Глава I Авторитет Отцов

В 7-м веке главенствующей фигурой в развитии христианского вероучения на Востоке был Максим Исповедник, о котором современные историки с большой похвалой отзываются как о " самом универсальном уме 7-го века и, быть может, последнем независимом мыслителе среди богословов византийской церкви" [1], как о " по-видимому, единственном плодотворном мыслителе всего столетия" [2]и " подлинном отце византийского богословия" [3]. Святым он был признан довольно рано, быть может, даже при жизни [4], а столетие спустя (или чуть позднее) его провозгласили " святым ветераном многих сражений" [5]. Однако те же богословы, которые хвалебно наделяли Максима такими эпитетами, дали понять, что само наименование " исповедником" предполагает что угодно, кроме независимости, самобытности и плодотворности, и что " исповедуемое среди нас" предполагало " поддержание догмы богословия" [6]. Будучи исповедником и богословом, Максим был обязан хранить, оберегать и защищать учение, переданное отцами, так как " исповедовать душой и устами" означало утверждать то, " чему научили нас отцы" [7]. Таким образом, в любом богословском доводе надлежало сделать так, чтобы зазвучали " голоса отцов как свидетельство веры церкви" [8], так как это и было " богословием", то есть исследованием связи между Отцом, Сыном и Святым Духом в Троице [9]тогда как " домостроительство" касалось воплощения Слова [10]. Сходное различие пролегало между " заповедями" и " догматами" [11]: с помощью первых Бог отделил тех, кто был Ему послушен, а посредством вторых наделил их " светом знания", потому что вероучительные положения относились как к Богу, так и к видимому и невидимому, равно как к Божьему промыслу и суду [12]. По той же причине следовало различать " учение" и " любовь" [13].

Такое понимание авторитета отцов было свойственно не только Максиму и его сторонниками; " византийцы никогда не забывали своего наследия" [14]. Все группировки во всех спорах, которые мы здесь описываем, были едины в своем стремлении сообразоваться с этим авторитетом. Иконоборцы, например, в поддержку своей позиции были вынуждены утверждать, что они " исповедуют переданное святой кафолической церковью" [15], тогда как их противники тоже обращались к отцам, " коих речения и добродетели суть столп и опора кафолической и апостольской церкви" [16]. То же самое можно сказать и о различных сторонах в споре о личности Христа, о восточном и западном взглядах на Filioque и о других богословских положениях. Почти все спорящие почти во всех спорах могли сказать вслед за Феодором Студитом: " В доказательство сказанному надобно иметь речение, подтвержденное свидетельством отцов" [17]. Этому свидетельству не должен противоречить никакой другой авторитет, так как " если кто-то возвещает вам иное благовествование, несходное с тем, которое кафолическая церковь восприняла от святых апостолов, отцов и соборов и которое хранит доныне, не слушайте его [18]… Если ангел или император благовествует вам не то, что вы восприняли, затворите ваш слух" [19]. Безусловная преданность отцам всегда сопутствовала восточной мысли. Один богослов 12-го века отметил, что " ромеи < то есть византийцы> во многом весьма отважны, но как только дело заходит о том, чтобы преступить пределы, положенные святыми отцами, они изрядно малодушествуют" [20]. В 15-м веке уже в самом заголовке трактата " Против ересей", принадлежавшего перу Симеона Фессалоникийского, значилось: " Он не привнес ничего своего, но все собрал из Святых Писаний и Отцов" [21]. Таким образом, необходимо уделять внимание не только тому, что говорили сами богословы этих веков, но и тому, на кого из Отцов и как они ссылались. Выбор и упорядочение святоотеческих свидетельств, встречающихся в их трудах, могут с большей достоверностью характеризовать их умонастроение, нежели их собственные высказывания ex professo, так как, приступая к объяснению какого-либо вопроса или толкуя какой-либо текст, богослов должен был признать, что он излагает не свои мысли, но то, что угодно Богу [22]