Тотальная цензура. Опыт Советского Союза. Одним из существенных признаков тоталитаризма, как уже отмечалось, является тотальный (всеобъемлю­щий) контроль всех сторон общественной и личной жиз­ни

Одним из существенных признаков тоталитаризма, как уже отмечалось, является тотальный (всеобъемлю­щий) контроль всех сторон общественной и личной жиз­ни. В области социальной коммуникации этот контроль осуществлялся посредством тотальной цензуры. Тоталь­ная цензура — это запретительная цензура, охватывающая все виды и уровни коммуникации (от массовой коммуни­кации и научной информации до частной переписки и приватных бесед), все коммуникационные службы (от начальной школы и университетов до детских библиотек и Выставки достижений народного хозяйства), все виды документов (от технических листков, почтовых марок, значков, спичечных коробков до многотомных собраний сочинений). Тотальная цензура — результат практичес­кой реализации ленинского принципа партийности. Про­следим основные этапы становления и развития тоталь­ной цензуры в Советском Союзе.

1. Октябрь 1917—1921 гг. — подавление буржуазной (кадетской, эсеровской) печати посредством карательных мер: закрытие редакций, лишение бумаги, арест сотруд­ников, уничтожение тиража.

Одним из первых актов Советской власти был подпи­санный В.И. Лениным Декрет о печати, опубликованный 27 октября 1917 г., буквально на следующий день после революционного переворота. Декрет гласил: «Всякий зна­ет, что буржуазная пресса есть одно из могущественных орудий буржуазии..., оно не менее опасно, чем бомбы и пулеметы... Как только новый порядок упрочится, всякие административные воздействия на печать будут прекраще­ны: для нее будет установлена полная свобода в пределах ответственности перед судом, согласно широкому и про­грессивному в этом отношении законодательству». Дек­рет гласил, что поводами для закрытия органов печати могли быть: «призыв к открытому сопротивлению и неповиновению рабочему и крестьянскому правитель­ству», распространение «сеющих смуту, клеветнических слухов» и т. п. Подобные поводы легко находились, и в октябре—ноябре 1917 г. было закрыто около 60 периоди­ческих изданий.

Для последовательной реализации декретированной политики 18 декабря 1917 г. постановлением наркомата юс­тиции был учрежден Революционный трибунал печати, имеющий право закрывать издания, конфисковывать типог­рафии и т. п. На основании заключений трибунала органы ЧК применяли по отношению к журналистам такие меры, как лишение политических прав, заключение в тюрьму, ссылка, высылка из страны. Трибунал предписал всем газе­там перепечатывать на первой полосе декреты и постанов­ления советской власти, что закрепилось на долгие годы.

Из сотен независимых газет к лету 1918 г. осталось толь­ко 10. На издание книг, прикрываясь дефицитом бумаги, ввели лицензии, которые выдавались местными советами очень выборочно. Тем не менее издатели находили лазей­ки для выпуска в свет книг Н.А. Бердяева, П.А. Сорокина и других вольномыслящих интеллигентов.

Тоталитаризму, как известно, органически свойствен­но стремление к бюрократизации и централизации обще­ственной жизни. Проявлением этого стремления являет­ся учреждение Госиздата РСФСР, образованного постановлением ВЦИК от 20 мая 1919 г. «в целях создания в РСФСР единого государственного аппарата печатного слова». В Госиздате были сосредоточены полиграфичес­кие мощности и бумага; он выпускал до 2/3 книжной про­дукции страны, а оставшаяся треть также издавалась с его ведома и разрешения. Госиздат регистрировал издатель­ства, утверждал издательские планы, распределял бумагу. В дальнейшем он стал требовать на просмотр рукопи­си до их издания, т.е. взял на себя функцию предварительной цензуры. В роли цензоров Госиздата выступали Д. Фурманов, В. Брюсов, А. Серафимович.

Централизованное удушение печати привело к возникно­вению самиздата. По словам М. Цветаевой, произошло «пре­одоление Гутенберга», которое выразилось в том, что поэты стали продавать в книжных лавках «автографированные» книги, т. е. переписанные от руки собственные сочинения.

2. 1922—1932 гг. — становление советской цензуры. 6 июня 1922 г. декретом СНК РСФСР, подписанным А.И. Рыко­вым, было создано Главное управление по делам литерату­ры и издательств — Главлит. Таким образом было восста­новлено цензурное ведомство, ликвидированное в 1905 г. Главлит был подчинен Наркомпросу, и А.В. Луначарский не без кокетства заявлял: «Да, мы нисколько не испуга­лись необходимости цензурировать даже изящную лите­ратуру». Декрет СНК гласил:

• С целью объединения всех видов цензуры печатных произведений учреждается Главное управление по делам литературы и издательств при Наркомпросе и его местные отделы при губернских отделах народного образования.

• На Главлит и его местные органы возлагается: а) пред­варительный просмотр всех предназначенных к опубли­кованию произведений, нот, карт и т. д.; б) составление списка произведений, запрещенных к опубликованию.

• Главлит воспрещал издание и распространение про­изведений: а) содержащих агитацию против Советской вла­сти; б) разглашающих военные тайны республики; в) воз­буждающих общественное мнение; г) возбуждающих на­циональный и религиозный фанатизм; д) носящих порнографический характер.

• Освобождаются от цензуры издания Коминтерна, коммунистическая партийная печать, издания Госиздата и Главполитпросвета, научные труды Академии наук (в 1926 г. этот пункт утратил силу).

* * *

• На Главлит возлагаются: надзор за типографиями, борьба с подпольными изданиями и их распространением, борьба с привозом из-за границы не разрешенной к обра­щению литературы.

• Зав. типографиями под страхом судебной ответ­ственности обязаны неуклонно следить за тем, чтобы пе­чатаемые в них типографиях произведения имели разре­шительную визу Главлита.

9 февраля 1923 г. при Главлите был создан Комитет по контролю за репертуаром и зрелищами (Главрепертком). Ему принадлежало право разрешать к постановке драматические, музыкальные, кинематографические про­изведения. С 1926 г. предварительной цензуре стали под­вергаться афиши, плакаты, пригласительные билеты, по­чтовые конверты, спичечные наклейки, граммофонные пластинки и даже стенные газеты. В 1927 г. появились уполномоченные Главлита на радиостанциях. В последу­ющие годы сложный и разветвленный механизм тоталь­ной цензуры был достроен до конца и введен в действие в масштабах всей СКС.

3. 1933—1955 гг. — годы тотального цензурного терро­ра. В этот период ярко проявилась еще одна органическая черта тоталитаризма: способность добиваться массовой поддержки господствующей власти и успешно насаждать культ Вождя. Образовалась достаточно большая группа ин­теллектуалов, возвеличивающих «великого отца и учителя», «гения всех времен и народов» и разжигающих ненависть к «врагам, которые не сдаются». С 1932 г. партия стала при­нимать меры для организации лояльных режиму деятелей искусства и культуры в творческие союзы, исповедующие доктрину социалистического реализма. Свобода творчества, вырвавшаяся за рамки этой доктрины, как показали приме­ры многочисленных репрессий, может быть опасной для художника. Поэтому появилось новое, чуждое классической русской интеллигенции явление — самоцензура.

Писатели, журналисты, художники, композиторы, уче­ные научились «наступать на горло собственной песне», если она получалась несозвучной тотальному хору. Эмиг­рант «третьей волны» Анатолий Кузнецов (1929—1979) назвал самооценку «уродливой и неизбежной формой надругательства над самим собой». Он вспоминал: «Од­нажды, еще будучи «советским писателем», яиспытывал величайшее счастье писать без внутреннего цензора, но это потребовало от меня огромных усилий, дабы сбросить цепи и стать полностью свободным... Вечерами я запирал дверь, чтобы абсолютно удостовериться в том, что никто не может ни видеть меня, ни слышать меня — совсем как герой романа Оруэлла «1984». И после этого я позволял себе писать все, что мне вздумается. В итоге я написал нечто столь неортодоксальное и столь «подрывающее ос­новы», что немедленно закопал написанное в землю, ибо в мое отсутствие дом мой часто подвергался обыску. Я считаю, что тогда написал лучшее из всего, мною напи­санного. Но это было столь необычно, настолько дерзко, что и по сей день я не решаюсь показать написанное даже самым близким моим друзьям»[128].

Благодаря неформальной самоцензуре создалась такая обстановка, что формальная государственная цензура сде­лалась не столь потребной, как раньше. Получился парадокс: в сгущающейся атмосфере страха и насилия 30-х годов ком­муникационное насилие стало как бы ослабевать. И вот с 1937 года цензура в СССР испарилась! В отличие от про­шлых лет, никаких упоминаний о Главлите и его органах в открытой печати не встречается. Конечно, тоталитаризм вов­се и не думал отказаться от услуг цензурного ведомства, оно продолжало свою деятельность с тем же, даже еще большим размахом, но только имя его было засекречено, точнее, зна­ли о нем те, кому положено по службе. В течение более чем 20 лет страна жила под гнетом цензурного террора, а имя террориста вслух не произносилось.

О бдительности Главлита свидетельствуют архивные изыскания А.В. Блюма, недавно обнародованные[129]. В «Ма­териалах» Главлита о вредительстве в печати» (1937 г.) говорится: «Враги плодили антисоветские опечатки, при­думывали всякие гнусности, используя газету как трибу­ну для антисоветской агитации... Например, в газете «Спартак» (Ленинград) дана была такая «опечатка»: «мел­кий тоскливый вождь сеял над зеркальным прудом ста­диона» (вместо «дождь»)... И эти подлые ухищрения га­зетных вредителей иногда удаются благодаря беспечно­сти некоторых редакторов и работников цензуры».

Интересна «Сводка важнейших изъятий и задержа­ний», произведенных органами Главлита:

• В либретто «Маскарад» вместо «великосветской черни» набрано «великосоветской». Корректор был снят с работы.

• В газете «Челябинский рабочий» напечатано «достиг­нутые за 19 лет под куроводством (вместо «руководством») партии Ленина-Сталина». Дело передано в НКВД.

• В радиовещании 14 ноября в детской передаче «Ок­тябрьские звездочки» имелась такая фраза: «Самым боль­шим желанием у меня было побывать в Мавзолее и уви­деть Вас, товарищ Сталин».

Засекреченный Главлит активно проявлял себя в кам­паниях библиоцида и организации спецхранов. Главлитом разрабатывались списки литературы, подлежащей изъятию из общедоступных библиотечных фондов. Спис­ки обреченной литературы насчитывали несколько тысяч наименований. В 30-е годы подлежали уничтожению все произведения «врагов народа» — Бухарина, Пятакова, Рыкова, Троцкого, Зиновьева, Каменева, Тухачевского.

Мало того, изымались книги, где имелись написанные ими предисловия или просто уважительное упоминание о них.

В 60-е года «Сводный список книг, подлежащих ис­ключению из библиотек и книготорговой сети» насчиты­вал 15 тысяч названий. В том числе: программа и устав Рос­сийской Коммунистической партии (Л., 1926); В.И. Ленин в Октябре и первые дни Советской власти (М― Л., 1934); 50-летие В.И. Ульянова-Ленина (1870 ― 23 апреля 1920). Речи и стихи, произнесенные на празднике в его честь 23 ап­реля 1920 г. в помещении Московского комитета (М., 1920); юбилейный альбом в связи с 70-летием И.В. Сталина; со­чинения Есенина, Бабеля, Фурманова, Волошина; книга О. Бергольц говорит Ленинград (Л., 1946); даже Л.Б. Хавкиной Руководство для небольших и средних библиотек (все издания по 1930 г. включительно).

В крупнейших библиотеках «репрессированная» ли­тературы попадала в «спецхраны», в массовых библиоте­ках либо сжигалась, либо пропускалась через бумагореза­тельные машины типографий. Библиоцид — подлинное преступление против отечественной истории и культуры — неизменный спутник тоталитаризма. В фашистской Гер­мании книги сжигались на площадях, в Советском Союзе они уничтожались без публичной огласки.

Таким же специфическим для тоталитарной СКС яв­лением являются библиотечные спецхраны. Особенно богатыми был специальные хранилища Библиотеки име­ни В.И. Ленина, Государственной библиотеки имени М.Е. Салтыкова-Щедрина, Библиотеки Академии наук СССР. Эти хранилища в 80-е годы насчитывали более 300 тыс. томов и включали следующие виды изданий: «приказная» литература, изъятая по письмам Главлита (около 20 тыс.); зарубежная немарксистская философия и некоммунистическая политическая и публицистическая литература; зарубежные газеты; русская антибольшевист­ская литература и эмигрантские издания; издания первых лет Советской власти; ведомственные советские издания с грифом ДСП (для служебного пользования); порногра­фическая литература.

Массовая передача книг из открытых фондов в спецхраны происходила дважды: в 1935—1938 гг. в связи с разгро­мом партийной оппозиции и в 1948—1953 гг. в связи с поли­тическими процессами «Ленинградское дело», «Дело вра­чей», борьбой с космополитизмом и формализмом в науке, культуре, искусстве. В 1953 и 1959 гг. были изъяты из общих фондов все книга Л.П. Берии и участников антипартийной группировки В.М. Молотова, Г.М. Маленкова, Л.М. Кагано­вича. В 60― 80-е гг. та же участь постигла произведения эмиг­рантов третьей волны (В.П. Аксенов, В.Н. Войнович, А.А. Га­лич, А.А. Зиновьев, В.П. Некрасов, А.И. Солженицын и др.)[130].

4. 1956—1964 гг.Несмотря на некоторое смягчение тота­литарного давления на общество, цензурное ведомство не уменьшало свою активность. Причем, идеологи КПСС и чи­новники Главлита иногда оказывались более «партийно вы­держанными», чем классики марксизма-ленинизма, основатели и руководители партии. В собрание сочинений К. Мар­кса и Ф. Энгельса, подготовленное в это время, не вошли такие «радикальные» сочинения как «История тайной дип­ломатии XVIII века», речи и статьи о Польше. В полное со­брание сочинений В.И. Ленина не попали свидетельские по­казания В.И. Ленина по делу о провокаторстве Р.В. Малиновского, его многочисленные письма Зиновьеву, Каменеву, Рыкову, Троцкому и другим «врагам народа». Совершенно парадоксальный казус произошел с докладом Н.С. Хруще­ва на XX съезде КПСС, посвященном культу личности Ста­лина. Текст этого доклада сразу стал известен во всем мире, до советского же читателя он дошел только 33 года спустя.

5. 1965—1985 гг. — двадцатилетие «застоя», которое ха­рактеризуется новым «похолоданием» духовного климата в стране. В это время появляются акты открытого протес­та, ширится, несмотря на репрессии, диссидентское дви­жение, активизируется самиздат. Самиздат — специфическое коммуникационное явление, которое уместно рас­смотреть в настоящем разделе.

По легенде, название «самиздат», пародирующее обще­известный «Госиздат», было придумано поэтом-диссиден­том Н. Глазковым для обозначения рукописной литерату­ры, распространяемой нелегально. «Самиздатовскому» произведению присущи три отличительных признака: во-первых, это литературное произведение, зачастую имею­щее высокие художественные достоинства; во-вторых, оно тиражировалось путем переписки (машинописи, копиро­вания) и в силу этого относится не к современной индуст­риальной книжности, а к догутенберговской рукописной книжной культуре; в-третьих, нелегальный и наказуемый способ распространения вне официально контролируемых формальных коммуникационных каналов. Объединяя пере­численные признаки, получаем следующее определение — самиздат — способ (система) нелегального (неформально­го) распространения рукописной литературы.

Слово «самиздат» — советский неологизм, но факти­чески «самиздатовское» производство всегда сопровож­дало официально признанное издательское дело. Предше­ственниками советского самиздата являются:

• еретические сочинения, апокрифы, травники, сон­ники и т.п. отвергнутые цензурными властями;

• бесцензурные политические трактаты, в том числе «вольная печать», основоположником которой в России был А.И. Герцен;

• порнография и морально неприемлемая эротика; российским классиком этого жанра является И.С. Бар­ков (1732¾ 1768)[131].

Среди авторов досоветского русского «самиздата» — протопоп Аввакум, А. Пушкин, М. Лермонтов, А. Грибое­дов, Н. Гоголь, Ф. Достоевский, Л. Толстой. Произведения этих авторов, несмотря на рукописную форму, становились литературными фактами, а тиражи их превосходили типог­рафские. В советское время ходили в списках сочинения В. Короленко, А. Платонова, М. Булгакова, О. Мандель­штама, С. Есенина, А. Солженицына, записи судебных процессов Бродского, Синявского и Даниэля. Более пят­надцати лет выходил самиздатовский бюллетень «Хроника текущих событий». За рубежом самиздатовские худо­жественные и публицистические произведения издава­лись в качестве серий, например, «Архив Самиздата» (издательство радиостанции «Свобода», Мюнхен), «Биб­лиотека Самиздата» (Амстердам, Фонд имени Александ­ра Герцена), «Вольное слово» (издательство «Посев», Франкфурт на Майне).

Самиздат — не самостоятельный, а дополнительный коммуникационный канал, служивший для обхода цен­зурных барьеров официальной власти. Потребность в по­добном «обходном» канале тем выше, чем жестче цензур­ный гнет. Привлекательность самиздатовских документов не только в обсуждении запрещенных тем и получении официально не распространяемых сведений, но и в непо­средственности общения автора и читательской аудито­рии, без редакторских правок или цензурных изъятий. Правда, при переписывании манускриптов возможны ис­кажения и ошибки, но они имеют частный характер и с ними можно примириться. Другой, более серьезный дефект самиздата состоит в том, что по рукам ходит множество фальшивок и совершенно бредовых документов, избавить­ся от которых невозможно.

Сущность политического самиздата застойных лет тоталитаризма хорошо выразил изгнанный в 1976 г. из страны выдающийся философ, мыслитель и писатель А.А. Зиновьев (род. 1925 г.) в стихотворении «Мое изда­тельство».

Допустим, в душе у тебя накипело.

Решение пачкать бумагу приспело.

Не мешкай в сомненьях. Исполнить спеши.

Забудь о цензуре. Что вздумал — пиши.

Но вот ты закончил последнюю строчку,

Но вот ты поставил последнюю точку.

Что дальше? Представь, что твой труд есть солдат

Скомандуй ему: шагом марш в «самиздат»!

И чудо великое вмиг сотворится.

Дитя твоей мысли в борца превратится.

***

Годы пройдут и потомки когда-то

Откроют останки бойца «самиздата».

И скажут... Ну, скажут, конечно, муру.

Я лично потомков в расчет не беру.

Если случается, высижу что-то,

Птенцов отдаю «самиздата» заботам.

Потом узнаю я случайно, что вроде

Они еще живы, они где-то бродят.

Обидно, никто не поверит, что эти

Бродяги-стихи суть родные мне дети[132].

Главными потребителями самиздата были гуманитар­ная интеллигенция и студенчество, но не только они. Во всех грамотных социальных группах имелся самиздатовский репертуар, соответствующий их культурным и ком­муникационным запросам. Есть произведения самиздата, интересующие всех, например, рецепты народной (восточ­ной) медицины, частная жизнь кинозвезд и политиков, преступный мир и т. п.

Бесцензурная советская литература, помимо самизда­та, включала еще и тамиздат. Тамиздат представлял со­бой способ публикации за рубежом произведений печа­ти, отвергнутых советской цензурой. Первый прецедент Тамиздата — публикация в Милане романа Б.Л. Пастер­нака «Доктор Живаго» в 1957 г. В 1966 г. А. Синявский и Ю. Даниэль подверглись судебному преследованию за их «тамиздатовские» произведения, вышедшие под псевдо­нимами. Роль тамиздата выполняли многочисленные эмигрантские журналы («Грани», «Континент», «Новый журнал», «Время и мы», «Вестник РХД», «Стрелец», «Эхо» и др.), а также книжные издательства США, Фран­ции, Англии, ФРГ. Кроме современников, эти издатель­ства выпускали в свет книги А. Ахматовой, М. Булгакова, Вяч. Иванова, Д. Хармса, А. Введенского, Н. Олейникова, которые не публиковались в СССР. Наконец, зарубежные русские издательства публиковали писателей-эмигрантов, живущих за рубежом.

Публикации тамиздата поступали в спецхраны круп­нейших советских библиотек, доходя таким образом до русского читателя.

Самиздат и тамиздат, помимо политического и соци­ально-психологического аспектов, имели еще аспект эко­номический. Дело в том, что торговля продукцией самиз­дата и тамиздата стала одной из первых зон рыночного предпринимательства. Стихийно установился маркетин­говый порядок производства и сбыта продукции, круг клиентов, связь с поставщиками. Цены устанавливались по законам свободного рынка. На нелегальном книжном рынке, как и на советском государственном рынке, царил дефицит, а обладание самиздатом или тамиздатом было одним из видов престижного потребления, символом при­надлежности к культурно-оппозиционной элите.

Не случайно в процессе перехода к рыночной эконо­мике первыми независимыми издателями стали бывшие диссиденты и активисты самиздата. В 1985—1987 гг. са­миздат легализовался. Ему не нужна была реклама, он имел налаженные связи с производителями и запас про­дукции, поэтому легко добился лидерства на книжном рынке. Благодаря зарубежным связям, самиздатовские предприниматели перешли на компьютерную полигра­фию и заказные типографские издания. Чтобы сохранить привлекавший читателей имидж в конце 80-х годов стали практиковать стилизацию самиздата, имитируя внешние формы самодельных брошюрок и журналов. В это время спрос на самиздатовскую и тамиздатовскую литературу достиг максимума. В 90-е годы интерес к диссидентству и советскому самиздату пошел на убыль. Можно констатировать завершение истории советского самиздата и тамиздата[133].

Однако мы забежали вперед. В 1965—1985 гг. самиз­дат и тамиздат играли очень важную роль в духовной жиз­ни страны. Благодаря самиздату была спасена честь рус­ской литературы, деформированной социалистическим реализмом. Между тем дряхлеющий советский тоталитаризм продолжал беспомощные попытки противопоста­вить вольной самиздатовской мысли подцензурную идео­логическую догматику. Ю.В. Андропов в 1983 г. призвал даже к пропаганде, нацеленной против вражеского свобо­домыслия. Но тотальная цензура, как и советский тоталитаризм в целом, были исторически обречены.

Хронологической вехой падения тоталитарной цензу­ры является август 1990 г., когда вступил в силу Закон Рос­сийской Федерации «О средствах массовой информации». Под средствами массовой информации — уточняется в За­коне — понимается периодическое издание (газета, журнал, альманах, бюллетень и т. д.), радио-, теле-, видеопрограмма, кинохроника и т. п. Цензура массовой информации, т. е. тре­бование со стороны должностных лиц, государственных ор­ганов или общественных объединений предварительно со­гласовывать сообщения и материалы, а также наложение запрета на распространение сообщений и материалов, — не допускается. Не допускается также создание и финансиро­вание организаций, учреждений, органов или должностей, в задачи которых входит осуществление цензуры.

Выводы

1. Существуют нормативные и учрежденские комму­никационные институты. Нормативные институты (есте­ственный язык, фольклор, искусство, народные традиции и народные промыслы) представлены во всех обществен­ных коммуникационных системах; они базируются на четырех исходных коммуникационных каналах. Рукопис­ная и мануфактурная ОКС обогатились коммуникацион­ными службами, обеспечивающими функционирование каналов письменности и книгопечатания; эти ОКС представляли собой суммативные системы. Индустриальная ОКС является структурированной системой систем, включающей нормативные институты, социальные служ­бы и институты, доинституционные службы.

2. Социально-коммуникационный институт — это эле­мент индустриальной ОКС, представляющий собой фор­мально учрежденную, т. е. имеющую свой орган управле­ния, совокупность организационных и технологических систем, обладающую определенным, социально признанным назначением. Различаются кумулятивные и некуму­лятивные СКИ.

3. Всем коммуникационным явлениям — от устной коммуникации до индустриальной ОКС свойственны две основополагающие сущностные функции — коммуника­ционно-пространственная и коммуникационно-временная. На базе этих функций в документных системах развива­ются дополнительные сущностные функции: ценностно-ориентационная, формирования документных потоков, поисковая.

4. Поскольку сущностные функции социально-комму­никационных институтов не зависят от социально-куль­турных, экономических, политических условий в преде­лах индустриальной неокультуры, они остаются одними и теми же в либерально-демократическом обществе и в тоталитарном обществе. Зато коренным образом разли­чаются их прикладные функции.

5. Социально-коммуникативные права и свободы яв­ляются важнейшей частью международно-признанных прав человека.

6. Главная организационная особенность либерально-демократической схемы ОКС — субъект-субъектные от­ношения между публикой и социально-коммуникацион­ными институтами.

7. Ленинский принцип партийности — руководящий принцип коммуникационной деятельности всех институ­тов и служб советской ОКС. Главная организационная особенность тоталитарной схемы ОКС заключается в субъект-объектных отношениях между идеологически­ми органами и СКИ, которые трансформируются в субъект-объектные отношения между СКИ и Публикой. В результате получается иерархическая административ­но-командная система.

8. Тоталитаризм невозможен без массированного ком­муникационного воздействия на сознание людей. В Со­ветском Союзе за время его существования получен уни­кальный опыт тотальной цензуры, который показал как силу, так и ограниченность коммуникационного насилия.

9. Принципиальные различия между либерально-демократической и тоталитарной ОКС наглядно проявляются при сопоставлении их характеристик в табличном виде (таб. 9.2)

Таблица 9.2

10. Terra incognita социально-коммуникационных институтов включает следующие проблемы:

• Многоаспектная типологизация институтов и служб, входящих в различные общественные ком­муникационные системы (ОКС).

• Разработка функционального подхода к ОКС, рас­крывающего динамику сущностных и прикладных социальных функций в связи с эволюцией комму­никационных систем.

• Нуждается в дальнейшем развитии системный под­ход к индустриальной ОКС, представляющей собой сложную структурированную систему систем. Этот подход должен раскрыть элементный состав этой системы, отношения между элементами, конфигу­рацию, т.е. состав подсистем.

• Какова возможная функционально-структурная конфигурация мультимедийной ОКС? Какие орга­ны управления могут возникнуть в этой конфигурации? Сохранятся ли социально-коммуникацион­ные права и свободы в мультимедийных ОКС?

• Возможно ли возрождение в будущем тоталитарных принципов и схем функционирования социально-коммуникационных институтов?

Литература

1. Бабиченко Д.Л. Писатели и цензоры. Советская литерату­ра 1940-х годов под политическим контролем ЦК. — М.: ИЦ «Россия молодая», 1994. — 173 с.

2. Блюм А.В. За кулисами «Министерства правды». Тайная история советской цензуры. 1917—1929. — СПб.: Академи­ческий проект, 1994. — 320 с.

3. Блюм А.В. Советская цензура в эпоху тотального террора. 1929― 1953. ― СПб.: Академический проект. 2000. ― 312 с.

4. Овсепян Р.П. История новейшей отечественной журналис­тики (февраль 1917 — начало 90-х годов). — М.: Изд-во МГУ, 1996. ― 207 с.

5. Панкратов Ф.Г., Серегина Т.К., Шахурин В.Г. Рекламная деятельность: Учебник. — М.: Маркетинг, 1998. — 244 с.

6. Почепцов Г.Г. Информационные войны. — М.: Рефл-бук, К.: Ваклер, 2000. ― 576 с.

7. Прохоров Е.П. Введение в теорию журналистики: Учеб. по­собие. ― М.: Изд-во МГУ, 1995. ― 94 с.

8. Тульчинский Г.Л. Public relations. Репутация, влияние, связи с прессой и общественностью, спонсорство. — СПб.: СПбГАК, 1994. ― 80 с.

9. Яковлев И.П. Паблик Рилейшенз в организациях. — СПб.: Петрополис, 1995. — 148 с.