И. Чжу – Путь Дао

www.e-puzzle.ru

УДК 1/14 ББК 86.42 4-73

Чжу, И.

4-73 Путь дао / И. Чжу. - М.: ACT; СПб.: Ост, 2008. - 224 с.: ил.

ISBN 978-5-17-046511-8

Дао, которое может быть выражено словами, не есть постоянное Дао. Имя, которое может быть названо, не есть постоянное имя. Безымянное есть начало неба и земли, обладающее именем — мать всех вещей.

УДК 1/14 ББК 86.42

Подписано в печать 01.10.07. Формат 70х100¹/_зг Уел. печ. л. 9, 03. Тираж 5000 экз. Заказ № 2188.

Общероссийский классификатор продукции ОК-005-93, том 2; 953004 — научная и производственная литература

Санитарно-эпидемиологическое заключение № 77.99.60.953.Д.007027.06.07 от 20.06.2007 г.

О И. Чжу, 2008

О ООО «Издательский дом «Ост», 2008 О ООО «Издательство АСТ», 2008

М%

ДАО

Содержание

Путь дао 5

Приложение 136

Лао-цзы. Дао дэ цзин.

Книга о дао и дэ 138

Кан Ин Пин.

(Книга наград и наказаний) 189

- Если гусь, пролетая, заденет крылом веточку камыша, и она долго качается — это и есть дао, — так ответил мне мастер на вопрос о том, что же такое дао.

Но вначале был долгий поиск того, что можно было бы назвать своим путем.

Родившись в семье, где под одной крышей мирно уживались различные, казалось бы, противоречащие друг другу системы нравственных и духовных ценностей, я, подрастая, оказался на перепутье: что из окружающего меня — мое. Православный отец, мать — убежденная коммунистка, бабка, исповедовавшая католическую веру... А над всеми ними, как патриарх семьи, мудро главенствовала прабабушка — дзен-буддистка.

От нее исходила сила, которую я не мог не чувствовать. Подсознательно понимая, что мудрость прабабки (я называл ее просто бабушкой) является примиряющим началом для таких разных членов нашего семейства, я тянулся к дзен-буддизму.

— Бабушка, расскажи мне про буддизм! — приставал я к бабушке.

— Я могу рассказать тебе сказочку про дзен и только... А вот если ты, когда вырастешь, поймешь, что буддизм — твой путь, то я сама повезу тебя в Иволгинский дацан. Если поймешь, что тебе ближе христианство, — то сама за руку отведу в Свято-Троицкий собор. Но выбор должен быть твой, и влиять на него никто не должен.

— Но почему?

— Потому что у каждого человека свой путь и своя судьба. И только сам человек может сделать свой выбор... Поэтому я и не позволила тебя крестить в младенчестве. Поймешь, что христианин, — крестишься сам.

Я, конечно, только спустя годы понял и оценил мудрость бабушки. И благодарен ей как самому первому своему Учителю. Именно так: Учителю с большой буквы.

С десяти лет начав заниматься восточными боевыми искусствами, а конкретнее — каратэ-до, под руководством талантливых наставников я, естественно, с головой окунулся в философию Востока. Прежде всего — в дзен-буддизм. Проницаемый, как воздух, дзен, несомненно, помогал найти выход из различных жизненных ситуаций. Он учил нестандартному, порой абсурдному образу мыслей. Плывя по волнам философии дзен, любой человек постепенно превращается в индивидуальность и сильную личность. Правда, всегда существовала и существует опасность стать эгоистом и принять в качестве основной жизненной позиции крайний цинизм.

— Не путай чувство юмора с цинизмом, — предостерегала меня бабушка. — Чувство юмора возникает у человека тогда, когда он дойдет до грани отчаяния, посмотрит за нее и, увидев там только цинизм, начнет возвращаться... Чувство юмора, так же как и дзен, — это нескончаемый путь. Цинизм — тупик и застой, куда просто попасть, но откуда трудно выйти.

Мне нравился дзен, но он явно не мог удовлетворить всю мою жажду знаний, так же как не мог однозначно указать мне мое место в окружающем мире. Не давали мне полного осознания себя и различные христианские традиции.

Я занялся богоискательством, что, впрочем, присуще почти каждому русскому человеку.

К моменту моего совершеннолетия у меня начала складываться некая, покуда не оформленная, философская система, которая, как я вполне отдавал себе отчет, состояла из увязанных между собой фрагментов различных восточных и западных философско-религиозных течений.

Когда мне исполнилось восемнадцать лет, я получил повестку в армию. Естественно, я побежал советоваться к людям, мнения которых для меня были наиболее значимы: к бабушке, моему дяде и тренеру по каратэ-до.

— Знаешь, когда ты шел в первый класс, я настояла, чтобы ты пошел в самую «плохую» школу нашего района. Уж точно один из десяти учеников этой школы отправлялся прямиком в зону для малолетних преступников. Что бы там оставаться человеком, нужны были не только сила, но и достаточно светлая голова и нетрадиционный способ мышления. Да ты и сам все это помнишь... Так вот, ты там сумел выжить, и не просто выжить, а научиться жить отнюдь не рядовым волком среди волков. Более того, потом ты сумел поступить в университет и не растерял тягу к искусству, литературе... Значит, в тебе есть стержень. А насколько он крепкий — покажет армия. Для настоящего мужчины пройти армию или тюрьму просто необходимо. Как можно еще узнать самого себя? — сказала мне бабушка.

— Армия? Конечно, лучше бы обойтись без нее. Ну уж, если выпало — сходи, посмотри на этот вселенский бардак. Там то же самое, что и здесь, только менее завуалировано. Сходи, посмотри. Потом в жизни легче будет разбираться, — говорил дядюшка.

— А не все ль равно, где тренироваться — здесь или в армии? — вопросом на вопрос ответил мне тренер.

Мнения трех уважаемых мной людей полностью совпали с моими мыслями. И я, отправился в армию.

На призывном пункте ко мне обратился престарелый военком в чине майора:

— Ну, молодой человек, в каких родах войск хотели бы служить?

— В кавалерии! — не задумываясь, ответил я.

— Это очень сложно. У нас в стране есть только один кавалерийский полк. Он расквартирован под Москвой и используется в основном для киносъемок. Попасть туда практически невозможно, — приняв мои слова за чистую монету, начал увещевать меня военком.

— Тогда мне все равно, — скорчив трагичную мину, произнес я.

— Ну, может, направить тебя в мотострелки... Там, если повезет, сядешь на мотоцикл. Это, конечно, не лошадь... — постарался утешить меня старый майор.

Не знаю, чем бы кончился наш разговор и в какие бы я войска попал в конце концов, но в этот момент распахнулась дверь и на пороге кабинета показалась массивная фигура моего тренера.

— Это, — он ткнул в меня пальцем, — один из лучших молодых каратэк Ленинграда. Наша будущая гордость! Я от лица федерации каратэ прошу направить его туда, где он смог бы продолжать тренировки!

Через несколько часов самолет уносил меня к месту службы — в регулярные войска Комитета Государственной Безопасности, или проще — КГБ, предназначенные для уничтожения десантных подразделений противника.

Вначале нас, только что призванных ребят, поместили в карантин, где мы должны были провести неделю. В первый же день я свернул челюсть своему однопризывнику, рискнувшему дать мне кличку Студент. После этого инцидента меня больше никто не решался задевать.

По прошествии недели нас перевели в боевые подразделения, где мы впервые столкнулись со старослужащими. Несколько дней прошло достаточно спокойно, но однажды ко мне подошел солдат второго года службы и потребовал:

— Эй, молодой! Быстренько надрай-ка мне сапоги.

— Где и чем? — спросил я.

— Пойдем, покажу, — он повел меня в бытовую комнату.

Войдя за ним, я плотно прикрыл дверь и начал долго и профессионально его избивать. В наши войска набирались люди, прошедшие хорошую спортивную школу: борцы, боксеры... Мой противник не был исключением: по всей видимости, он до армии достаточно успешно занимался самбо. Но, как оказалась, мой тренер не зря меня хвалил: я без особого труда «обработал» его как следует, сбил на пол и нанес несколько добивающих ударов.

Ночью старослужащие через одеяло избили меня пряжками армейских ремней так, что утром я с трудом мог стоять. Превозмогая боль, я подошел к группе своих недругов и сказал:

— Значит, так. Я, как и все остальные, буду делать то, что положено: мыть пол, ходить в наряды, но если хоть одна сука обратится ко мне с личной просьбой почистить сапоги, или, там застелить ему постель, то я буду убивать. Запомнили? И что со мной будет потом — мне насрать.

После этого ко мне уже никто не приставал.

Все свободное от муштры и бесконечных нарядов время я проводил в спортзале, совершенствуя технику каратэ-до и обучая азам этого искусства десять человек из своего экипажа.

Размеры зала позволяли тренироваться, не мешая друг другу, большому количеству людей, занимающихся самыми различными видами боевых искусств. В первую очередь, конечно, это были самбисты, дзюдоисты, борцы вольного стиля, боксеры, но встречались и редкие представители экзотического и редкого в те времена каратэ.

Однажды я обратил внимание на грузного, даже несколько одутловатого человека средних лет, который в углу зала отрабатывал с несколькими партнерами какую-то незнакомую мне технику. Я прервал тренировку и стал наблюдать.

Человек странно передвигался, лениво совершал нелепые движения руками, но результат этих, казалось бы, бессистемных и неправильных движений был поистине феноменальный! Его молодые партнеры, боксеры класса выше среднего, разлетались в стороны, как тряпочные куклы.

Присмотревшись внимательно, я узнал в человеке капитана нашего полка, которого я, естественно, видел, но никогда не сталкивался по делам службы.

Заинтересовавшись, я подошел к нему и, поклонившись, попросил разрешения поучаствовать в тренировке.

— Нападай, — сказал капитан и почесал свой живот.

Я напал в лучших традициях каратэ школы сётокан: стремительный шаг с ударом цуки вперед, после чего хотел совершить отход для повторения атаки. Очнулся я на полу, а рядом как ни в чем не бывало стоял капитан и почесывал себе живот.

Я предпринял еще несколько атак, применяя все свое приобретенное за восемь лет занятий мастерство. Но результат был неизменным: я оказывался на полу.

Очередной раз поднявшись, я поклонился и спросил:

— Мастер! Как называется ваша школа?

— Да Конг. Боевая Обезьяна.

— Могу ли я просить вас учить меня?

— Проси.

Я несколько растерялся от подобного ответа, но, помня дзенскую практику коанов, где между вопросом и ответом не должно быть паузы, произнес:

— Прошу.

— Ладно, когда будет выпадать свободное время и у тебя, и у меня, станем встречаться в зале. Поработаем.

Со знакомства с мастером и с уникальным боевым искусством Да Конг начался мой новый период жизни.

Мастер, его звали Владимиром, родился в семье майора, который долгое время выполнял обязанности военного представителя в Южном Китае. Владимир, до семнадцати лет живший с отцом, большую часть своего времени посвящал изучению боевого

искусства Да Конг, одного из древнейших даосских воинских искусств, философий и эзотерических практик Вьетнама. Вернувшись на родину, Владимир окончил военную академию и был распределен в регулярные войска КГБ. К моменту нашей встречи он дослужился до чина капитана.

Каждую свободную минуту я бежал в зал в надежде на встречу с мастером. Так прошло полгода моей службы в армии.

Внешней отличительной чертой техники Да Конг являлась пластичность рисунка боя и гибкость ее приверженцев, что обусловлено смещением акцента с грубой мускульной силы на потенциал внутренней энергетики. Это выгодно отличало ее от техники того же каратэ. Основным базовым принципом этого единоборства является то, что воин Да Конг всегда ощущает себя физически слабее своего противника, поэтому он не может себе позволить принимать чужие правила игры, 'полагаясь на природные' данные. В любой ситуации он должен использовать все возможные средства, применяя нестандартные ходы, динамически изменяя направленность своих действий.

Настоящий последователь школы Да Конг никогда не рассматривает свою школу как самозащиту, умение драться или систему оздоровления. Да Конг воспринимается им как искусство, подобно музыке, танцу или живописи.

Очень важен первоначальный настрой бойца перед поединком. Злоба, презрение и другие эмоции исключаются полностью. Бойцу необходимо пребывать в состоянии полного спокойствия, граничащего с безразличием, и расслабленности. Он должен наблюдать за ходом поединка как бы со стороны, фиксируя как действия противника, так и свои собственные.

Еще одно обязательное условие — научитесь уважать своего противника и поддерживать в себе уверенность, что он превосходит вас силой и мастерством. С одной стороны, это поможет сохранить состояние измененного сознания и, соответственно, расслабленности и фатального безразличия, с другой, не позволит недооценить противника, что иногда чревато поражением. Наконец, вы сможете полностью использовать все свои умения и навыки. В бою с более сильным и умелым противником допустимы любые способы.

Именно поэтому в Да Конг не существует запрещенных приемов. Дозволены удары по глазам, в пах, по болевым, в том числе летальным, точкам.

Подобный подход создает очень много трудностей при проведении спортивных спаррингов между адептами Да Конг и представителями других видов единоборств. В этих случаях спарринги проводятся по правилам других единоборств. В Да Конг таких правил не существует, так как это направление является полностью прикладным.

Из осознания своей «слабости» проистекает еще один принцип ведения боя. Боец Да Конг не может позволить себе ведение долгого поединка, не может разрешить противнику втянуть себя в поединок-игру. Быстрое и стремительное развитие поединка, заканчивающегося нанесением серьезной травмы или же уничтожением противника, — обязательный принцип боевой техники Да Конг.

Во время боя чрезвычайно важно также умение вжиться в определенный образ и воплотить его в своих движениях и действиях. Обычно это образ большой обезьяны, которая вынуждена вступить в поединок.

Тактика ведения боя:

— на первом этапе поединка, который должен занять как можно меньше времени, необходимо изучить технику и мастерство противника, при этом следует избегать физического контакта;

- — на втором этапе необходимо спровоцировать противника на действие, здесь возможен обмен ударами;

— на третьем — боец Да Конг должен приблизиться к противнику и провести завершающий удар, захват или связку.

Основная задача бойца Да Конг — сократить дистанцию между собой и противником. Большинство самых эффективных ударов и приемов Да Конг проводятся с близкого расстояния, поскольку во время боя это сковывает действия противников, привыкших работать, как правило, на дальней и средней дистанциях.

Для сокращения дистанции в Да Конг используется множество способов, включая неожиданные прыжки, отходы в сторону во время нанесения противником удара, захваты рук или ног противника и многие другие. Более опытные адепты Да Конг для сокращения дистанции успешно используют технику «падения в удар» и «отдачи».

Техника «падения в удар» заключается в том, что, пропустив (или создав впечатление этого) удар противника, боец Да Конг не отклоняется от удара, а как бы падает внутрь, ⁴ в сторону противника, следуя за его возвращающейся после удара рукой или ногой.

Техника «отдачи» предполагает намеренно позволить противнику захватить руку или произвести какой-либо другой захват и тем самым разрешить ему приблизиться к себе.

Основной психофизический навык, необходимый для грамотной работы, — умение раскрепощаться. Тело должно быть абсолютно расслабленно, сознание раскрепощено, внимание сконцентрировано.

Удары не бывают самодостаточными. Не бывает удара только ради удара. Каждое действие направлено на достижение какой- либо цели (сократить дистанцию, отвлечь внимание, перейти к проведению захвата, занять удобную позицию и т. д.). Каждый удар — это захват определенного плацдарма, не только психологически, но и физически. После нанесения удара воин должен оказаться в выгодной для него (соответственно, невыгодной для противника) позиции.

Удары, имеющие аналоги в других школах (например, прямой удар — цуки), в Да Конге приобретают специфическое смысловое наполнение. Можно говорить, что это разные удары.

Техника ног в Да Конг имеет свои особенности, отличные от техник других направлений Во-Вьетнам. Удары ногами во время поединка наносятся не выше солнечного сплетения противника. Это правило не распространяется на тренировки, где могут отрабатываться высокие удары ногами.

Практически всегда во время удара ноги остаются напряженными. Сочетание техник ударов низкими жесткими ногами и расслабленными, двигающимися кругообразно руками является своеобразной «визитной карточкой» Да Конг.

Одно из основных отличий Да Конг от других боевых искусств мира — это отсутствие жестких блоков, используемых для защиты от ударов. Защита в Да Конг основывается на совершенно иных принципах — принципах недеяния.

Как вы помните, боец Да Конг должен всегда осознавать себя слабее своего противника, так как только это служит залогом победы. В этом парадоксе заключен алгоритм действия Боевой Обезьяны, противопоставляющей силовому натиску мягкое отстранение.

На постижение этой интересной школы единоборств уходило все свободное время. А потом началась война, и распорядок размеренной жизни нашей части круто переменился. Неделя, проведенная в районе боевых действий, сменялась неделей отдыха в расположении части. Свободное время я по-прежнему использовал для освоения азов школы Боевой Обезьяны, все больше и больше влюбляясь в ее необычную технику.

Прошло еще несколько месяцев, я был произведен в ефрейторы, и однажды, находясь на вражеской территории, мой экипаж попал в засаду. Нам удалось отбиться, но один из моих друзей был убит выстрелом в голову у меня на глазах. Не знаю, что со мной тогда случилось, но, не будучи хорошим стрелком, я срезал одного из нападавших автоматной очередью с большого расстояния, а второму, неожиданно выскочившему из-за машины, я проткнул горло штык-ножом.

В тот день я выкурил первую в своей жизни сигарету.

Вернувшись в часть, я сидел на скамейке около казармы, без сил и желания что-либо делать и даже думать. На душе было скверно. Меня охватила полнейшая апатия.

Не знаю, сколько бы я так просидел, тупо смотря в одну точку, но тут ко мне подошел Владимир и, вздохнув, присел рядом:

— Счастье и несчастье не бывают предопределены заранее, а зависят от поведения человека. Как же должен поступать человек, чтобы избежать одного и приблизиться к другому?

— Откуда это?

— Есть такой даосский трактат «Кан Ин Пин» — «Книга Наград и Наказаний»...

— Даосизм?

— Да, — и Владимир начал тихо говорить. Он рассказывал о дао, перемежая свой рассказ цитатами из «Дао де цзина», «Кан Ин Пина» и других китайских трактатов.

И чем больше он говорил, тем больше я находил в своей душе отклик его словам. Я поймал себя на мысли, что все, о чем он мне говорил, полностью укладывается в «изобретенную» мной схему богоискания. Обо всем этом я думал, правда, не рискуя облечь мысли в слова.

Владимир встал и на прощание произнес:

— На несчастье нельзя зацикливаться. Даже самое большое «плохо» все равно меньше совокупности бесчисленного множества маленьких «хорошо». Посмотри вокруг! Светит солнце, а могло бы и не светить. У тебя в руках чашка горячего сладкого чая, а он мог бы быть холодным и без сахара. Научись находить эти маленькие «хорошо», концентрироваться на них и пропускать мимо своего сознания большое «плохо»...

В дальнейшем я всегда руководствовался этим советом.

Через год, незадолго до демобилизации, я ударил офицера, который имел несчастье матерно оскорбить меня. Этот поступок повлек целый ряд наказаний. Я был исключен из комсомола (о чем я не жалел и не жалею), меня перед строем, как декабриста, разжаловали в рядовые (правда, потом я был восстановлен в чине ефрейтора) и отправили на месяц на гарнизонную гауптвахту.

Этот месяц, проведенный в одиночной камере, с редкими прогулками, сопровождающимися издевательствами тюремщиков — солдат внутренних войск, стал одним из самых тяжелых периодов моей жизни. Спасало меня только то, что я пытался во всем найти положительные стороны, по памяти цитировал «Дао де цзин».

Кстати, именно о «Дао де цзине», написанном китайским мудрецом Лао-цзы около 569 года до нашей эры, немецкий писатель Г. Гессе, автор «Игры в бисер» и «Степного волка», сказал: «Существуют две книги, которые следует читать небольшими кусочками, а затем на протяжении дня обдумывать прочитанное. Если покажется, что прочитанное не осознано до конца, то следующий день нужно начинать с прочтения тех же самых отрывков. Читать дальше, не усвоив прочитанное, — не имеет смысла. Эти две книги — «Библия» и «Дао де цзин».

«Верные слова не изящны. Красивые слова не заслуживают доверия. Добрый не красноречив. Красноречивый не может быть добрым. Знающий не доказывает, доказывающий не знает. Совершенномудрый ничего не накапливает. Он все делает для людей и все отдает другим. Небесное Дао приносит всем существам пользу и им не вредит. Дао совершенномудрого — это деяние без борьбы».

«Кто храбр и воинствен — погибает, кто храбр и не воинствен — будет жить. Эти две вещи означают: одна — пользу, а другая — вред. Кто знает причины того, что небо ненавидит воинственных? Объяснить это трудно и совершенномудрому. Небесное Дао не борется, но умеет побеждать. Оно не говорит, но умеет отвечать. Оно само приходит. Оно спокойно и умеет управлять вещами. Сеть природы редка, но ничего не пропускает».

«Военное искусство гласит: я не смею первым начинать, я должен ожидать. Я не смею наступать хотя бы на вершок вперед, а отступаю на аршин назад. Это называется действием ' посредством недеяния, ударом без усилия. В этом случае не будет врага, и я могу обходиться без солдат. Нет беды тяжелее, чем недооценивать противника.

Недооценка противника повредит моему сокровенному средству дао. В результате сражений те, кто скорбит, одерживают победу».

«То, что спокойно, легко сохранить. То, что еще не показало признаков, легко направить. То, что слабо, легко разделить. То, что мелко, легко рассеять. Действие надо начинать с того, чего еще нет. Наведение порядка надо начать тогда, когда еще нет смуты. Ибо большое дерево вырастает из маленького, девятиэтажная башня начинает строиться из горстки земли, путешествие в тысячу ли начинается с одного шага. Кто действует — потерпит неудачу. Кто чем-либо владеет — потеряет. Вот почему совершенномудрый бездеятелен, и он не терпит неудачи. Он ничего не имеет и поэтому ничего не теряет. Те, кто, совершая дела, спешат достигнуть успеха, потерпят неудачу. Кто осторожно заканчивает свое дело, подобно тому, как он его начал, у того всегда будет благополучие. Поэтому совершенномудрый не имеет страсти, не ценит труднодобываемые предметы, учится у тех, кто не имеет знаний, и идет по тому пути, по гв которому прошли другие. Он следует естественности вещей и не осмеливается самовольно действовать».

Повторяя эти чжаны из-«Дао де цзина», я приводил свой ум в состояние спокойствия. Казалось, что окружающие меня стены камеры исчезают, а я впадаю в состояние полной отрешенности от окружающей действительности.

В дальнейшем я читал много вариантов перевода на русский язык «Дао де цзина», начиная с самого первого, сделанного графом Львом Николаевичем Толстым. Читал и в подлиннике. Самым лучшим мне показался перевод Ян Хин Шуна, опубликованный в 1950 году в книге «Древнекитайский философ Лао-цзы».

Когда окончился срок моего заключения, я вернулся в полк, и жизнь потекла по- прежнему.

После окончания службы я вернулся в Ленинград и после непродолжительного отдыха поехал в Воронеж, где конспиративным порядком на частной квартире собрались последователи даосизма со всего Советского Союза. Среди них был и мой армейский наставник Владимир, приехавший туда во время своего недолгого отпуска.

Я с большим удивлением заметил, с каким уважением относились к Владимиру все собравшиеся, считая его, негласно, конечно, своим лидером.

В течение двух дней велись разговоры о дао, различных переводах старинных китайских философских трактатов, а также о применении даосских принципов к современной жизни.

Я слушал эти разговоры и все больше и больше убеждался в правильности своего выбора: все это действительно было мне очень близко и полностью отвечало моим пока еще не до конца сложившимся убеждениям.

Больше всего мне запомнились некоторые высказывания Владимира, которые я попробую воспроизвести как можно точнее:

«И да у каждого человека есть свой Бог. у[ что бы человек ни сделал — то угодно его Богу. Ибо каждый человек является пророком своего Бога.

Но если Бог есть у меня, значит, Он есть и у тебя, значит, Он есть и у него, значит, Он есть и между нами, Он есть везде.

Не значит ли это, что все мы являемся незримо мельчайшими, но в то же время неповторимыми частицами одного Единого Великого Целого?

Можно назвать его Богом, Природой, Вселенским Духом — он настолько велик, что не придаст этому никакого значения. Я не знаю, как он называется, и поэтому обозначаю его значком дао».

«Центр — естественность, центр — равновесие. Что это значит? Это значит, что любое нарушение равновесия уводит вас от чистого человеческого дао и бросает в крайность, за которую вы рано или поздно понесете наказание».

«Если ваши Ои преобладают или отрицаются — вас надо бить палкой» — это дзенская формула Среднего Пути.

Ои человека состоят из семи равнозначных и равновеликих компонентов. Эти компоненты, или начала, таковы:

— умственное, интеллектуальное, логическое начало;

— чувствительное, ассоциативное, алогическое начало;

— вербальное, голосовое начало;

— сердечное, платоническое начало;

— силовое, жесткое, принуждающее начало;

— флюидное, сексуальное начало;

— физическое начало.

Ои связаны воедино и не могут существовать друг без друга».

«Инь и Ян, женское и мужское, черное и белое, мягкое и жесткое. Две противоположности. Но если посмотреть на монаду «Инь-Ян> > внимательно, то можно увидеть, что органически черный цвет переходит в белый и наоборот. Это означает, что нет ничего первородного, что все порождает друг друга и друг в друге исчезает, совершая круговорот. Белая точка на черном и черная на белом напоминают нам о том, что нет ничего абсолютного, где не было бы примеси противоположного. Извилистая черта в центре монады, делящая круг жизни на две равные половины, есть символ Среднего Пути».

«Когда мне говорят, что это плохо, а это хорошо, я не верю этому человеку. В мире не существует абсолютно плохого и абсолютно хорошего, абсолютно доброго и абсолютно злого. Когда маленький плюшевый ягненок подходит к реке и пьет воду, а из зарослей тростника появляется старый облезлый тигр и сжирает этого ягненка — это хорошо или плохо? Это никак. Так же как «никак» и все остальное, что мы называем «хорошо» или «плохо».

«Всегда существует естественное дао. Оно было, есть и будет. Когда древних спрашивали, что же такое естественное дао, они говорили: «Если дикий гусь заденет крылом веточку сухого камыша, и она долго качается — это и есть дао».

«Когда появился человек, вместе с ним возникло ложное человеческое дао, противоречащее миру в угоду человека. Когда человек стал видеть, то он увидел предметы мира и процессы, протекающие в мире. Когда человек стал мыслить, то увиденное он пропустил через свой мозг, как через кривое зеркало, и увиденное впитал сердцем. Он, для своего удобства, дал всему названия. Он сказал: черное и белое, доброе и злое. Сделал он это для того, чтобы было легче стоять на ногах. И стало так. Но стало еще и невозможно двигаться, так как мешали вымышленные названия. Суть вещей нельзя выразить словами, можно лишь сказать: «Да, это так» или «Нет, это не так». Дао, которое может быть выражено словами, не есть постоянное, естественное дао».

«Если человек пытается управлять природой или переделывать природу, что это значит? Это значит, что этот человек смешон. В природе все естественно и гармонично, она формировалась миллиарды лет. Человек, живущий несколько десятков лет по законам человеческого дао, пытающийся

что-либо изменить в природе, подобен яйцу, решившему учить курицу.

Поэтому истинно мудрый человек не мешает течению природных процессов. Он старается слиться с природой, жить с ней одними интересами и стремлениями. Поэтому он становится ее частью. Мудрость можно найти лишь в слиянии, а не в противостоянии».

«Если, когда идет дождь, у человека портится настроение, то этот человек не совершенен. Если, когда из-за туч появляется солнце, у человека улучшается настроение, этот человек не совершенен. Совершенный человек всегда находится в единении с природой, и тогда она его не покидает».

«Некогда индийский мудрец Свами Ввиконанда сказал, что мысли, однажды по- думанные, пусть даже не высказанные вслух, не исчезают. Кажется, это так».

«Все люди делятся на три типа. Первый тип — это большинство простых людей, следующих какими-нибудь путями, исповедующих какие-либо догмы. Тип второй — это

люди-просветители, которые находят давно забытые пути и догмы и дают их другим людям. Третий тип — пророки. Пророками можно назвать тех, кто смог сказать нечто новое, чего никогда не было. С ними находится дао».

«Все появилось ниоткуда и уйдет в никуда. Кому не хотелось бы, чтобы «никуда» пришло не скоро? Но это лишь человеческое желание. Человек родился, прожил свой век и умер — круг замкнулся. Кто не боится смерти? Тот, кто действительно не боится смерти, — ей неподвластен».

«Человеку свойственна реинкарнация, многожизние. Прожив жизнь праведно, человек меняется, человеку наступает конец — прекращение реинкарнаций. Это слияние с дао. За плохо или хорошо прожитой жизнью следует новая, более плохая или более хорошая. За все: за дела, за слова, за мысли — приходится платить, и платить в два раза дороже. То же можно сказать и о наградах. Иногда награды и наказания приходят во время данной жизни, а иногда переносятся в следующую».

«Когда человек умирает, то нужно не плакать, а веселиться. Кто знает, может быть, его следующая жизнь будет гораздо лучше, чем эта? Печаль по умершему — прежде всего лицемерие, так как в первую очередь вы жалеете себя за то, что этого человека никогда с вами не будет. Смерть есть лишь еще один этап реинкарнации».

«В человеке от рождения заложена некая суть, она постоянна и сохраняется во время реинкарнации. Сущность же человек обретает при каждой жизни новую, обретает постепенно, с каждым жизненным шагом. Сущность может быть плоха или хороша. Она определяет следующие жизни человека. Суть же неизменна. Она не хороша и не плоха. Сохраняя свою сущность в чистоте, можно прервать череду реинкарнаций и слиться с дао».

«Снег, покрывающий землю, превращается в грязь'. Щука, пожирающая других рыб, попадает в сети. Поэтому человек, желающий власти над другими людьми, исчезнет, не оставив после себя следа».

«Некогда мудрец Конфуций сказал, что не стоит смотреть с пренебрежением на юных. Может быть, они со временем совершат великие дела и будут достойны уважения. Многие же старики, дожив до седин, не оставляют никакого следа, и уважения они недостойны. Это верно, так же как то, что замерзшая река весной оживает, разливается и несет свои воды, питая ими на своем пути все живое. Огонь же, хоть и горит жарко, оставляет после себя лишь горстку пепла. Горит же он потому, что питается тем, что питает вода. Лучше уподобиться воде, которая никому не навязывает себя, но и не отказывает никому, чем оппо, который, перед тем как отдать мало, берет много. Поэтому д о двадцати лет человека можно ценить за то, что он может сделать. От двадцати до пятидесяти — за то, что он делает. Ценить человека после пятидесяти лет нужно за то, что он сделал».

«Когда человек не признает для себя учителей ни среди ныне живущих, ни среди живших раньше, то он перестает учиться, а следовательно, сходит с пути дао. Поэтому человек, идущий по верному пути, учится у учителей, берет от них знания и опыт. И чем больше у него хороших учителей, тем ближе он к дао. Каждый человек в чем- то лучше других. Нужно уметь находить эти качества и учиться им. Нельзя видеть в человеке одни недостатки. Нельзя подавлять других своими качествами. Следует ставить любого человека впереди себя. Учитель — это прежде всего друг, который знает и может больше тебя, уважает тебя и которого уважаешь ты. Лишь при этих условиях может существовать связь «ученик — учитель».

«Если человек пытается удержать в руках солнечный зайчик, он останется ни с чем. Если человек поставил целью своей жизни поймать ветер, жизнь его будет пуста. Если человек отдает все свои дела, мысли и чувства женщине, то он не найдет смысла в жизни. Ветер, солнечный зайчик и женщина принадлежат одной природе: ветер — неуловим, солнечный зайчик — непостижим, женщина — непостоянна. Нельзя обладать ни ветром, ни солнечным светом, ни женщиной. Поэтому, кто желает обладать неуловимым, поступает глупо, растрачивая свою жизнь. Мудрый человек не пренебрегает неуловимым, но и не посвящает ему свою жизнь».

«Женщина дает жизнь новым людям. Разве за одно это она не достойна уважения? У свободных и уважаемых женщин рождаются свободные и смелые дети, у женщин-рабынь — лжецы и трусы. Страна не может процветать, если живущие в ней женщины не свободны. В стране, где господствует порядок, мужчина и женщина уважают друг друга. Они не вмешиваются в дела друг друга, так как существуют дела мужские и дела женские. Это нужно для того, чтобы не появлялись мужеподобные женщины и женоподобные мужчины».

«Человек может не понимать или не принимать что-либо. Но он должен с уважением относиться к мнению других людей. В противном случае он не может рассчитывать на уважение к своему мнению. Цель у всех, даже у самых разных, религий одна. Путь к этой цели долог и тернист. Он подобен восхождению на гору. Так чем же отличаются люди, идущие по разным склонам горы к одной вершине? Поэтому каждый человек должен сам избрать себе путь, идти им, с уважением относясь к людям, идущим другими путями, и быть готовым всегда протянуть им руку помощи. Лишь в этом случае можно достичь того, что и к вашему пути будут относиться с уважением. Уважение к другим — не слабость, а, наоборот, сила и вера в свое дело. Лишь человек со слабым умом и неокрепшими душевными качествами может представить Бога по своему образу и подобию. Но даже такая примитивная вера лучше абсолютного безверия. Человек отличается от твари только тем, что обладает совестью и верой. Поэтому любая вера, какая бы она ни была, достойна если не восхищения, то уважения».

«Если смотреть абстрактно, то можно видеть Бога, Природу, Мир, как кому угодно, в виде одного единого вселенского тела, где каждое существо или предмет выполняет функцию какого-либо органа. Поэтому ни один разумный человек не причинит сознательно и беспричинно вред ни существу, ни предмету. Причинить такой вред — это все равно что нанести удар по самому себе. Но бывает, что на теле появляется нарыв. Такой нарыв следует без гнева и жалости удалить. Целитель, удаляющий нарыв, должен сохранять спокойствие и быть осторожным, чтобы не повредить здоровые ткани. Если он будет поступать по-иному, то сам уподобится нарыву».

«Недеяние не есть бездействие. Недеяние действует без суеты и усилия, поэтому оно естественно. Недеяние никому не навязывается и не отказывает в помощи, поэтому оно бесстрастно».

«Знание всегда чисто. Оно не может быть плохим или хорошим. Оно никакое. Но и бесстрастное, никакое знание может превратиться в руках глупого человека в великое зло, а в руках мудреца — в великое добро».

«Иисус сказал, что пришел исполнить, но не опровергнуть пророков прошлого. Это верно. Каждое учение дополняет другие, более древние, учения. Нельзя отказываться от старого знания, даже если оно почти полностью утрачено, предано забвению. Нельзя отвергать новое знание, порожденное современными формациями.

Еще Иисус сказал, чтобы возлюбили ближнего своего, как самого себя. И это так. Но как можно любить ближнего, не любя себя самого? Себя же полюбить нельзя, не узнав».

«Каждый человек принадлежит к незримому эгрегору. Таких эгрегоров насчитывается огромное множество: столько, сколько существует идей, способных объединять умы и вносить смысл в человеческое существование, ради которого живут люди. Иногда идеи абстрактны и основаны на чувстве наживы или утехи плоти. Иногда — духовны. Человек одновременно входит в несколько эгрегоров, но один из них всегда остается главным. Этот главный эгрегор объединяет человека и всех его единомышленников. Эгрегор живет своей жизнью и поддерживает своей силой всех входящих в него людей, используя и перераспределяя, по необходимости, силы каждого человека. Эгрегор бывает не только постоянным но и временным. Попав под действие такого временного эгрегора, человек подчиняется его воле, воле толпы, его создавшей. Временный эгрегор вызывает у человека чувства

ЛЛ и эмоции, ему не свойственные. Умеиие защищать себя от воздействия временных эгрегоров — обязательное качество человека, стремящегося к дао».

«Человек прямо или косвенно участвует в процессах, проходящих на пяти мировых уровнях. Условно обозначим эти уровни так:

— телесный;

— энергетический;

— астральный, или эгрегориальпый;

— ментальный;

— витальный.

Телесный уровень находится в непосредственной сфере деятельности человека. Он служит сферой человеческой жизнедеятельности, так же как и энергетический уровень, который является проявлением эмоционально-умственной жизни человека.

Астральный или, эгрегориальпый, уровень состоит из взаимодействия эгрегоров. Именно на этом уровне заключаются временные и постоянные союзы между эгрего- рами, вспыхивают войны.

Ментальный уровень обуславливает взаимодействие союзов эгрегоров.

*

На витальном уровне осуществляется взаимодействие двух полярно противоположных друг другу групп эгрегоров, одна из которых противопоставляет себя человеческой природе, другая — наоборот.

Над всеми этими уровнями стоит дао, а если точнее — все уровни находятся в нем».

«Для чего нужен храм? Храм нужен для того, чтобы человек яснее ощутил общность со своим эгрегором. В храме все устроено для этого. Некоторые люди с более сильно развитой чувствительностью могут обойтись без него, но это не значит, что он не нужен. Не стоит забывать о людях, которым храм необходим».

«Употребление вина, наркотиков, равно как и всяческие излишества, есть слабость и уход от своего жизненного предначертания. Наркотики, чрезмерное употребление вина и самоубийство — тяжелые грехи против общества и смертные грехи против вашего дао. Сильный и мудрый человек обходится без первого и второго и никогда не прибегает к третьему».

«В древности люди говорили, что из каждого положения есть шестнадцать выходов. Это действительно так. Стоит только увидеть их и выбрать лучший».

«Из двух спорящих людей один глуп, а другой нечестен. Первый спорит, не зная. Второй заранее уверен в своей правоте. Бывает, правда, что спорят два глупца, не имея представления о предмете спора. Им важна не истина, а процесс спора как такового. Мудрый человек говорит молчанием, заставляющим людей задуматься. Мудрый человек не начинает спор».

братно до Ленинграда я ехал с Владимиром и, пользуясь такой возможностью, конечно, приставал к нему с различными уточняющими вопросами.

— Что такое эгрегоры? Чем постоянные эгрегоры отличаются от временных? — спрашивал я.

— Все просто. Эгрегор — это совокупность желаний, стремлений, чаяний и мыслей единомышленников, которая превысила критическую массу личного и стала существовать отдельно, независимо от людей, ее создавших. Эта масса, или, как я ее называю, эгрегор, став независимой и личной, все-таки остается, связанной со своими создателями и их последователями, постоянно подпитываясь их жизненной силой или, если угодно, энергией, хотя мне и не очень нравится это слово. В свою очередь эгрегор питает людей, которые в него входят, той же жизненной силой, являясь ее своеобразным перераспределителем. Временные эгрегоры отличаются от постоянных тем, что они не обладают стойкостью. Они, как правило, возникают на непродолжительное время, созданные и, как следствие, включившие в себя ограниченное количество участников. В качестве примера можно привести эгрегор демонстрации, идущей по городским улицам. Человек, случайно попавший в нее, в большей или меньшей степени будет чувствовать и неосознанно соразделять настрой толпы, невзирая на то, что он, вполне возможно, совсем не является приверженцем идей, выдвигаемых демонстрантами. Выйдя же из толпы, человек освобождается от воздействия эгрегора, он может встряхнуть головой и удивиться: что же это такое с ним происходило? Это типичный пример временного эгрегора. Относительно постоянных, или, как их еще называют, великих, эгрегоров можно сказать следующее: они существуют независимо ни от чего. Они настолько велики и совершенны, что вполне могут существовать сами по себе, без какого-либо прямого постоянного контакта со своими членами. Наиболее сильны эгрегоры мировых религий, как то: христианства, ислама, иудаизма, буддизма,

даосизма, шаманизма, если его можно, конечно, отнести к религии, атеизма...

— Владимир! А когда ты говорил о наказаниях за содеянное — это откуда?

— Существует такая древняя китайская книга «Кан ин пин». В ней собраны даосские советы, что следует делать, а что нет. В отличие от христианских заповедей, даосизм не запрещает, а предлагает поступать так или иначе, делать то, а не это, определяя за каждый из проступков соответствующее воздаяние, которого не избежать совершившему. К сожалению, эта книга у нас не имеет широкого хождения. Я бы советовал ее прочитать и возвращаться к прочитанному хотя бы время от времени.

Через год я обнаружил дореволюционное издание «Кан ин пин» в переводе на русский Р. Дугласа в библиотеке имени Горького и смог в полной мере оценить слова Владимира.

А тогда, трясясь в плацкартном вагоне, я слушал учителя и все больше и больше убеждался в правильности своего выбора. Выбора пути дао.

Именно тогда Владимир упомянул некого христианского святого Августина Аврелия, которого назвал самым главным даосом из всех христиан. Действительно, читая впоследствии «Исповедь» Блаженного Августина, я понял, что она ничуть не противоречит, а во многом даже дополняет даосские философские постулаты. И это имеет свои основания. Судите сами, как написанное на рубеже IV—V веков Августином Аврелием похоже на высказывание даосских мудрецов древнего Востока:

«Велика она, эта сила памяти, Господи, слишком велика! Это святилище величины беспредельной. Кто исследует его глубины! И однако это сила моего ума, она свойственна моей природе, но я сам не могу полностью вместить в себя. Ум тесен, чтобы овладеть собой же. Где же находится то свое, что он не вмещает? Ужели вне его, а не в нем самом? Каким же образом он не вмещает этого? Великое изумление все это вызывает во мне, оцепенение охватывает меня.

И люди идут дивиться горным высотам, морским волам, речным просторам, океану, объемлющему землю, круговращению звезд, а себя самих оставляют в стороне! Их не удивляет, что, говоря обо всем этом,

я не вижу этого перед собой, но я не мог бы об этом говорить, если бы не видел в себе, в памяти своей, и гор, и волн, и рек, и звезд (это я видел наяву), и океана, о котором слышал, во всей огромности их, словно я вижу их въявь перед собой. И однако не их поглотил я, глядя на них своими глазами; не они сами во мне, а только образы их, и я знаю, что и каким телесным чувством запечатлено во мне».

Или такой фрагмент: «Зову Тебя, Боже мой, «милосердие мое», Ты создал меня и забывшего Тебя не забыл. Зову Тебя в душу мою, которую Ты готовишь принять Тебя: Ты внушил ей желать этого. Теперь не покинь Зовущего; Ты ведь предупредил мой зов: упорно, все чаще и по-разному говорил Ты со мной: да услышу Тебя издали и обращусь и позову Тебя, зовущего меня». Опасаясь за качество его перевода, осмелюсь привести этот же отрывок на языке оригинала: «Invoco te, deus meus, miseri- cordia mea, qui fecisti me et oblitum tui non oblitus es. Invoco te in animam meam, quam praeparas ad capiendum te ex desiderio, quod inspiras ei: nunc inuocantem te ne deseras, qui priusquam invocarem praevenisti et institisti

se

crebrescens multimodis vocibus, ut audirem de longinquo et conuerterer et vocantem me inuocarem te».

Дальнейшая моя жизнь была посвящена поиску и претворению в жизнь даосских практик.

Одной из обязательных и, надо сказать, далеко не самых легких практик стала практика медитации.

Последовательность этапов медитативной практики и ощущения во время медитации хорошо описываются в отрывке из «Дао де цзина»:

«Доведу пустоту своего сердца до конца — сохраню полный покой, и тогда все вещи сами будут расти, а я буду ждать их возвращения к своему началу. Возвращение к началу называется покоем, а покой называется возвращением к жизни. Возвращение к жизни называется постоянством. Знание постоянства называется просвещением, а незнание постоянства совершает зло. Знающий постоянство становится мудрым, мудрый становится справедливым, а кто справедлив — становится государем. Государь следует небу, небо следует дао, а дао вечно. До конца жизни у такого государя не будет опасности».

Даосы Древнего Китая считали, что мудрость медитации заключается не в открытии чего-либо нового, а в том, чтобы научиться просто смотреть на то, что не является объектом созерцания, а предшествует ему; является не идеей, а тем, что этой идее предшествует. Даосский философ IV века до нашей эры Чжуан-цзы говорит о медитации следующее, вкладывая свои слова в уста Конфуция и его ученика Янь Хуэя, персонажей своего философского трактата:

«Янь Хуэй: Я отринул тело и отбросил рассудок. Уйдя от телесной оболочки и освободившись от знаний, я стал единым с Великим Круговоротом. Вот что такое «пребывать в забытьи».

Конфуций: Если ты стал единым, нет места пристрастию, если ты превращаешься, нет места косности. Это ли не мудрость! Сделай единой свою волю. Слушай не ушами, а сердцем. Слушай не сердцем, а жизненными токами. Пусть уши остановятся на слышанном, а сознание удовлетворится сознаваемым. Пусть жизненные силы в тебе будут пусты и непроизвольно откликаются внешним вещам. Только дао собирается в пустоте. Пустота и есть пост разума.

После комплекса этих упражнений можно попрактиковаться в концентрации сознания на области солнечного сплетения. Техника этого упражнения