Студопедия

Главная страница Случайная страница

КАТЕГОРИИ:

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Шведская модель государства всеобщего благосостояния






Наиболее яркое воплощение модели " государства всеобщего благосостояния" представляет социальная политика Швеции. Ее чертами являются: отношение к социальной политике как политике для всех, а также ее понимание как цели экономической деятельности государства; прогрессивная налоговая система; доминирование идеи равенства и солидарности в осуществлении социальной политики; упреждающий характер проводимой социальной политики; высокий уровень качества и общедоступность социальных услуг и приоритетность роли государства в финансировании социальных расходов за счет общих налоговых доходов бюджета.

Основные принципы социальной политики в Швеции в ее современном значении были определены быстрым ростом промышленности в начале XX в. В это время социальная политика стала ориентироваться на все население и превратилась в общенациональную политику социального благосостояния. В 1913 г. в Швеции было принято решение о выплате пенсий всем при наступлении определенного возраста.

Правительство боролось за " горизонтальное и межгражданское" уравнивание между здоровыми и больными, семьями с детьми и бездетными, работающими и безработными, а не только за " вертикальное" уравнивание между богатыми и бедными. Медицинская и социальная помощь стала доступной для всех независимо от дохода и профессии. Однако достижение всеобщего благосостояния в сочетании с высоким качеством предоставляемых благ и услуг требовало значительных затрат со стороны шведского государства.

Данное обстоятельство обусловило следующую особенность шведской модели — ее рестриктивный (ограничительный) характер. Подобная рестриктивность касается как личных доходов населения, так и доходов предпринимателей и реализуется с помощью прогрессивной налоговой системы, которая позволяет изъять в государственный бюджет значительную часть первично распределяемых доходов.

В свою очередь жесткая налоговая система является финансовой базой для различного рода трансфертных платежей и для развертывания широкой сети высококачественных социальных услуг. Значительная роль трансфертных платежей влечет за собой активное вмешательство шведского государства в функционирование органов социального страхования, которые находятся под строгим государственным контролем и финансируются в значительной мере за счет государственного бюджета.

Во время экономических трудностей 1990-х гг. принцип всеобщего социального обеспечения был предметом обсуждения, но большинство политических партий и граждан поддержали принципы всеобщего социального распределения, финансируемого из государственных и местных ресурсов, налогов. (Финансирование социальных программ идет из фондов государственных и городских налогов и через страховые взносы работодателей и служащих.)

Вследствие этого уровень налогов в Швеции — один из самых высоких в мире.

Таким образом, важнейшим положением шведской модели благосостояния является идея солидарности различных социально-экономических групп и слоев населения. Поэтому патерналистские черты, присущие данной модели, не были взаимосвязаны с подавлением государством жизненных интересов той или иной группы подобно тому, как это произошло в бывшем СССР. Шведское государство взяло на себя не только равную защиту интересов всех членов общества, но и добивалось относительного сближения благосостояния отдельных групп населения, в чем проявился ее эгалитаризм.

А. Линдбек: шведский эксперимент

Ассар Линдбек — известный шведский экономист, посвятивший многие работы исследованию феномена государства всеобщего благосостояния — " шведского эксперимента", как сам он назвал это явление в европейской экономической и социальной жизни второй половины XX в. Рассмотрим основные положения его работы[129].

Свое рассмотрение шведского государства всеобщего благосостояния Линдбек начинает с институционального контекста послевоенной экономической и социальной политики Швеции. В это время особое внимание уделялось следующим важным целям. Это экономическая безопасность (как называет ее Линдбек), включающая и полную занятость, и эгалитаризм, подразумевающий как общее сокращение дифференциации доходов, так и снижение бедности. Внимание к этим целям и особенностям их реализации, согласно автору работы, помогает объяснить некоторые характерные черты институционального устройства Швеции на протяжении практически всего послевоенного периода — устройства, часто именуемого шведской моделью экономической и социальной организации.

Упомянутое институциональное устройство лучше всего может быть охарактеризовано как общество с преобладанием крупных и централизованных институтов. Важнейшими его элементами являются:

• значительные расходы государственного сектора и высокие налоги, отражающие амбиции общества всеобщего благосостояния;

отличающаяся высокой степенью интервенции стабилизационная политика, изначально предназначенная для организации полной занятости в сочетании с активной политикой на рынке труда в качестве важнейшего инструмента;

• попытки государства воздействовать на уровень совокупных сбережений, предложение кредитов и инвестиций, а также на их размещение с помощью государственных сбережений, регулирования рынка капиталов, налогов и субсидий;

• жесткий контроль местных администраций со стороны центрального правительства;

• централизованное установление зарплаты на национальном уровне;

• высокая степень централизации решений, принимаемых в частном секторе: среди производителей господствует небольшая группа крупных фирм, владение финансовыми активами, включая акции, также сконцентрировано в нескольких институтах — трех или четырех банках, шести страховых компаниях и нескольких инвестиционных корпорациях;

• режим свободной торговли, с которым упомянутые централизованные структуры, однако, сочетаются[130].

Согласно Линдбеку, государство всеобщего благосостояния формировалось в Швеции в конце 1960-х — 1970-х гг. и его краеугольным камнем было социальное страхование. Отметим его черты, характерные именно для шведской системы социального страхования:

большинство выплат являются универсальными в том смысле, что они охватывают все население, хотя многие права должны приобретаться путем предшествующего или текущего участия в труде (так называемая плата за труд);

обычно выплаты производятся не по единообразной ставке, а замещают некоторую часть дохода;

значение проверки нуждаемости преуменьшено.

Известно, что до недавнего времени уровень выплат был достаточно щедрым. Ставки замещения составляли по крайней мере 90% заработка (вплоть до " потолка") за исключением пенсионной системы, где они колебались в пределах 65%.

Другие типы трансфертов тоже были довольно щедрыми даже по международным стандартам — особенно различные формы пособий семьям. Например, годовая компенсация одному из родителей, который остается дома ухаживать за детьми; ассигнование на поддержку одиноких родителей. Однако наиболее характерной чертой шведского государства всеобщего благосостояния является, вероятно, то, что социальные услуги — такие, как уход за детьми или поддержка престарелых, — обеспечиваются в основном за счет государства (фактически муниципалитетами или региональными властями), а не за счет семей или частного сектора, как в большинстве развитых стран. Это различие проявляется в том, что финансируемое за счет налогов потребление " социальных" услуг, как оно обычно определяется, в начале 1990-х гг. составляло в Швеции около 20% ВНП по сравнению с 10% в среднем по Европейскому союзу.

Во многом благодаря щедрой политике в области благосостояния совокупные расходы государственного сектора колебались с конца 1970-х гг. в интервале 60-70% ВНП. Для европейских стран ОЭСР данный показатель (средний взвешенный) не превышал 45—50%. Из этих расходов на трансферты обычно приходилось 35-40 процентных пунктов и на государственное потребление — 27-30 процентных пунктов[131].

Что касается распределения располагаемых доходов домашних хозяйств, то оно постепенно уравнивалось после Второй мировой войны вплоть до начала 1980-х гг. Коэффициент Джини упал примерно с 0, 28 в середине 1960-х до порядка 0, 20 в начале 1980-х гг. (для глав домохозяйств в возрасте 25-64 лет), если определять домохозяйства в единицах потребления. Уровень бедности также был относительно низок. Большинство тех, кто в течение пяти лет входили в группу с наименьшими доходами (менее 50% среднего дохода), за один год переместился в группу со средними доходами и выше.

В 1960-е гг. политика солидарности в установлении заработной платы в основном была направлена на то, чтобы сократить различия в ее размере для работников приблизительно одного уровня подготовки и умений, занятых в различных производственных секторах. Был провозглашен лозунг " одинаковая плата за одинаковую работу". Впоследствии, особенно на протяжении 1970-х гг., цели изменились в сторону уменьшения различий в заработной плате по всем направлениям; скрытым лозунгом этого периода, как отмечает Линдбек, стало требование " одинаковой оплаты за любую работу". Другими словами, цели изменились от " справедливости" до " равенства".

Различия в заработной плате между мужчинами и женщинами были также значительно сокращены. В 1968 г. женщины зарабатывали примерно на 23% меньше, чем мужчины сопоставимых возрастов и образования. К середине 1980-х гг. разрыв сократился до 11%. На этом уровне он сохраняется до сих пор. Имеющийся разрыв связан скорее с различиями в занятиях и условиями работы мужчин и женщин, чем с различиями в оплате одинаковых занятий и условий работы.

Линдбек приводит многочисленные примеры социальных последствий проведения в Швеции мероприятий по созданию государства всеобщего благосостояния. Например, он пишет, что трущобы, являющиеся рассадниками преступности во многих городах США и Великобритании, в Швеции практически отсутствуют. Хотя нельзя не отметить, что в 1980-е — 1990-е гг. физическое и социальное состояние некоторых шведских пригородов начало ухудшаться. Особенно это коснулось тех из них, где расположены наибольшие скопления муниципального жилья и недавних мигрантов (большинство из которых беженцы)[132].

Далее шведский экономист обращается к вопросу о причинах экономического роста и экономических неудач " шведского эксперимента".

С начала процесса индустриализации в Швеции, примерно с 1870 г. и вплоть до 1950 г., рост производительности был одним из самых высоких в мире, возможно, самым высоким. На протяжении так называемого золотого века мировой экономики в период с 1950 по 1970 г. рост производительности также оставался довольно высоким. В течение этого времени ВВП в расчете на человеко-час в Швеции увеличивался на 4, 20% в год, в странах ОЭСР — в среднем на 4, 46%. Различие между Швецией и странами ОЭСР в 1950-1970 гг. исчезает, если исключить из рассмотрения Западную Германию и Японию — страны, чья экономика была перестроена после поражения во Второй мировой войне.

Пытаясь объяснить относительно высокий экономический рост в Швеции на протяжении целого столетия (1870-1970 гг.), обычно подчеркивают экономическую активность страны, благоприятное развитие условий торговли, свободу предпринимательства, стабильные правила игры, значительные инвестиции в инфраструктуру, крупные и охватывающие широкие сферы инвестиции в человеческий капитал (практически все население Швеции было грамотным уже в XIX в.), относительный социальный мир и жизнеспособное гражданское общество. Это означает, что либеральная, плюралистическая и внешне ориентированная страна, в которой правительство сосредоточено на физической и институциональной инфраструктуре и инвестициях в человеческий капитал, вполне может поддерживать относительно высокий рост производительности. Помогло, вероятно, и то, что Швеции удалось остаться в стороне во время обеих мировых войн.

" Таким образом, — пишет Линдбек, — Швеция стала относительно богатым обществом еще до возникновения особой шведской модели. Необходимо также отметить, что на ранних стадиях построения государства всеобщего благосостояния, в 1950-е и 1960-е гг., рост удельного веса государственных расходов ВВП с 30 до 45% оказался вполне совместим с довольно высокими темпами роста производительности" [133]. Подобно некоторым другим странам с относительно высоким уровнем ВВП на душу населения в 1970 г. (например, США и Швейцарии) в Швеции рост производительности труда в последующие годы оказался менее впечатляющим. Рост ВВП на одного занятого в течение 1970-1996 гг. составлял 1, 45% в год, в то время как в среднем по странам ОЭСР значение этого показателя составило 1, 73%, а в европейских странах ОЭСР — 2, 02%. Расхождение увеличивается, если рост производительности труда измеряется в ВВП на душу населения. Таким образом, в то время как в странах ОЭСР ВВП на душу населения за 1970-1995 гг. вырос примерно на 60%, в Швеции он увеличился на 37%.

В результате этих изменений положение Швеции в рейтинге стран ОЭСР по уровню душевого ВВП с 1970 г. существенно ухудшилось. По расчетам на основе паритета покупательной способности в 1970 г. Швеция занимала 4-е место среди 25 стран ОЭСР с душевым ВВП, на 15% превышающим среднее значение по странам ОЭСР (если исключить Мексику и Турцию — на 6%). К 1990 г. Швеция переместилась на 9-е место с душевым ВВП на 6% выше среднего по ОЭСР уровня (если исключить Мексику и Турцию — на 5% ниже). К 1995 г., после двух лет пребывания в низшей точке глубокой депрессии, Швеция оказалась на 16-м месте в рейтинге с душевыми ВВП на 5% ниже среднего по странам ОЭСР (на 16% ниже, если исключить Мексику и Турцию)[134].

Линдбек подробно рассматривает все экономические и идеологические перипетии, с которыми сталкивалось шведское государство всеобщего благосостояния в 1970-х — 1990-х гг.

В заключение он подводит итоги и задается вопросом о будущем шведской модели.

Действительно, относительно быстрый рост производительности труда за период длиной в век (1870-1970 гг.) принес шведам более высокий уровень доходов, чем у граждан большинства других индустриальных стран. Возрастающее амбициозное государственное обеспечение благосостояния и полная занятость после Второй мировой войны также дали исключительно высокую экономическую безопасность, щедрое обеспечение услуг общественного сектора и относительно равномерное распределение доходов.

Поэтому представляется естественным то, что, особенно в первые послевоенные десятилетия, Швецию в основном рассматривали как страну, способную совместить экономическое равенство, щедрые государственные выплаты на обеспечение благосостояния и полную занятость с высокой экономической эффективностью и довольно быстрым ростом производительности. Но замедление экономического роста с 1970 г., крушение полной занятости в начале 1990-х гг., увеличение дифференциации доходов и отход от различных государственных социальных выплат сделали картину шведской модели менее идиллической.

Например, крушение полной занятости в начале 1990-х гг. повлекло за собой следующие проблемы. Проводившаяся активная политика на рынке труда, требовавшая большого числа вакансий, стала менее эффективной. Государство всеобщего благосостояния также было финансово подорвано. Тем временем " работообеспечивающая стратегия" систем социального страхования стала более проблематичной. Появилась тенденция к формированию двух классов получателей пособий с весьма различными уровнями выгод: те, у кого в прошлом достаточный опыт работы, и те, у кого его нет, и т.д. Этот перечень может быть продолжен.

" Главное значение шведского опыта, — пишет Линдбек, — вероятно, заключается не в том, что экономическое положение страны по сравнению с другими странами ухудшилось в последние десятилетия. Скорее речь идет о том, что развитие событий в Швеции иллюстрирует и подчеркивает тенденции и проблемы, присущие многим западноевропейским странам...

Мы видим, что в последнее десятилетие шведская модель находилась в состоянии постоянно движения. Это стимулировало «переменчивость правил», что развилось в характерную черту экономической и социальной политики. Общая тенденция, однако, предполагает, что Швеция вновь становится более «нормальной» западноевропейской страной, какой она была до проведения радикальных экспериментов в середине 1960-х — 1970-х гг. Членство в ЕС с 1995 г., очевидно, усилит эту тенденцию. Если нынешнее направление развития шведской экономической и социальной системы будет продолжено, то окажется, что шведская модель, как она описана в настоящей работе, была кратким историческим эпизодом, продолжавшимся не более трех десятилетий — с середины 1960-х до начала 1990-х гг." [135]


Поделиться с друзьями:

mylektsii.su - Мои Лекции - 2015-2024 год. (0.01 сек.)Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав Пожаловаться на материал