А.И.Герцен и В.Г.Белинский

Александр Иванович Герцен родился 25 марта (6 апреля) 1812 года в Москве, в семье богатого помещика Ивана Алексеевича Яковлева (1767—1846); мать — 16-летняя немка Генриетта-Вильгельмина-Луиза Гааг, дочь мелкого чиновника, делопроизводителя в казённой палате в Штутгарте. Брак родителей не был оформлен, и Герцен носил фамилию, придуманную отцом: Герцен — «сын сердца» (от нем. Herz).
В 1833 Герцен закончил физико-математическое отделение Московского университета. В московском доме, где он проживал с 1843 по 1847 год, открыт музей.
В юности Герцен получил обычное дворянское воспитание на дому, основанное на чтении произведений иностранной литературы, преимущественно конца XVIII века. Французские романы, комедии Бомарше, Коцебу, произведения Гёте, Шиллера с ранних лет настроили мальчика в восторженном, сентиментально-романтическом тоне. Систематических занятий не было, но гувернёры — французы и немцы — сообщили мальчику твёрдое знание иностранных языков. Благодаря знакомству с Шиллером, Герцен проникся свободолюбивыми стремлениями, развитию которых много содействовал учитель русской словесности И. E. Протопопов, приносивший Герцену тетрадки стихов Пушкина: «Оды на свободу», «Кинжал», «Думы» Рылеева и пр., а также Бушо, участник Французской революции, уехавший из Франции, когда «развратные и плуты» взяли верх. К этому присоединилось влияние молоденькой «Корчевской кузины» Герцен (впоследствии Татьяна Пассек), которая поддерживала детское самолюбие молодого фантазёра, пророча ему необыкновенную будущность.
Уже в детстве Герцен познакомился и подружился с Огарёвым. По его воспоминаниям, сильное впечатление на мальчиков (Герцену было 13, Огарёву 12 лет) произвело известие о восстании декабристов. Под его впечатлением у них зарождаются первые, ещё смутные мечты о революционной деятельности; во время прогулки на Воробьёвых горах, мальчики поклялись бороться за свободу.
Уже в 1829—1830 годах Герцен написал философскую статью о Валленштейне Ф. Шиллера. В этот юношеский период жизни Герцена его идеалом был Карл Моор — герой трагедии Ф. Шиллера «Разбойники» (1782).Герцен грезил дружбой, мечтал о борьбе и страданиях за свободу. В таком настроении Герцен поступил в Московский университет на физико-математическое отделение, и здесь это настроение ещё более усилилось. В университете Герцен принимал участие в так называемой «маловской истории», но отделался сравнительно легко — заключением, вместе со многими товарищами, в карцере. Университетское преподавание велось тогда плохо и мало принесло пользы; только Каченовский своим скептицизмом да Павлов, умудрявшийся на лекциях сельского хозяйства знакомить слушателей с немецкой философией, будили молодую мысль. Молодёжь была настроена, однако, довольно бурно; она приветствовала Июльскую революцию (как это видно из стихотворений Лермонтова) и другие народные движения (много содействовала оживлению и возбуждению студентов появившаяся в Москве холера, в борьбе с которой деятельное и самоотверженное участие приняла вся университетская молодёжь). К этому времени относится встреча Герцена с Вадимом Пассеком, превратившаяся потом в дружбу, установление дружеской связи с Кетчером и др. Кучка молодых друзей росла, шумела, бурлила; допускала по временам и небольшие кутежи, вполне невинного, впрочем, характера; усердно занималась чтением, увлекаясь по преимуществу вопросами общественными, занимаясь изучением русской истории, усвоением идей Сен-Симона и др. социалистов.В 1834 году все члены кружка Герцена и он сам были арестованы. Герцен был сослан в Пермь, а оттуда в Вятку, где и определен на службу в канцелярию губернатора. За устройство выставки местных произведений и объяснения, данные при её осмотре наследнику (будущему Александру II), Герцен, по ходатайству Жуковского, был переведён на службу советником правления во Владимир, где женился, увезши тайно из Москвы свою невесту, и где провёл самые счастливые и светлые дни своей жизни.
В 1840 году Герцену было разрешено возвратиться в Москву. Здесь ему пришлось столкнуться с знаменитым кружком гегельянцев Станкевича и Белинского, защищавших тезис полной разумности всякой действительности. Увлечение гегельянством доходило до последних пределов, понимание философии Гегеля было односторонне; с чисто-русской прямолинейностью спорящие стороны не останавливались ни перед каким крайним выводом («Бородинская годовщина» Белинского). Герцен тоже принялся за Гегеля, но из основательного изучения его вынес результаты совершенно обратные тем, какие делали сторонники идеи о разумной действительности. Между тем, в русском обществе сильно распространились, одновременно с идеями немецкой философии, социалистические идеи Прудона, Кабе, Фурье, Луи Блана; они имели влияние на группировку литературных кружков того времени. Большая часть приятелей Станкевича сблизилась с Герценом и Огаревым, образуя лагерь западников; другие примкнули к лагерю славянофилов, с Хомяковым и Киреевским во главе (1844). Несмотря на взаимное ожесточение и споры, обе стороны в своих взглядах имели много общего и прежде всего, по признанию самого Герцена, общим было «чувство безграничной обхватывающей все существование любви к русскому народу, к русскому складу ума». Противники, «как двуликий Янус, смотрели в разные стороны, в то время как сердце билось одно». «Со слезами на глазах», обнимаясь друг с другом, разошлись недавние друзья, а теперь принципиальные противники, в разные стороны.
В 1842 году Герцен, отслужив год в Новгороде, куда он попал не по своей воле, получает отставку, переезжает на жительство в Москву, а затем, вскоре после смерти своего отца, уезжает навсегда за границу (1847).В Европу Герцен приехал, настроенный скорее радикально-республикански, чем социалистически, хотя начавшаяся им публикация в «Отечественных записках» серии статей под заглавием «Письма с Avenue Marigny» (впоследствии опубликованных книгой под заглавием «Письма из Франции и Италии») шокировала его друзей — либералов-западников — своим антибуржуазным пафосом. Февральская революция 1848 года показалась Герцену осуществлением всех надежд. Последовавшее затем Июньское восстание рабочих, его кровавое подавление и наступившая реакция потрясли Герцена, который решительно обратился к социализму. Он сблизился с Прудоном и другими выдающимися деятелями революции и европейского радикализма; вместе с Прудоном он издавал газету «Голос народа» («La Voix du Peuple») которую финансировал. К парижскому периоду относится печальное увлечение его жены немецким поэтом Гервегом. В 1849 году, после разгрома радикальной оппозиции президентом Луи Наполеоном, Герцен был вынужден покинуть Францию и переехал в Швейцарию, где и натурализовался; из Швейцарии он переехал в Ниццу, принадлежавшую тогда Сардинскому королевству. В этот период Герцен вращается среди кругов радикальной европейской эмиграции, собравшейся в Швейцарии после поражения революции в Европе, и в частности знакомится с Гарибальди. Известность ему доставила книга эссе «С того берега», в которой он производил расчёт со своими прошлыми либеральными убеждениями. Под влиянием крушения старых идеалов и наступившей по всей Европе реакции, у Герцена сформировалась специфическая система взглядов об обреченности, «умирании» старой Европы и о перспективах России и славянского мира, которые призваны осуществить социалистический идеал. После смерти жены он выезжает в Лондон, где живёт около 10 лет, основав Вольную русскую типографию для печатания запрещённых изданий и с 1857 года издает еженедельную газету «Колокол»[1]. Примечательно, что в июле 1849 года Николай I арестовывает все имущество Герцена и его матери. Последнее на тот момент уже было заложено банкиру Ротшильду, и тот, пригрозив оглаской Нессельроде, занимавшему тогда пост министра финансов в России, добился снятия императорского запрещения.
Пик влияния «Колокола» приходится на годы, предшествующие освобождению крестьян; тогда газета регулярно читалась в Зимнем дворце. После крестьянской реформы её влияние начинает падать; поддержка польского восстания 1863 год резко подорвала тиражи. В то время для либеральной общественности Герцен был уже слишком революционным, для радикальной — чересчур умеренным. 15 марта 1865 года под настойчивым требованием русского правительства к правительству Её величества редакция «Колокола»[2] во главе с Герценым покидает Англию навсегда и переезжает в Швейцарию, гражданином которой Герцен к тому времени является. В апреле этого же 1865 года туда переводится и «Вольная русская типография»[3]. Вскоре начинают переезжать в Швейцарию и люди из окружения Герцена, например в 1865 году туда переезжает Николай Огарёв.
9 (21) января 1870 года Александр Иванович Герцен умер от воспаления лёгких в Париже, куда незадолго перед тем прибыл по своим семейным делам.

Виссарион Григорьевич Белинский родился 1 (11) июня 1811 г. в крепости Свеаборг (что в Финляндии), в семье флотского врача. Вскоре отец вышел в отставку и семья переехала в Чембар (г. Белинский) Пензенской губернии, где и прошло детство будущего критика.
Белинский рано знакомится с сочинениями Пушкина, Жуковского, Шекспира, Гёте. Его любимым поэтом был А. Пушкин. Осенью 1829 он успешно выдержал экзамен и был зачислен студентом факультета словесности Московского университета.
Белинский с ранних лет был твердо убежден, что «только труд может сделать человека счастливым». Но вначале он не находил работы по сердцу, по своим склонностям, а потом его труд оказался чрезмерным, скудно оплачиваемым, не избавляющим от «кровной отчаянной нужды».
Белинскому не удалось окончить университет. 27 сентября 1832 г. он был исключен из него: формально – «по слабому здоровью и притом по ограниченности способностей», а по существу – за политическую неблагонадежность, за пьесу «Дмитрий Калинин», признанную цензурой противной «религии, нравственности и российским законам», «бесчестящей университет».
Очутившись вне университета, Белинский занимается репетиторством, секретарством у богача графомана А.М. Полторацкого, а с 1833 г. сотрудничает в журнале «Телескоп» и в его приложении – газете «Молва». Вначале ему поручались переводы с французского, а потом рецензии и статьи. С осени 1834 г. он фактический редактор «Молвы» и вскоре, в сентябре, в 38-м номере этой газеты появилась первая глава его крупной статьи «Литературные мечтания».
Проф. Н.И. Надеждин, поверив в молодого критика, поручил ему в 1835 г., на время своей длительной поездки за границу, журнал «Телескоп». Став официальным редактором «Телескопа» и «Молвы», Белинский усилил их критические и библиографические отделы, укрепил новыми сотрудниками и превратил эти периодические издания в передовой форпост борьбы с реакционной идеологией. Но в октябре 1836 г. «Телескоп» закрыли за публикацию «Философического письма» П.Я. Чаадаева. По распоряжению Бенкендорфа, у Белинского произвели обыск, однако ничего предосудительного у него не нашли. Заранее предупрежденный, критик уничтожил все то, что могло стать поводом для его обвинения.
Остро бедствуя, Белинский входит в крупные долги. Чтобы расплатиться с кредиторами и обеспечить себя на несколько месяцев жизни, он составляет учебник «Основания русской грамматики для первоначального обучения». Но грамматика, отвергнутая попечителем Московского учебного округа, изданная за собственный счет, в кредит, под поручительством К.С. Аксакова, лишь увеличивала его задолженность. Замолчанная прессой, книга не нашла покупателей и была продана на бумагу. 21 июня 1837 г. критик уведомляет родственников Д.П. и П.П. Ивановых: «В Москве нечего делать, кроме как умирать с голоду или идти по миру…»
Ради заработка Белинский с 16 марта 1838 года начал преподавать в Константиновском Межевом институте русский язык. В том же месяце он становится фактическим редактором преобразованного журнала «Московский наблюдатель». Не имея возможности выполнять обязанности преподавателя и редактора, критик оставляет институт. Отдавая все свое время журналу, он лелеял надежду выбраться из тягостной нужды. Но этого не случилось. Ввиду постоянных придирок цензуры, отсутствия твердой материальной базы и ничтожного количества подписчиков журнал в апреле 1839 г. прекратил свое существование.
В конце октября 1839 г. Белинский переезжает в Петербург для постоянной работы в журнале «Отечественные записки» А.А. Краевского. Наступает самый бурный период его литературной деятельности. Он становится идейным вдохновителем и руководителем, ведущим критиком крупнейшего в стране журнала, объединяя в нем прогрессивные силы. Несмотря на противодействие Краевского, умеренного либерала, критик придал журналу демократическую направленность и постепенно превратил его в орган формировавшейся тогда революционно-демократической мысли.
Белинский признавал для своего времени лишь два рода деятельности, наиболее способствующие просвещению и преобразованию родины: университетская кафедра и литература. Литературе он отдавал предпочтение, так как лишь в ней, несмотря на жесточайшую цензуру, были еще «жизнь и движение вперед». «Литературе расейской, - писал он 14 марта 1840 г., - моя жизнь и моя кровь».
Действенной, свободолюбивой натуре Белинского не было должного выхода. Ему, прирожденному общественному вождю, страстному пропагандисту, хотелось разговаривать с читателями по важнейшим социально-политическим и нравственно-философским проблемам своего времени, а вместо этого приходилось толковать о чисто литературных вопросах, заниматься библиографическими обзорами, при этом в большей степени оценкой книжной макулатуры. 6 февраля 1843 г. он с горечью отмечал: «Об искусстве ври, что хочешь, а о деле, т.е. о нравах и нравственности – хоть и не трать труда и времени. Из статьи моей в 1 номере «Отечественных записок» вырезан целый лист печатный – все лучшее, а я этою статьею дорожил».
И все же, преодолевая муки цензурных притеснений, опровергая клевету и ложь, яростно щетинившихся на него охранительных журналистов, вроде Булгарина и Бурачка, применяя эзоповскую речевую манеру, Белинский находит доступ к сердцу и уму своих современников, образуя и воспитывая их в духе высокого социального патриотизма, демократической гражданственности и все более сознательного, нарастающего возмущения против самодержавного деспотизма.
Летом 1843 года Белинский, гостивший в то время в Москве у Боткина, встретился со своей будущей женой, Марией Васильевной Орловой, классной дамой московского института и немолодой уже женщиной. В ноябре 1843 года Белинский женился. Брак этот, по-видимому, не был особенно удачным.
Белинский никогда не отличался крепким здоровьем. А между тем Краевский оказался «ожесточенным эгоистом», эксплуататором, «вампиром, всегда готовым высосать из человека кровь и душу, потом бросить его за окно, как выжатый лимон». Многолетняя работа Белинского в «Отечественных записках», постоянно срочно готовившего большие статьи, рецензии и заметки на самые разнообразные книги (до 300 в год), расшатала его организм, и он решил покинуть журнал. 6 апреля 1846 г. критик сообщал Герцену: «Мне надо отдохнуть… для спасения жизни и восстановления (возможного) здоровья». Чтобы обеспечить свое существование, он задумал издать огромный альманах «Левиафан», на участие в котором изъявили свое согласие Герцен, Тургенев, Достоевский, А.Н. Майков, М.С. Щепкин, И.И. Панаев и другие. Но начавшееся размежевание между демократическим и либерально-западническим лагерем, нескрываемое и все растущее желание Краевского видеть «Отечественные записки» более умеренными, привели к необходимости создания нового литературного органа, призванного стать средоточием и боевым идейным центром демократии. Таким органом оказался журнал «Современник», перешедший с 1847 г. в руки Некрасова и Панаева. Материалы, уже собранные для альманаха «Левиафан», критик передал в «Современник», где занял определяющую роль на более выгодных материальных условиях, нежели в «Отечественных записках». Возглавляя критико-библиографический отдел журнала «Современник», оказывая влияние и на все другие его отделы, Белинский впервые в своей жизни получил возможность проявлять свою волю полновластно, разумеется, в пределах, допускаемых цензурой.
Но поправить свое здоровье, разрушенное долгими годами непосильного труда и лишений, уже не представлялось возможным. С каждым днем оно ухудшалось, критик «таял» буквально на глазах. Ему не помогла и поездка за границу. 7 июня (по старому стилю - 26 мая) 1848 г. его не стало.
Белинский умер, сделав для своего отечества все, что мог. Его кипучая энергия давно вызывала беспокойство, тревогу, бешеную злобу охранительных кругов. На него то и дело поступали доносы в III отделение. 20 февраля 1848 г. критика вызывали для беседы с генерал-лейтенантом Дубельтом. Тяжело больной (туберкулезом), он не мог выходить из дома. Вызов повторился 27 марта. Услышав о кончине критика, начальник III отделения заявил: «Мы бы его сгноили в крепости». От каземата Петропавловской крепости, а затем и ссылки Белинского спасла лишь смерть.