Главная страница
Случайная страница
КАТЕГОРИИ:
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Мир иной, или Путь от человека
Как мы уже выяснили выше, обычный средний человек (средний не в смысле серости, а в смысле типичности своего образа жизни) погружен в эмпирический мир и его события. Далее ^считая себя верующим, он, как правило, занят повсед- невной реальностью и отвлекается от нее лишь в моменты жизненных кризисов или во время торжественных религиоз- ных церемоний (если служба хорошо организована, а пропо-
408.
ведпик — достаточно умелый психолог и оратор).
Однако издревле существовали духовные течения, иск- ренние поборники которых не просто утверждали наличие Мира иного или его нсходность, первичность по отношению к обыденному бытию, но постулировали необходимость та- кого образа жизни, который весь был бы направлен к наи- лучшему достижению инобытия. Первоначально это эзоте- рические учения, известные уже в Древнем Египте и Древ- ней Греции (таинства святилища Изиды, Элевсинские мистерии и т. д.), а затем — мировые монотеистические ре- лигии, которые при всей своей популярности и широчайшем распространении по основному своему смыслу полностью обращены к потустороннему.
Именно монотеизм и эзотерпзм древности рождают представление о совсем иной реальности, ничем не схожей с обыденным человеческим существованием, с его конечно- стью, смертностью, веществешюсть.ю, с его заботами и стра- стями. Это не-человеческая реальность, она принадлежит человеку, создает его как свое собственное инобытие и слу- жит источником всех благ и достоинств: самого факта суще- ствования, высших нравственных и эстетических ценностей, добра, красоты. Она ничем не похожа на антропоморфных или зооморфных богов политеизма с их вполне человече- скими занятиями, чувствами, интригами. Она абсолютна, тотальна, хотя обладает личностным аспектом, и будучи аб- солютной, определяет и судьбу эмпирических существ, и смысл их бытия. Божественный Абсолют и близкие к нему слон бытия оказываются истинной отчизной маленького и суетливого «сына Адама», из нее он выходит и в нее возвра- щается, не важно, один или много раз, в конечном счете - навсегда. Это «напсегда» абсолютно перевешивает по свое- му значению короткую обыденную жизнь, быстропреходя- щее бытие изменчивых-теней.
Конечно, сама идея об укорененности человека в чем-то бесконечно большем, нежели он сам, не вызывает никаких возражений. Безудержный антропоциентризм, титаниче- ская дерзость мыслителей Возрождения и современных тех- нократов при более пристальном рассмотрении оказываются чем-то вроде младенческого эгоцентризма, когда ребенку кажется, что он —центр мирозданья и именно вокруг него вращается весь взрослый мир от бабушек, несущих манную кашу, до солнца и звезд. Эта, несомненно, приятная иллю- зия довольно быстро рассеивается.
Человек — часть огромной Вселенной, ее фрагмент, эле- мент, малая толика, и действительность, питающая его сво-
ими соками, пронизывающая невидимыми полями, во мно- гом является для него непостижимой. Мы по сей день не знаем о себе самого главного: откуда мы пришли в нашу эмпирическую жизнь и куда уйдем · после смерти. Рассып- лемся в прах? Отправимся блуждать по адовым каньонам и райским кущам? Растворимся в породившем нас Сверхсоз- нании? Несомненно одно: существуют те уровни, слои, из- мерения реального мира, которые обладают иными степеня- ми свободы и власти, именью им принадлежит первое слово в нашей судьбе. Сама материальная астрономическая Все- ленная скорее всего лишь один из пластов «многослойного пирога*· действительности, и над ней вырастает сложная иерархия духовных сил.
Однако, признав это, должны ли мы отвернуться от на- шего бренного мира, от очага", который здесь и сейчас согре- вает наши бедные смертные тела, от нашего несовершенного человеческого общежития, которое далеко не всегда — брат- ство? Надо ли· любить эту временную квартиру, перевалоч- ный пункт на пути астральных странствий?.Посмотрим, как отвечают на это мировые монотеистические религии и эзоте- рические учения.
Далее при поверхностном обзоре христианства, индуиз- ма, теософии обнаруживается, что все они выносят обвини- тельный приговор потустороннему эмпирическому миру: «Виновен! Виновен! Отвернись от него, человек!»
Действительно, в реальной жизни и реальной истории много зла, жестокости и коварства. И сегодня, как и тысячу лет назад, страдают невинные, отсутствует справедливость, льются потоки крови. «Но этот мир. не может быть иным, — говорит христианство, - он грешен, он забыл Бога и лежит во зле». «Он неистинен, —соглашается индуизм, —он —майя, мо- рок, иллюзия, средоточие бесплодных желаний, влекущих за собой лишь страдания». Именно поэтому ценности обыденной повседневной жизни оказываются для монотеистического со- знания антиценностями: ложными, грязными, влекущими в объятия дьявола или в губительный самообман.
Конечно, крупным религиям некуда деваться, они вынуж- дены как-то ладить с эмпирическим миром, идти на уступки, давать послабления греховной человеческой природе. Одним из таких компромиссов выступает протестантизм, объявляю- щий успех в земной деятельности богоугодным делом и сим- волом богоизбранности. Кроме того, сами деятели церкви — тоже не бесплотные духи и не могут полностью отказаться от человеческих потребностей и влечений.
Крупнейшие мировые религии выступают как правствен-
пая сила, стремящаяся облагородить сам мир: они способст- вуют распространению милосердия, терпимости, любви к. ближнему, т. е. пытаются совершенствовать наличную эм- пирическую данность. И тем но менее для идейного ядра религии это вторично. Все, что касается посюстороннего мира, должно быть подчинено достижению Мира иного. Главное — спасти бессмертную душу или избавиться от ве- риг «майи», заставляющей любить смертные и изменчивые вещи. Главное — измениться настолько, чтобы перестать быть человеком. Это и есть основной пафос всех ведущих религий и эзотерики: быть земным человеком не просто мало, быть в полной мере лишь им — еще и грешно и по- стыдно. «Настоящее свое состояние, каким бы благообраз- ным оно ни было, — пишет С. С. Авершщев, характеризуя ранневизантийскую литературу, — христианин не может не оценивать как позорное, ибо обязывается измерять его мер- кой абсолютного: любые, его заслуги конечны, между тем как вина - бесконечна. Христианство учит человека воспри- нимать свое тело как храм Бога —весьма веская причина скорбеть о том, что храм этот «весь осквернен». Христиан- ство внушает человеку, 'что он есть носитель образа божия — каких же слез хватит, чтобы оплакать унижение этого обра-τ за?»*.
Погрязнуть в делах житейских, даже если ты добр, кро- ток и терпелив — это идти по пути гибели. Отречение от всего земного естества —единственный путь к успеху. Лишь тот, кто презрел пагубные радости и соблазны обычной жизни (схимник, мученик, аскет йогин) может сказать, что действи- тельно встал на Путь, ведущий от человеческого к божествен- ному, от пошлой смертности и греха — к бессмертию и бла- женству. Его лицо в полной мере обращено к потусторонне- му, к Духу, а сердце не скучает о земной мишуре.
Стоит отметить, что здесь мы стремимся выявить именно ведущую пить религиозного и эзотерического сознания, не вдаваясь в дискуссии о мере признания мирских благ. А дискуссии такие, конечно, были, как между отцами церкви, так и между религиозными философами. Главными, посто- янно действующими источниками грешности этого мира, его скверны религия и эзотеризм полагают:
1) земное самозамкнутое человеческое «я»,
2) проистекающие из его партикулярное™ желания и воля к их' удовлетворению.
* Аверинцев С. С. Поэтика ранневизантийской литературы. М., 1977. С. 80-81.
Именно наличие «я», осознание человеком своей особо- стн, отдельности, ннаковости по отношению к другим суще- ствам и сущностям является корнем его онтологической вины и сопутствующих ей несчастий. С точки зрения инду- изма и буддизма каждый, желающий избавления, должен понять, что его «я» —лишь иллюзия, и потому все привя- занности — тлен. Христианство, признающее целостность душевной монады и ее бессмертие, тем не менее четко раз- деляет неистинное земное «я» человека и то высокое «я», которое может дать Христос.
Но чтобы Христос дал это новое прекрасное «я» — свою божественную природу — верующий должен добровольно отказаться от собственной земной личности, раздираемой потребностями и противоречиями. Надо убить повседневное «я», чтобы приобщиться к Абсолюту. Стать ничем, откры- той возможностью, пустым сосудом, в который Христос вольет трансцендентную духовность. «Верный признак дей- ствительного присутствия Бога в вашей жизни — это либо полное забывание себя, либо ощущение себя комком грязи. Лучше совсем забыть о себе», — говорит философ-проповед- ник Клайв Льюис*. С партикулярным земным «я» связана способность к свободе, точнее, к своеволию, самоуправству, порождающим богоборческую гордыню, из которой про- истекают все виды зла.
Наличие у человека «я», позволяющего отличать себя от мира, вызывает к жизни желания, могучие силы, заставляю- щие сохранять, беречь, длить неистинное мирское бытие, про- являя упрямую волю. В индуистской традиции желания и страдания — две стороны одной медали. Именно мир желаний автоматически создает мир страданий. Первого не бывает без второго. Суетные мирские желания и в христианской тради- ции понимаются как ведущие к страданию и греху, они не- пременно приобретают вид пороков и страстей: властолюбие, корыстолюбие, сластолюбие, чревоугодие, лень, зависть. Страсти же терзают человека, словно дикие звери.
Таким образом, блаженство, вечная абсолютная радость, оказывается достижимой только в случае отказа от земных потребностей и страстей. И на Востоке, и на Западе (преж- де всего в монашестве), и в теософской традиции, объеди- няющей Запад и Восток, мы обнаруживаем разработанную до деталей систему средств, уводящих от земного человече- ского мира к трансцендентному, перед лицом которого гас- нет и истаивает человеческое «я», исчезают желания и им-
* Льюис К.. Просто христианство. Чикаго, 1990. С. 12G.
пульсы действовать по своему почину. Это разные виды ме- дитации, физические и психические упражнения, аскеза, самовнушение, направленное на ощущение непосредствен- ной причастности к Абсолюту, приводящие либо к пирва- нс - бессознательному трансу с потерей личностной иденти- фикации, либо к высокому экстазу, сопровождающемуся бурным переживанием приобщения к Высшему началу.
Интересно то, что традиция неприятия повседневного нашла в XX в. не только чисто религиозное, но и собствен- но философское выражение. Такие авторы, как А. Бергсон или М. Хайдеггер совершенно по-разному ищут тот внерас- судочпьш, виежитейский пласт реальности, который и по- читают за истинный пласт, уводящий нас от полседпевно- стн, от забот, от мира твердых форм и сознательных воле- вых решений.
Вернемся, однако, к вопросу о земном и трансцендант- ном. Именно благодаря «антимирской» установке религии ее трудно принять до конца. Вот уже и веришь в посмертное бытие, и признаешь в Духе творящее начало мира, но не в силах отрицать и виноватить земную жизнь, считать челове- ческую повседневность только плохой, только иллюзорной, только грешной. Невозможно согласиться, что она — лишь юдоль страданий и ничего более. Грехов и страданий в ней, конечно, предостаточно, но все же в ней есть не только это. И потому она — ценность сама по себе в своей вторичности, тварности и иллюзорности.
Представление о том, что земная жизнь полностью сво- дится к страданию (о чем говорит «четверичная истина» буддизма) выступает, на наш взгляд, проявлением ипохон- дрического мировосприятия. Это депрессия, спроецирован- ная на окружающую действительность, тяжкая меланхолия, получившая онтологический статус. На самом деле в по- вседневной человеческой жизни наряду со страданиями и трудностями есть и неисчислимое множество радостей: «вы- соких» и «низких», духовных и плотских, мгновенных и длительных. «Аианда» — блаженство — присуща бытию как таковому, в том числе бытию в его земном варианте.
Здесь и творческие восхождения, и подвиги, и умиротво- ренная созерцательность, и' восторги любви во всех ее прояв- лениях, и просто великолепное чувство того, что ты есть, су- ществуешь, бытийствуешь. И против этих радостей не работа- ет аргумент, что их кратковременность и преходящесть обращает их в страдания. Напротив, временность делает их особенно яркими и острыми, порождав! прелесть прощания и нежность воспоминаний. Лучшие в мире произведения искус-
ства воспевают не вечность, а временность: ушедшую любовь и цветок, который скоро увянет.
Созданный мастером предмет отделяется от него и жнвет собственной жизнью. Дитя, взрослея, исполняется своих до- стоинств, не растворимых в том, что вложили в него мать и отец. Так и с миром. У него — своя жизнь. И если есть суще- ствование за гробом и необходимость отчитаться перед Отцом и 'Промыслителем, почему гаадо зачеркивать те радости и свершения, что были ведомы на земном, досмертиом пути?
|