Студопедия

Главная страница Случайная страница

КАТЕГОРИИ:

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Жизнь в Каифуле






Итак, мы с матерью сменили тишину гор на столичную суету. Познакомившись поближе с преимуществами жизни в Каифуле, я очень легко освоился с ее новыми требованиями, сменил свою одежду на платье городского покроя, оставаясь сдержанным в манерах. И вскоре стал чувствовать себя все более и более непринужденно, где бы ни появлялся, чему в немалой степени способствовало мое самообладание.

Записавшись на посещение занятий в Ксиоквифлоне, я окунулся в самую гущу студенческой жизни, но она показалась ужасно изнурительной. Мне, привыкшему к неограниченной свободе, достаточно тяжело было следовать какому-либо жесткому плану в приобретении необходимых навыков. Поэтому, поразмыслив над случайно полученной информацией, я направился к управляющему районным Департаментом почв и пашен и попросил, чтобы мне выделили какой-нибудь участок земли для обработки, но не с целью получения прибыли, а скорее ради отдыха, поскольку я - студент. Управляющий с официальной, равнодушной миной на лице разложил передо мной карту прилегающих к Каифулу земель, разбитых на участки.

Приступая к этому повествованию, я подумал, что, вероятно, моим читателям будет удобнее, если я использую в качестве единиц измерения футы, ярды, мили и тому подобные. Я говорю об этом сейчас, памятуя, что посейдонская система измерений была основана на принципе, аналогичном современной метрической системе, но ее основная единица, предложенная великим Реем, заложившим законы Максина, была другой. Этот монарх в свое время произвел множество реформ, в том числе заменил прежний, хотя и не лишенный научности, но несколько неуклюжий, а потому приведший к прискорбному мошенничеству по всей империи метод измерений на единообразную систему. Она оказалась настолько совершенной, что была немедленно принята. И никто не сомневался: она дана самим Инкалом.

У Рея был сосуд, сделанный из материала, который практически не подвергался сжатию или расширению под воздействием холода или тепла. Он представлял собой идеальный куб, полый внутри и точно соответствовавший по размеру Камню Максина. Из того же материала был сделан цилиндрический сосуд с внутренним диаметром примерно в четыре дюйма. В куб наливалось точное количество дистиллированной воды с температурой 39.8° по Фаренгейту, заполнявшей его так, чтобы внутри не осталось ни единого пузырька воздуха. Затем вода через кран отводилась в цилиндрический сосуд, в котором постоянно поддерживалась та же низкая температура, и на стержне из такого же материала, что и обе емкости, делалась отметка высоты водяного столба.

На следующем этапе воду нагревали до 211.95° по Фаренгейту, причем все эти операции производились на уровне моря в один и тот же летний день. Под воздействием тепла вода заметно расширялась, и отмечалась высота столба при точке закипания. Расстояние на стержне между этими двумя отметками и составляло основную единицу линейного измерения, от которой происходили все прочие единицы мер. Единицей же веса был вес полого куба, заполненного водой при 39.8° по Фаренгейту. Я пользуюсь термической шкалой Фаренгейта потому, что наша посейдонская для вас не имеет смысла.

Прошу прощения за это отступление, показавшееся мне необходимым, так как оно приоткрывает еще одну сторону жизни в ту давнюю эпоху. А сейчас вернемся в контору управляющего Департаментом.

Этот человек, разложив передо мной карту свободных участков, - напомню, что, кроме государства, никаких иных собственников на землю не было, - занялся другими делами, предоставив мне спокойно изучать ее. Пробежав глазами список названий, я обнаружил на расстоянии около восьми венов (почти столько же в милях) от города полосу земли с фруктовым садом. Предыдущий арендатор обрабатывал ее в течение пятидесяти лет, но после его смерти участок остался незанятым и, следовательно, предлагался к аренде. Правительство учитывало, что студенты часто были стеснены в средствах, и обеспечивало этой категории граждан при заключении сделок более выгодные условия по сравнению с прочими социальными группами.

Участок мне понравился уже по описанию: «Площадь - восемь вен-найнов (около пяти акров) с жилой постройкой из четырех комнат и артезианской водой; один вен-найн отведен под цветник, шесть - под плодовый сад, посаженный пятнадцать лет назад. Все удобства. Условия для студентов: половина урожая фруктов и все выращенные душистые цветы поставляются Представителю департамента почв и пашен. Для иных (не учащихся) лиц - четыре тека в месяц (десять долларов двадцать три цента). С момента окончания аренды прошло менее одного года».

Я решил снять это имение. «Все удобства» означали наличие линии вэйлукса, услуги телефота (нейма), а также теплопередающее устройство, которое экономило энергию Наваз, необходимую для приготовления пищи и прочих целей. Эту энергию жителям Атла давали материальные силы, называемые токами земли, и силы высшего эфира, которые вам еще предстоит открыть. Ибо разве не посейдонцы воплощаются сейчас? Я утверждаю: вы жили тогда, вы живете теперь; тогда вы использовали эти силы, и вскоре вам предстоит научиться пользоваться всеми ими снова.

Сообщив о своем решении арендовать этот участок, я с помощью чиновника заполнил бланк контракта. Привожу здесь текст договора о найме, чтобы добавить еще один штрих к вашему представлению о той давно минувшей эпохе.

«Я,....................лет,.....................пола, род занятий........................., заключаю договор с Департаментом почв и пашен на аренду участка................в районе...................описанного следующим образом:.................Я согласен снять его в аренду...............на срок................лет, по соизволению Всевышнего Инкала».

Я арендовал участок на восемь лет, так как намеревался жить в Каифуле в течение этого времени, будучи студентом Ксиоквифлона. Немаловажным моментом являлось и то, что вэйлуксом можно было быстро добраться до любого места в столице прямо от моего владения. Подобно современному такси, вэйлукс вызывали по телефону, и он прибывал незамедлительно.

Обычно все, кто впервые приезжал в столицу, прежде всего, старались посетить дворец Агако и его сады. Раз в неделю в течение двух часов император-Рей неизменно восседал в приемной зале; в эти два часа посетители толпились в коридорах и проходили двумя рядами перед троном. После такой церемонии все желающие могли свободно погулять по роскошным садам, посмотреть зверинец, где содержались особи всех известных животных, а также посетить великолепный музей и императорскую библиотеку. Для многих стало приятной традицией часто проводить в Агако по целому дню; люди приносили с собой еду и под сенью больших деревьев у фонтана, озера или водопада устраивали тихие пикники.

Теперь я должен вернуться к тому времени, когда моя мать и я еще только начали осваиваться с городскими обычаями, чтобы читатель мог проследить все события вместе с нами. Давайте начнем с посещения Агако. Человек, с которым мы успели к тому времени познакомиться, предложил подвезти нас к дворцу. Тогда еще вэйлуксы были для меня в диковинку, и я хотел понять, как ими пользоваться.

Наш новый знакомый достал из кошелька мелкую монету и бросил ее в отверстие стеклянного ящичка, укрепленного в машине. Монета, попав внутрь, оказалась на дне прозрачного цилиндра диаметром чуть больше ее размера. В нижней части цилиндра на расстоянии около четверти дюйма друг от друга выступали два металлических контакта. Когда монета упала, раздался тихий звонок, и тогда наш друг приподнял рычаг, до этого державший машину. Падая, монета замыкала контакты, и одновременно открывался замок, освобождая, таким образом, рычаг. После его подъема машина неожиданно легко тронулась со станции. Она покачивалась на верхнем рельсе. Были видны лишь края колес подвесной системы, все остальное скрывал длинный металлический короб, в котором слышалось тихое жужжание двигателя. Пассажиры сами водили вэйлуксы, и это была рациональная идея, поскольку управлять ими было совсем несложно.

Когда мы остановились на главной стоянке, ниже террасы дворца Агако, наш провожатый вернул рычаг на место. Снова раздался звонок, монета выпала в прочный ящичек внизу, и машина застыла, готовая принять новых пассажиров. У ворот главного входа, представлявшего собой творение архитектурного гения, провожатый распрощался с нами, вошел в машину, висевшую на другом пути, и со скоростью молнии исчез вдали. Взглянув на указатель над этой линией, я прочел надпись на посейдонском языке «Aagak mnoiinc sus», что в вольном переводе означает «Городская набережная и Великий Канал».

Желая узнать больше о нашем дружелюбном гиде, я обратился к человеку, с интересом наблюдавшему за прибытием нашей небольшой компании, и спросил его, кто был сей благородный муж. И получил такой ответ: «Это великий проповедник, предсказывающий разрушение нашего континента и призывающий людей жить так, чтобы они не убоялись встретить Единого, который, по его словам, есть Сын Инкала, чье пришествие на Землю ожидается еще не скоро. Он говорит, что этот Сын Божий станет Спасителем человечества, но многие не признают его до тех пор, пока он не будет приговорен к казни. Двенадцать узнают его, но один предаст в час последнего испытания. Воистину, это крайне интересно, но, впрочем, не совсем понятно. Однако, Рей Уоллун - да благословит его Инкал! - оказал этому проповеднику все знаки почтения и объявил, что он вещает истину, и потому каждому подобает относиться к нему со вниманием».

Видишь, читатель, истина брезжила даже в тот далекий век истории мира. На заре цикла это был самый первый луч яркого солнца христианства, солнца, которому еще только суждено было взойти в полном сиянии своей славы. В то утро я, оказывается, ехал в одной машине с первым пророком, возвестившим пришествие Господа нашего Иисуса Христа, настойчиво призывавшим слушавших его жить так, чтобы души могли предстать плодородной почвой лучам восходящего Солнца Истины, жить так, чтобы подготовить себя к принятию Учителя, дабы после смерти тел, которыми они обладали в Атлантиде, посейдонцы вернулись на Землю из девачана перевоплощенными душами. Он сеял семена у дороги! * (* Матф. 13: 3-6.)

Семя попало и в меня, когда некоторое время спустя я слушал слова этого пророка, страстные и красноречивые, обращенные: к специально собранным для этого студентам Ксиоквифлона. Я знаю, что это семя упало в готовую почву. Я понимаю это сейчас, сравнивая свою последнюю жизнь с жизнями прошлыми. Однако долго, очень долго оно оставалось спящим. И пока все было так, горький опыт греха и ошибок швырял и метал мою жизнь по волнам испепеляющего пламени, а для излечения полученных шрамов требовались новые воплощения.

...Итак, перед нами был портал главного входа в Агако. Конечно нам - простодушным горцам было невдомек, что уже в тот момент, когда подошел служитель дворца, император на троне, находившемся в полумиле от нас, прекрасно знал о нашем появлении, а также слышал все наши слова и даже то, с какой интонацией мы говорили их.

Служитель обратился ко мне:

- Откуда ты прибыл и как тебя зовут?

- Меня зовут Цельм Нуминос, я из Куердно Ару.

- Это твой первый визит или ты бывал во дворце и раньше?

- Ни я, ни моя мать не бывали здесь прежде.

- Тогда я дам вам сопровождающего. Ты найдешь его вон там, у ворот. Еще один вопрос, пожалуйста: с какой целью вы прибыли в Каифул?

-Я приехал, чтобы изучать науки в Ксиоквифлоне; моя мать- домохозяйка.

-Хорошо. Можете идти.

За воротами, искусно украшенными бронзой и золотом, очень легкими, но достаточно прочными, чтобы оградить от нежелательных посетителей, находился часовой. За ним в массивной арке портала располагалось огромное зеркало. Этот отражатель был подвешен на двух отполированных медных штырях таким образом, что ни одной точкой Hie соприкасался со стенками ниши. Если бы мне удалось заглянуть за него, я бы обнаружил устройство из металлических струн, внешне напоминающее пианино, и сложный механизм, назначение которого не сумел бы понять. Мне тогда и в голову не могло прийти, что этот безупречно отполированный лист металла, в котором, как в гладкой поверхности озера, отражалось все окружающее, был гениально устроенным автоматическим передатчиком. В ответ на вибрацию голоса или любой другой звук начинала вибрировать какая-то из мириадов струн за ним. Поэтому все, произнесенное нами, передавалось по естественным земным токам, исходившим из Ночной Стороны Природы, чувствительной к влиянию человека, и было прекрасно слышно Рею, восседавшему на троне. Более того, одновременно его августейшему величеству передавались и наши изображения.

По ступеням мы взошли к внутренним воротам, сделанным из цельных металлических пластин с окошками. Ворота после нажатия кнопки поднялись, открыв между опорами проход, и здесь нас встретил сопровождающий, вызванный охранником. Его молчание я расценил как знак недовольства, не зная, что перед нашим приходом он получил распоряжение привести нас к императору, а потому объяснения были ему не нужны. Спокойное замечание: «Все ясно», - едва я начал говорить о цели визита, прервало поток слов, уже готовых сорваться с моего языка. Я почувствовал укол, нанесенный моему самолюбию, когда он ответил столь сдержанно. Это было не похоже на открытое общение с моими друзьями в горах. Удивительно, как много в городе таких самодовольных людей! Я решил дать этому человеку достойный урок и стал размышлять над тем, как лучше объяснить ему, что считаю его высокомерную манеру неуместной. Мне и в голову не пришло, что он уже все знает о нас, а причина его осведомленности - все то же зеркало.

- Пойдемте, - сказал человек повелительным тоном, - я проведу тебя и твою мать.

«Откуда этот человек знает, что она моя мать? - подумал я. - Она так хороша и молода, что ее часто принимали за мою сестру или даже жену. Откуда он знает правду?» Это расстроило меня еще больше, так как я гордился не только тем, что моя мать выглядела столь молодо, но и тем, что сам я выглядел, как мне казалось, достаточно зрело. Люди часто считали меня на семь - восемь лет старше, чем на самом деле. Если бы я мог тогда понять, насколько нелепа эта детская гордость своей внешностью, то не испытал бы чувства болезненного негодования, а просто посмеялся бы над собственной глупостью или вообще не обратил на это никакого внимания. Ситуация вовсе не стоила того, чтобы раздражаться, в особенности мне, считавшему свои помыслы такими высокими. Но я все-таки попытался отплатить нашему проводнику за его кажущееся высокомерие, что создало определенную натянутость. Виной тому, надо полагать, была моя неуверенность в себе, вызванная неопытностью и отчасти невнимательностью к вещам, которые следовало бы лучше замечать. Тогда я не понял, как нелепо выглядел в своем невежестве. Но сейчас, когда оглядываюсь назад, мне смешно. Прошли тысячелетия, и смех мой запоздал, но поговорка «Лучше поздно, чем никогда» здесь как нельзя более кстати.

Нам предложили сесть в машину более легкой конструкции и иной формы по сравнению с теми, что использовались на городских проспектах. Не желая казаться новичком, я дал старт, едва служитель тронул рычаг. Машина легко взмыла в воздух, подобно мыльному пузырю, и помчалась по кромке нижнего уровня дворца. Вскоре мы вышли из этого, напоминавшего формой сигару, экипажа и пересели в другой, двигавшийся уже не по воздуху, а по проложенным в полу рельсам. Обогнув половину здания, машина нырнула прямо в зияющую пасть одной из громадных каменных змей. Но вместо того, чтобы подниматься под тем же углом, под каким шло вверх тело рептилии, она заскользила вперед по горизонтальной плоскости, туда, где еще мгновение назад было совсем темно и где все внезапно озарилось светом. Это было так прекрасно, что мы замерли от неожиданности. Приглядевшись, я понял, что сияние исходило от стен, которые, казалось, переливались красным, синим, зеленым, желтым и всеми другими оттенками огня. Самое подходящее сравнение для этого, пожалуй, - сверкающие под солнцем капли росы на мириадах паутинок в утренних лугах. Я забыл о своем самолюбии и спросил, что вызывает такое ослепительное свечение. Проводник ответил, что стены покрыты особым раствором, в который добавлены крупинки цветного стекла.

Пока мы любовались игрой света на стенах, наша машина замедлила движение по горизонтали на дне своеобразного колодца. Дорога спиралью вилась по его стенам, кончаясь где-то под потолком, едва различимым в свете фар. Начался быстрый подъем. Когда машина достигла верха, дважды раздался приятный звук колокольчика, и тотчас же весь потолок бесшумно сдвинулся в сторону, пропуская нас. Затем он автоматически вернулся на место, и мы очутились в великолепном зале, размеры которого нельзя было точно определить из-за многочисленных подвесных экранов из шелка карминного - императорского цвета, а также вьющихся растений, создававших настоящие миниатюрные аллеи. Цветы и певчие птицы, фонтаны и воздух, наполненный ароматами, живительно прохладный после уличной жары, - все это показалось настоящим раем.

Потолок огромного зала просматривался не везде, во многих местах его закрывали вьющиеся лозы. Необычайную гармонию этого зрелища усиливали чарующие звуки музыки, которой вдохновенно вторили птичьи хоры. Наша машина бесшумно скользила по райскому саду среди цветов, звуков и запахов, мимо прекрасных статуй и изящных фонтанов. Благодаря равномерному движению создавалась иллюзия, будто мы стоим на месте, а восхитительное видение плывет нам навстречу. Это был поистине союз искусства и науки, и торжеством его стала чудесная сказка, триумф человеческих знаний и умений!

Во всех направлениях мимо нас двигались другие машины с людьми в праздничных одеждах. Разнообразные тюрбаны ярких цветов указывали на их социальное положение. В Посейдонии, как впоследствии и в других странах, общество делилось на социальные касты. Были касты правителей, ученых, духовенства, ремесленников, немногочисленная каста военных, являвшаяся одновременно полицией и скорой помощью, и так далее. Люди всех классов носили одежду единого стиля, отличие создавали только головные уборы. Все носили тюрбаны, но этот предмет одежды у каждой касты имел свой цвет. Тюрбан императора был из шелка цвета чистого кармина, советников - цвета красного вина, а других официальных лиц - бледно-розового. Тюрбаны военнослужащих отличались насыщенным оранжевым цветом у солдат и лимонным у офицеров. Чистый белый цвет указывал на принадлежность к духовенству, серый - к ученым, литераторам или художникам. Синий означал ремесленников, механиков и рабочих, а зеленый объединял всех тех, кто по каким-либо причинам - по возрасту или недостатку образования - не пользовался пока избирательным правом.

Все эти знаки отличия строго соблюдались, но не играли отрицательной роли, так как чувство кастового превосходства не было свойственно никому, какой бы цвет они ни носили. Уважение к любому труду было столь сильно развито, что межклассовой зависти просто не существовало. Те, кто вынужден был носить зеленый цвет из-за своего несовершеннолетия, вскоре вырастали из этого цвета, а для тех, кто не обладал достаточным образованием, позволяющим носить другой цвет, он был своего рода стимулом, побуждавшим их еще настойчивее трудиться для достижения более почетного положения в обществе.

Пока я разглядывал сад и предавался размышлениям, наша машина едва не столкнулась со встречной, в которой мчалась девушка, казалось, не обращавшая никакого внимания на движение, поскольку она поправляла распустившийся конец своего серого тюрбана. На нем ярко сверкнул рубин в броши, какую могли носить только члены императорской семьи. Мы свернули во все увеличивающийся поток машин и вскоре въехали во вторую залу. Но я мыслями все еще был с той девушкой в сером тюрбане. Как ослепительно сияла ее красота! Так я впервые увидел принцессу Анзими. Но не будем забегать вперед..

Зала, в которой мы оказались, была чуть меньше предыдущей, но не менее величественной. Все, тут было сделано из блестящего, сверкающего кармином камня, за исключением возвышения в центре. По окружности его шли ступени из черного мрамора, а верхняя часть, имеющая двенадцать футов в поперечнике, венчалась помостом из дерева, обитым черным бархатом. Здесь следует заметить, что черный цвет был цветом - символом, соединявшим в себе символику всех остальных цветов, показывая таким образом, что тот, кто восседает на троне, принадлежит всем классам. И это действительно было так, ибо Рей Уоллун являлся не только монархом, полководцем и одним из первосвященников, он был писателем, ученым, художником и музыкантом, а также искусно владел ремеслами.

Повинуясь жесту императора, наша машина остановилась у серебряной ограды, окружавшей трон. Сопровождающий предложил нам выйти и, открыв небольшую дверцу, пригласил подняться по ступеням помоста к подножию трона Рея. Я повиновался, чувствуя, как учащенно забилось мое сердце. Побледнев и трепеща безо всякой причины, я все-таки сохранил достаточно самообладания, чтобы предложить матери опереться на мою руку. Думаю, что никогда в жизни я не шел с такой гордостью. На верхней ступени мы опустились на колени и ждали приказа подняться, который не замедлил последовать.

Глядя на меня, Рей Уоллун тихо произнес:

- Цельм, ты очень молод, но мне известно, что ты уже преуспел в науках.

- Я счастлив, если ты видишь меня таким, зо Рей, - ответил я.

- Не поведаешь ли мне, Цельм, какого рода занятия привлекают тебя больше всего?

- Мой император, сочту за честь. Я не избирал ничего по собственному желанию, ибо не сомневаюсь, что Сам Инкал определил мое предназначение, указав, прежде всего, на геологию. Он также даровал мне природные способности, которые предписывают заняться языками и литературой. Я еще не принял окончательного решения, но думаю именно об этих областях науки. На геологию же Он указал мне, когда я прошел через серьезное испытание.

-Ты заинтересовал меня, юноша. Однако, мне пора заняться государственными делами, и я не могу пренебречь другими моими подданными, пришедшими воздать почести своему монарху. Поэтому сейчас иди, а в четвертом часу приходи снова к воротам, через которые ты вошел в Агако. Буду ждать тебя.

Я получил пропуск и, спускаясь по мраморным ступеням, прочел на нем: «Рей повелевает пропустить предъявителя сего документа».

Мы захватили с собой пакет с финиками и сладостями, так что не имели нужды покидать сады, чтобы пообедать. Наш сопровождающий проявил заботу узнав, что мы желаем остаться в садах дворца, он вновь провез нас по лабиринтам здания и высадил возле одной из колонн перистиля. Сердечно простившись с ним, я усадил мать под сенью огромного деодара, или, как его стали называть в последующие века, ливанского кедра. На верхней ветке дерева сидела маленькая птица, в Посейдонии ее называли «носсури» - певец лунного света из-за обыкновения этих очаровательных птиц с серым оперением наполнять залитую лунным светом тишину ночи прекрасными мелодиями. Они пели и днем, но название «носсури» - от слов «носсез» (луна) и «сурада» (я пою) - стало орнитологическим термином.

…В назначенный час мы пришли в указанное место и, предъявив пропуск, получили разрешение войти. Провожатый ввел нас в небольшую комнату, обставленную с необычайной роскошью. За столом, почти полностью скрытый книгами, сидел Рей и слушал приятный голос, сообщавший ему последние новости дня. Однако обладателя голоса не было видно. Как только служитель объявил о нашем приходе, Рей обернулся, отпустил его и приветствовал нас. Затем он протянул руку к ящику, по форме напоминавшему современный музыкальный автомат, и нажал какую-то клавишу, издавшую мягкий щелчок. В то же мгновение голос невидимого диктора смолк на полуслове. По приглашению императора мы сели. Я понял, что впервые в жизни услышал одну из записей новостей, о чем прежде только читал.

В течение всего следующего часа я рассказывал историю своей жизни, говорил о моих надеждах, печалях, победах и стремлениях, отвечал на вопросы великодушного и на вид совсем не старого человека, которому любой из посейдонцев мог воздавать почести, не теряя при этом своего достоинства, ибо обращение Рея с людьми показывало, каким человечным может быть правитель и сколь царственным может быть простой человек. Я поведал, как каждое новое событие укрепляло мое желание учиться. Потом начал говорить о своем восхождении на вершину горы Рок. Но стоило лишь упомянуть ее название, как рассказ мой был прерван:

- Рок? - переспросил император. - Уж не хочешь ли ты сказать, что поднимался пешком, один, ночью на вершину, которая на всех наших картах обозначена как недоступная без вэйлукса?

-Да, говорят, что она недоступна, но, как и некоторые другие горцы, я знаю единственную дорогу туда. Я ходил по ней..

- Достаточно, остановись, - перебил меня Рей. - Я просто хотел проверить, испытать тебя и потому слушал твой рассказ, хотя сам могу изложить всю твою жизнь, включая и то, о чем ты пока не сказал.

Ведь я - Сын Одиночества. - Заметив, что эти его слова привели меня в полное замешательство, монарх мягко продолжил: - Знаю, что ты воздавал почести Инкалу, просил Его о помощи. И о скором ответе на твои молитвы знаю, как и об опасности, которой ты подвергался во время извержения вулкана. Я тоже видел тот взрыв сил природы. После извержения окрестности очень изменились. Теперь у подножия горы Рок образовалось огромное озеро - девять венов в поперечнике.

Я был еще весьма наивен и простодушен, не знал, что означают слова «Сын Одиночества», и не понимал, как Рей мог видеть извержение и откуда ему известны все мои приключения. Потому и спросил его об этом.

- О, безыскусная юность! - сказал, улыбаясь, император. - Не часто мне доводилось встречать такого искреннего человека. Боюсь, в атмосфере, которая окружает тебя сейчас, ты останешься таким недолго. Знай же, что каждое крупное потрясение в природе автоматически регистрируется специальными приборами. При этом определяются его приблизительная сила, месторасположение и производится его фотическая запись, так что потом ее можно просмотреть несколько раз, подробно изучая местность, на которую обрушилось бедствие, со всех сторон. А для того, чтобы увидеть это изображение, мне нужно лишь перейти в другой зал в этом же здании. Я видел извержение своими глазами почти так же живо, как и ты. Не только видел, но и слышал его по нейму. Наверное, единственное, что отличало твои яркие впечатления от моих, это чувство смертельной опасности. Но для меня опасность смерти - ничто, и в один прекрасный день ты узнаешь, почему. Следовательно, даже если бы я оказался там, для меня бы ничего не изменилось.

У меня возникло желание больше узнать о приборах, о которых упомянул император. Я с восторгом подумал, что когда-нибудь сам увижу их и смогу работать с ними. Рей же продолжал:

- Мне известно и то, что ты нашел настоящий золотой клад в двух местах и не уведомил об этом власти. Запомни, Цельм: незнание закона не является оправданием его нарушения. - Его лицо стало суровым, и у меня екнуло сердце; до этого момента я не предполагал, что совершил что-то неправедное, и теперь сильно побледнел. Заметив это, правитель сказал более мягко: - Я уверен, ты не сообщил о находке сокровища, как того требует закон, поскольку просто не знал о том, что нарушаешь законодательство. Поэтому я не накажу тебя. А вот тем, кто работает сейчас на шахте и добывает золото, наказания не избежать. Они ведали, что творят, сознательно пошли на преступление и усугубили его, обманув тебя. Я требую, чтобы во искупление своей вины ты назвал их имена

Мне пришлось подчиниться приказу, но при этом я с жалостью подумал о женах и детях своих партнеров - ведь они не были виновны, а тоже будут страдать. Казалось, Рей прочел мои мысли, потому что спросил:

- У этих людей есть жены, семьи?

- Есть, - откликнулся я так горячо, что император снова улыбнулся, и подбодренный этой улыбкой, я стал молить его проявить снисхождение к невинным.

- Что ты, Цельм, знаешь о нашей системе наказания?

- Почти ничего, зо Рей. Я слышал только, что ни один правонарушитель не выходит из рук правосудия, не став лучше. Но, наверное, наказание будет очень суровым.

- Оно не будет суровым. Как ты считаешь, если этих людей сделают лучше, чтобы они не совершали больше преступлений, будет ли это благом и для их семей? Поверь, я сделаю так, что эти люди предстанут перед соответствующим судом, и уже там ты увидишь процесс их морального излечения. Мне даже кажется, впоследствии тебе самому захочется изучить анатомию и науку исправительного лечения в дополнение к остальным наукам Ксиоквифлона. Могу тебя заверить: твою шахту не конфискуют, именно ты будешь продолжать ее разрабатывать. И хотя часть доходов от нее пойдет в национальную казну, во время своей учебы ты все равно не будешь испытывать недостатка в средствах. Когда же закончатся годы твоего обучения, если оно будет успешным, я сделаю тебя управляющим сначала над небольшим предприятием, а потом, если докажешь свои способности, дам власть и над большим. Я сказал.

Рей Уоллун тронул кнопку вызова слуги. Вошел человек, которому он поручил проводить меня и мою мать к выходу, сказав нам напоследок: «Да будет мир Инкала с вами». Так закончилась аудиенция, повлиявшая на ход всей моей дальнейшей жизни и во многом изменившая ее. Я чувствовал гордость и осознавал ответственность, порожденную доверием столь почитаемого всеми человека. Именно это осознание придавало мне силы всегда, но особенно в пору испытаний и искушений.

 


Поделиться с друзьями:

mylektsii.su - Мои Лекции - 2015-2024 год. (0.013 сек.)Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав Пожаловаться на материал