда она держит эту силу в себе, происходит спонтанный всплеск, и иногда одного движения хватало, чтобы происходил энергетический выброс, она это чувствовала. Выброс шел внезапно, неосознанно, но при этом человек мог ногу подвернуть, сломать руку или начать болеть. Иногда люди ложились пластом, если выплеск был сильный, им приходилось вызывать «скорую помощь».

«У меня достаточно много друзей пострадало, и учителей в том числе, просто реально вызывали „скорую“, иногда тут же на месте, иногда ночью, иногда на следующий день. Когда работала после медучилища постовой сестрой в стационаре, были у нас такие медсестры, которые были старше меня, их было двое, и они считали, что над молодежью можно измываться. И было такое, что я этих медсестер укладывала там же на посту, причем самой же приходилось их приводить в себя и бегать от своего поста к их посту, потому что заменить их было некем. Одна лежит – стонет, другая, я бегаю, и все больные на мне в придачу. А все почему? А потому что они меня довели. Я просто вот ее энергетически „саданула“».

Когда у Натальи этого энергетического выброса не было, она все-таки сдерживала это в себе, то начинала болеть сама. Девушка могла лежать пластом, и даже глаза не открывались, настолько ей было плохо. Врач осматривает, ничего не находит, а ей плохо, у нее все болит, тошнит, мутит. И только через несколько дней она приходила в себя. Это происходило из-за того, что Наталья, когда ее доставали, сдерживала себя. Она этот свой энергетический заряд «не бросила» в человека, который ее мучил, оградив, таким образом, от неприятностей, а оставила его в себе.
Этот нереализованный сгусток энергии, который Наталья тогда не умела трансформировать, не умела менять во что-то другое, поедал ее и разрушал. Шла постоянная борьба с собой.

«Я решила заняться этим профессионально. Если мне прир ода, либо высшие силы, либо Господь Бог, на самом деле это все половинки единого целого, дали эти способности, их надо использовать, и это самое лучшее, что мне досталось в этой жизни».

Раиса Ивановна всегда искала чего-то лучшего для себя и для своих детей, поэтому семья часто переезжала, ища лучшей жизни. Наталья сменила семь школ, последняя из которых была в городе Балашиха, где девочка жила с 12 лет и живет до сих пор. Раису Ивановну этот город устраивал, рядом была Москва, которая давала те возможности, которые не давала ни одна область в стране. Семья Натальи жила в Адыгее, когда родился брат Максим, затем переехали в Геленджик, потом в Урюпинск. Везде Раиса Ивановна с детьми жили год-два, максимум три. В итоге семья добралась до Балашихи. Наталья жила в новом микрорайоне, где не было школы, поэтому девочке приходилось ездить в школу в другой район, что было не совсем удобно. Когда в микрорайоне девочки открылась школа, это был ее последний класс, так чт о в 8-й класс девочка перешла учиться уже у себя в районе, с ней перешли несколько ее друзей.

«Мои странности проявлялись постоянно, но люди из года в год с ними не жили, с этими странностями жила я».

С детства Наталья хотела быть пилотом-испытателем. Она и сейчас старается реализовать свою мечту, учась на пилота малой авиации. В детстве девочка хотела быть не просто пилотом, а пилотом-испытателем, или пилотом-истребителем. Соответственно, девочек не брали, и ей сказали:
–
Девочка, успокойся, была бы ты мальчиком и имела хорошее здоровье, тогда возможно, а так у тебя здоровье плохое, и ты девочка, никто тебя не возьмет. Получив отказ, девочка не знала, кем теперь хочет стать. Раиса Ивановна начала беспокоиться:
– Ты чего сидишь? Ты куда собираешься? Ты либо идешь в 9-й класс, либо пора что-то думать с профессией.
В школе девочке учиться больше не х отелось. Она была пацанкой, любила физкультуру, легкую атлетику, стрельбу. Наступила весна, 8-й класс, и мама снова стала говорить:
– Выбирай.
– Что выбирать то? – не понимая, спрашивала Наталья.
– Куда пойдешь дальше?
– Да не знаю я, пойду кондитером, что ли.
– Почему кондитером?
– А я плюшки люблю. Стану кондитером, буду плюшки печь.
– Ладно, давай иди становись кондитером.
Наталья подумала и поняла, что плюшки есть – это одно, а вот их печь совсем другое. В школе у девочки был очень хороший классный руководитель, который очень любил детей и хорошо относился к Наталье. Как-то он ей сказал:
– Наташа, слушай, с математикой и русским у тебя никак, но у тебя хорошо с людьми получится работать. Давай я тебе помогу, у меня есть хорошие знакомые, у нас тут в Балашихе медучилище. У тебя с людьми п олучается, ты будешь с людьми работать. Пойдешь в медицину?
– Я в медицину? – испуганно спросила девушка.
В детстве Наталья много болела, и для нее медицина ассоциировалась с людьми в белых халатах, а белые халаты – с болью, как у любого ребенка, который много времени провел в больнице и которого долго лечили.
– Да, ты. А что такое?
– Не пойду я в медицину: там страшно.
– Что страшно? Одно дело лечиться, другое дело работать. Это разные вещи, – сказал классный руководитель.
Наталья решила посоветоваться с мамой, пришла домой и сказала:
– Мам, мне предлагают в медучилище пойти, оно у нас тут рядом в Балашихе, три остановки пройти, даже ездить не надо. Да вот я не знаю, как быть?
– Что ты не знаешь? У тебя три месяца осталось, училище рядом, давай иди, раз тебе советуют, а классный руководитель тебе поможет.
Классный руководитель действительно помог. Наталья математику сдала на четыре, а вот русский язык между двойкой и тройкой, хотя все гуманитарные науки шли у нее хорошо. К урокам девочка относилась честно, все учила, поэтому и была хорошисткой.
Наталья завалила русский язык, но ее все же взяли в медучилище, так как классный руководитель постарался, экзамены принимала женщина, его коллега, и он с ней поговорил. Таким образом, Наталья попала в медучилище и стала там учиться. За первый год обучения прошли программу 9-го и 10-го классов, второй и третий год была только медицина. Девушка быстро поняла, что медицина действительно ей близка, и стала в ней разбираться.

«У меня и информация быстро запоминалась, и практика хорошо шла, и людей я чувствовала, с людьми контакт находила. Я поняла, что мой классный руководитель оказался прав. Я боялась медицины, когда она мучила меня, а когда я стала частью медицины, я перестала ее боятьс я и научилась ее любить. Потом я поняла простую вещь. Медицина – это здорово, я могу проработать всю жизнь, но мне этого мало».

Когда Наталья была на практике в роддоме, ей сказали:
– Девочка, ты не беспокойся, мы тебя сразу же возьмем на работу, поработаешь полгодика, потом мы тебя по рекомендации в институт на хирурга-гинеколога отправим учиться. У тебя все прекрасно идет.
Наталья уже на преддипломной практике встала на операцию рядом с операционной сестрой и стала ей помогать. У нее страха не было, крови она не боялась.

«На операции было так, что мы все были в крови чужой, это норма, когда рванет артерия или вена, там фонтаном бьет. Живые-мертвые, ко всему привыкаешь. В медицине жизнь и смерть на одной доске. Ты уже видишь не человека, а объект работы».

В медучилище пришел запрос на Наталью Воротникову, и ее распределили во вторую терапию в Балашихе, в гастроэнте рологию, где девушка отработала полгода. Затем она перевелась в поликлинику в детское отделение, но там ей не понравилось. Наталья искала себя. Вскоре она ушла работать в онкологическое отделение.

«Мне очень нравилось работать операционной сестрой. Видеть человека снаружи и чувствовать – это одно, а когда ты находишься в раскрытой полости и у тебя под руками живое, дышащее, вибрирующее тело – это совершенно другое. У меня был познавательный интерес, научный, потому что я изучала человека по-своему, как могу. Я и сейчас его изучаю, но снаружи – это одно, а изнутри – другое. К сожалению, я там сожгла себе руки, потому что мы мыли их жуткими средствами перед операцией. У меня руки пошли язвами, которые не проходили, а мыться надо было каждый день. В итоге меня из операционного блока, чему я сильно сопротивлялась, попросили, другого выхода не было. Еду домой, от меня народ шарахается, на руках язвы от муравьиной кислоты и пергидроля. Это то, что разводилось в ведре воды, куда надо было опускать руки. После этого надевались стерильный халат, стерильные перчатки, и ты уже в маске и в колпаке подходил к операционному столу, сохраняя стерильность, за которую отвеча ла операционная сестра. Вот я и сожгла себе руки. Моя кожа не выдержала. Причем не выдерживала не только у меня, были там врачи, которые тоже от того страдали. В итоге меня переводят в онкологию-реанимацию, где я проработала три года».
Когда Наталья себя хорошо чувствовала, она за сутки вытаскивала людей после операции, которые на следующий день просили есть. Это не было нормой, так как на следующий день они должны были только глаза открывать. Но когда Наталья чувствовала, что человек не выживет в любом случае, у нее даже руки опускались, девушка понимала, что человек все равно умрет, и знала, когда он умрет.
Иногда у людей случалась остановка сердца, их подключали к аппарату, который за них потом дышал сутками, неделями. Наталья говорила:
– Слушайте, оставьте его в покое, пока сердце работает, пусть работает, все равно он не жилец.
А иногда про тяжелых больных, в выздоровление которых уже никто не верил, Наталья говорила:
– Тихо, тихо, выживет, вот увидите.
И человек выживал.
Когда девушка чувствовала себя плохо, никаких подвигов она не могла совершить по одной причине: у нее не было энергии. Нет энергии – соответственно, нет и действия. И тогда она работала, как могла. Сутки Наталья работала, потом сутки была никакая, восстанавливалась. За девушкой стали замечать, что если она скажет, что человек умрет или выживет, так и происходило.
В реанимации способности Натальи проявлялись более ярко, так как работы было много и работа сложная. Девушка никогда не дружила с техникой, потому что она все время от нее ломалась. Был случай, когда привезли высокоточные современные аппараты в отделение, и один из таких аппаратов был подключен к тяжелому больному, который фиксировал показатели работы сердца, давления, мозга. Когда Наталья какое-то время находилась рядом с больным, то этот аппарат давал очень ст ранные показатели, не больного, а здорового человека. Девушка поняла, что аппарат стал подключаться к ней и давать ее показатели, ее работу сердца, дыхание, давление и прочее. Сначала ничего не могли понять, лечащий врач недоумевал:
– Ну не могут быть у больного такие показатели.
– Сейчас, подождите, я отойду минуты на три, и аппарат исправится.
Наталья отходила в сторону, аппарат на какое-то время «зависал», а потом начинал давать показатели больного.
– Теперь я на него уже не влияю, – говорила Наталья. – Это уже реальные показатели, а то были мои, можете проверить.
Народ на Наталью стал смотреть странно. Особенно когда она говорила: «Не троньте этого больного, он все равно помрет» или «Не бросай работы, надо откачать – выживет».
В медицине есть очень жесткое правило: больные делятся на легких, средней тяжести, тяжелых, очень тяжелых и безнадежных. И вот эти безнадежные Натальей считывались очень легко. Девушка работала до последнего, потому что она не имела право бросить человека. Когда она стала проговариваться, у многих опускались руки.
– Ребята, к утру вывезем, не надо.
– Лучше молчи, а то работать уже неинтересно.
– Хорошо, буду молчать.
А иногда трудятся, трудятся, смотрят на Наталью и спрашивают:
– Что с этим будет?
– Вы же сами сказали – молчи, вот я и молчу.
– А если серьезно? Чего ждать от этого больного?
– Через два часа даст снова остановку сердца, через четыре вывезем.
Все так и происходило, как говорила Наталья.
Был такой случай, когда один пациент лежал после операции вторые сутки, они до трех суток лежали, и если ничего не случалось, их переводили в палату. Его завтра собирались переводить в палату, пото му что у него были хорошие показатели, и вдруг буквально на глазах персонала у него остановка сердца, он перестает дышать. Врачи спохватились, стали заводить сердце.
– Он же вот только что с нами разговаривал, – сказал врач.

«Положено приводить в себя максимально 15 минут, но это уже много, обычно 7—10, а потом мозг умирает. Уже вернешь овощ, а не человека».

Прошло 12 минут, врач говорит:
– Мы уже из нормы вышли. Кого вернем-то?
А у Натальи было четкое ощущение, что не его эта ситуация, больной не должен умереть, не его эта смерть. Происходит то, чего не должно быть. И она сказала:
– Откачивай дальше – будет результат. Как он вошел в это состояние, так он из него и выйдет. Даже смотри, есть реальные показатели. Когда больной лежит на кровати, у тела есть одна особенность: если клиническая смерть, то у тела напряжение присутствует; тело живое – оно просто переходит на другой режим жизни, отсюда понятие клиническая смерть. Когда наступает биологическая смерть, там одна-две минуты буквально, даже меньше, когда тело имеет особенность расслабляться, и оно как бы опускается, уходит в кровать. Так вот этого не произошло. А это значит, что это клиническая смерть. Смотри, даже визуально видно, что тело напряжено.
– Слушай, а действительно тело не опустилось. Если не присмотришься, ты этого не увидишь. Мужик здоровый, грузный, там непонятно. Когда тело проседает, с этого момента оно начинает холодеть, труп, а здесь нет этого.
– Качай, сейчас заведем, – сказала Наталья.
Прошло 15 минут, сердце не заводится, и вдруг какое-то переключение произошло, мужчина как вошел в это состояние, так и вышел. Сердце завелось, его быстро привели в себя, в течение получаса сняли его с аппарата, он на всех смотрит круглыми глазами и спрашивает:
– А что вообще произошло? < br> У всех руки опустились, а врач сказал:
– Слушай, ты умер. Скажи ей спасибо, – доктор показал на Наталью, – это она настояла, иначе ты бы уже тут трупом был.

«У тела, у сознания и подсознания есть такой механизм, он может резко выключиться и тут же резко включиться. Сколько людей теряли сознание, происходила остановка сердца, и казалось бы, все, вдруг этот человек резко открывает глаза и приходит в себя, кто-то помнит этот момент, кто-то нет. Информация эта внутри, но сознание не помнит, оно же было отключено. Какие-то потом отклонения будут. Так как много лет прошло, может быть, они уже и были. Но вряд ли они будут значительными, так как у него сработала система выключения – включения».

В 25 лет Наталья пошла на первый курс Бронникова, где ее действительно научили использовать правильно свои способности, и не только ими пользоваться, но и не наносить вред себе и окружающим. Дали необходимые техники, которые девушке позволили сбалансировать свою энергию. И с этого времени Наталья начала этим профессионально заниматься и для себя, и для других, став практикующим специалистом, а для некоторых даже учителем.

«Мне судьба, видимо, действительно заготовила ту роль, которую я сейчас выполняю, потому что все остальные дороги, которыми я пыталась двигаться, судьба закрывала. Эзотерика мне дала возможности проявиться, раскрыть свой потенциал и научиться им пользоваться.
В 25 лет я выбрала это направление, посчитав его самым лучшим, и именно оно у меня открылось. А все остальное не открывалось. Я билась в дверь, а она не открывалась. Я понимала, что она не должна была открыться».