Рождение ребенка у арапешей

Роль отца в оплодотворении, по мнению арапешей, не кончается вместе с зачатием. Арапеши и понятия не имеют о том, что после зачатия, физиологического отцовства, муж может уехать и, вернувшись девять месяцев спустя, узнать, что его жена родила ему ребенка. Такое отцовство они сочли бы невозможным и, более того, отталкивающим. Ребенок для них не продукт минутной страсти, но нечто со всей тщательностью создаваемое отцом и матерью в течение определенного времени. Арапеши разграничивают два вида сексуального поведения человека: игру, все то в сексуальной активности человека, что не ведет к формированию ребенка, и работу, целенаправленную сексуальную активность, задача которой - создать ребенка, накормить его и придать ему форму в течение первых недель, когда он находится в чреве матери. В этой работе роль отца равна роли матери; ребенок для арапешей - продукт отцовского семени и материнской крови. Когда груди матери обнаруживают характерные для беременности набухание и изменение цвета сосков, считается, что создание ребенка завершено. Как оплодотворенное яйцо, он покоится теперь в теле, матери. С этого времени все половые сношения запрещены, ибо ребенок должен спокойна спать, безмятежно усваивая полезную для него пищу. Нужда ребенка в спокойном окружении подчеркивается во всем. Женщина, желающая зачать, должна быть максимально пассивной. Ставши хранительницей растущего ребенка, она должна соблюдать некоторые предосторожности: она не должна есть бандикутов[144], в противном случае она умрет при родах, ибо бандикуты слишком глубоко зарываются в землю; ей не следует есть лягушек и угрей, так как в этом случае ребенок родится недоношенным; ей не следует есть саго из места, где живет марсалаи, или кокосовых орехов с деревьев, на которые наложил табу тамберан - сверхъестественный покровитель мужского культа. Если беременная хочет мальчика, то ей посоветуют ничего не резать пополам, так как в этом случае родится девочка.

Интоксикация во время беременности здесь неизвестна. В течение всех девяти месяцев неродившийся ребенок спит. Считается, что он растет, как цыпленок в яйце: сначала имеются только кровь и семя; затем у него возникают руки и ноги и, наконец, голова. Как только сформирована голова, ребенок появляется на свет. Никто здесь не считает, что ребенок может подавать какие-то признаки жизни до момента родов, когда он переворачивается, вызывая первые родовые схватки.

При самих родах отец присутствовать не должен. Это запрещают делать представления арапешей о вредоносном характере физиологических функций женщин для магических функций мужчин, добывателей пищи. Кровь при родах, равно как и менструальная кровь, опасна, вот почему роды должны проходить вне деревни. Но выражение " вынашивать ребенка" применяется кал в отношении женщин, так и в отношении мужчин. Беременность считается такой же тяжелой нагрузкой для мужчины, как и для женщины, в частности потому, что после прекращения месячных в течение нескольких недель от отца требуется напряженная сексуальная активность.

Отец ожидает поблизости, пока повивальная бабка не крикнет ему о поле новорожденного. На это известие он отвечает лаконично: " Вымой его" или же: " Не мой его". Если команда " Вымой", ребенок остается жить. Но иногда раздается и вторая команда, если ребенок - девочка, а девочек в этой семье уже " избыток. Ребенка оставляют невымытым, с неперевязанной пуповиной на месте его рождения и обрекают на смерть. Арапеши предпочитают мальчиков; мальчик остается с родителями и будет их утешением и радостью в старости. Если же после рождения одной или двух девочек следующий ребенок также окажется девочкой, то шансы родить и воспитать мальчика уменьшаются, и, не имея противозачаточных средств, арапеши иногда прибегают к убийству младенцев. Иногда, если новорожденный появляется на свет в голодное время, или в семье уже много детей, или же " если отец ребенка умер, младенцу также не сохраняют жизнь, считая, что шансы его на здоровье и нормальный рост малы.

После того как ребенка вымоют, а послед и пуповину подвесят на высокое дерево (потому что, если они достанутся свинье, она станет грабителем огородов), мать и ребенка переносят в деревню и помещают в маленьком доме, сооруженном прямо на земле. Земляной пол в таком доме - нечто среднее между " плохим местом" и нормальным полом жилого дома. На последний не могут вступать люди, находящиеся в особом состоянии: родители новорожденного, люди в трауре, человек, потерявший кровь, и т. д. Отец начинает теперь делить с матерью заботы о новорожденном. Он приносит ей связку мягких бархатистых листьев. Она выстилает ими маленькую сетку, подвешенную к потолку. Ребенок лежит там в дородовой позе, свернувшись, большую часть своих часов бодрствования, В сосудах из скорлупы кокосового ореха отец приносит воду для купания ребенка и особые, остро пахнущие травы, чтобы отогнать злых духов от хижины. Он приносит маленькую деревянную подушечку, на которой спят тогда, когда хотят сберечь сложную прическу, и укладывается рядом с женой. По местному выражению, он теперь " в колыбели". Новая жизнь теперь столь же тесно связана с ним, как и с матерью. " Живая душа", нежно колышущаяся в грудной клетке ребенка, душа, которая будет пребывать там до старости, если черная магия или же заклятия какого-нибудь марсалаи не заставят ее подняться и в конвульсиях покинуть тело, может прийти к нему как от отца, так и от матери. Позднее люди будут смотреть на лицо ребенка, сравнивать его с родительскими и решать, кто же дал ему эту живую душу - отец или мать. Но, в сущности, это не важно. С одинаковой легкостью душа может прийти как с той стороны, так и с другой. То, на кого похож ребенок, показывает лишь, какой путь она выбрала.

Отец спокойно лежит рядом с новорожденным, лишь время от времени давая советы матери. В течение первого дня родители постятся. Им нельзя курить или пить воду. Время от времени они совершают небольшие магические обряды, которые призваны обеспечить ребенку будущее благополучие и сохранить им способность заботиться о нем. Официальные няньки - жены брата отца. Они приносят все нужное для заклинаний. Прежде всего это длинная ветка со снятой корой. Отец зовет кого-нибудь из детей, слоняющихся вокруг хижины в надежде взглянуть на новорожденного. Он трет веткой по их маленьким крепким спинам. Затем этой же веткой он трет по спине новорожденного" причитая заклинания:

Я дал тебе позвонки:

один от свиньи,

один от змеи,

один от человека,

один от древесной змеи,

один от удава,

один от гадюки,

один от ребенка.

Затем отец разламывает ветку на шесть маленьких кусочков и подвешивает их в доме. Раздави он теперь своими ногами даже маленькую веточку, идя куда-нибудь, спина ребенка не пострадает. Далее он берет большой батат и разрезает его на маленькие куски. Каждый кусочек он называет именем какого-нибудь маленького мальчика в деревне: Добомугау, Сегенамойя, Миджуламон, Нигимариб. Обряд подхватывает его жена и называет каждый кусочек именем маленькой девочки: Амус, Ябиок, Анъюай, Мидуайн, Кумати. После этого отец разбрасывает кусочки батата. Теперь ребенок будет вежлив и добр с другими людьми. Вот почему в ритуале используются имена детей соседей. Если для женщины все эти церемонии остаются одними и теми же, родись у нее первый или пятый ребенок, мальчик или девочка, то отец первого ребенка оказывается в деликатном положении. Мужчина, у которого родился первый ребенок, в таком же опасном положении, как мальчик, только что прошедший обряд посвящения, или воин, в первый раз убивший врага в битве. Из этого состояния его должен вывести человек, уже имеющий детей. Этот человек становится его покровителем и совершает над ним все нужные обряды. После пяти дней, в течение которых он остается только со своей женой, когда он не прикасается к табаку руками, пользуется палкой, чтобы почесаться, ест все только ложкой, его ведут к воде. Там уже построен шалаш, пестро разукрашенный красными цветами и травами, требующимися для колдовства на ямсе. Этот шалаш строится у пруда, а на дно пруда кладется большое белое кольцо, называемое в этом ритуале " угрем". Отец новорожденного вместе со своим покровителем спускается к пруду и ритуально очищает свой рот кольцом, которое ему вручает его опекун. Затем отец пьет из пруда, в который бросают ароматические травы, и омывает его водой все тело. Затем он спускается в воду, достает " угря" и вручает его своему покровителю. Этот " угорь" символически тесно связывается с фаллосом и находится под особо строгим табу для мальчиков во время их роста и в период инициации. Можно считать, что эта церемония символизирует возвращение мужчине его мужской природы после ее опасного соприкосновения с женскими физиологическими функциями. Но если таковым и было ее первоначальное значение, сейчас арапеши не вкладывают в нее прямо именно этого смысла. Возвращение знака фаллоса на берег считается просто необходимой ритуальной деталью всей церемонии. Покровитель затем мажет голову молодого отца особой белой краской, которой покрывает и лоб подростка. После этого молодой отец причисляется к тем, кто успешно произвел на свет ребенка.

Но с этим его материнские обязанности не кончаются. В течение следующих нескольких дней он и его жена совершают обряды, освобождающие их от действия всех табу, за исключением запрета на употребление мяса. Табак и орехи арековой пальмы раздаются всем, кто приходит посмотреть на ребенка: мужчины получают их от отца, женщины - от матери. Получившие их из рук молодых родителей берут на себя обязательство помогать им во всех их делах в дальнейшем. Так еще раз обеспечивается будущее благополучие ребенка. Жена совершает специальный обряд, призванный устранить какое бы то ни было влияние всего только что пережитого ею на ее умение готовить лищу. Она готовит псевдопирог из грубых, несъедобных трав и выбрасывает его свиньям. И наконец пара возвращается домой и спустя месяц-два устраивает праздник, снимающий табу на употребление мяса. В то же самое время устраивается праздник для повивальной бабки и женщин, кормивших их в дни уединения. Теперь отец и мать свободно передвигаются, куда они захотят, ребенка же, до того как он начнет смеяться, брать с собой не рекомендуется. Имя ему дают, когда он начинает улыбаться, видя отца, имя кого-нибудь из членов отцовского клана.

А между тем жизнь ребенка по-прежнему считается зависящей от неусыпных забот обоих родителей. Отец, как и раньше, должен спать с матерью и младенцем, и соблюдается строжайшее табу на половые общения не только с матерью младенца, но и со второй женой, если у него их две. Внебрачные сношения также опасны. Частые половые сношения между родителями считаются необходимыми для роста ребенка в течение первых недель его дородовой жизни, но, как только он сформируется, любые половые связи со стороны любого из родителей считаются опасными для ребенка, не достигшего возраста одного года. Если ребенок хил, нездоров, если его кости хрупки и он не может двигаться быстро, то виновны в этом родители, нарушившие табу: коль скоро они решили оставить ребенка в живых, они знали, чего это от них потребует. Существует предание, по которому некая мать настаивала на сохранении жизни ребенку, в то время как отец хотел его убить. Но, рассказывая об этом случае, люди подчеркивают, что это было давным-давно, во времена марсалаи, то есть в мифические времена. Сейчас же такое поведение было бы глупым, ибо, не участвуй отец в уходе за ребенком, как могла бы мать сохранить ему жизнь без отцовской помощи?

Арапеши накладывают строгое табу на половые сношения до того времени, пока ребенок не начнет ходить. После этого ребенок считается достаточно крепким, чтобы выдержать возобновление родительской сексуальности. Мать кормит ребенка грудью до трех, даже четырех лет, если только она вновь не забеременеет в это время. Табу на половые сношения снимается после возобновления менструаций. Мать возвращается из менструальной хижины, и отец и мать постятся один день. После этого они могут иметь половые сношения, а муж может спать с другой женой, если того пожелает: сейчас его непосредственная физическая близость по ночам не нужна ребенку. (Иногда, конечно, отец вынужден оставить ребенка и отправиться в путь, слишком долгий и опасный, чтобы взять с собой жену и младенца. Но эти отлучки не считаются угрожающими здоровью ребенка, если, конечно, отца не уводит от семьи секс.) Арапеши превосходно сознают ценность всех эти табу в регулировании деторождаемости. Желательно, чтобы женщина рожала детей с известными интервалами: беременность - большая нагрузка для нее, а маленького ребенка надо силою отнимать от груди, потому что скоро последует другой ребенок. В идеале ребенок должен научиться есть твердую пищу, искать материнскую грудь не столько ради молока, сколько в состоянии аффекта - тревоги, боли. Только страх и боль должны вести его в материнские объятия. Но если мать забеременеет, ребенка надо отучать от груди с возраста двух лет. Соски смазываются грязью, а ребенку говорят, придавая лицу соответствующее выражение, что эта грязь - экскременты. У меня была возможность пристально наблюдать лишь за двумя детьми, отученными от груди таким образом. В обоих случаях это были мальчики. Один из них, мальчик двух с половиной лет, перенес все свои привязанности на отца, взявшего на себя заботы о нем. Второй мальчик, Нагуэль, вообще отстранился от своих родителей и в возрасте семи лет, отчаявшийся, жалкий, отправился на поиски других родителей, что крайне нехарактерно для детей арапешей. Двух случаев, конечно, совершенно недостаточно, чтобы сделать какие-то общие выводы, но следует отметить, что родители у арапешей считают резкое отнятые от груди жестоким и отрицательно сказывающимся на дальнейшем росте ребенка. Ускорив возникновение ситуации, неблагоприятной для ребенка, они чувствуют себя виноватыми, и это чувство вины может изменить отношения между родителями и ребенком, сделав, например, отца сверхзаботливым, как было в случае Бисху, отца маленького ребенка, или же сверхкритичным и резким, как отношение Кулу к несчастному маленькому Нагуэлю. С другой стороны, родители, самоконтроль и воздержание которых обеспечили ребенку полную возможность пользоваться материнской грудью, чувствуют себя добродетельными и спокойными. Это типичная установка родителей-арапешей. Когда ребенка отлучают от груди постепенно, мать без всякого чувства вины может сказать своему крепкому трехлетнему сыну: " Мальчик, ты уже достаточно попил моего молока. Смотри, я вся высохла, кормя тебя. И ты стал слишком тяжелым, чтобы таскать тебя повсюду с собой. Вот тебе таро и перестань скулить".

Когда арапеша спрашивают о разделении труда между полами, он отвечает: " Женщины варят пищу каждый день, приносят хворост и воду, полют огороды и носят овощи; мужчины готовят блюда для празднеств, носят свиней и тяжелые бревна, строят дома, кроют крышу, производят расчистку земли под огороды и строят изгороди, режут по дереву, охотятся и выращивают ямс; женщины и мужчины изготовляют украшения и ухаживают за детьми". Если у жены какая-нибудь срочная работа, необходимо принести овощей к ужину или же отнести окорок кому-нибудь в соседнюю деревню, муж остается дома и присматривает за ребенком. Он очень горд своим ребенком и столь же некритичен к нему, как и его жена. В одном конце деревни вы можете встретить ребенка, плачущего от ярости, и гордого отца, который скажет вам: " Посмотрите, это мой ребенок плачет весь день. Он такой же сильный и здоровый, как я". На другом же конце деревни вы можете встретить двухлетнего стоика, терпеливо переносящего болезненную операцию извлечения занозы. Его же отец с не меньшей гордостью отметит: " Посмотрите, мой ребенок никогда не плачет, он такой же сильный, как я".

Отцы, как и матери, столь же ловко и мало смущаясь, удаляют экскременты младенца и с таким же терпением, как и их жены, убеждают малыша есть суп громоздкой ложкой, изготовленной из скорлупы кокосового ореха, которая всегда велика для рта ребенка. Повседневный уход за маленькими детьми со всей его рутиной, утомительностью, с жалобным плачем, который очень трудно понять, - столь же мужское, как и женское, дело у арапешей. И признанием " материнских" забот отца, признанием его вклада в само появление ребенка на свет звучит ответ на чье-либо замечание, что такой-то и такой-то мужчина средних лет хорошо выглядит-. " Хорошо выглядит? Да? Но вы бы его видели до того, как он родил всех этих детей! "