Г. Вольный

Тот, кто покорил вершину и сорвался, не сможет сделать это снова.

Восхождение неповторимо.

Г. Вольный

Владимир Маяковский умер в результате самоубийства, Сергей Есенин умер в результате самоубийства, Александр Блок скончался от воспаления сердечных клапанов, Иосиф Бродский от инфаркта, Василий Шукшин от сердечной недостаточности, как и Николай Гоголь, Афанасий Фет от сердечного приступа, Михаил Лермонтов погиб в дуэли, аналогичным образом ушёл из жизни Александр Пушкин. От любви? Скорее всего. Ну или по вопросам чести.

Не то, чтобы прям так хочется встать в ряд с такими людьми, но жизнь пока так и норовит меня к этому склонить. Хотя можно умереть и более интересным способом: например, как Владимир Высоцкий или Алексей Толстой - от наркотиков. Ведь, по сути, причиной смерти всех вышеперечисленных людей стали наркотики, только разные.

Мы не выбираем, на чем сидеть, лишь пробуем нечто и, если нам нравится, начинаем принимать это чаще, больше, в результате обретая привычку, зависимость.

Я сижу на любви с самого детства. Это лучший кайф для меня. Влюбившись уже раз десять, я понял, что без этого невозможно представить мою жизнь. Любовь вводится прикосновенно. Вот, она берёт меня за руку, и все мои рецепторы обостряются, зрачки расширяются, сердце начинает стучать быстрее, и я начинаю чувствовать дикую жажду поцелуя.

Проблема не в том, что я люблю только Леру. Совсем нет. Просто она зацепила меня сильнее всех тех, с кем я был. Это самый сильный наркотик, но не единственный.

Ломку на время можно погасить другими, но подсесть на них до конца у меня не получается.

Вы думаете, а зачем я всё это пишу? Какого хрена я выношу своё, и не только, прошлое на всеобщее обозрение? Может, мне стоит просто поговорить с близкими или исповедаться в церкви?

Батюшка не будет слушать эту историю, она слишком длинная и грешная. Боюсь, меня выгонят из церкви, а друзья просто уснут, не услышав и десятой доли моей истории.

Я хочу лишь разобраться в том, что делал не так. Не по отношению к людям, а по отношению к себе. Не то, почему я сейчас один, а почему мои действия не привели меня к счастью. Зачем я хотел большего, где та планка, которая будет меня устраивать. Это всё не для вас. Эта история пишется только ради меня. Просто мысли нужно записывать, их нужно пережевывать снова и снова, чтобы они стали ясны.

Зачем я тогда выставляю всё это напоказ? Я не знаю. Может быть для того, чтобы люди понимали, отчего я стал таким, а может, это просто записка. Одна из тех, что не оставил потомкам Есенин.

Знаете, что это? [стрелочка указывает наверх] Это депрессия. Точнее, не совсем. Такое состояние появляется, когда ты уже принимаешь депрессию как неотъемлемую часть своей жизни, даже основу. Когда ты не думаешь, что всё плохо, потому что случилось нечто ужасное, а потому, что так и должно быть. И вот я, в перманентном состоянии несчастья, как в тёмной пещере без единого лучика света, пытаюсь хоть как-то озарить эту клоаку, разжигая огонь способом допотопного человека. Камень бьётся о камень, изредка получается высечь искру, но свет появляется лишь на миг. Будто падающая звезда, только не хочется загадывать желание.

Один раз я загадал, и оно сбылось. Лера полюбила меня. Не знаю, почему, за что, но, когда мы расставались, она сказала, что я зацепил её своей душой.

Своей мерзкой, подлой душонкой.

Вообще это очень странно, когда пара неочевидна. Взять хотя бы парня, который вернулся из Ирака без двух ног и нашёл ту единственную, на которой потом женился. Ведь у него нет ничего, ни денег, ни машины, ни внешности, ни, как бы это грубо не прозвучало, конечностей. Первое впечатление - однозначно, ему повезло. Но потом начинаешь думать, а, может быть, по-настоящему повезло его жене? Она же полюбила. И он полюбил. И счастья у них полным-полно.

Так вот, я был скорее на месте того парня.

И ещё, я совершенно не хочу быть Есениным или Высоцким.

Если завтра мне дадут по шапке за этот текст, пожалуйста, пусть не трогают колено, оно у меня больное.

Я просто хочу наконец слезть с самого сильного наркотического вещества из всех, что я пробовал.

И теперь я обращаюсь не к вам, а к тебе: потерпи, пожалуйста, эту грязь на своём теле. Не ради того, что было, не ради того, что стало или будет. Мне просто нужно сойти с пути, по которому я иду, потому что впереди я вижу свет.

И это не тот свет, который я тщусь высечь из камня слова своего, это озарение, которое являлось Маяковскому.