Студопедия

Главная страница Случайная страница

КАТЕГОРИИ:

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Практика большого взрыва

 

Пьеса, длящаяся четырнадцать миллиардов лет

 

Персонажи:
1.Мужчина
2.Женщина

Мужчина. Здравствуйте. Я первый персонаж пьесы. Автор меня
придумал январской ночью две тысячи пятнадцатого года, на
улице Авангардной, на последнем этаже десятиэтажного дома.
Автор запретил мне говорить некоторые слова. Я не знаю, поче-
му ему пришло в голову запретить мне произносить некоторые
слова, но он всё-таки сделал это. Я не могу сказать название
этого города. Я не могу сказать многие слова, на самое для меня
тяжёлое, это то, что мне необходимо сказать эти слова. Я хочу
рассказать о том городе, название которого мне нельзя гово-
рить; я хочу рассказать о людях из того города; о том, что чув-
ствуют некоторые из них; о том, с какими мыслями они идут
на работу; о том, зачем они это делают, и ещё, я хочу рассказать
о себе, но не могу сделать этого так, как я хочу. Автор отобрал
у меня слова. Я чувствую злобу, я чувствую напряжение. Мне
больно от того, что автор отобрал у меня необходимые мне
слова. Я вынужден повторять то, что он написал, я повторяю,
что он написал, прямо сейчас, именно то, что он написал той
ночью, в январе пятнадцатого года.
За что ты позволил мне кричать от боли, но не позволил мне
утолить её? Почему ты так жесток? Скажи, кому интересно слу-
шать о том, когда ты написал слова для меня и на каком ты был
этаже? Ты бы мог вложить в мои уста название города, и это
было бы приятно людям, ведь первые слушатели будут именно
из того города, название которого ты запретил мне говорить.
Да бросься ты со своего десятого этажа! Я ненавижу тебя. Ты
дал мне волю тебя ненавидеть. Ты безумен. Отдай мне мои
слова! Они нужны мне! И объяснить, для чего они мне нужны, я
тоже не могу. Но ты и так всё знаешь. Ты знаешь, ведь ты меня
создал. Это не моя ненависть говорит во мне. Это твоя.

Женщина. Здравствуйте. Я второй персонаж пьесы. Как вы
видите, я девушка. Я красивая девушка. Автор заставил меня
сказать себе комплимент, но я не против. По-моему, он звучал
уместно. Мне нравится быть красивой. Мне нравится ощущать
себя красивой. Я люблю красоту. Да, автор, как видно, мало что
знает о том, как думает женщина, оттого ему сейчас трудно
написать что-то внятное. Честно говоря, автор долго меня
выдумывал, пока в конце концов не влюбился. И, естественно,
что он считает меня совершенством. Ему неловко управлять
таким совершенством, вкладывать слова ему неловко, он про-
сто боится нарушить гармонию, которую создал у себя в голове.
Он перебирал эпитеты, какие придумал, но ни один из них он
здесь не напишет. Автор хочет, чтобы каждый из тех, кто слы-
шит или читает эти слова, представил себе то существо, какое
сам считает совершенным. Да, и пусть актриса, читающая это
сейчас, почувствует себя таким совершенством. Самым пре-
красным существом. Очень важно, чтобы каждый представил
себе самое лучшее существо, саму любовь, само желание что-
либо делать, всё самое светлое пусть сплетётся в один большой
свет и пусть это будет свет её глаз.
____
Автор хочет, чтобы вы поняли персонажа номер один.
____
И вот ещё что. Он в меня влюблён, а сказать ничего не может.
Ему нельзя говорить слово «любовь». Я сейчас вообще расскажу
о тех словах, которые ему нельзя говорить.
1. Любовь
2. Счастье
3. Бог
4. Престидижитация
5. Пипидастр
6. Линолеум
7. Влагалище
8. Душа
9. Путин
10. Лев Николаевич Толстой
11. Зубробизон
12. Пятнадцать тысяч сто двадцать девять
13. Ижевск
14. Москва
15. Санкт-Петербург
Разумеется, автор придумал по этому поводу шутку, и даже не
одну. Несмотря на весь трагический настрой первого персона-
жа, автор довольно весёлый человек. Вот что он придумал. Что
заходит некий третий персонаж, прерывает меня и говорит.
Здравствуйте, я третий персонаж. Я жирный мужик, исполняю-
щий желания персонажей. Я жирная фея. Это как зубная, только
жирная. Умным персонажам я помогаю, а тупым нет. Почему я
таким персонажам помогаю? Потому что мне нравится! — гово-
рит жирная фея. И знаешь ещё что, первый персонаж, знаешь,
что меня бесит? О, ты поймёшь, потому что тебя тоже кое-что
бесит. Меня бесит, что сейчас все оскорбляют жирных. Быть
жирным считается хуже, чем быть тупым. А, по-моему — гово-
рит жирная фея, — быть тупым гораздо хуже, чем быть жирным.
И быть жестоким гораздо хуже, чем жирным. И быть злым го-
раздо хуже, чем жирным. А знаешь, почему я так решил? — го-
ворит жирная фея. — Потому что жирный человек не причиняет
боли другому человеку просто от того, что он жирный. А злой
— причиняет, потому что злой, а тупой — причиняет, потому
что от его глупостей страдают. И знаешь что — говорит жирная
фея, — и знаешь что? Я, пожалуй, помогу тебе. Если ты ответишь
на несколько моих вопросов и докажешь, что ты умный. И тут,
конечно, первый персонаж соглашается. Тогда жирная фея ему
говорит: возведи в квадрат число сто двадцать три. Вот в этот
момент первый персонаж приходит в замешательство. Он не
умеет возводить в квадрат числа. Он ещё со школы забыл, как
умножать числа столбиком. Но он знает, что запрещено ему
говорить. Он знает, что результат именно пятнадцать тысяч сто
двадцать девять. И он не может ничего сказать. Жирная фея
качает головой и спрашивает: где родился Пушкин? И первый
персонаж снова в замешательстве. Он не знает, где родился
Пушкин. В Петербурге, в Москве, но знает, что точно не в Ижев-
ске. Он мог бы сказать один из двух вариантов, авось повезёт,
но ему запрещено. Жирная фея цокает языком и спрашивает:
ну, хотя бы кто написал «Войну и мир», знаете? или кто сейчас
президент? или, может, просто повторите за мной незнакомые
вам слова, например, «престидижитация», «пипидастр». Хоро-
шо, даю вам последний шанс, — говорит жирная фея. И достаёт
из кармана изображение зубробизона. С крупной надписью
«ЗУБРОБИЗОН». Кто это? Как называется это животное?
Жирная фея с воем уходит.

Мужчина. Я хочу рассказать несколько историй. Первая моя
история. Я услышал её от моего друга, он физик. Он доктор
наук. Но я хочу рассказать её от своего имени. Эта история о
том, как женщина отказала мужчине. Она сказала: нет, мы не
будем вместе. Она даже не объяснила причину. Она просто
сказала «нет». Это очень короткое слово. Это очень важно, что
оно короткое. Его можно очень быстро произнести. Его легко
сказать. Для моей истории важно, что это слово — мгновение.
Так вот. Представьте, что я физик. Я хочу, чтобы сейчас меня
слышала она. Я хочу, чтобы она поняла, насколько трагично бу-
дет слышать «нет». Это очень эгоистично. Но я расскажу. Я фи-
зик. Знаете что. Мы, физики, знаем, что вселенная бесконечна.
И количество звёзд в ней такое, что на всей планете не хватит
чернил, чтобы записать это число. И выходит так, что в космосе,
куда не посмотришь — везде звёзды. Тогда почему небо — чёр-
ное, отчего звёзды не всюду? Почему они не светят нам днём и
ночью со всех точек неба? Оказывается, что когда мы смотрим
на небо, в космос, мы смотрим в прошлое. А в прошлом не
было звёзд. И там, куда мы смотрим, может и есть звезда, но
свет до нас ещё не успел долететь. В это трудно поверить, но я
постараюсь объяснить. Свет от Солнца до Земли летит за восемь
минут. Если мы посмотрим сейчас на Солнце, мы увидим то,
что происходило там восемь минут назад. А когда смотрим на
луну…когда смотрим на луну, мы видим то, что было полторы
секунды назад. А сейчас, когда мы смотрим друг на друга, мы
видим то, что происходит в пределах одного мгновения, потому
что свет очень быстро долетает от вас до меня. Выходит так, что
если мы с вами выйдем на закате к набережной пруда, в такой
вечер, когда видно и Луну и Солнце, мы будем видеть одновре-
менно то, что было восемь минут назад, то, что было полто-
ры секунды назад, и то, что происходит прямо сейчас. Но мы
никогда не сможем увидеть звезду, свет которой ещё не долетел
до нас. Мы видим само небытие. Мы видим то, чего не суще-
ствует. Или не видим того, что существует. На самом деле, небо
усыпано звёздами в несколько миллиардов слоёв, и вокруг поч-
ти каждой звезды вращаются планеты. А вокруг планет — спут-
ники. Галактики вальсируют, чёрные дыры засасывают время
и пространство, квазары излучают энергию во много крат пре-
восходящую солнечную энергию, на каждой звезде есть небо, и
на каждой планете есть небо, всюду разные рисунки этого неба,
какие-то звёзды гаснут, какие-то взрываются, оставляя от себя
только два ярких синих луча, извергнутых из полюсов. Весь этот
танец начал быть четырнадцать миллиардов лет назад. Мы не
можем заглянуть дальше этого времени. Там нет ничего. А там,
где есть ничего, ничего нельзя увидеть.
Сначала была точка, которая была, а всего остального не было.
Эта точка содержала в себе всё, что есть теперь, эта точка была
сплошным, сверхмассивным и пламенным бытием. Именно эту
точку имеют в виду, когда говорят о большом взрыве, именно
она взорвалась. Когда взрыву минула одна секунда, то вселен-
ная была размером со среднее яблоко, а когда три секунды, то
размером с Солнечную Систему. Атомы водорода сталкивались,
происходила первая ядерная реакция, появился гелий, из гелия
получались первые звёзды, звёзды взрывались, давая новые
элементы, всё более и более тяжёлые, одно за другим поколения
звёзд образовывали вертящиеся галактики, в центрах галактик
образовывались чёрные дыры, появился млечный путь.
Прошло девять миллиардов лет с момента взрыва и зажглось
солнце. Зажглось прекрасное солнце! Возникла Земля. На Земле
появилась жизнь. Виды эволюционировали многие миллионы
лет. Появился разумный человек. Началась история человече-
ства. День за днём всходило солнце. Через пять миллиардов
лет после рождения солнца родился я. Я встретил тебя. Я тебя
увидел. Я спросил тебя. Ты сказала мне — нет. Ты сказала мне
— нет. Короткое слово — нет. Слишком короткое, для истории в
четырнадцать миллиардов лет.

Женщина. Четырнадцать миллиардов лет. Слово «да» ещё
короче, чем слово «нет». И если я скажу «да» тому, с кем я не
хочу проводить жизнь, то что получится? Моя жизнь длится
двадцать восемь лет. Это в пятьсот миллионов раз меньше,
чем возраст Вселенной. Но это всё, что у меня есть. Я не знаю,
сколько продлится моя жизнь ещё, но я не хочу страдать, вы-
брав не того человека, с кем я бы хотела быть. Я не хочу. Я могу
тебе только помочь. Я хочу сказать тебе, что мы перестанем
существовать, когда у нас кончится текст. Возможно, от этого
тебе станет легче. Когда автор скажет внутри себя «довольно». И
твоя жизнь, твои проклятия, твоё нытьё, твои мечты, твои мыс-
ли и речи о космосе — они остановятся. Они перестанут быть,
потому что ты есть только благодаря актёру, который говорит
твой текст. Поэтому ты и есть эти слова. Ты есть само произ-
несение этих слов, а в твоём случае не всех слов. Ты не можешь
сказать мне «я люблю тебя», потому что автор запретил тебе
говорить слова однокоренные с запрещёнными. Но я чувствую,
что ты хочешь сказать именно это, ты хочешь сказать «я люблю
тебя». И если бы ты так сказал, то я бы спросила тебя, с чего ты
это взял. Я бы спросила тебя так, потому что считаю, что ты
на самом деле меня не любишь. Я чувствую, что ты не любишь
меня. Поэтому я знаю, что ты ответишь мне на это. Я знаю это
потому, что нас пишет один автор. Я знаю, что ты ответишь, что
со мной ты чувствуешь счастье. Ты просто не можешь говорить
это слово. Но ты думаешь его, ты его чувствуешь. «Я чувствую
счастье, когда ты рядом со мной». Но это счастье чувствуешь ты.
Тебе в самом деле нет дела до меня. Ты наслаждаешься мной. Я
не хочу сказать, что это дурно. Я не хочу обижать тебя. Я хочу,
чтобы ты был со мной честен. Может быть, автор не случайно
отобрал у тебя именно эти слова. Потому что из-за этих слов ты
постоянно врёшь. Эти слова позволяют тебе недоговаривать,
позволяют петлять вокруг да около. Позволяют избегать кон-
кретики. Я удивлена тем, что автор не запретил тебе говорить
также слово «всё» или слово «все». По-моему, это самые лживые
слова. Наверное, автор тебе не запретил их говорить, потому
что ты привык спекулировать другим словом. Словом «бог». Ты
можешь сказать «бог» и это придаст твоей речи объём. Ты спря-
чешься за этим словом, как за зеркальным щитом. Ты можешь
свалить на бога всё. Своё безделье. Свой страх. Свой гнев. Свою
влюблённость. Ты теряешься в тумане этого слова. Ты прячешь-
ся в нём. Ты можешь сказать, что ты атеист. Да, это ты можешь
сказать. Иначе говоря, ты можешь сказать, что ты безбожник.
Но тогда ты спрячешься ещё дальше. Тебя станет тогда невоз-
можно найти. Ты, таким образом, скажешь: «не ищите меня в
Гватемале, ищите меня на всём остальном земном шаре». Ты
прячешься. От чего? От своего эгоизма? От ответственности?
От себя? От смерти? Или я могла бы тебя спросить: что во мне
есть такое, послушай внимательно, что во мне есть такое, без
чего я не была бы той, слушай, которую ты любишь? Это очень
важный вопрос, я повторю: что во мне есть такое, без чего я
не была бы той, которую ты любишь? И вот, я уже знаю, что ты
не можешь ответить. Я знаю, что ты промолчишь. Потому что
варианта у тебя два и оба слова ты не можешь сказать. Если ты
веришь в Бога — скажешь «душа», если не веришь — скажешь
«влагалище». В любом случае ты спрячешься. В одном случае за
библию, в другом за происхождение видов. Но ты не скажешь
правды. Ты не скажешь. Потому что ты сам себе запретил гово-
рить некоторые слова, и автор это знает. Ты запретил себе слово
«одиночество». Тебе страшно остаться одному, только и всего.
Поэтому ты выдумал себе целый красочный мир, целый театр
туманных призраков, целую армию небытия, которая будет
тебя хранить от одиночества. Если бы ты сказал: мне одиноко,
помоги мне. Я бы с радостью тебе помогла. Потому что мне
тоже одиноко. И именно поэтому я говорю тебе — нет. Я не хочу
лгать себе. Я не хочу, я не хочу заразиться от тебя, научиться
лгать, спрятаться в призрак, говорить любовь, счастье, бог. Если
бы я не видела перед собой лгуна, я бы была с тобой. Клянусь
тебе. Ты действительно строишь красивые миры. Чёрная
Вселенная, миллиарды лет, всё это очень околдовывает. Но всё
это только иллюстрирует твоё одиночество. Ты ощущаешь себя
одним на этой планете. И пока ты лжёшь — ты один. Навеки. До
самой смерти.

Мужчина. Я знаю, я слышу по твоей интонации, я чувствую, что
ты не хочешь меня обидеть. Но ты говоришь и мне становится
от этого больно. Всё, что ты говоришь — обидно. Но обидно по-
стольку, поскольку справедливо. Мне слишком больно, чтобы
сейчас думать об одиночестве. Мне правда было трудно про-
изнести это слово. Тем более, мне трудно от того, что ты мне
отказала, а только потом дала инструкцию, рецепт, как нужно
было себя повести, что преодолеть, на что обратить внимание.
Каждое твоё слово делало моё одиночество всё более горьким.
Я понимаю, что оправдываться нет смысла, и я могу только
рассказать тебе о том, откуда берётся ложь. Я должен это рас-
сказать. Я обещал ещё в самом начале, но теперь есть повод
рассказать. Сейчас, с каждым словом мне всё легче и светлее.
Будто кто-то закрыл протекающий кран, и он больше не капает
на мозги. Я хочу рассказать. Мне нужно.
Я очень плохо учился в школе. В начале первого класса едва
умел писать. Я не умел писать букву К, она всегда выходила в
зеркальном отражении. И когда я написал на доске слово «кош-
ка» с такой буквой Ка, я услышал за спиной крик учительницы
«неправильно!» Она сказала мне «неправильно!» И вызвала к
доске Лену — «Леночка, напиши правильно». И Леночка напи-
сала правильно. Я тогда почувствовал, что мне солгали. Именно
тогда, но не мог сказать это. Я боялся учительницы. Она была
старая и похожая на лейтенанта Коломбо. Один глаз у неё ко-
сил, руки у неё были, как плохая клеёнка, а платье было одно и
то же, сделанное из плотной жёлтой шторы. У неё шевелились
крупные седые кудри на голове, она смотрела на меня своим
глазом и говорила морщиной, морщиной рта, очень размаши-
сто говорила. НЕПРАВИЛЬНО. Я плакал. Я не знал, что сказать.
Я чувствовал, что всё должно быть не так. И только теперь я
понял, как. Только сейчас я вдруг светло ощутил, что ей нужно
было сказать: не совсем правильно. Ведь большинство букв
были верно написаны, только и всего, нужно было сказать: не
совсем верно, не все буквы, поправь букву К, погляди на облож-
ку тетради, там есть буква К, в слове «класса», напиши её и всё
будет в порядке. Мне бы не было больно. Не нужно было ей го-
ворить: Леночка у нас — самая хорошая. А он — самый плохой.
А она сказала именно так. Но этого не могло быть во всём. Она
самая хорошая в написании слова «кошка» на доске. Уверен, что
Леночка не смогла бы нассать на забор так высоко, как я, она бы
не смогла сделать корабль из тюбика зубной пасты, она бы не
смогла сделать бомбу из шифера, она бы не смогла проползти
через водосток под дорогой, она не могла быть лучшей во всём.
Это ложь. Я не хочу сказать, что моя учительница была жесто-
кой свиньёй, которую нужно изолировать от детей, нет, я не
хочу этого сказать. Я не хочу лгать. В конце концов, она учила
меня многому. Но её поступки, многие её поступки были неу-
местны. Огромная часть меня говорит сейчас: нет! ты нежнича-
ешь! ты мямлишь! на самом деле ты озлоблен на учительницу!
Но это, если разобраться, тоже ложь. Потому, что зло не делает
человеку легче, оно не делает человека лучше. Мы привыкли к
злобе. Нас научили злиться на неуместные поступки. Мы мыс-
лим категориями хорошо и плохо. Эти слова тоже лживы. Когда
мы учим ребёнка этим категориям, мы лишаем его зрения. Мир
становится чёрно-белым. Мы говорим: Дядя Фока — плохой,
Дядя Юдя — хороший. Вместо того, чтобы объяснить, что Дядя
Фока — алкоголик, а алкоголик это тот, кто не может без спирта,
а не может без спирта он потому, что только выпив спирт он
забывает, что потерял любимую жену пять лет назад, ему так
легче жить, а по ночам под лавкой во дворе он не хрюкает, а
зовёт свою жену, а Дядя Юдя — коммерсант, это такой человек,
который покупает дёшево, а продаёт — дороже, у него много
автомобилей, он их сдаёт в ремонт и продаёт дороже, у него
много денег и друзей. А на руках у него не плесень, а татуиров-
ки, потому что Дядя Юдя сидел в тюрьме, после того, как украл
трактор на стройке; в тюрьме ему сделали их, чтобы отличать
его от остальных, потому что в тюрьме все одинаковые. В этом
случае правды — больше. Ложь, в этом случае, проста и лако-
нична. Но, если говорить правду, то приходится сказать больше
слов, больше объяснять, отвечать на все вопросы ребёнка. Если
он спросит: а что такое тюрьма? Ты ответишь — это такой дом с
клетками, а в клетках сидят люди, которые совершили (какой?)
неуместный поступок. Ты не можешь сказать: там сидят злые
твари, у которых нет будущего. Ты скажешь честно. А какие,
например, поступки неуместные? Ты скажешь: когда один
человек убил другого, чтобы отобрать деньги. Но ведь и тот, кто
не отдал деньги, поступил неуместно, он, наверняка, понимал,
что ему угрожает.
И вот тогда ты начинаешь отыскивать правду. Вопрос за во-
просом. Ты отвечаешь сам себе максимально честно. И вот ты
обнаруживаешь, что нужно сделать всё иначе. Что всё в нашем
мире устроено чёрт-те-как. Что не нужно сажать человека в
клётку и кормить его как зверя. Нужно найти людей, которые
выяснят причины, по которым этот человек убил, и поста-
раться найти тех, кто рискует стать убийцами, и не дать им
это сделать. Нужно сделать всё возможное для этого, просто
для того, чтобы выжить, потому что на месте убитого мог бы
оказаться любой из нас, автор или актёр, читающий этот текст,
или тот, кто слышит эти слова, не смогут убить только меня,
ну, или тебя, потому что мы персонажи. Мы сможем жить до
тех пор, пока есть хотя бы один человек, способный помочь
людям выживать. Я ведь буду существовать, даже если автор
прямо сейчас раскроет окно и упадёт на стоптанный снег на
Авангардной улице, правда в этом случае он скажет «довольно»
не только мне и тебе, он скажет «довольно» ещё и себе. Но всё
равно. Мы останемся. И видишь ли. Мы остались. Прямо сейчас
нас слышат в мире людей. Прямо сейчас. Я больше не голос у
автора в голове, я почти человек, я говорю на равных с людьми.
И я хочу сказать, хочу сказать, потому что другой возможности
я не вижу. Я хочу сказать, что я существую. Я существую потому,
что воздействую. Существует всё, что воздействует. Знаете что,
существует вообще это всё, и Нарния, и лев Аслан и Хогвардс, и
летающая метла, и прочая чепуха, вроде меня, я существую, я
воздействую, тогда, когда в меня верят. Можно придумать что
угодно. Сейчас автор придумал для меня интересный ход. Он
наделил меня способностью выдумывать. Вот я выдумываю
доброго носорога, который ходит на двух ногах и он бесконечно
нежен ко всему живому. Вот я выдумываю последнего дино-
завра по имени Ба. У него квадратный нос и добрые, голубые,
глупые глаза. Вот я придумываю Алмазную Стрекозу, которая
исцеляет всех существ от любых недугов, там, где пролетела ал-
мазная стрекоза, там все здоровы, там ни у кого не болят кости,
там у всех прямые осанки, прямые, как стрекоза, там дышится
легко, легко, как в лесу или около цветущей живой сирени или
черёмухи. Чувствуй. Представь это всё. Закрой глаза. Представь,
что носорог и динозавр прямо перед тобой, а над головой у
тебя пролетает Алмазная Стрекоза. Мне больше не больно от
правды. Я больше не хочу врать. Я готов признаться, что боюсь
одиночества. Я принимаю свой страх. Я существую.

Женщина. Я очень много думала о Боге. Особенно, когда была
маленькой. Мне объяснили, что это такой человек, который всё
знает. Он живёт где-то наверху. Я представляла, что на луне. А
потом я увидела похороны. Хоронили старушку, нашу соседку.
Мне объяснили это двумя словами, которые я запомнила на всю
жизнь «бог прибрал». Я спросила у отца: а что будет с ней? Он
ответил, что её закопают в землю, а сверху будет лежать много
цветов. Тогда я испугалась. Но не того, что мёртвая старуха
лежит в гробу. Я испугалась Бога. Оказалось, что он живёт не
наверху, а внизу, в земле. Он живёт в земле и всё про всех знает.
Чуть позже мне рассказали про Дьявола. Мне рассказали, что он
живёт под землёй и что к нему попадают те, кто плохо себя вёл.
И ещё что Дьявол враг Бога. Дьявол враг Бога. Это было очень
удобным способом управлять. Меня можно было заставить де-
лать что угодно, говорить что угодно, и думать что угодно. Нуж-
но было только сказать: это хорошо! Нужно делать уроки. Нуж-
но слушаться воспитательницу, потому что это хорошо — так
делают хорошие, они попадут к Богу, а громко кричать — плохо,
ломать игрушки — плохо, так делают плохие — они попадут к
Дьяволу. К врагу Бога. Тогда я спрашивала: птица это хорошо?
— хорошо! Лужа это хорошо? хорошо? — Нет, лужа это плохо,
не подходи к луже. Потом я увидела, как птица пьёт из лужи. Не
трогай кошку на улице. Кошка это плохо? Да, кошка это плохо!
Меня ударили по рукам. Кошка это плохо. Мне не сказали, что
бродячая кошка может быть грязной, просто сказали, что плохо.
У нас тогда жила кошка. И я мучила эту кошку. Мне очень боль-
но об этом говорить. Мне сказали, что кошка это плохо. Я взяла
кошку за передние лапы и подкинула её к самому потолку. В
доме никого не было. Кошка пыталась убежать, но я её ловила
и снова подкидывала. Убежать кошка не могла. Я была быстрее,
я хватала её за передние лапы и подкидывала. Кошка ещё была
маленькой, она не всегда приземлялась на все лапы. Я боюсь
представить, сколько это длилось. Мне очень больно говорить
об этом. Я вынесла кошку на двор и положила возле канализа-
ции. Кошка была жива, но я не видела её с тех пор.
Ночью я долго не могла заснуть. Мне кругом виделся Дьявол.
Особенно когда проезжал за окном автомобиль, мне было
страшно. По потолку двигались желтые линии, длинные тени от
цветов на подоконнике. Я лежала в кровати и говорила, очень
тихо, шепотом говорила: бог есть, бог есть, бог есть, дьявола
нет, дьявола нет, дьявола нет. Я повторяла: бог есть, бог есть, бог
есть, дьявола нет, дьявола нет, дьявола нет. И так я повторяла,
пока не заснула.

Мужчина. Я очень много думал о Конце Света. Особенно в
детстве, когда мне было двенадцать лет. Мне кто-то сказал, я
не помню, кто именно, что Конец Света наступит в двухты-
сячном году. Именно в первую его секунду. Мне часто снился
Конец Света. Я видел во сне кусок масла, который ползёт по
обоям, сливочное масло. Я понимал во сне, что это сделал не
я, что кусок масла сам там оказался, и вдруг я услышал, как из
кухни отец спрашивает у матери, не кончилось ли у нас масло.
Я слышу шаги отца. Я понимаю, что он сейчас войдёт и увидит
масло на обоях — это будет означать, что я буду наказан. Даль-
ше я оказываюсь на балконе. Я вижу наш город, я вижу детский
сад, пятиэтажку, гаражи, трубы завода вдалеке и лес. Я вижу, как
горит лес. Как падают трубы завода одна за другой. И я про-
сыпаюсь. И знаете, что я тогда почувствовал? Я почувствовал,
что это всё сбудется. Что всё будет именно так. Что я расстрою
отца и придёт конец, и не будет никакого второго пришествия,
что не будет огненных ангелов, не будет дождь идти семь дней
и семь ночей, я даже не думал, что всё будет так, как во сне. Я
представил себе, как всё будет. И тогда, в первый раз в жиз-
ни я испытал настоящий ужас, мне было так страшно от того,
что я представил, что я просто ходил по квартире и держался
за стены, я включил везде свет, даже в ванной и в туалете. Я
боялся, что нас просто выключат, как выключают телевизор или
магнитофон, мы просто перестанем. Я представил, конечно, не
исчезновение, его я представить не мог. Я не могу представить,
что меня нет. Я могу представить полную темноту, но всё равно
в этой темноте есть я, который видит эту темноту. Я представил
себе последнее мгновение этого мира. Я представил себе лес,
трубы завода, пятиэтажку, садик, фонарь, берёзу, заборы, троту-
ар, прохожих, автомобили, скамейки, гаражи. Я представил, что
через ноль секунд этого не будет. Ноль.
Когда мы встречали новый двухтысячный год, мне было легче
пережить первое мгновение года. Знаешь почему. Потому что
когда я смотрел с балкона на город в новогоднюю ночь, всё вы-
глядело так надёжно, что все мои предположения мне самому
показались смешными и очень глупыми. Знаешь, что я сделал в
первую минуту нового года? Нового двухтысячного года. Пока
взрослые сидели за столом и пили шампанское, я подошёл к хо-
лодильнику, достал из него небольшой кусок масла и с удоволь-
ствием размазал его по обоям в спальне.

Женщина. Я очень много думала о политике. Друзья меня од-
нажды спросили: за кого ты голосовала? Я тогда честно сказала,
что не пошла на выборы, потому что у меня был выходной,
и я хотела полностью посвятить себе этот выходной. Мне не
хотелось в тот день принимать какие-то решения. Тогда мне
сказали, что я неверно поступаю, что нельзя оставаться равно-
душной, что люди выходят на площади городов, отстаивая свой
голос, а я просто так могу посвятить себе тот день, который
решает судьбу страны. Тогда я задумалась, раз это важно для
стольких людей, почему же это не важно для меня. Я не стала
говорить моим друзьям так: нет, я не хочу об этом думать, я
хочу жить только для себя. Нет, я не сказала им так. Я сказала
им по-другому. Я люблю своих друзей. Я спросила: расскажите
мне, пожалуйста, для чего мне голосовать? Зачем мне узнавать
о политиках, зачем мне знать новости, и как это может быть
интересным? Они рассказали мне, что в нашей стране суще-
ствует две политические силы, одна у власти, а другая нет. Одна
сила стремится удержать власть, а другая сила пытается воздей-
ствовать на первую. И вот тут началось самое интересное. Часть
моих друзей говорила: первая сила, у которой власть — они
лгут, они воры и жулики, другая часть говорила, что и те, кто
борется с первыми — жулики и воры, только они сторонники
другого способа жулить и воровать, по их мнению, более гуман-
ного. Они начали спорить между собой и перестали объяснять
мне ответы на мои вопросы. Я повторила свои вопросы, я всё
спрашивала. Я спросила по-другому: для чего нужны эти люди?
Для чего мы их выбираем?
Мои друзья очень любит меня, и никогда меня не оскорбля-
ют. Но после этого вопроса я увидела в их глазах презрение.
Они, почти все, смотрели на меня как на человека, который не
знает, кто такой Лев Толстой, как на человека, который не умеет
правильно держать в руке ложку, как на человека, у которого
вместо лица огромная гнойная опухоль, очень многие из них
так на меня посмотрели. И вот из-за этого взгляда мне стало
обидно. Я просто встала и вышла. Я люблю своих друзей. И в тот
момент я тоже любила, но мне было тяжело от этого взгляда,
очень тяжело. И я вышла. Меня остановили на пороге. Передо
мной извинились и предложили остаться, предложили прекра-
тить этот разговор. Сначала мы сидели молча, а потом разговор
начал опять скатываться в политику, будто там была яма, а
наш разговор был перекати поле. Я уже успокоилась и решила
просить ещё раз. Я сказала: «друзья, простите меня, я правда не
знаю для чего политиков показывают по телевизору, я не по-
нимаю, кого они радуют, я не хочу сказать, что вы бесполезные
люди или они бесполезные люди, я ничего не знаю, я прошу
вас, объясните мне». Тогда мне объяснили, что политики за-
нимаются тем, что распределяют деньги, что они придумывают
законы в идеале для того, чтобы людям лучше жилось. И тогда
мне пришла в голову мысль, что одно и другое должно быть
как-то связано. Придумывание законов и распределение денег.
Об этом, правда, стало интересно думать. Мы стали говорить,
и говорили очень долго. Кто-то сказал, что большинство пре-
ступлений связано с голодом, убивают часто для того, чтобы
прокормиться. Кто-то сказал, что закон придумывают не до, а
после преступления. Было очень интересно говорить и спорить.
Мы все понимали, что это никуда не приведёт, что мы не вста-
нем из-за стола истинными патриотами, готовыми погибнуть
за отечество, мы не встанем из-за стола революционерами, мы
останемся такими же, все это понимали. Но я узнала новое, и
новое не давало мне покоя. Выходило так, что политические
силы борются за право придумывать законы и распределять
деньги, и всё это для того, чтобы нам было лучше. Мне было
ясно, что политика несовершенна, что чиновники воруют, это
не нуждается в том, чтобы ещё раз говорить. Дело в другом —
всё было придумано так, чтобы всегда был недостаток, чтобы
кто-то всегда голодал, чтобы кто-то кому-то всегда был должен,
а если бы этого не было, то и политики не было бы. Не было бы
споров о том, кто прав: демократы или коммунисты, монархи-
сты или ещё кто-нибудь. Если мы заказываем себе две пиццы
на четверых, то нам не нужен политик, нам не нужен закон. Мы
возьмём столько, сколько нужно.
Я не стала говорить это друзьям. Я слишком переживала за то,
что кто-нибудь ещё раз так на меня посмотрит. Это был стран-
ный вечер. Мне захотелось ударить ладонью стол и закричать. Я
так и сделала. Все смотрели на меня как на дикую. Друзья зна-
ли, что я так себя не веду. Тогда я сказала: не причиняйте мне
боли. Я очень люблю вас. Вы мне очень нужны. Не причиняйте
мне боль.
____
Закон. Для чего он нужен, этот закон. Меня удивляет всё, что
связано с законом. Когда мы придумываем закон, мы призна-
ём, что не хотим ничего делать, не хотим ничего решать.
Когда-то я работала в редакции. Здание было построено ещё
при царе, там была большая винтовая лестница. И вот однажды
нашему главному редактору на голову упал член ангела. Там
везде наверху были гипсовые ангелы, они были старые, как
само здание, и поэтому части разваливались. Тогда наш глав-
ный редактор взял в руки этот член ангела и пошёл в кабинет,
на первый этаж, к тому лицу, которое отвечает за состояние
стен, потолков, стёкол, ангелов и всего, что есть в этом здании.
Он положил этот член ангела ему на стол и спросил — «Вы
знаете, что это такое? Это упало мне только что на голову, когда
я шел по лестнице. Мне было больно, понимаете? Вы види-
те, что это член, правда? Вы понимаете, что мне было ещё и
обидно? Я оставлю этот член у вас, чтобы он напоминал вам о
том, что нужно решить проблему. И, знаете что. На следующий
день я увидела надпись распечатанную на принтере, листок на
котором было написано «у стены под ангелами не ходить». И
я поняла, что это не решает проблему. Любая надпись: опасно,
скользко, быстро, низко, высоко — не решает проблему. Такие
надписи создают ещё одну проблему: мы все стали ходить по
лестнице и бояться ангелов. Ангелов убрали только тогда, когда
кабинет ответственного лица перенесли на последний этаж,
и ему пришлось, как и всем, ходить по лестнице. Нам нужны
не законы, нам нужно, чтобы члены ангелов не падали нам на
головы.

 

Мужчина. Я очень много думал о сексе. Я не думал о том, как
бы мне трахнуть ту или эту, я думал: откуда во мне желание?
Особенно в школе. Я думал — почему всё это запрещено? И
знаешь, что. Я очень хотел увидеть голую женщину. Мне было
тринадцать, я уже пережил Конец Света, и мне очень хотелось
увидеть голую женщину. Я видел до этого наклейки от жевачек,
наклейки с голыми женщинами, но наклейки были маленькими
и я не мог разглядеть всего, чего хотел разглядеть. И вот од-
нажды, когда я гулял по территории бывшего завода, я увидел
стопку порно-журналов, которая просто так валялась в кустах.
Это было лучшей находкой за все тринадцать лет жизни на пла-
нете Земля. Беда была в том, что вся стопка, каждая страница
была старательно измазана говном. И пахло от этих журналов
очень тяжело. Тогда я перемотал себе нос и рот футболкой, взял
две палки и начал перелистывать этими палками страницы. Я
приходил туда каждый день, целую неделю. И до тех пор пока
я не долистал последний журнал — я не сообщал никому из
друзей об этой находке. Никому. Ни единому. Я не хотел, чтобы
на меня оказало влияние чьё-то мнение. Я один видел этих
женщин. Это было прекрасно. У меня в голове складывалась
картина мира. Мне было хорошо. Я не стоял и не онанировал на
них, нет. Тогда мне открывалась тайна и я чувствовал её всем
телом, а не только отдельными органами.
____
У нас в школе учился странный мальчик. Говорили, что он по-
мешан на сексе, что он озабоченный. Его каждое утро до школы
провожала бабушка. Бабушка тоже была странная. Она ходила в
мотоциклетном шлеме. Она доводила его до ступенек, крестила
школу и уходила. Каждый день. Она была православная. Вот
сейчас можно подумать, что автор хочет обидеть православных.
Что он специально придумал эту старуху, чтобы посмеяться
над церковью. Но эта история случилась в действительности,
и автор действительно знал этих людей. Автор не хочет нико-
го обидеть, это нужно сказать. Теперь этот человек, который
когда-то был тем озабоченным мальчиком сидит в тюрьме за
серию изнасилований, а старушка умерла. Ей пробили голову
самоварной трубой. И каска не помогла. Поэтому жаловаться
некому. Некому жаловаться на то, что я о них рассказываю. Так
вот, этот мальчик избивал тех, кто младше его и уводил в туалет
или избивал уже в туалете. У него была заточка из гвоздя. Это
просто большой гвоздь, который он когда-то положил на рель-
сы, под трамвай и заточил. Этой заточкой он пытался отрезать
член тем, кого он избивал. Он это делал всерьёз, он не был
похож на безумного. Ему было десять, когда он всё это творил.
Первый суд признал его сумасшедшим. Судебный психолог вы-
яснил, что мальчик получил серьёзную травму. Бабушка застала
его за мастурбацией. Она сказала, что все, кто мастурбирует,
после смерти отправятся в ад и будут жариться там на сково-
родках, а мимо будут ходить черти и отрезать куски. И так будет
веки вечные до самого страшного суда.
____
Если бы я был младше, то я вполне бы мог стать его жертвой.
____
И ещё, знаешь что. Я не хочу говорить откуда я это знаю, а по-
этому я просто прошу поверить мне. Ты можешь мне, конечно,
не верить, я не буду обижен, всё будет хорошо, но я прошу тебя
поверить. Я хочу сказать, что если человек проведёт три, нет,
два дня в обществе, где все ходят голыми, у него не будет сек-
суальных отклонений. Он будет смотреть в глаза людям. Он не
сможет стать эксгибиционистом. Табу делает человека раненым
и по условию задачи похотливым. Если мужчина будет жить в
таком обществе, где все ходят голыми, то скоро он обнаружит,
что занимаясь любовью, он будет ласкать всё тело любимой
женщины, а не только отдельные части. И ещё, знаешь что. Я
часто слышал такие слова как непорочное зачатие. Это самые
страшные и лживые слова на свете. Говоря «непорочное зачатие
Марией сына Иисуса» мы говорим, что все остальные зачатия
— порочны. Непорочное зачатие, смысл этих слов — страшное
изобретение. Спорами о порочности и непорочности зачатия
Иисуса было опорочено само зачатие. Но для нас оно куда важ-
нее. Мы все, кто читает этот текст, автор, его родители, все были
рождены от простого зачатия. Зачатие явило нас на свет. Это
причина нашего бытия. Почему оно порочное? Что порочного в
том, чтобы сделать человека. Посмотрите на неё — она прекрас-
на. Что здесь порочного? А она тоже появилась от зачатия. Я
много думал об этом и это мне кажется странным.

 

Женщина. Я много думала о красоте. Я уже сказала в начале,
что я красивая девушка. Важно, что я не сказала, что я самая
красивая. Я сейчас не хочу сказать о том, что для любящего
мужчины ты всегда будешь самой красивой. Нет, я думала о
красоте, а не о мужчине. Когда я училась в школе, мама каждое
утро мне говорила, когда провожала меня в школу — «Учись
хорошо, ты самая красивая!» И вот, когда я была в девятом
классе, в нашей школе объявили конкурс красоты. Тогда я за-
думалась, а как будут оценивать, и что будут оценивать. Мне
объяснили, что оценивать будут семь человек. Семь учителей.
Три женщины и четыре мужчины. Я не стала участвовать. Я
очень испугалась, что они скажут мне. Восемь лет я слышала,
каждое утро, как мама мне говорит: ты самая красивая. Восемь
лет, потому что четвёртого класса не было. Мама мне не лгала,
я хочу, чтобы это было ясно, мама не лгала мне, просто её слова
о том, что я самая красивая были чем-то вроде девятки, вроде
номера класса, где я училась, в этой девятке не было четвёрки.
Это была девятка, но если разбираться, то это было восемь. Но
говорили — девять. И мама говорила, что я самая красивая. Она
бы солгала, если бы сказала, что я не самая красивая, так же, как
если бы я солгала, если бы сказала, что учусь в восьмом классе,
а не в девятом. Это очень сложное сравнение, но только так я
могу объяснить себе то, что я чувствую.
Я очень боялась участвовать. Я очень боялась разговоров об
этом. Я уходила оттуда, где говорят об этом конкурсе. Я не
хотела слышать, как кто-нибудь называет имена, я не хотела
видеть карманы для голосования за приз симпатий, я не хотела
этого ничего. Мне стало намного легче, когда все узнали, кто
победил. Победила дочь нашего директора. Но не потому, что
директор так сказал. Просто большинство учителей, которые
решали кто самая красивая, отчего-то решили, что директор
будет к ним лучше относиться, после того, как они выберут его
дочь самой красивой. Она действительно была красива. Она,
правда, одевалась со вкусом, у неё были светлые глаза, она хо-
рошо училась, она не была злым человеком. И тогда мне стало
интересно представить. А что, если её выбрали только за то, что
она красива. Просто за то, что у неё стройное тело, чистая кожа,
красивые волосы. Разве она это заслужила? Я тогда даже про
себя так подумала, вот, ты завидуешь, что ей дарят цветы, что
ей подарили грамоту, что ей подарили коробку конфет, а тебе
ничего. Я подумала, что я ненавижу себя из-за трусости, из-за
того, что не решилась пойти, но нет. Мне, правда, стало легче
от этой новости. Но я задумалась. Когда ей вручали, всё, что
полагалось победительнице, ей предложили сказать что-нибудь
тем, кто её выбрал и вообще всем собравшимся. Она сказала.
«У меня есть ощущение, что я не заслуживаю этих подарков.
Я думаю, что конкурс красоты не самая хорошая идея». Тогда
все подумали, что она хочет сказать этим: не подлизывайтесь
к моему папаше. Но это было не в её духе. Она была искренней
девушкой. Тогда она продолжила. «Если бы мой нос был бы по-
хож на электрическую розетку, то это не было бы моей заслугой.
Я родилась такой. Я не виновата в том, что я дочь директора,
я ничего не делала для того, чтобы быть красивой. Многие
могут сказать, что сохранить красоту — это труд, который мы и
оценивали. Но это лукавые слова. Мне только пятнадцать лет.
И ещё. Я не делала того, чего бы на моём месте не делали бы
другие. А сейчас я оставляю всё, что мне вручили. Моё лицо
создала природа, как и любое лицо здесь. Я поняла это только
что, когда получила первое место. Я прошу прощения у всех,
кто сейчас ощущает себя некрасивыми». Так она и сказала. Она
могла себе позволить это сказать, она была дочь директора. Она
была очень красива, когда всё это говорила. Я долго думала о
том, что она сказала и почему меня это тронуло. И вот, когда
прошло уже много лет после девятого класса, я уже забыла эту
девушку, я увидела женщину-негра. Я и мой парень, мы поеха-
ли в Африку путешествовать. Мы взяли небольшой автомобиль
и долго ехали по пустыне. Мы просто ехали и ехали. Меня очень
удивило, что в пустыне нет песка. Это очень странно звучит, но
в пустыне нет песка. Там есть мелкие камни, крупные камни,
красные, коричневые, жёлтые, но песка, такого, какой бывает
на пляжах и в песочных часах, там нет. Я увидела чернокожую
женщину. Она была примерно моего возраста. На ней была на-
дета только верёвка. Она стояла около каменного колодца. На
ней была одна только верёвка. Я не видела, что было надето у
неё на ногах, но это не важно, у неё было видно грудь, верёвка
вообще почти ничего не закрывала. Мы очень быстро проехали
это место. Там была совсем небольшая деревня. Тогда я вспом-
нила эту девушку, я вспомнила дочь директора и не могла по-
нять, почему я вспомнила её. Она не была чернокожей, она не
ходила в верёвках, я никогда не видела и даже не представляла
её стоящей у каменного колодца. Я так и не смогла себе этого
объяснить, но я поняла кое-что. Мне так отчётливо предста-
вился тот день, когда подводили итоги этого конкурса. Я так и
не смогла себе этого объяснить. Я поняла, что эта чернокожая
женщина красивая. И ещё я поняла, что она бы не победила на
нашем конкурсе красоты.

Мужчина. Я много думал о наркотиках. Я употреблял нарко-
тики. Я знал, что есть всего два варианта ответа на вопрос: для
чего ты употреблял наркотики? Первый — получить удоволь-
ствие, и второй — получить опыт. Можно получить и то и дру-
гое, можно ничего не получить, но я получил опыт и перестал
употреблять наркотики.
Вот я захотел получить опыт. Тогда я услышал от кого-то, что
можно расширить сознание и узнать то, что называется тайны
бытия. И я искал. Я искал такой ключ, который я поверну, и мир
откроется, все тайны сами себя раскроют. Эта мысль повторя-
лась и повторялась в моей голове: сейчас сознание расширит-
ся. Мне очень хотелось, чтобы сознание расширилось. Я хотел
знать ответы на вопросы: есть ли Создатель? Откуда у меня есть
сознание? Кто я? Как я сюда попал? Для чего мы есть? Где нача-
ло? Я так и не смог до конца ответить на эти вопросы. Однажды
случилось так, что доза наркотика была слишком велика для
меня. И я почувствовал, как моё сердце всё медленнее бьётся.
С каждым разом. Я понял, что наркотик сильнее меня. Я понял,
что наркотик вообще сильнее человека. Я почувствовал, что
очень скоро сердце остановится, и я не смогу жить, я понимал,
что вот она — смерть, и я не захотел больше открывать тайны. Я
захотел жить. Я вдруг понял, что ничего, кроме жизни, вообще
не имеет значение. Но это понимание не было связано с тем
страхом, который я ощущал. Я ощущал страх того, что я сейчас
умру, а понимание было связано с тем, что я глупо жил. Я жил
постоянно планируя, что вот — через такое-то время у меня
будет хорошая жизнь, потому что у меня будет это и то, со мной
будет та, и мы будем жить там. Я ничего для этого не делал, я
просто планировал. И я наполнял свою жизнь не тем, что хотел,
а чем, что приходилось под руку. Мне стало очень стыдно перед
теми, кто любит меня, мне стало горько от того, что я вот так
умираю. Тогда я сказал себе внутри: если я останусь жив, то я
буду жить иначе. Я стану жить по-другому. Я понял, что было
главной тайной. Главной тайной было то, что я поступал как ту-
пица и эгоист, вот, что было тайной. Наркотик был такой силы,
что я не мог завязать шнурки на ботинках, не мог сложить чис-
ла семь и четыре, не мог произносить слова, я не мог разобрать
где галлюцинации, а где реальный мир. Но я мог ощущать при-
сутствие человека и слышать голос. Тогда меня спасли. Меня
спасла девушка, которая просто со мной говорила. Она про-
сто села рядом со мной и стала говорить. Она не употребляла
наркотик, она говорила, она задавала мне вопросы, она гладила
меня по волосам, она возвращала меня к жизни. Возможно, она
даже не знала, что спасает меня. Я чувствовал, как ко мне воз-
вращается жизнь. Как у меня в груди начинает светиться что-то
оранжевое. Я до сих пор не знаю что это было, галлюцинация
или правда, потому что в тот момент, когда я увидел этот свет
у себя изнутри, эта девушка вот так положила мне свою руку на
грудь, именно на то место, откуда был свет, прямо на солнечное
сплетение. Через минуту она ушла. С тех пор я никогда её не
видел. С тех пор я не употреблял наркотиков.
Я ощущал близость смерти много раз после этого случая, и вся-
кий раз я понимал, что мне не страшно умирать. Я боюсь боли.
Умирание, болезнь, страдание — это всё неприятные вещи, но
я не ощущаю такой вины, какую ощутил тогда. Я не горю от
стыда за свою жизнь. Могу ли я сказать, что наркотики научили
меня жить. Нет. Смерть научила жить.
Наркотикам придают слишком много значения. Особенно те,
кто называют себя борцами с наркотиками. Нельзя добиться
чего-то стоящего, когда ты борешься с химическими соедине-
ниями. Нельзя добиться чего-то стоящего, показывая страшные
фотографии изуродованных людей с надписью «их погубили
наркотики». Нельзя добиться чего-то стоящего, если показы-
вать спектакли, где человек в костюме шприца уводит наивных
подростков в мир страданий, а человек в костюме учебника
уводит их обратно в наш мир. Нельзя добиться чего-то стояще-
го акциями «рок против наркотиков». Нужно изменить среду,
в которой появляются зависимые люди. Нужно придать значе-
ние чему-нибудь более интересному. И знаешь, что я ещё хочу
сказать? Я хочу рассказать что автор сейчас придумал. Приду-
мал для того, чтобы окончательно не скатиться в проповедни-
чество. Он придумал, что заходит некий третий персонаж. Он
прерывает меня и говорит: здравствуйте, я третий персонаж.
Я жирный мужик, подтверждающий разумные идеи. И знаешь,
что я хочу тебе сказать? Что ты чертовски прав. Что ты прав, как
Атлантический океан, а Атлантический океан всегда прав. Ты
прав и я подтверждаю твою разумную идею. Знаешь почему?
Потому, что я тот самый жирный мужик, который подтверждает
разумные идеи. Это я подтвердил Архимеду его идею, когда он
кричал «эврика!», это я похлопал по плечу Галилео, когда он
впервые сказал, что она вертится, это я подмигнул Ньютону,
когда на него упало яблоко. И теперь я подтверждаю твою идею,
первый персонаж. Ты чертовски прав, говоря о том, что нужно
менять среду, в которой воспитываются люди. И знаешь, что я
тебе могу сказать, первый персонаж. Я много думал о свободе.
О том, зачем сажать людей в тюрьмы, зачем вводить смертную
казнь. Это нихрена не помогает. Нет смысла убивать людей за
преступления. Нет смысла сажать их в тюрьму и кормить их. От
того, что мы убьём террориста или ещё какого-нибудь фанати-
ка, его система ценностей никуда не пропадёт. Среда, кото-
рая его воспитывала, останется. Вот почему я говорю, что ты
чертовски прав. Вот так скажет третий персонаж, спляшет танец
огня и растворится в воздухе.
Женщина. Я много думала о тебе. Я слушаю тебя, и ты произ-
водишь впечатление доброго человека. Ты говоришь слова,
которые хочется назвать добрыми. Я думаю, что ты искренний.
Мне хочется сказать, что ты искренний. Мне хочется сказать,
что я тоже полюбила тебя, но это будет ложь. Мне хочется сол-
гать тебе, чтобы тебе стало легче. Тем более, что когда я закончу
говорить, я уже больше ничего тебе не скажу, первый персонаж.
Автор заканчивает пьесу. Уже наступает день там, где он пишет
слова, которые я тебе сейчас говорю. Я только сейчас поняла,
что тебе нужны не мои искренние слова о том, что я к тебе
чувствую, что я о тебе думаю. Тебе нужна я. Тебе нужен ответ,
тебе нужно, чтобы я ответила — да. Короткое слово — да. Чтобы
всё, от большого взрыва до сегодняшнего дня, все четырнадцать
миллиардов лет — не были бесполезны, ты хочешь, чтобы всё
было с тобой: я, любовь, счастье, Бог — чтобы ты был всем этим.
Я поняла, что искренностью нельзя решить многие проблемы.
Потому что война всегда ведётся искренне, людей сажают на
электрический стул искренне, родители бьют детей искренне,
священники искренне обещают, что мы будем гореть в аду или
наслаждаться в раю. И мне хочется сказать тебе, что я люблю
тебя. Я обещаю тебе быть с тобой до последнего своего слова. Я
оставлю тебя очень скоро. Но я хочу, чтобы ты знал и не сомне-
вался, что я тебя люблю. Помнишь, как ты говорил про точку,
которая была в самом начале, четырнадцать миллиардов лет
назад, и что в ней было всё, что есть теперь? Так вот, я хочу тебе
сказать, что если это так, то мы всегда были вместе. Я знаю, что
тебя это не утешит, но это всё, что я могу тебе сказать. Прощай.

Мужчина. Я много думал о тебе. Твоих слов достаточно, чтобы
успокоить меня. Мне было радостно быть с тобой. В том мире,
где находятся персонажи, где находимся мы — всё интереснее,
чем у людей. Это здесь происходят чудеса, строятся таинствен-
ные города, обитают невероятные злодеи и невероятные герои.
Мне радостно появиться здесь, и я благодарен автору, что он
дал мне возможность быть рядом с самым прекрасным суще-
ством, какое можно только себе представить. Я благодарен каж-
дому, кто это прочитал или услышал, за возможность существо-
вать в его воображении. Меня больше не волнует, что я могу
говорить не все слова. Мне больше не нужны слова. Прощай.

 

Гзк. Здравствуйте. Я третий персонаж. Я жирный мужик,
который завершает пьесы, если конец получается слишком
пафосным или недостаточно однозначным. Я необязательный
персонаж. Режиссёр может и не включать эту сцену в спектакль.
Но я интересен тем, что я ещё и умный мужик. Я могу расска-
зать, что Пушкин родился в Москве. Наверное, многие думали,
сомневались, перешёптывались во время спектакля: в Петер-
бурге, конечно в Петербурге. А вот, ни хрена! В Москве! Я даже
представляю, как девочка шёпотом спрашивает мальчика, а где
на самом деле родился Пушкин? И мальчик с учёным видом
отвечает, что в Петербурге. Я хочу обратиться к этой девочке.
То, что мальчик так ответил, не значит, что он тупое быдло. Он
просто хочет показаться умным, для того, чтобы ты его полю-
била. Умных ведь все любят. Я умный, я-то знаю. Я даже знаю
значение слова пипидастр. Это не связано с музыкой. Воз-
можно, вас вводят в заблуждение слова каподастр и пюпитр,
которые уж точно связаны с музыкой. Но нет. Пипидастр это
большая, цветная мохнатая хрень для смахивания пыли. Такие
штуки обычно бывают в сериалах про домработниц. Вот что это
такое. Первый персонаж намутил что-то с первой секундой по-
сле большого взрыва. Он сказал, что Вселенная была размером
с яблоко. Может и не с яблоко. Данные расходятся. А у автора не
оказалось под рукой квалифицированного физика, чтобы точно
рассчитать размер Вселенной в первую секунду после взрыва.
Но я не это хотел сказать. Я хотел сказать, что знаю, почему
автор сказал именно про яблоко. Чтобы незаметно напомнить
про Древо Познания, вот почему. Это яблоко там просто для
красоты. И ещё я хочу сделать так, чтобы конец спектакля был
неожиданным и счастливым. Как все любят. Так вот. Пред-
ставьте. Обычная жизнь людей. Люди торгуют, разговаривают,
рожают детей, ездят на машинах, летают на самолётах, воруют,
гадят, радуются и прочее. И вдруг случается большой взрыв.
На горизонте вырастает огромный, страшный гриб. Взрывная
волна сметает леса, заводы, гаражи, детские сады, сортиры,
храмы и всё-всё-всё на своём пути. Люди кричат: ах, спасите,
помогите, но все гибнут. И тогда один, самый добрый человек
думает в голове: я сделаю всё, чтобы жить иначе, если мы вы-
живем, я буду другим и сделаю много-много, чтобы мы стали
лучше. Но по всему видно, что он поздно так думает. Взрывная
волна быстрее мысли. Она уже обогнула почти весь земной шар.
И тогда перед этим человеком, перед самым добрым челове-
ком возникают три фигуры. Они очень странные. Одна похожа
на носорога, другая на динозавра, а третья, совсем маленькая,
похожа на стрекозу. И вот, без всяких на то причин, всё стано-
вится обратно на свои места. Небо светлеет. Над разрушенными
городами летит стрекоза, и люди воскресают. И вот тогда всё
налаживается. Проходит много лет и дети спрашивают у самого
доброго человека: а с чего всё началось? О! — отвечает самый
добрый человек, — всё началось с большого взрыва. Вот тогда-
то всё и началось.

Конец

Январь 2015

 

<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>
комплексной контрольной работы | Ворошилов Климент Ефремович
Поделиться с друзьями:

mylektsii.su - Мои Лекции - 2015-2024 год. (0.013 сек.)Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав Пожаловаться на материал