Логин в Небеса 12 страница

— Конечно, можно и завтра, да хоть сейчас. Но лучше подготовиться, чтобы все прошло более гладко. Надо поститься, хотя бы три дня. Ты уже на ночь желудок набил, будто не ел неделю, а надо попоститься. Протянешь три дня в посте?

Я взглянул на поднос, на котором стояли пустые тарелки, кружка и вазочки из-под салатов. Я всегда так ем, может это кому-то и покажется много, а для меня в самый раз. Я, если не будут кушать хотя бы один день, наверное, в обморок упаду или совсем обессилю. А тут — три дня надо будет поститься. Ужас!

— Да не бойся ты так! — захохотал Дмитрий, который вновь все прочитал у меня на лбу. — Люди неделями голодают — и ничего, даже вылечиваются от болезней, форму восстанавливают.

— Я и так в хорошей форме, — возразил я. — Может, сократим до одного дня поста, до половины дня, или могу один раз завтрак пропустить. Обед сложнее, ужин — совсем сложно пропустить, а вот завтрак можно, если проспать, например.

— Ты совсем непробиваемый…

— Я без еды не могу! Буду на людей бросаться с голодухи.

Дмитрий недовольно поморщился, вздохнул и, наконец, сказал:

— Пост — это не просто голодовка. Это обуздание плоти, укрощение страстей, очищение мыслей. Как ты можешь спрашивать о чем-то сложном, если даже со своим телом не можешь справиться?

— Чтобы управлять доспехами, тоже надо поститься? — переспросил я.

— Да. Но там более сложный и длительный пост. Посты бывают разные. Тебе хотя бы простой, трехдневный осилить.

— Ладно, ты меня убедил. Завтра сажусь на пост! Вода, хлеб, овощи, фрукты, соки, орехи, блинчики с капустой и постные каши с грибами — так? Попробую протянуть на этом несколько дней.

— Еще надо читать молитвы.

Я накинулся на оставшиеся пирожки, словно и не ужинал десять минут назад. Надо подкрепиться перед постом, напихать желудок под завязку. Если буду долго переваривать, то смогу протянуть несколько дней и выжить во время поста.

— А зачем молиться? — спросил я.

— Настраиваться на крещение и причастие. Подпевать всеобщей ангельской песне, которая непрестанно поется на Небесах, соединяться в общий небесный поток. Мысли свои заодно в порядок привести.

Я отмахнулся.

— Я в порядке, не беспокойся за это. И мысли мои тоже в порядке.

— Это твое заблуждение, как и многих людей, — сказал Дмитрий.

— Ну, я же не псих, я нормальный. Адекватный человек, все по уму делаю.

— В том-то и дело, что по уму, вот и не можешь умом все охватить и понять.

— А надо, как это любят говорить всякие гуру, сердцем чувствовать? — ехидно спросил я.

— И сердцем, и духом, и душой. Тебя никто не гонит, разберешься со временем.

— Хорошо.

— Сам до гостиницы дойдешь? — спросил Дмитрий.

— Если крылатые не утащат, то дойду!

— Вот и славно, — улыбаясь, сказал он. — Встретимся днем.

— Ага.

Дмитрий вышел из столовой и ушел в направлении храма, я выждал минутку, пока он скроется из виду, и поспешил за добавкой. Все-таки меня страшил трехдневный пост. Я настолько привык к трехразовому нормальному питанию, что даже не представлял, как можно выжить три дня на овощах и кашах.

До своего номера я шел, переваливаясь с ноги на ногу. Так плотно я еще никогда в жизни не ужинал. Подготовился к посту знатно. Охая и ахая, забрался на кровать и лег на спину — самый оптимальный вариант в моем состоянии «легкого перекуса». Наверное, этот ужин тоже придется отметить в своем отчете с грехами. Интересно, может, у них есть заготовленные шаблоны со стандартными списками грехов, чтобы самому не писать и не перечислять?.. Я бы распечатал бланки и отметил галочками подходящие грехи, надо будет посоветоваться с Дмитрием. Размышляя над тем, как буду рассказывать свои системные ошибки священнику, я заснул…

Мне мешали разговоры под окном, я поднялся и выглянул на улицу — никого не видно, только шебуршание и чьи-то перешептывания. Монастырский двор пуст, даже ветра нет. Погода словно замерла и звезды пропали с небосклона. Может быть, это мыши или крысы скребутся под полом? Хотя голоса точно есть, даже обрывки фраз слышатся. Я выглянул через окно наружу. Приглушенные мужские голоса доносились из-за угла здания. Я выпрыгнул и зацепился за ветку дерева. Судя по раскидистой кроне, это был дуб. Цепляясь руками за толстую ветку, я пополз по ней вверх и вперед, чтобы разглядеть прячущихся за углом людей. В какой-то момент взглянул вниз и чуть не сорвался от испуга — земли не было видно, я находился на огромной высоте. В ужасе распластавшись на ветке, я уткнулся носом в ее поверхность, пригляделся — а ветка стала шире и превратилась в светло-серую плоскую платформу, размером с кухонный стол. Внезапно плита взмыла ввысь, словно кто-то нажал кнопку «вверх» в лифте небоскреба, а сам лифт, прозрачный или совсем без стенок и крыши, несется на огромной скорости. Я старался не двигаться, чтобы не сорваться. Скорость подъема все увеличивалась, я вот я уже наблюдаю панораму монастыря сверху: несколько знакомых зданий, парк за храмом, стена из красного кирпича, сеть дорожек, цветущий сад около монастыря, за рощей протекает река. На горизонте показался лучик света, восход солнца осветлил небосвод. А меня все поднимает вверх. Земля внизу отдаляется, уже видны ровные квадраты полей, очертания города вдалеке, все внизу стало таким маленьким, игрушечным. Я чувствовал себя космонавтом, который скоро выйдет в стратосферу, дыхание перехватило. Я поднял взгляд и увидел белоснежные облака. Но в открытый космос я не вышел. Платформа резко остановилась. Облака надо мной показались мне какими-то странными, я протянул руку вверх и уперся пальцами во что-то твердое. Купол неба! Он был из голубого стекла, а облака как будто нарисованы на нем краской. Я постучал костяшкой указательного пальца — точно стекло. Упершись двумя руками, попробовал продавить. Руки начали проходить сквозь стекло, вошли по локоть. Дальше я поднялся на ноги и полез наверх. Меня выкинуло на следующий уровень. Я оказался в пространстве, наполненном лучезарным сиянием, подобным тому, который я наблюдал под куполом храма. Свет заполнял все пространство, кроме света, ничего не было. Я крикнул в яркую пустоту: «Есть тут кто-нибудь?». Над головой послышалось хлопанье крыльев, пространство вокруг задрожало — я проснулся.

Солнечный свет бил мне в глаза через окно. Первая мысль была: где я? Глаза не сразу привыкли к свету. Через мгновенье я смог различить комнату: кровать, икона на стене напротив, справа тумбочка, мои вещи на стуле у мини‑ холодильника. Колокольный звон вернул меня к реальности, я вспомнил, что засыпал в монастырской гостинице. Вроде, отлегло. Я поднялся с кровати, давление ударило по вискам. Присел обратно на кровать, протер глаза, похлопал себя по щекам. Проснулся.

Странное дело, раньше мне не снились сны с такой частотой. Максимум один сон раз в месяц, да и то — ерунда какая-то. А тут, в монастыре, уже вторую ночь подряд что-то снится, при этом такое масштабное, яркое, невероятное. Что-то тут явно происходит. Непонятно только, хорошо это или плохо.

Я быстро умылся, накинул одежду и покинул гостиничный номер. Во дворе все по-прежнему: клумбы, цветы, аккуратный газон вдоль дорожек. Люди в черных рясах спешат по своим делам, на парковке выставка дорогих автомобилей, туристический автобус на месте. Мимо неторопливо шел очередной котяра, важный, словно местный губернатор или большая шишка. Я «кискнул» ему вдогонку. Кот остановился, развернулся ко мне, уселся на задние лапы и выжидающе посмотрел мне в глаза. Мявкнул.

— Здорово пушистый, — усмехнулся я.

— Мяв, — ответил кот.

Я стоял в легком изумлении от такой понятливости. Кот еще раз внимательно меня осмотрел, понял, что с моей стороны к нему нет особо важных дел, взять с меня нечего, кормить его никто не собирается. Развернулся, поднял хвост и, мягкой походкой, безмятежно продолжил путь по дорожке к столовке. А я отправился в направлении храма. Проходя мимо его дверей, я уловил мелодичное пение хора — шла утренняя служба.

Я обогнул храм, прошел через небольшой парк и вышел на песчаную тропинку. В моем сне, сразу за парком была ограда из красного кирпича с башенками, недалеко от нее находился огромный сад и поле, а в другой стороне, через небольшую рощу протекала река. Хотелось проверить это необычное видение.

На границе парка я действительно увидел кирпичную стену с башенками. Я покинул внутреннюю территорию через небольшие арочные ворота монастырской ограды, высотою в два человеческих роста, и через пролесок вышел в небольшую дубраву, примыкающую к лесу.

Солнечные лучи пробивались через листья деревьев, оставляли причудливые тени от изогнутых веток на траве. Весенняя природа заставляла забыть о событиях предыдущих дней. Я наслаждался воодушевленным пением птиц, чистым воздухом, свежим и вкусным от запаха молодой, недавно распустившейся, листвы, смешанным со смолистыми ароматами елей и сосен.

Вынырнув из леса, я оказался у благоухающего сада. Такое количество одновременно цветущих деревьев являло собой зрелище, редкое для глаз заядлого горожанина. Я решил прогуляться по саду и свернул с тропинки в сторону высаженных рядами яблочных и вишневых деревьев. Меня захватил мир бело-розовых цветочных лепестков. Нежные ароматы цветов и звуки жужжащих повсюду насекомых дополняли палитру восхитительного весеннего денька.

Среди цветущих деревьев мое внимание привлекли разноцветные ящики синего, желтого и зеленого цветов. Они стояли вразброс на небольших полянках между деревьями. Через высокую траву я пробрался к одному из ящиков. Деревянная конструкция оказалась ульем — вокруг в большом количестве летали пчелы. Я заметил, что они вылетают из небольшой щели, расположенной внизу улья, и наклонился рассмотреть поближе.

— Я бы не стал этого делать.

Я обернулся. В нескольких метрах от меня, на пригорке, прислонившись спиной к яблоне, сидел Егор, на его лице, освященном лучами полуденного солнца, появилась ухмылка, в глазах — озорной блеск. Одет он был в легкую воздушную одежду, что-то вроде просторного спортивного костюма светло-бежевого цвета.

— Почему? — спросил я.

— Ты никогда не видел ульев? — переспросил Егор.

— Нет. Вблизи не видел.

— Пчелы не любят, когда кто-то становится у них на пути, напротив летка, — сказал Егор и поднялся на ноги. — Могут ужалить, и лучше не совать туда свой нос, Винни Пух.

— Хорошо, Пятачок!

Мы засмеялись. Обменялись знаками приветствия. На пасеке чувствовалось специфическое благоухание — смесь лесных и луговых ароматов.

— Откуда такой душистый аромат? — спросил я.

— Пчелы насобирали первый нектар и теперь выпаривают из него лишнюю влагу.

Мы подошли к группе ульев, расположенных в один ряд. Пчелы дружно работали, вокруг домиков стоял гул, словно на электростанции.

— Сейчас деревья цветут, нектара много, — сказал Егор. — Пчелы трудятся. Одна пчелиная семья может принести до ста килограммов меда за сезон.

— Ого! А зачем пчелы собирают мед в таком количестве?

— Чтобы сделать для себя запас пищи на зиму. Но, поскольку пчеловод постоянно забирает у них часть запасов, они собирают снова и снова.

— А я думал, пчелы, как и все насекомые, зимой впадают в спячку и до лета спят, — задумчиво сказал я.

— Многие насекомые впадают, но только не пчелы, — ответил Егор. – Вы, городские, совсем жизни не знаете. Смотри…

Егор аккуратно подковырнул крышку одного из ульев специальной лопаткой с загнутым концом, снял ее и поставил рядом. Затем немного подымил над ульем загадочным железным прибором, напоминающим маленький чайник или лампу Алладина. Поставив дымарь на пенек рядом, он деликатно вынул одну рамку из корпуса улья — она была плотно облеплена движущимися пчелами с обеих сторон. Держа рамку с медом и пчелами над ульем в одной руке, Егор мягко провел другой по спинкам пчел.

— Теплые, — с улыбкой произнес он, — подойди, не бойся, сможешь ощутить это необычное пчелиное тепло.

Я не спеша подошел и осторожно протянул руку к рамке. Когда я дотронулся раскрытой ладонью до пчелиных спинок, возникло ощущение, будто прикоснулся к вибрирующему, мягкому и теплому существу. Непрекращающийся гул пчел умиротворял и убаюкивал.

— Зимой пчелы не засыпают, — продолжил Егор. — Они собираются в улье, где своими телами поддерживают высокую температуру. Питаются в это время медом.

— Ты тут лесником заделался? — усмехнулся я. — Столько всего про пчел знаешь. Откуда?

— Пчеловодствую помаленьку, — ответил Егор. — За хозяйством помогаю следить отцу Макарию, но это когда выпадает свободный денек. А так… дела сплошные. У нас тут многие из ребят приходят на пасеку, посидеть, отдохнуть душою после заданий. Несколько минут хватает, чтобы прийти в себя и вернуть внутреннее равновесие.

Егор бережно установил рамку с пчелами обратно в улей, аккуратно смахнул пчел с краев и закрыл крышку. Мы двинулись по тропинке, вдоль деревьев.

— А ты чего тут бесхозный бродишь? — спросил Егор. — Отпустили погулять?

— Да я как-то сам, решил вот осмотреться. Мне показалось, что тут река рядом…

— Да есть.

— Пройдемся до реки? — спросил я, внутренне удивившись, что сон оказался правдивым.

— Пойдем.

Покинув сад, мы зашли в сосновый бор. Некоторое время шли молча, наслаждаясь природой. К звукам пения птиц добавились перестукивания дятлов, в кроне огромной сосны я заметил двух белок. Они наблюдали за нами сверху, забавно поглядывая из-за веток. Я бы нисколько не удивился, если бы мимо нас пронеслось стадо оленей, настолько все вокруг было заповедным и диким.

Лес расступился. По всем признакам мы приближались к водоему.

Не очень широкая, извилистая и весьма живописная река, с песчаными отмелями и нависающими над водой ивами, встретила нас бурными весенними водами. На противоположной стороне, в камышовых зарослях я разглядел двух рыбаков с удочками. Егор направился к деревянным чурбанам, стоявшим на небольшом импровизированном речном пляже. Я заметил тут угли от костра, два бревна в качестве скамеек и оставленную кем-то, аккуратно сложенную неподалеку, стопку хвороста. Мы уселись на пеньки, некоторое время сидели молча, смотрели на течение реки. Егор первый прервал молчание и сказал, ухмыляясь:

— Я прямо чувствую, что ты хотел меня о чем-то спросить.

— А ты можешь мне ответить честно, без конспиративных баек? — поинтересовался я.

— Я честен как никогда раньше! — ответил он безмятежно.

— Вы работаете на военных? Или на государственные службы?

— Мы работаем на Бога! — спокойно ответил Егор.

— Опять двадцать пять…

— Что тебя не устраивает в таком ответе? — сдержанно спросил Егор.

— Ну, почему нельзя признаться, что вы работаете на военных? Такие технологии в нашей стране могут разрабатывать только военные. Частные конторки не потянут, политики варятся в своей распильной кухне, остаются только военные. Да и профиль подходящий — гаджеты, доспехи, средства связи, импланты. На правительство работаете?

— Церковь не вмешивается в политику и не лезет в государственные структуры. Мы можем иметь только общие задачи и цели. Правительство сегодня одно, завтра — другое. Вот, при советской власти церкви взрывали и священников убивали. Какая уж там работа на правительство?

— Ты хочешь сказать, что все разработки ведете вы сами? — скептически спросил я.

— Свои разработки ведем сами, — согласился Егор. — И другим помогаем.

Я спросил угрюмо:

— Я вот этого момента не понимаю. Зачем «за просто так» помогать конкурентам? Своих граждан, что ли, не хватает, чтобы другим еще помогать?

Егор засмеялся, как-то резко и нервно.

— Тебе опасно со мной общаться! Боюсь, у тебя будет психический срыв и когнитивное несварение.

Я отмахнулся:

— Не беспокойся, я смогу выдержать твою гениальность.

— Я не делю людей на своих и чужих, — сухо сказал Егор. — Для меня вообще нет своих, есть люди — и все. А многие задачи решаются только при наличии огромных масс населения. «Ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них». А если два или три миллиона собрать, то открываются просто немыслимые перспективы.

— Это какие? — удивился я.

Егор наклонился, поднял прутик, потыкал им землю. В его глазах я заметил озорной блеск. Только сейчас я понял, кого он мне напоминает. Вытянутое и продолговатое лицо, худощавый и жилистый, пальцы длинные и цепкие, а глаза большие. Занимается пчеловодством. Да он и сам похож на пчелу или осу, или даже шершня! Любит собеседника жалить, цеплять по пустякам. Сегодня он, правда, был добрее, наверное, потому что вернулся на природу, в свою стихию, расслабился.

— Сложно передать словами…

— А ты попробуй, — настаивал я. — Хотя бы в общем, о чем речь?

Он пожал плечами:

— Например, супермаркет нет смысла строить в деревне. В городе с населением от десяти тысяч уже можно. Рестораны быстрого питания строят в городах с населением от ста тысяч примерно, иначе он не будет окупаться. А завод по производству сельскохозяйственной техники будет рентабельным при городском населении в несколько миллионов. Социальная сеть оживает только при наличии миллионов пользователей внутри. Некоторые идеи можно запустить только при подключении миллиардов людей. Понимаешь, к чему я клоню?

— Не совсем, — честно признался я.

— Сложно, да, — согласился Егор. – Но это уже твои проблемы. Я тебе нянькой не нанимался.

— Вам необходимо объединить миллиарды людей для решения какой-то задачи? — ошарашено спросил я.

Егор поднял указательный палец вверх:

— Точно!

— И какая это задача?

Он покачал головой.

— С какой стати я должен тебе отвечать? — резко спросил Егор. — Ты умеешь хранить тайны? Ты даже не христианин. Кто ты вообще такой?

Сложный тип, с таким невозможно договориться. Из него и клещами ничего не выудишь. Я посмотрел вдаль, на течение реки, сказал мягко:

— Злой ты…

— Какой есть, — усмехнулся Егор. — Не передумал со мной общаться?

— И не таких ломали, — сухо обронил я.

— От поломанного и слышу.

— Это ты зря так сказал…

Я выбил ногой пенек, на котором он сидел, думал, что Егор повалится на спину. Пенек отлетел в сторону, а Егор устоял на полусогнутых ногах. Из этого положения он крутанулся вокруг своей оси, распрямляя одну ногу, и снес мой пенек. Я успел подпрыгнуть и приземлился на ноги уже в боевой стойке. Правая нога пошла по касательной, распрямляясь для удара. Егор выставил блок руками, откинул меня назад. Я ушел в кувырок, прямо с земли прыгнул коленом вперед, метил в грудь, чтобы опрокинуть. Он отклонился чуть в сторону и поймал меня в захват, я вцепился ему в куртку. Мы крутанулись на ногах, подкидывая друг друга в воздух, но оба устояли. Перешли в рукопашную. У меня было несколько отработанных комбинаций для ближнего боя. Локтем сверху, кулак снизу, локтем сбоку — но каждый раз я упирался или в блок или в захват Егора. У него был странный стиль, не дзюдо и не борьба, что-то третье. Или он самоучка, изобрел какой-нибудь стиль шершня? На этой мысли меня осенило, что после блоков он начнет жалить, но сообразил я поздно. В солнечное сплетение словно воткнули оголенный кабель, мышцы свело и обожгло. Меня скрутило от боли, я повалился на песок, хватая ртом воздух. По телу бегали импульсы боли, руки выкручивало.

Егор подошел, постоял немного рядом. Потом приподнял меня одним движением за куртку, обхватил со спины и сильно сжал, затем подкинул в воздух, поставил на ноги, заломил руки за спину, упираясь коленом мне в позвоночник, и дернул. От хруста у меня зазвенело в ушах, но, к удивлению, боль прошла. Руки еще немного горели от импульса, который пробежал по нервным окончаниям, но в целом я пришел в себя. Я повалился на одно колено, тяжело дышал. Егор спокойно спустился вниз по береговой линии, взял свой пенек, вернулся и поставил его рядом со мной. Потом сходил до кустов и, если бы я не следил за ним вполглаза, то пенек, который вылетел из кустов в следующий момент, точно попал бы мне в голову. Я успел выставить руки и корявенько поймал полено, поставил на песок.

Мы уселись рядом, словно ничего и не произошло. Егор достал бумажный пакетик из куртки, высыпал на ладонь кусочки чего-то темно-бардового. Предложил мне:

— Пчелиный хлеб, держи.

Из любопытства я не смог отказаться.

— Что это?

— Перга — оказывает антистрессовое и антидепрессантное действие, способствует повышению физической и умственной работоспособности, активизирует регенерацию поврежденных тканей. Очень полезная!

— Спасибо, — сказал я. — Как раз то, чего мне не хватало.

Мы весело засмеялись.

— Я не успел заметить, чем ты меня ударил. Электрошокером? — спросил я.

Егор взглянул на меня, склонил голову в одну сторону, потом в другую. Поднял руки над головой и сделал движение, очень похожее на то, когда пчела лапками чистит свои усы на голове, затем он рассмеялся.

— Я тебя ужалил, — сказал он, похохатывая и делая языком звук похожий на «вж-жжжж-вж-жжж».

Я тоже засмеялся.

— Знаешь, как по-латински будет «шмель»? — спросил он и сразу ответил: — Бомбус!

— Бомбу-с?

— Бомбус!

— Это твой стиль что ли, шмеля? Как у буддийских монахов, стиль тигра или стиль журавля?

Егор пожал плечами.

— Сдались мне твои буддийские монахи! У нас свои есть, в сто раз круче. Схимонахи!

— Схимонахи — это кто? — спросил я.

— Кажется, я тебе уже говорил… но повторю еще раз. Я в няньки тебе не нанимался. Информации полно в открытом доступе, сиди, читай, смотри картинки, сколько влезет. Что за люди пошли… ничего не читают, знать ничего не хотят, все им покажи да на блюдечке принеси. Технологии все умнее, а люди все глупее, скоро на пальмы полезут, как обезьяны, но со смартфонами в руках, чтобы орехи ими колоть…

Пока Егор бурчал, я достал смарты, быстро ввел запрос «Схимонахи» в поисковике картинок. В окне выдалась целая галерея фотографий: суровые старцы в необычных черных одеяниях, с вышитыми на них разными символами и крестами. У некоторых из них был такой взгляд, прямо мурашки по коже. Суровые ребята. Даже женщины есть, схимницы, тоже производят необычное впечатление. Оставил закладку в браузере, чтобы потом вернуться еще раз и разобраться с вопросом. Снял очки, покрутил на пальце. Егор закончил ворчать, достал еще один пакетик, закинул себе в рот какие-то маленькие шарики, принялся жевать. Мне на этот раз не предлагал, понятное дело, самое вкусное для себя оставил. Он достал свои смарт-очки, ушел в виртуальный рабочий кабинет. Сидел ровно и не шевелился, зато зрачки, которые было видно через стекла, быстро двигались.

— А эти гаджеты тоже сами клепаете или в Китае заказываете? — спросил я, указывая на смарт-очки.

Егор, не отвлекаясь от своих виртуальных дел, проговорил:

— Сами, конечно. Эксклюзив.

— И где же все ваши заводы, лаборатории, на которых трудятся инженеры и технологи? Где все это?

Егор молчал.

— Ну, так где все? — еще раз спросил я. — С неба ведь не падают гаджеты и микросхемы?

— У нас много храмов, монастырей, скитов, обителей — везде работа кипит. Если чего-то не видно невооруженным взглядом, то не значит, что этого нет.

— Почему об этом никто не знает?

— Кому надо, тот знает.

— А как же мировая общественность? — удивился я.

— Мне плевать на «общественность» и на этот мир.

Егор сломал прутик, выкинул его в кусты.

— А как же христианская любовь, все люди братья и все-такое? — спросил я.

— Про любовь заговорил…

Егор замолчал на полуслове, поднял очки на голову и вновь задумчиво посмотрел на стремительный речной поток.

— У нас был семейный бизнес, дела шли в гору, отец хотел построить дом в деревне, успели заложить фундамент. Я мечтал о сыне, даже имя выбрал заранее. Взяли кредит, собирались расширяться.

Егор достал портмоне из внутреннего кармана, раскрыл. На развороте — фотография под пленкой. Семья на фоне строящегося дома, где-то в деревне. Я насчитал пять человек. Пожилая пара, молодой Егор рядом с девушкой и еще один парень, чуть младше, брат, наверное.

— Ты хорошо сохранился, даже и не изменился особо, — сказал я. — Сколько лет прошло?

— Пятнадцать.

Я кивнул. Судя по разговору, бизнес явно не удался, по времени как раз попадало на шальные годы.

— У вас в семье все православные? — спросил я, поскольку не хотелось слышать истории про неудачный бизнес и политику, лучше уж про семью.

— Только я, — ответил Егор.

— Как так? — удивился я. — Даже брата не уговорил?

— Не успел. Сгорели в доме. Вернее, их сожгли заживо, за то, что я не подписал бумаги о передаче своего бизнеса одним добрым и уважаемым людям. Меня в это время держали в изоляторе. А я, дурак упрямый, не соглашался подписать документ, не верил, что люди способны на такое, сжечь живьем, думал, блефуют, давят на эмоции. Даже когда начальник при мне распоряжался по телефону. На его лице не дрогнул ни один мускул, когда он говорил в трубку — «жгите». Потом они меня выпустили. Я смеялся им в лицо, думал, что переиграл их, выдержал и не сломался под их запугиваниями. А когда приехал домой, то нашел лишь угли и пепел.

Егор на мгновенье замолчал. Я не знал, что сказать.

— В православие я пришел один, спустя некоторое время, — сказал Егор.

— Соболезную, — тихо сказал я.

— А добрые и уважаемые люди продолжили жить, как ни в чем не бывало.

Егор убрал портмоне в куртку. Мы сидели молча, слушали шум воды.

— Меня, бывало, так накрывало… В такие моменты хотелось бросить все и пойти убивать, — спокойно сказал Егор, но в его голосе чувствовались холодные нотки. — Голыми руками давить. Останавливало лишь одно. В живых остался только я, только в моей памяти сохранились воспоминания о моих родных. Я должен был выжить любой ценой, сохранить память, донести воспоминания до… Если я смогу попасть на Небеса, то смогу сохранить память о них навечно. Это единственный вариант.

Егор слегка наклонил голову.

— Люди живут во зле, делают ужасные вещи, а когда натворят что-то, исправить уже не могут, только сожалеть и слезы лить остается.

— Вот с этим соглашусь, — сказал я.

— Ты когда-нибудь о чем-нибудь сожалел? — спросил он. — Есть что-то, что ты хотел бы исправить или изменить?

Я задумался. Много чего хотелось исправить, многих слов не говорить вовсе. Иногда в памяти невольно всплывали некоторые моменты, из-за которых хотелось провалиться от стыда. Возникало жгучее желание вернуться в прошлое, переиграть события, уклониться от тех ситуаций, которые изменили ход жизни в неправильную сторону, избежать предательств, вернуть потерянные силы и дорогих сердцу людей.

— Вы изобрели машину времени? — угрюмо спросил я.

— Нет.

— Значит, ничего изменить не получится?

— Нет.

— Чего тогда сожалеть о былом?

— Можно пытаться все забыть. Но не получается стереть память. Совесть не заглушить, как ни затыкай. Чувство вины все равно не отпустит.

— Какой выход?

— Можно постараться понять, в чем был не прав, что не так сделал и открыть душу Богу.

— И что, помогает?

— Я только этим и спасаюсь. Иначе бы таких дел уже натворил…

Егор поднялся, подобрал плоский камень и запустил по течению реки «лягушку». Камень три раза отскочил от поверхности и скрылся под водой. Я тоже запустил, у меня камень сделал два прыжка и тоже утонул.

— Чувство вины тянет на дно, — пояснил Егор. — Как ни прыгай, как ни вертись, все равно утонешь. Но когда тебя прощают или сам прощаешь — становится легче. А чем ты легче, тем быстрее устремляешься вверх.

Я метнул еще один камень, на этот раз получилось три подскока. Егор молча развернулся и пошел в сторону леса. Я догнал его.

— Так каким образом ты тут оказался? — спросил я. — Как стал верующим, если таким не был?

Егор не ответил сразу, мы успели дойти до леса и только тогда он продолжил разговор:

— В тот вечер я пришел на мост, смотрел в туман, бросал камешки в воду. Вместе с последним камнем, я собирался сам прыгнуть вниз. Жить было незачем, я ни во что не верил, ориентиров никаких не было, а на Земле меня больше ничего не держало.

— Спрыгнул?

— Нет. Ко мне подошел старик. Интеллигентный такой, с аккуратной седой бородой, в костюме. Он сказал мне кое-что, что знали только я и мой отец, никто из живых этого не знал. Это меня удивило. Потом он сказал, что если я спрыгну, то станет еще хуже, чем есть, и оттуда, куда я попаду, уже не будет пути назад. А если выберу жизнь, то есть шанс… Потом он пошел по улице в сторону храма и скрылся внутри. Я пошел за ним, зашел в храм, а старика и след простыл… Внутри храма на стене увидел картину, а на ней изображение этого старика. Я подумал, что это какой-то местный авторитет, раз там висел его портрет. Попросил женщину за прилавком меня провести к нему. А она сказала, что этот старик жил в третьем веке и что в храме висит не картина, а икона Святителя Николая Чудотворца. Я тогда был такой же нуб, как ты, ничего не смыслил в православии.

— Что было дальше? — спросил я. — Крестился?

— Не сразу. Я начал изучать систему, читал исследования, копался в архивах. У нас под носом такие алмазы разбросаны, а люди ходят будто слепые. Я нашел то, что мне было нужно.

— Что тебе было нужно?

— Инструмент для сохранения жизни. Путь к бессмертию. Люди с древних времен искали способы стать бессмертными, алхимию придумали, магию, волшебство, создавали мумии в гробницах, хоронили императоров вместе с войском, теперь хотят научиться сознание оцифровывать, трупы замораживают или в смолу закатывают.