Сохранение жизненной силы

Исторически мужская сексуальность рассматривалась в двух аспектах – как моральная проблема и физическое явление. В моральном плане речь идет о страсти и похоти, совращении и покорении, отсутствии сдерживающих факторов и слабости. Физическое ее проявление определяется двумя основными составляющими – половым членом и спермой, выполняющими функцию семяизвержения при оплодотворении, удовольствии от удовлетворения и онанизме.

Что представляет собой сперма? В древние времена китайцы, индийцы и греки определяли ее как основную сущность, или гумор[486]. Греческие доктора уточнили это определение и учили, что сперма, желудочный сок и лимфа относятся к категории жидкостей, отличающихся от крови, слизи, желтой и черной желчи, и что хорошее здоровье зависит от должного равновесия всех этих элементов.

Гиппократ, великий авторитет в области медицины[487], поддерживал сексуальные ограничения, но не воздержание, и учил, что целомудренные женщины очень страдают, поскольку их чрева, сухие от отсутствия спермы, неустанно перемещаются в их телах. Когда к одному врачу, последователю Гиппократа, пришла женщина с симптомами истерии, он первым делом обследовал ее гениталии, полагая, что причина болезни заключалась в том, что ее «блуждающее» чрево так протестовало против отсутствия половой жизни. Врач рекомендовал пациентке заниматься половой жизнью и забеременеть.

Гиппократ описывал и другое женское медицинское состояние – закупорку менструальной крови, что вызывало умопомешательство и мысли о самоубийстве, поскольку она давила на сердце, центр сознания. И в этом случае прописываемым средством был половой акт, причем замужние женщины подтверждали преимущества совокупления, поскольку после него облегчались менструальные боли. Поэтому для женщин сохранение девственности и соблюдение целибата вредно, а половая жизнь полезна.

Относительно мужчин Гиппократ придерживался иного мнения: им он советовал сохранять сперму, которая придавала их телу больше энергии. Половая жизнь, рекомендуемая женщинам, мужчинам наносила ущерб, поскольку лишала их спермы. В качестве предупреждения он рассказывал о слишком активном в сексуальном отношении молодом человеке, который и вправду умер, сойдя с ума, после простого желудочного расстройства, развившегося в смертельную болезнь из-за того, что он чрезвычайно ослабил свое тело, безрассудно истощая запасы спермы.

Практическое значение этого не вполне ясно, поскольку то, что было благотворно для женщин, могло причинять вред мужчинам. На деле медицинская мудрость Гиппократа лишь отражала пренебрежительное отношение греков к женщинам как к неким чужеродным созданиям, которым требуется приручение – брак и материнство, стоящими выше их по положению в обществе мужчинами. На практике такая дихотомия реальной проблемы не представляла. Главным приоритетом было здоровье мужчин, поэтому мужчины вступали в сексуальные отношения или соблюдали целибат на основании своих собственных потребностей и представлений. Если они приходили к выводу о том, что сексуальные отношения – семяизвержение – оказывали благоприятное воздействие на их здоровье, они в них вступали. Если же мужчины были больше заинтересованы в сохранении спермы, что помогало им накапливать силы, они предпочитали соблюдение целибата.

В «науке» настолько укоренилось мнение о связи целибата со спермой, что противоречивые точки зрения на целибат (обычно краткосрочный) могли привести к подмене воздержания потворством своим желаниям. Таким образом, целибат представлял собой лишь еще одно средство, подобное диете, упражнениям, массажу и приему ванн, для улучшения самочувствия людей, фанатично одержимых проблемой собственного здоровья.

С начала II в. в работах ведущих врачей постепенно все большую роль начинает играть аскетизм. Гален, великий римский врач, живший во II в., и сменивший Гиппократа как медицинское светило, а также Соран, личный врач императора Адриана, пришли к выводам, противоречившим предшествующей медицинской мудрости. Личным предпочтением Галена была девственность как для мужчин, так и для женщин, однако как врача его беспокоили расстройства, которые может вызвать соблюдение целибата. Например, избыток спермы, как и гниющий мусор, мог вызвать такие проблемы, как духовная или эмоциональная апатия, лень и равнодушие. Какое лечение он предлагал? Половую жизнь. Этот совет в той же степени относился и к женщинам, поскольку Гален считал, что они тоже вырабатывают сперму. Однако он предупреждал, что сексуальные отношения утомительны, поскольку сперма состоит из пневмы, или жизненного духа, и оргазмов, согревающих кровь, что подрывает здоровье человека. Так, например, молодые люди, которые чрезмерно увлекаются сексом, иссушают свои тела, и им требуется увлажнение. С точки зрения Галена, сексуальные отношения как рутинная тяжелая работа были альтернативой целомудренной заботе о здоровье. При этом следовало придерживаться таких принципов, как уравновешенность и чрезвычайная умеренность.

Соран тоже отошел от прежних взглядов. В работе «Гинекология» он заявил, что здоровье женщин, всю жизнь хранящих девственность, лучше, чем у матерей, и что половой акт вреден как для мужчин, так и для женщин. Соран доказывал, что девственницы, не знающие полового влечения, не страдают от его разрушительного действия. С другой стороны, его очевидными жертвами являются любовники, потому что они часто бывают бледными, худыми и слабыми. Девственники также сохраняют сперму и за счет этого становятся сильнее, поскольку сперма – это живое, питательное вещество. «Хранящие целомудрие мужчины сильнее и крупнее… и здоровье у них лучше… здоровье женщин, хранящих девственность, в целом также бывает лучше»[488]. И поскольку вынашивание детей истощает и ослабляет женщин, девственницы также обладают более крепким здоровьем.

Трактат Сорана стал весомым вкладом в дебаты о физическом воздействии мужского целибата, бушевавшие в первые два века христианства, которые он распространил и на женщин. То обстоятельство, что его восхищенные упоминания о девственницах с прекрасным здоровьем относились только к христианкам и жрицам, включая весталок, свидетельствует о том, что в римскую эпоху женщины и девушки-язычницы не хотели соблюдать целибат и не соблюдали его. Несомненное осуждение им полового акта и идеализация девственности были медицинской интерпретацией аскетического идеала, укоренявшегося в империи наряду с христианством.

Ночные поллюции, непроизвольные семяизвержения во сне, которые так мучили мужчин от Блаженного Августина до Мартина Лютера, также были неотъемлемой частью этой оживленной дискуссии, поскольку извергавшаяся жидкость определялась как сперма. Реакции на это варьировались от полного осуждения до приятия. Соран, например, просто отмечал, что:

в целом, ночные поллюции на начальном этапе не являются болезнью… и возникают от стремления к сексуальному наслаждению… или, с другой стороны, от воздержания или длительного перерыва в половой жизни[489].

Монашеская мудрость (основанная на долгом опыте) сводилась к тому, что два или три ночных семяизвержения в месяц были морально приемлемы, главным образом потому, что представлялись неизбежными. Такой религиозный подход не отражал мысли о ценности спермы как одной из основных жидкостей тела.

Самую странную интерпретацию роли спермы в половом акте дал Блаженный Августин. Через семя Адама, писал он, весь род человеческий унаследовал природу, необратимо опороченную грехом. Каков же механизм этого трагичного всеобщего порока? «Природа спермы, благодаря которой все мы появились на свет». Семя Адамово было «отмечено печатью смерти», и потому каждый человек, родившийся от оплодотворения спермой, изначально заражен грехом[490]. Лишь Христос, зачатый без применения спермы, свободен от греха. По мнению Августина, сперма является передающимся по наследству злом, страшным ядом, заразившим мир со времени грехопадения.

Все эти обсуждения и споры о сексуальности и целибате исходили из того, что сексуальность и целибат основывались на представлениях о сперме как о жизненно важной субстанции. При этом моральные и социальные проблемы (например, развитие отношений) оставались без внимания, и целибат или его противоположность рассматривались исключительно с точки зрения влияния на здоровье, почти так же, как серия упражнений или в чем-то измененная диета. Такое внимание к сперме присуще большинству обществ, оно оказывало огромное влияние на решения мужчин о соблюдении целибата. (Это составляет разительное отличие с современными христианскими дебатами о целибате, в которых с презрением отрицается такой плотский подход, проблема рассматривается исключительно с духовных позиций.)

Спустя более тысячи лет медицинская наука по сравнению с греческими и римскими докторами лишь незначительно продвинулась вперед. Ее основополагающей предпосылкой был тезис о «жизненно важной» или «жизненной» силе – точка зрения, вполне устраивавшая еще Галена, контролирующей человеческий организм и способной объединять или ослаблять отдельные его части. Некоторые мыслители называли эту жизненную силу магнетизмом, электричеством, гальванизмом, животным теплом, нервной энергией или нервной силой, другие предпочитали говорить просто о жизненной силе. Однако сторонников всех этих точек зрения объединяло убеждение в том, что жизненная сила передавала саму жизнь и что ее великим проводником является сексуальная энергия.

Наиболее представительными сторонниками этих двух основных концепций – жизненной силы и электричества – были швейцарский доктор Самюэль Огюст Тиссо и американец Сильвестр Грэм, прославившийся крекерами Грэма[491]. В классическом трактате Тиссо 1758 г. об онанизме, который вдохновлял медицинскую мысль почти до XX в., указывалось, что сперма является естественной, концентрированной жизненной энергией, выделяемой кровью для создания новой жизни. Именно эта концепция нашла отражение во фразе totus homo semen est. Сперма, пояснял Тиссо,

& lt; является& gt; основным эфирным маслом животных жидкостей… ректифицированным спиртом, рассеянным там, где другие гуморы слабы и в определенной степени неэффективны. …Потеря одной унции этого гумора ослабляет больше, чем & lt; утрата& gt; сорока унций крови[492].

С точки зрения его ученика Грэма, широко известной его современникам в 1830-е гг., оргазм рассматривался как высвобождение стремительного потока нервной энергии, похожей на электрическую.

В основе этих двух теорий лежало присущее Гиппократу, Га-лену и греческим философам, в частности Пифагору, основополагающее убеждение в том, что каждое тело обладает лишь определенным запасом жизненной жидкости или энергии и с каждым семяизвержением этот ценный ресурс сокращается. В соответствии с другими подобными теориями, сперма, сохраняемая в целомудренном теле, использовалась повторно, обогащая кровь и восстанавливая функции мозга. Очевидно, что единственным логическим решением в этом плане были сексуальные ограничения, поскольку если сексуально озабоченный мужчина всю свою жизненную силу растрачивал на половые излишества – всегда определявшиеся в удивительно скромных объемах, например, больше чем раз в месяц, – тогда он растрачивал свой жизненный запас, после чего неизменно следовало прогрессирующее и фатальное истощение. (Даже радикальное американское движение за свободную любовь в середине XIX в. рекомендовало делать передышку раз в каждые два года.) Вот почему осуждалась не только половая жизнь, но даже ночные поллюции и мастурбация. Они расточали драгоценные унции спермы, уменьшая ее конечный запас, дарованный каждому мужчине. Как пояснял Грэм,

Природа снабдила нас емкостями для сохранения семенной жидкости, но ее сохранение необходимо для того, чтобы эта оздоровляющая и животворная жидкость могла быть заново использована системой и стать животворящим и дающим силы источником дополнительного физического и интеллектуального могущества [493].

Грэм полагал, что сексуальность обладает не только плохими сторонами. Она просто представляла собой рациональный и, как он полагал, человеческий способ распределения ограниченных ресурсов. Чем безрассудно расточать жизненную силу спермы на несколько мгновений чувственного удовольствия, гораздо лучше направлять ее на то, что канадский историк Майкл Блисс называет «творческое сексуальное подавление». Сперму следует расходовать только на зачатие детей, а остальное надо сохранять как энергию, которая должна быть направлена на достижение более высоких целей в жизни.

Честолюбивых юношей – самую важную целевую группу, побуждали избегать сексуальных отношений, мастурбации и даже ночных поллюций, поскольку это вело к потере «сексуальной жидкости»[494]. (Такой крутой поворот от взглядов, господствовавших в XVIII в., до Тиссо, когда медицина считала оргазм здоровым явлением, а целибат осуждался как болезненное и экстремальное состояние, привел к возникновению Движения за мужскую чистоту, о котором речь пойдет ниже.) Целибат рассматривался не только как моральный выбор, но и как физиологическая необходимость.

В англоязычном мире по другую сторону океана в конце XIX в. споры о сексе, трактовавшие сексуальные отношения скорее как семяизвержения, чем как одно из проявлений любовных чувств, также были облечены в псевдомедицинские термины, произвольно смешанные с моральными сентенциями. Кроме того, они рассматривались в качестве своего рода метафоры современных экономических моделей с позиций концепции «экономии спермы». В качестве атрибута респектабельного джентльмена в моде тогда было целомудрие, причем образцами пожизненного соблюдения целибата считались Джон Локк и Уильям Питт.

Некоторые серьезные авторы медицинских трактатов и сторонники аскетизма утверждали, что даже ночные семяизвержения в чем-то были схожи с осквернением. «Совестливые и порядочные мужчины… смотрите на них как на свидетельства широко распространенной непристойности мысли, от которой они должны излечиться», – заявлял сэр Джеймс Пэйджет[495]. Известный врач Т. Л. Николз внес лепту в чувство вины тех мужчин, у которых часто бывают ночные семяизвержения, утверждая, что их эротические сны являются проявлением порока, в девяноста процентах случаев связанного с мастурбацией. «Этот порок доводит до самоубийства сотни молодых людей», – отмечал он, наверняка с чувством мрачного удовлетворения.

Мужчина, обладающий обостренным чувством справедливости и долга, требующего от него воздерживаться от сладострастия и сохранять непорочность разума и тела, как и целомудрие всех женщин, будет следовать этим принципам даже во сне[496].

Такой тип целомудрия соблюдать было почти невозможно, даже мужчинам, стремившимся соответствовать высоким моральным принципам. Попытка увязать мораль с чисто механическим процессом вела к принижению ее значения и – что было еще хуже – делала ее смешной, когда, например, решительные или нервные молодые люди пытались воспрепятствовать неконтролируемым процессам, происходившим с ними во сне, обвязывая половые члены веревками, чтобы не допустить непроизвольной эрекции.

Респектабельных джентльменов поощряли соблюдать режим, который никак нельзя было назвать аскетическим. Доктор Уильям Эктон, британский пропагандист идеала респектабельного целомудрия, рекомендовал ежедневно принимать ванны, спать на жесткой постели, соблюдать умеренную диету без алкоголя, заниматься интеллектуальным стимулированием, религиозными исследованиями и большое внимание уделять физическим упражнениям. Последняя его рекомендация была с энтузиазмом включена в школьную программу и в лучшем виде представлена как «мускульное христианство».

На позднем этапе викторианского периода в истории Англии сторонники респектабельного джентльменского целомудрия разработали не имеющее отношения к медицине его рациональное обоснование, основанное на экономической модели того времени. Они исходили из общей идеализации самоконтроля во всех сферах жизни и доказывали, что, как и налоговая умеренность, сексуальное воздержание является благом и его можно достичь благодаря самоконтролю и сублимации, предпочтительно за счет рационального использования времени. Результатом соблюдения такого рода целибата должно было стать накопление капитала. С другой стороны, невоздержанность была злом, она вела к заключению слишком ранних браков и нищете.

Из этих положений следовало, что соблюдение целибата – до приемлемо позднего вступления в брак, после того, как было накоплено достаточно средств, чтобы купить приличный дом, – должно было стать интегральной частью образа жизни английского индустриального общества. В конце концов, разве не были сексуальное воздержание и трудолюбие связаны как ценности единой системы? Ведь говоря об индивидуально ограниченном запасе спермы, можно было прийти к выводу о том, что та же хваленая бережливость, создавшая британскую промышленную империю, позволила бы стабилизировать общество в случае рождения меньшего числа людей, которые становились бы достойными гражданами.

В более провинциальной, сельской версии взгляда на экономию спермы она называлась семенем – так к ней применялось образное выражение, присущее аграрным библейским временам. Однако сперма как семя имела совсем иное значение, чем сперма как ограниченная биологическая сила. Если семена не посеять, они сгниют, и бедные землепашцы проводили здесь аналогию со спермой, становившейся бесполезной, если она не была использована. Более того, если семя не пустило корни и не проросло, оно оставалось таким же бесполезным. Поэтому сельские мужчины обычно женились на уже беременных от них женщинах. Экономия спермы, за которую ратовали некоторые представители среднего класса, была бессмысленна с точки зрения работников и фермеров, веривших в раздутые от их семени животы жен[497].

Различные общественные движения возникали и действовали в ответ на настоятельные призывы к обращению в новую веру таких деятелей, как Сильвестр Грэм и его красноречивые сторонники в Северной Америке, в Европе и в Индии с ее собственной строгой и сложной системой сохранения спермы – брахмачарьей. На протяжении десятилетий развивалось «Движение за мужскую чистоту», пока не подошло к закономерному завершению, как и отпущенный природой запас спермы, который раньше или позже также подходит к истощению.

Дэви Крокетт и «Движение за мужскую чистоту»

Ах, эта Америка Викторианской эпохи, как же замечательно и витиевато ты внушаешь подавление сексуальных желаний! Причем на этот раз целями внушения являются не столько его обычные жертвы – женщины в шелестящих юбках, которые если не очень хороши, то очень плохи, – а молодые холостяки. Однако пора переходить к делу. Давайте обратимся к сбившемуся с пути добродетели холостяку до того, как он обретет спасение, и тогда мы его уже не узнаем.

Назовем нашего молодого человека Дэви[498]– ему бы это понравилось, потому что его кумиром был Дэви Крокетт[499]. Наш Дэви хорошо знал своего тезку по «Альманахам» Крокетта. На самом деле его душила зависть, когда он читал печатавшиеся там сентенции, сдобренные небылицами о лукавстве, мошенничестве, распутстве, подвыпившем удальце, сумевшем избежать ремня злого папы и с тех пор жившем в страхе.

Дэви страха не испытывал. Он сбежал с запущенной фермы отца в сельской Новой Англии и обосновался в портовом городе, где надеялся найти покупателей на свои неквалифицированные услуги. Где-то около года в первой половине XIX столетия, до опустошительной Гражданской войны, Дэви перебивался тяжелой работой на фабрике. Он жил в нищенских условиях вместе с несколькими приятелями и по вечерам, когда было противно возвращаться домой, бродил по кривым улочкам в тусклом свете газовых фонарей. Иногда Дэви доводилось ужинать в ресторанах. Блюда ресторанной кухни казались ему слишком острыми и странными на вкус, который он смывал непривычно крепким кофе. Позже, положив в рот порцию жевательного табака, он задумчиво его жевал, сплевывая мокроту далеко на загаженный тротуар, как будто тем самым выражал презрение к своей жизни, которое чувствовал и тогда, когда жил дома и когда думал о перспективах жизни в городе. Если бы у него оставалось достаточно денег, он, может быть, и ответил бы на заигрывание какой-нибудь очень плохой женщины, кто знает? Он даже мог бы без сопротивления поддаться обольстительным увещеваниям этих распутных женщин.

Но к счастью для Дэви, спасение его уже было близко. Отложил бы ты в сторону, молодой человек, свои «Альманахи» и вместо них обратился к более поучительным и нравственным историям. Почему бы тебе не познакомиться с «Лекциями о целомудрии для молодых людей» Сильвестра Грэма? Или с «Советами молодым» доктора С. Б. Вудворда? Или с «Пособием для молодых людей» Уильяма Элкотта?

Грэм, Вудворд и Элкотт входили в число основателей американского «Движения за мужскую чистоту», начало которого восходит к 1830-м гг., когда Дэви и множество подобных ему молодых людей нескончаемым потоком двинулись в города Новой Англии. Беспорядок, аморфность и нараставшие перемены в этой новой Америке ужасали многих юношей[500]. Отцовский контроль над сыновьями утрачивал силу, а с ним теряли влияние уроки дисциплины, мужества, морали и нравственности. Ученичество – традиционная система обучения рабочим навыкам, исчезало. Дэви и его приятели, неквалифицированные, свободные, как перекати-поле, ничем никому не обязанные, которым нечего было терять, представлялись многим горожанам опасной и разгульной городской вольницей. Сторонники «Движения за мужскую чистоту» подозревали, что они – студенты, продавцы, приказчики и ремесленники – еще и мастурбировали.

«Движение за мужскую чистоту» не принуждало всех американских мужчин к добрачному целибату, потому что не могло этого обеспечить. Тем не менее оно на многих оказало влияние – на скольких именно, мы не узнаем никогда, – и представляло собой единственное скоординированное движение в защиту целомудрия, нацеленное исключительно на холостяков. Аналогичное движение, связанное с женщинами, проповедовало непорочность наряду с набожностью, смирением и приверженностью к семейной жизни, когда половой акт мог преследовать достижение лишь одной цели – материнства, естественно, только после вступления в брак. Непорочные женщины заслуживали непорочных мужчин, которых пытались создать реформаторы.

Пропагандисты «Движения за мужскую чистоту» призывали к умеренности, вегетарианскому питанию, моральному совершенствованию и соблюдению целомудрия до вступления в брак. Алкоголь и жирная, острая пища слишком возбуждали и вели к усилению чувственности, а чувственность, нередко удовлетворяемая самостоятельно, развращала, вызывала психические заболевания, пороки и упадок всего общества.

Особый ужас вызывали мужские оргазмы, «судорожные припадки, требующие сладострастного удовлетворения… & lt; вызывающие& gt; сильнейшее возбуждение всей системы, на которую он оказывает влияние. Мозг, сердце, легкие, печень, кожа и другие органы ощущают, что его воздействие обрушивается на них с ураганной силой», – писал Грэм[501]. Если следовать его жуткой точке зрения, еще и земля не только двигалась, она вздымалась и опускалась, как будто вокруг все уничтожал ураган.

Хуже было то, что из-за менструального цикла женщины отданы во власть своих порывов, оказываются не в состоянии противостоять домогательствам мужчин. Поэтому борьба женщин с самими собой заранее обречена на поражение. Вместо этого они могли следовать прямо к источнику решения проблем: к Дэви и ему подобным – тем, кого призывал клич мужского целибата. Частью этого призыва был страх болезни и помешательства, и потому им рекомендовали умеренную диету, «диету, которая лечит секс»: неприправленные овощи, здоровый безвкусный хлеб и печенья, выпеченные из новой муки Грэма, – крекеры Грэма. Кроме того, им предлагали готовые завтраки доктора Джона Харви Келлога из кукурузных хлопьев, которые тогда рекламировались в объявлениях о здоровой пище как средства, подавляющие чувственные порывы, а теперь (более точно) расхваливаемые как полезные добавки для сбалансированного питания и хорошего, ненавязчивого, проверенного временем вкуса[502].

Мастурбация осуждалась целиком и полностью; говорили, что она опасна для тех, кто ею занимается, и вызывает «невыносимые психические и физические проблемы»[503], такие как детский паралич и ревматизм. Она вела к ужасной болезни сперматорее[504], медленно, страшно и неумолимо убивавшей онаниста. Считалось также, что мастурбация вела к гомосексуализму, и действительно, она нередко служила эвфемизмом этого термина. Грэм и другие, например, полагали, что молодые люди, которые показывали друг другу это особое умение, часто становились сексуальными партнерами и отказывались от брака с женщинами.

В литературе Дэви характеризовался как «беспечный, порывистый человек, не желавший прислушиваться к полезным советам»[505]. Если бы он только слушал других! Если бы он только мог осознать опасность и согласиться с тем, что ему следует изменить жизнь и пить меньше кофе, есть меньше острого и прекратить заниматься гомосексуализмом! С опасного подросткового возраста ему надо было в течение пятнадцати лет, соблюдая целибат, по-христиански ухаживать за своей избранницей, готовясь к вступлению в брак. А когда, в конце концов, он женился бы на своей фригидной, очень хорошей супруге, они могли бы заниматься с ней половой жизнью где-то двенадцать раз в год. При более частых эякуляциях перед ним возникал риск ранней смерти, поскольку каждая унция потраченной спермы равнялась четырем унциям (на тридцать шесть меньше, чем сорок, как писал об этом соотношении Тиссо) драгоценной крови. Такую норму – близость примерно раз в месяц, нельзя было считать лишением, потому что супружеские сексуальные отношения становились скучными после того, как муж и жена «хорошо узнавали тела друг друга, и их известные части больше не возбуждали порочное воображение»[506].

Американское «Движение за мужскую чистоту» развивалось на протяжении десятилетий, обращая в свою веру отдельных холостяков, гораздо больше родителей, многих других сторонников и некоторое число врачей. К концу 1860-х гг., когда наш Дэви милостью Божией выжил бы в Гражданской войне, стал женатым человеком и внимательно следил бы за своим семенем, движение достигло апогея, а молодых людей все еще поощряли сохранять сперму. Покинув свой строгий дом, Дэви II слышал эти призывы очень редко. А Дэви III и даже IV и V вполне могли быть обращены вновь, если бы стали бойскаутами и усвоили содержание скаутских брошюр, в которых поощрялся целибат и резко критиковалась мастурбация.

«Движение за мужскую чистоту»[507]наложило заметный идеологический отпечаток на всю структуру американского общества, который сказывается и по сей день. Его страстный запал и авторитарный тон привлекали многих людей. Престиж многих его сторонников и временная поддержка значительной частью медицинского сообщества обеспечили ему популярность. Христианская основа движения и его строгие требования безгрешной жизни привлекали тех, кто пострадал от бурных перемен, потрясавших Америку. Полтора столетия спустя отзвуки этих призывов прозвучали в повестке дня таких движений, как «Моральное большинство», «Те, кто держит слово» и «Истинная любовь ждет».