Кошмар Наполеона

«Новый генерал‑ губернатор Индии лорд Уэлсли впервые услышал сенсационные и неприятные новости о том, что Наполеон высадился в Египте с сорокатысячной армией, из уст уроженца Бенгалии. Этот человек только что прибыл в Калькутту на борту быстроходного арабского судна из Джидды на Красном море. Прошла целая неделя, прежде чем новости официально подтвердили разведчики, прибывшие в Бомбей на британском военном корабле. Одна из причин задержки объяснялась тем, что французские силы вторжения смогли ускользнуть от британского средиземноморского флота, и несколько недель никто не знал, направляются они в Египет или намерены обогнуть мыс Доброй Надежды и двинуться в Индию.

Тот факт, что Наполеон наступает с такой большой армией, вызвал в Лондоне серьезную тревогу, особенно у лорда Дандеса и его коллег в совете управляющих. Дело в том, что положение Ост-Индской компании в Индии было далеко не безоблачнным, хотя в тот момент она была там главной европейской силой и контролировала всю торговлю страны. Борьба с французами и прочими конкурентами поставила ее на грань банкротства и лишила возможности противостоять Наполеону. Поэтому там с известным облегчением узнали, что тот не собирается двигаться дальше Египта, хотя и это было уже достаточной угрозой. Широко распространялись различные догадки и гипотезы относительно возможных дальнейших шагов императора. Существовали две различные точки зрения. Одни считали, что Наполеон будет наступать по суше через Сирию или Турцию и нападет на Индию со стороны Афганистана или Белуджистана, тогда как другие были убеждены, что он придет морем, отправившись в плавание из какой-либо точки на египетском побережье Красного моря.

Дандес был убежден, что французы выберут сухопутный маршрут, и даже упрашивал правительство нанять русскую армию для перехвата. Собственные военные эксперты компании были уверены, что вторжение, если оно состоится, произойдет с моря, хотя Красное море большую часть года закрыто из-за встречных ветров. Чтобы противостоять этой опасности, британскую эскадру срочно направили вокруг мыса Доброй Надежды для блокады выхода из Красного моря, тогда как другую эскадру отправили из Бомбея. Стратегическое значение пути через Красное море не было секретом для Калькутты. Несколько лет назад новости о начале войны между Англией и Францией именно этим маршрутом в рекордное время достигли Индии, что позволило англичанам неожиданно обрушиться на ничего не подозревавших французов. Хотя в те времена в отличие от наших дней регулярного транспортного сообщения с Египтом через Красное море еще не существовало, срочные сообщения время от времени доставлялись именно этим путем, а не обычным маршрутом вокруг мыса Доброй Надежды, занимавшим в зависимости от ветра и погоды не меньше девяти месяцев. Правда, оккупация Египта Наполеоном на какое-то время нарушила этот кратчайший путь.

В отличие от высших должностных лиц в правительстве и официальных представителей компании в Лондоне, сам Уэлсли не слишком переживал по поводу пребывания Наполеона в Египте. Он был искренне убежден, что оттуда невозможно организовать успешное вторжение ни по суше, ни по морю. Тем не менее это не мешало ему использовать страхи тех, кто находился в Лондоне, для собственной выгоды. Будучи твердо убежден, что политика всегда должна быть рассчитана на перспективу, он столь же энергично стремился подвигать границы индийских владений компании дальше, тогда как прочие директора старались удержать их на месте. Ведь они стремились получать прибыли для нетерпеливых акционеров, а не заниматься дорогостоящими территориальными приобретениями. Тем не менее, несмотря на их нежелание и большие затраты, компания оказалась в вакууме, возникшем в результате падения династии Моголов, и потому все больше втягивалась в правительственные и административные дела. В результате вместо обещанных акционерам ежегодных дивидендов руководство столкнулось с непрерывно нараставшими долгами и постоянной угрозой банкротства. Они понимали, что борьба со вторжением, даже если кончится успехом, разорит их окончательно. Ведь на помощь правительства, занятого схваткой не на жизнь, а на смерть с Францией, особо рассчитывать не приходилось.

Однако кризис предоставил Уэлсли ту возможность, в которой он нуждался. Он послужил оправданием для смещения и конфискации собственности тех местных правителей, которые проявляли дружеские чувства по отношению к французам, чьи агенты в Индии все еще были весьма активны. Но на этом Уэлсли останавливаться не собирался. Лондону пришлось развязать ему руки для защиты своих имущественных интересов, и эта возможность была в полной мере использована: под британский контроль перешли новые обширные области страны. Поскольку отчеты его очень долго добирались до Лондона, да и составлялись они нарочито туманно, Уэлсли получил возможность заниматься экспроприацией все семь лет своего пребывания на посту генерал-губернатора. Так что к моменту его отзыва в 1805 году территории, штаты и регионы, частично или полностью подконтрольные компании, заметно выросли. Вместо трех первоначальных районов вокруг Калькутты, Мадраса и Бомбея теперь они включали большую часть страны. Все еще сохраняли независимость только Синд, Пенджаб и Кашмир.

Первоначальным стимулом или предлогом для такого расширения империи послужило стремительное продвижение Наполеона. Впрочем, эта угроза, вызвавшая такую панику в Лондоне, оказалась чрезвычайно недолгой. Пытаясь искупить неудачу попыток найти и перехватить французскую армаду прежде, чем та достигла Египта, адмирал Горацио Нельсон в конце концов обнаружил ее стоящей в заливе Абукир к востоку от Александрии. Там он заманил французов в ловушку и уничтожил, так что спаслись бегством всего два корабля. Теперь он отрезал Наполеона от Франции, перерезал его линии снабжения, предоставив ломать голову, как выводить войска домой. Но если эта победа позволила руководству компании в Лондоне перевести дух, то юный Наполеон был далек от мысли расстаться со своей мечтой выдворить англичан из Индии и построить великую французскую империю на Востоке. Совершенно не обескураженный поражением в Египте, по возвращении во Францию он шествовал от одной твердыни к другой, одержав в Европе целый ряд блистательных побед.

Однако перед отплытием в Европу он получил удивительное предложение из Санкт‑ Петербурга. Поступившее в начале 1801 года от наследника Екатерины Великой царя Павла Первого, оно давало возможность отомстить англичанам и возвысить свои амбиции на Востоке. Павел Первый, разделявший нелюбовь Наполеона к англичанам, решил возродить план вторжения в Индию, разработанный Екатериной десять лет назад. В нем уже предусматривался глубокий рейд русских войск через Центральную Азию на юг. Но у Павла была идея получше. Следовало организовать совместное наступление русских и французов, что сделало бы победу над силами англичан почти очевидной. Тайно переслав свой грандиозный план Наполеону, которым Павел восхищался почти до безумия, царь стал ждать ответа.

Идея Павла заключалась в том, чтобы послать 35 000 казаков через Туркестан, вербуя по дороге воинственные туркменские племена обещаниями невообразимых трофеев, если те помогут выдворить из Индии англичан. В то же самое время французская армия примерно такой же численности должна была спуститься по Дунаю, пересечь на русских судах Черное море и на них же пройти по Дону, Волге и Каспийскому морю до Астрабада на его юго‑ восточном побережье. Здесь армии предстояло встретиться с казаками и затем двинуться на восток через Персию и Афганистан к реке Инд. Оттуда они должны были начать совместное массированное наступление на англичан. Павел распланировал движение войск с точностью почти до часа. Он рассчитал, что французам понадобится двадцать дней, чтобы достичь Черного моря. Пятьдесят пять дней спустя вместе с русскими союзниками они должны вступить в Персию, а еще через сорок пять дней — увидеть Инд. Ровно четыре месяца от старта до финиша. Чтобы завоевать симпатии и привлечь к сотрудничеству персов и афганцев, через чьи территории придется продвигаться войскам, вперед будут высланы посланники для объяснения причин их появления. Говорить им предстояло следующее: «Страдания, от которых изнывает население Индии, вызвали сочувствие России и Франции, и две державы объединились с единственной целью освободить миллионы индийцев от тиранического и варварского ярма англичан».

Схема Павла впечатления на Наполеона не произвела. «Допустим, объединенная армия встретилась в Астрабаде, — спрашивал он царя, — как вы видите ее дальнейший поход в Индию через бесплодную и почти дикую страну на расстоянии почти в 1000 миль?» В ответ Павел писал, что регион, о котором идет речь, не является ни бесплодным, ни диким. Он настаивал, что его уже давно пересекли вполне проходимые дороги. «Почти на каждом шагу есть пресная вода. Нет нужды разыскивать траву на корм лошадям, так как там в изобилии растет рис». Неизвестно, от кого он получил столь красочное описание мрачного пути через пустыни и горы, которые предстояло преодолеть, чтобы достичь цели. Вполне возможно, царь был движим только собственным энтузиазмом. Павел закончил свое письмо таким призывом к своему герою: «Французская и русская армии стремятся к славе. Они смелы, терпеливы и неутомимы. Храбрость их солдат, непоколебимость и мудрость командиров позволят им преодолеть все препятствия». Но Наполеон продолжал сомневаться и отклонил приглашение Павла присоединиться к его рискованному предприятию. Тем не менее, как мы еще увидим, в его собственной голове начала складываться не слишком сильно отличающаяся схема. Разочарованный, но не отказавшийся от затеи Павел решил реализовать свой план самостоятельно.

* * *

24 января 1801 года Павел повелел атаману донских казаков выдвинуть крупные силы в пограничный город Оренбург для начала подготовки похода в Индию. Тем не менее там собралось только 22 000 человек, что было, по мнению советников Павла, куда меньше первоначально запланированного количества, необходимого для такой операции. В сопровождении артиллерии они должны были проследовать через Хиву и Бухару в направлении Инда, на что, по расчетам Павла, потребуется три месяца. Достигнув Хивы, им предстояло освободить русских пленников, которых держали там в рабстве, и то же самое сделать в Бухаре. Однако их главной задачей было выдворение англичан из Индии и перевод страны и всей ее торговли под власть Санкт‑ Петербурга. «Вы должны предложить мир всем, кто выступает против англичан, — наказывал Павел атаману казаков, — и заверить их в дружбе России!» Закончил он такими словами: «Вашими трофеями станут все сокровища Индии. Такой поход покроет вас бессмертной славой, обеспечит вам мое расположение, сделает вас богатыми, оживит нашу торговлю и нанесет врагу смертельный удар».

Совершенно очевидно, что Павел и его советники явно ничего не знали о дорогах в Индию, о самой стране и о позициях там англичан. Павел откровенно признавался, по крайней мере в своих письменных инструкциях руководителю экспедиции: «Мои карты (простираются) только до Хивы и реки Оксус. После этих мест уже вашей задачей будет собрать информацию о позициях англичан и о положении местного населения, пребывающего под их правлением». Павел советовал ему посылать вперед разведчиков для изучения маршрута и «ремонта дорог», хотя с чего он взял, что такие дороги в этом обширном, заброшенном и по большей части необитаемом регионе вообще существуют. Наконец в самую последнюю минуту он передал атаману казаков новую и подробную карту Индии, которую только что смог получить, сопроводив ее обещанием поддержать пехотой, как только та будет в его распоряжении.

Из всего этого становится ясно, что ни о каком серьезном планировании или обдумывании этой дикой авантюры и речи не было. Столь же ясно, и это наверняка понял Наполеон, что Павел, всю жизнь страдавший маниакальным психозом, быстро теряет рассудок. Но послушные казаки, которые возглавили покорение русскими Сибири и которым вскоре предстояло сделать то же самое в Центральной Азии, никогда не ставили под сомнение мудрость царя или по крайней мере его здравомыслие. Поэтому кое-как экипированные и плохо снабженные провиантом для такого важного предприятия в разгар зимы они вышли из Оренбурга и отправились в далекую Хиву. Им предстояло пройти к югу почти 1000 миль. Поход оказался ужасен даже для закаленных казаков. С большим трудом они переправили артиллерию, 44 000 лошадей (каждый имел запасную) и запас продовольствия на несколько недель через замерзшую Волгу (вероятно, через реку Урал. — Прим. пер.) и вступили в заснеженную киргизскую степь. Об этом походе известно очень мало, сами англичане услышали о нем только много лет спустя, но за месяц казаки прошли около 400 миль и достигли северного побережья Аральского моря.

Именно там однажды утром один из наблюдателей заметил вдали в снегу крохотную фигурку. Несколько минут спустя их догнал мчавшйся галопом всадник. Он скакал день и ночь, чтобы сообщить им новости, и был совершенно измотан. Едва переведя дух, он сказал, что царь Павел мертв. В полночь 23 марта группа гвардейских офицеров, напуганных усиливавшейся манией величия царя (незадолго до того он приказал арестовать царицу и своего сына и наследника Александра), ворвалась к нему в спальню, намереваясь принудить его подписать отречение. Павел выскользнул из постели и попытался бежать через камин, но был схвачен. Когда он отказался подписать отречение, его безжалостно задушили. На следующий день царем провозгласили Александра, причем многие подозревали, что он осведомлен о заговоре. Не имея ни малейшего желания оказаться втянутым в ненужную войну с Британией из‑ за фантазий своего отца, он немедленно приказал отозвать казаков.

Приказав гонцу любой ценой остановить их, Александр, несомненно, предотвратил чудовищную катастрофу: ведь 22 000 казаков двигались навстречу почти неминуемой гибели. Даже храбрым и дисциплинированным воинам вряд ли удалось бы одолеть и половину пути до Инда. У них уже возникли трудности с прокормом и людей, и лошадей, хотя обморожения и болезни еще не начали собирать свою жатву. Тем же, кому удалось бы преодолеть эти трудности, предстояло пройти сквозь строй враждебных туркестанских кочевников, всегда готовых атаковать любого, кто вступал на их земли, не говоря уже об армиях Хивы и Бухары. Если же кому-нибудь чудесным образом все-таки удалось бы пройти через все это, остаться в живых и добраться до первых английских постов, ему пришлось бы столкнуться с самым мощным врагом — хорошо обученной и располагавшей артиллерией европейской армией и туземными полками армии Ост‑ Индской компании. Теперь же, благодаря расторопности Александра, они, уцелев, возвращались домой, чтобы принять участие в новых битвах.

* * *

Совершенно не подозревая о недружественных намерениях Санкт‑ Петербурга, англичане в Индии тем не менее все яснее понимали свою уязвимость от вторжения извне. Чем дальше расширяли они границы своих владений, тем неудобнее их становилось охранять. Хотя текущая угроза отступила из-за неудачи Наполеона в Египте, мало кто сомневался, что рано или поздно тот вновь устремит свои взоры на Восток. Действительно, уже ходили слухи об активизации его агентов в Персии. Если та подпадет под его влияние, это представит куда более серьезную угрозу, чем недолгое пребывание императора в Египте. Другим потенциальным агрессором был соседний Афганистан, воинственная держава, о котором тогда мало что было известно, разве что в прошлом за ним числился ряд опустошительных набегов на Индию. Уэлсли решил одним махом нейтрализовать обе эти угрозы.

Летом 1800 года к шахскому двору в Тегеране прибыла британская дипломатическая миссия, возглавляемая одним из самых способных молодых офицеров Уэлсли, капитаном Джоном Малкольмом. Тот получил первый офицерский чин всего в 13 лет, блестяще владел персидским языком и прекрасно держался в седле. В политический департамент компании его перевели после того, как он привлек благосклонное внимание самого генерал‑ губернатора. Начав путешествие от берегов Бенгальского залива, он прибыл в персидскую столицу с щедрыми дарами, сопровождаемый впечатляющим эскортом из 500 человек, включая 100 индийских всадников и пехотинцев и 300 слуг и помощников. Ему были даны инструкции любой ценой завоевать (если понадобится, купить) дружбу шаха и закрепить достигнутое, подписав договор о совместной обороне. Договор должен был преследовать двоякую цель: с одной стороны, в нем должны были содержаться гарантии, что ни единому французу не будет позволено появиться в подвластных шаху краях. Во‑ вторых, он должен был включать соглашение о том, что шах объявит войну своему давнему противнику Афганистану, если тот предпримет какие‑ то враждебные шаги против Индии. Англичане, со своей стороны, в случае, если французы или афганцы нападут на Персию, снабдят шаха всем «военным снаряжением», необходимым для их выдворения. Более того, в случае французского вторжения англичане обязывались послать в помощь шаху корабли и войска. К тому же они хотели получить возможность атаковать французские силы вторжения, предпринявшие попытку попасть в Индию через Персию, на территории шаха и в его территориальных водах.

Шах был восхищен убедительными речами Малкольма, в совершенстве овладевшего искусством восточной лести; еще более он был доволен прекрасными дарами, каждый из которых тщательно выбирали для того, чтобы разжечь восточную алчность. Там были богато украшенные ружья и пистолеты, усыпанные драгоценностями часы и другие приборы, мощные телескопы и огромные позолоченные зеркала для шахского дворца. Чтобы облегчить путь к подписанию договора, щедрые дары предусмотрели и для главных приближенных шаха. Когда в январе 1801 года облаченный в роскошные одежды Малкольм, сопровождаемый заверениями в вечной дружбе, с небывалой помпой покинул Тегеран и отправился в обратный путь, он вез тексты всех соглашений, за которыми прибыл. Два соглашения, одно политическое, а другое торговое, были подписаны Малкольмом и главным министром шаха от имени соответствующих правительств. Но поскольку они никогда не были формально ратифицированы, у Лондона оставались определенные сомнения в их обязательности. Эта юридическая тонкость, незамеченная персами, устраивала англичан. Шах, со своей стороны, вскоре обнаружил, что в обмен на свои торжественные обещания, за исключением щедрых подарков, получил очень мало или совсем ничего.

Вскоре после отъезда британской миссии из Персии на северной границе произошло нечто такое, что дало шаху — как он искренне верил — веские основания вознести хвалу за то, что ему удалось приобрести столь могущественного союзника и защитника. Угрозу он начал испытывать не со стороны Наполеона или афганцев, а со стороны могущественной России, предпринявшей определенные шаги на Кавказе. В этом диком и гористом регионе сходились границы его владений и царской империи. В сентябре 1801 года царь Александр присоединил древнее и независимое царство Грузию, которую Персия относила к собственной сфере влияния. Эти шаги привели к тому, что русские войска оказались слишком близко к Тегерану, чтобы шах чувствовал себя комфортно. Но хотя чувства персов и были изрядно уязвлены, реальная враждебность между двумя державами не проявлялась до июня 1804 года, когда русские продвинулись еще дальше на юг и осадили Эривань, столицу христианского владения шаха — Армении.

Шах обратился с темпераментным воззванием к англичанам, напоминая им о подписанном соглашении, в котором ему обещали помочь в случае агрессии. Но ситуация с тех пор переменилась. Теперь Россия и Британия стали союзниками в борьбе против нараставшей в Европе угрозы со стороны Наполеона. Разогнав в 1802 году состоявшую из пяти человек Директорию, которая правила Францией после революции, Наполеон назначил себя Первым консулом, а два года спустя короновался как император. Сейчас он находился на вершине могущества, и стало ясно, что он не удовлетворится до тех пор, пока вся Европа не будет лежать у его ног. Поэтому англичане предпочли игнорировать призывы шаха о помощи против русских. Впрочем, они были совершенно правы, ведь в соглашениях Малкольма не было ни слова о России, речь там шла только о Франции и Афганистане. Персы были глубоко оскорблены, усмотрев в этом предательство со стороны народа, который считали своим союзником, совершенное в тот час, когда они нуждались в помощи. Как бы там ни было, решение покинуть шаха на произвол судьбы очень скоро весьма дорого обошлось англичанам.

В начале 1804 года Наполеон, информированный своими агентами о произошедшем, предложил шаху помочь ему выдворить русских обратно в обмен на разрешение использовать Персию как плацдарм для вторжения французов в Индию. Поначалу шах колебался, он все еще надеялся на англичан, находившихся совсем близко, рассчитывал, что те придут ему на помощь, и потому в переговорах с посланцами Наполеона тянул время. Но когда стало ясно, что ни из Калькутты, ни из Лондона никакой помощи не последует, 4 мая 1807 года шах подписал договор с Наполеоном, в котором соглашался разорвать все политические и торговые отношения с англичанами, объявить Британии войну и позволить французским войскам пройти в Индию. Одновременно он соглашался принять большую военную и дипломатическую миссию во главе с генералом, которая помимо прочего реорганизует и обучит его армию в соответствии с современными европейскими стандартами. Официально это позволяло шаху попытаться вернуть территории, уступленные русским, но у тех, кто отвечал за оборону Индии, не возникало никаких сомнений, что Наполеон в своих планах нашествия включает в расчет реформированные персидские войска.

Это был блестящий шаг со стороны Наполеона, но худшее было еще впереди. Летом 1807 года, покорив Австрию и Пруссию, он разбил русских под Фридландом, заставив их просить мира и присоединиться к так называемой континентальной системе — блокаде, призванной поставить Британию на колени. Мирные переговоры проходили в Тильзите в обстановке величайшей секретности на борту гигантского, выложенного дерном плота, стоявшего на якоре посреди реки Неман. Столь любопытное место встречи было выбрано для того, чтобы оградить переговоры двух императоров от подслушивания, особенно англичанами, чьи шпионы кишели повсюду. Но несмотря на эти предосторожности, британская секретная служба, годовой бюджет которой составлял 170 000 фунтов стерлингов, направляемых в основном на взятки, сумела внедрить на борт своего собственного агента — предателя из русских аристократов, — который сидел, спрятавшись под баржей с ногами в воде, и слышал каждое слово.

Правда это или нет, но Лондон вскоре обнаружил, что два императора, на скорую руку уладив свои разногласия, предлагают теперь объединить силы и разделить между собой весь мир. Франция должна была получить Запад, а Россия — Восток, включая Индию. Но, когда Александр потребовал себе Константинополь, точку соприкосновения Востока и Запада, Наполеон покачал головой. «Никогда! — сказал он. — Ведь это сделает вас императором всего мира». Вскоре после этого в Лондон поступило донесение о том, что, Наполеон, которому отец Александра в свое время представил план вторжения в Индию, теперь сам предложил своему новому русскому союзнику аналогичную, но значительно улучшенную схему. Первым шагом должен был стать захват Константинополя, который предлагалось разделить. Затем, пройдя маршем через поверженную Турцию и дружественную Персию, они должны были вместе напасть на Индию.

Весьма обеспокоенные такими новостями и прибытием крупной французской миссии в Тегеран, англичане действовали быстро — даже слишком быстро. Не проконсультировавшись друг с другом, Лондон и Калькутта направили в Персию специальных посланников, в задачу которых входило убедить шаха изгнать французов — «передовой отряд французской армии», как назвал их лорд Минто, сменивший Уэлсли на посту генерал‑ губернатора. Первым прибыл Джон Малкольм, спешно произведенный в бригадные генералы, чтобы придать ему больше веса на переговорах с шахом. В мае 1808 года, восемь лет спустя после своего предыдущего визита, Малкольм прибыл в Бушир на берегу Персидского залива. Там, к его глубокому возмущению, он и был задержан персами (как он был убежден, под давлением французов). В разрешении следовать дальше ему отказали. Истинная же причина задержки заключалась в том, что шах только что познакомился с секретным соглашением Наполеона с Александром и ему стало ясно, что французы, точно так же, как и прежде англичане, вовсе не собираются помогать ему в борьбе против русских. Посланники Наполеона понимали, что срок их пребывания в Тегеране ограничен, и пытались убедить колеблющегося шаха, что раз они теперь больше не воюют с русскими и даже стали их союзниками, то получили еще более сильную позицию, чтобы сдержать Александра.

До крайности обеспокоенный и раздраженный тем, что его держат в ожидании на побережье, пока французские соперники в столице нашептывают шаху на ухо, Малкольм направил персидскому правителю резкое послание, предупреждая о возможных тяжелых последствиях, если тот немедленно не выдворит французскую миссию. В конце концов разве в соглашении, о котором он сам вел с ним переговоры, персы торжественно не обязались не иметь никаких дел с французами? Но шах, который уже давно разорвал соглашение, подписанное с англичанами, был крайне раздражен высокомерным ультиматумом Малкольма. В результате тому так и не разрешили прибыть в столицу, чтобы лично изложить британскую позицию. Когда это произошло, Малкольм решил немедленно вернуться в Индию, представить генерал‑ губернатору исчерпывающий доклад о непримиримой позиции шаха и постараться убедить его, что только силовые методы заставят того одуматься и поставят французов на место.

Вскоре после его отъезда прибыл эмиссар Лондона сэр Харфорд Джонс. К его счастью, он прибыл как раз в тот момент, когда шах смирился с мыслью, что придется выдворить французов, чтобы заставить русских уйти с его кавказских территорий. Персы проделали очередной поворот на 180 градусов. Французские генерал и его команда получили свои паспорта, а Джонс со свитой праздновали победу. Шах отчаянно искал друзей и был только рад забыть прошлое — особенно после того, как Джонс привез с собой в качестве подарка от короля Георга III один из самых крупных алмазов, который ему когда‑ либо приходилось видеть. Если шах и был удивлен прибытием друг за другом двух британских миссий, одна из которых буквально метала громы и молнии, а другая привезла подарки, то оказался достаточно тактичен, чтобы ничего об этом не сказать.

Хотя отношения между Британией и Персией вновь стали сердечными, нельзя сказать того же про отношения между Лондоном и Калькуттой. Остро переживая успех эмиссара Лондона после того, когда его собственный посланник потерпел неудачу, лорд Минто был решительно настроен вновь подтвердить свою ответственность за британские отношения с Персией. Последовавшая за этим недостойная ссора ознаменовала начало соперничества, испортившего отношения между Британской Индией и правительством метрополии на почти полтора столетия. Дабы вывести на первое место интересы Индии, генерал-губернатор хотел, чтобы переговоры относительно нового соглашения с шахом вел его собственный человек, Малкольм, тогда как Лондон против этого возражал. В конце концов был достигнут компромисс, позволивший обеим сторонам сохранить лицо. Решили, что опытный дипломат сэр Харфорд Джонс останется на месте и закончит переговоры, тогда как произведенный по такому случаю в генерал-майоры Малкольм будет направлен в Тегеран, где проследит, чтобы на этот раз условия соглашения неукоснительно соблюдались.

В соответствии с новым соглашением шах обязывался не позволять вооруженным силам какой‑ либо другой страны пересекать его территорию с целью нападения на Индию, а также не участвовать в каких‑ либо предприятиях, враждебных британским интересам, а также аналогичным интересам Индии. В обмен на это, если сама Персия подвергнется угрозе со стороны агрессора, Англия пошлет войска ей в поддержку. Если это окажется невозможным, она направит вместо этого достаточное количество вооружения и советников, чтобы выдворить агрессора, даже если будет находиться в мирных отношениях с последним. Было совершенно ясно, что имелась в виду Россия. Шах не намеревался повторять прежнюю ошибку. Дополнительно он получал ежегодную помощь в размере 120 000 фунтов стерлингов и содействие британских офицеров вместо французов в обучении и модернизации его армии. Наблюдение за последним обстоятельством возложили на Малкольма. Однако существовала и не менее серьезная причина, по которой лорд Минто так старался вернуть Малкольма в Тегеран.

Страхи перед франко-русским нападением на Индию показали тем, кто отвечал за ее оборону, сколь мало они знают о территориях, через которые предстояло пройти армиям вторжения. Следовало что-то немедленно предпринять, чтобы исправить положение: ведь никакие соглашения не остановят столь решительного агрессора, как Наполеон. С точки зрения Минто, никто не был лучше готов к этой миссии, чем Малкольм, уже знавший о Персии больше любого другого англичанина. Его сопровождала небольшая группа тщательно отобранных офицеров. Официально им предстояло обучать шахскую армию европейским методам ведения войны, но прежде всего они должны были выяснить все, что удастся, относительно военной географии Персии — точно так же, как раньше это делали люди Наполеона.

Однако этим дело не ограничивалось. Дальше на восток в диких пустынях Белуджистана и Афганистана, через которые захватчикам предстояло пройти после Персии, на Малкольма уже работали другие британские офицеры, тайно изучавшие страну. Это была рискованная игра, требовавшая крепких нервов и истинной любви к приключениям и авантюрам.