И саранче было дано

Вред делать только людям.

Печати Божьей на чело

Мы расставлять не будем.

Не убивать дано ей было,

А мучить только лишь полгода,

И смерть чтоб их не зацепила,

И люди мучились от рода.

По виду же та саранча

Была коням подобна,

И била лучше палача,

И на войну вся годна.

На головах у них венцы,

Похоже, золотые.

И зубы были как щипцы,

И лица непростые.

А волосы же, как у женщин.

Железная броня на ней.

И не увидел я ни трещин.

Всё хорошо и всё при ней.

А шум от крыльев был такой,

Как будто множество коней.

Хвосты их жалили порой

Тех, кто скрывался от неё.

Царя же над собой имела.

То Ангел бездны Авадон.

И саранча-губитель пела

По-гречески Аполион.

Шестой тут Ангел вострубил,

И я услышал один голос.

Тот голос громко говорил

Тому, в шестую кто трубу трубил:

«Освободи ты Ангелов моих.

Их при Евфрате заковали.

Воздастся о делах твоих

За то, что им свободу дали».

И Ангел четверых освободил.

Их приготовил он на час, на день.

На месяцы, на год свободу подарил,

Чтоб третью часть людей те умертвили

И Богу души подарили.

Я видел войско конное.

Их было две тьмы тем.

Число я слышал тёмное.

Ну а потом, затем

И видел я в видении

Коней и всадников лихих.

И не было гонения.

Пред этим мир затих.

Потом же было очень страшно.

Те умертвили треть людей.

Но было всё предельно ясно:

Те люди Богу все нужны.

Отбил их Бог у сатаны.

А сила тех коней же в том -

Во рту, в хвостах их заключалась.

Вредить всем людям, а потом

На этом сила их кончалась.

Другие же, кто и не умер,

И не раскаялись в делах,

Остались бесам поклоняться,

Не зная о своих правах.

И не раскаялись они

Ни в чародействах, ни в убийствах.

Ты от себя их всех гони

И не участвуй ты в их пирствах.

И если Бога любишь ты

И хочешь в Рай к нему попасть,

Не преступай ты той черты,

В аду тебе чтоб не пропасть.

И видел я другого Ангела.

Сходил он с неба облегчённый.

Другими он не повторённый.

От них был как бы отсечённый.

Лицо его как солнце светит,

А ноги как столпы стоят.

Одна нога на море метит,

А левой на земле распят.

И книжку он в руке держал.

Как лев он рыкал, восклицал.

И громко «семь» проговорил,

Но голосами всё своими.

И я хотел было писать,

Но вдруг услышал голос с неба:

Всё это должен я скрывать,

Чтоб не лишиться куска хлеба.

Вот Ангел поднял руку к небу,

И я увидел: он не чудит.

Поклялся он живущим всем,

Сказал, что времени не будет.

Но только всё произойдёт,

Когда возгласит седьмой Ангел.

Вот голос и меня зовёт.

Со мною он как бы поёт.

Сказал он мне: «Пойди, возьми

Ту книжку с Ангела руки.

Возьми и съешь, но в тот же час.

Во чреве будет горько с час,

В устах же будет очень сладко,

В уме же будет очень кратко».

Я сделал так, как мне сказали.

Я съел её - и в тот же час