Личности

Обратимся теперь к механизму роста. Существует ли определенный ритм его? Признаками роста являются, как мы определили, прогрессирующее упрощение, этерификация, трансференция [прим76] действия и самодетерминация. Все они тесно связаны между собой, однако есть ли среди них такой признак, который мог бы быть наиболее очевидным логическим основанием для построения схемы роста?

Наиболее конструктивным признаком является трансференция действия. Чтобы феномен трансференции действия имел место, необходимо, чтобы в индивидуальной или коллективной биографии, в которой будет совершен творческий акт ответа на брошенный вызов, существовал аналог такой трансференции. И этим реальным аналогом является движение ухода и последующего возврата. Уход‑ и‑ Возврат, таким образом, можно рассматривать как «двухтактный» ритм творческих актов, составляющих процесс роста.

Схема Ухода‑ и‑ Возврата подтверждается множеством исторических примеров.

Большинство биографий общепризнанных творческих личностей дает яркие свидетельства действия Ухода‑ и‑ Возврата – Павел Тарсийский жил в тот период истории сирийского общества, когда вызов, брошенный ему со стороны эллинизма, достиг апогея. Первоначально, будучи членом ортодоксальной еврейской общины, он преследовал христиан. Однако после паломничества в Дамаск и трехлетнего отшельничества в Аравийской пустыне он заявил о себе не только как ревностный поборник христианства, но и как «апостол язычников» [387].

Жизнь Бенедикта Нурсийского (480‑ 543) совпала с предсмертной агонией эллинистического общества. Юношей, прибыв из Умбрии в Рим, чтобы получить традиционное для представителей состоятельных классов гуманитарное образование, он скоро восстал против столичной жизни и удалился в пустыню. В течение трех лет жил он в полном одиночестве, однако поворотным пунктом в его судьбе стало возвращение в общество по достижении совершеннолетия, когда он встал во главе монашеской общины. Святой Бенедикт создал новую систему образования взамен старомодной, отвергнутой им еще в детстве [388]. Община бенедиктинцев стала матерью монастырей, быстро распространившихся по всему западному миру. Монашеский орден св. Бенедикта лег в основу социальной структуры западного христианства, выросший из руин эллинистического мира.

Важнейшей чертой бенедиктинской системы было обязательное предписание заниматься физическим трудом, прежде всего трудом сельскохозяйственным. Движение бенедиктинцев, таким образом, в экономическом плане означало возрождение земледелия в Италии, так и не оправившегося со времен Ганнибала. Бенедиктинский устав сделал то, чего не смогли сделать ни аграрные законы Гракха. ни система алиментаний, поскольку он действовал не сверху вниз в отличие от государственных постановлений, а снизу вверх, возбуждая личную инициативу через религиозный энтузиазм. Благодаря духовному порыву орден бенедиктинцев вызвал экономический подъем не только в Италии, но и во всей средневековой Европе.

Григорий Великий через тридцать лет после смерти св. Бенедикта, получив пост префекта Рима, столкнулся с неразрешимой задачей. Рим 573 г. можно, пожалуй, сравнить с Веной 1920 г. Большой город, бывший в течение длительного времени столицей империи, оказался вдруг отрезанным от своих провинций, лишенным привычных ресурсов. Римский городской рынок был не в состоянии обеспечить нужды паразитическою населения города, веками стекавшегося в него как в столицу империи. Понимание того, что в условиях старого порядка невозможно решить новые проблемы, и сознание собственного бессилия явились, по‑ видимому, основной причиной ухода Григория из мирской жизни через два года после получения поста префекта.

Его уход, как и уход Павла, длился три года. По окончании этого срока он решил проповедовать христианство среди язычников‑ англов и получил на это благословение папы [389]. Успешно продвигаясь по ступеням церковной иерархии (на папском престоле с 590 по 604 г.), он решил три большие задачи: реорганизовал управление церковными владениями в Италии и за рубежом, стал инициатором переговоров между властями Италии и лангобардскими завоевателями, заложил основы новой Римской империи. Новая Римская империя создавалась усилиями миссионеров, а не огнем и мечом.

Сиддхартха Гаутама родился в смутное время. Он был свидетелем того, как разграбили его родной город‑ государство Капилавасту, а родственники его были вырезаны. Гаутама происходил из царского рода племени шакьев. Он родился в тот период, когда аристократическому порядку был брошен вызов со стороны новых социальных сил. Личным ответом Гаутамы был уход из мира, ставшего негостеприимным для аристократов. В течение семи лет он искал просветления с помощью аскезы. Обретя просветление, он вновь возвратился в мир. Узрев свет, он потратил оставшуюся часть жизни на просветление душ учеников своих [390].

Мухаммед, напротив, принадлежал к среде аравийского внешнего пролетариата Римской империи. Он родился в период, когда отношения между Римом и Аравией зашли в тупик. На рубеже VI и VII вв. н.э. культурное воздействие империи на Аравию достигло кульминации. Неизбежно должна была последовать свечная реакция Аравии. Выразителем и носителем этой реакции и стал Мухаммед (570‑ 632).

Для жизни Восточной Римской империи того периода были характерны монотеизм в религии и закон, и порядок в управлении. Мухаммед посвятил свою жизнь перенесению элементов римской государственности на местную почву. Объединив институт власти с религией, он создал теократическое государство ислама. Сила ислама была столь велика, что он не только успешно послужил объединению Аравийского полуострова, но и распространился вскоре от берегов Атлантики до Великой степи.

Деятельность Мухаммеда условно можно разделить на два этана. Примерно на сороковом году жизни Мухаммед увлекся чисто религиозными материями. На втором этапе основную роль стала играть политическая деятельность. Первоначальное обращение Мухаммеда к религии было следствием его возвращения в родные места после пятнадцати лет странствий с торговым караваном между аравийскими оазисами и сирийскими форпостами Римской империи на севере Аравийской степи. Второй этап жизни, политико‑ религиозный, был начат уходом пророка из родного оазиса – Мекки во враждебный оазис Ятриб (ныне Медина). Мухаммед вынужден был покинуть Мекку, спасаясь от преследований. После семилетнего отсутствия (622‑ 629) он вернулся в Мекку не как прощенный изгнанник, но как господин и хозяин половины Аравии.

Макиавелли (1469‑ 1527) был гражданином Флоренции. Ему было двадцать пять лет, когда в 1494 г. Карл VIII перешел Альпы и вторгся в Италию с французской армией. Он был уже достаточно взрослым, чтобы помнить Италию такой, какой она была до вторжения варваров. Он был также достаточно взрослым, чтобы осознать, что полуостров стал ареной борьбы приморских и континентальных государств, покушавшихся на суверенитет итальянских городов‑ государств, некогда славившихся своей независимостью. Удар, направленный против Италии со стороны неитальянских государств, представлял собой вызов, с которым столкнулось поколение Макиавелли. Этот вызов не только требовал нового опыта, но и давал этот опыт.

От природы Макиавелли был наделен незаурядными способностями и склонностью к политике, а жизнь предоставила ему возможность применить эти качества на практике. Его родная Флоренция была одним из влиятельнейших городов‑ государств того времени. Способности Макиавелли были оценены по достоинству, и уже в 1498 г. через четыре года после первого французскою вторжения, он был назначен правительственным секретарем. Круг служебных обязанностей давал ему великолепную возможность получать разнообразную информацию о новых варварских государствах. Четырнадцать лет подобного опыта сделали его, по‑ видимому, самым квалифицированным и искушенным политиком и государственным деятелем Италии. Однако крутой зигзаг флорентийской внутренней политики неожиданно вышвырнул его из системы государственной власти. В 1512 г. он был лишен поста правительственного секретаря, а на следующий год подвергся тюремному заключению и пытке. Чудом, оставшись в живых, он был выпущен из тюрьмы, после чего жил в предместье Флоренции, полностью устранившись от политической и государственной деятельности. Хотя его карьера была кончена, оставались жизнь и творчество.

В письме к своему другу и бывшему коллеге он описывает распорядок своего дня. Гимнастика по утрам, потом занятия сельским хозяйством. Из развлечений – игра с местными крестьянами в трактире в кости. Однако не оставил он ни научных занятий, ни занятий литературным трудом.

В своем ученом трактате «Государь» и многих других трудах Макиавелли вновь и вновь возвращается к проблемам, раздирающим Италию, считая основной ее бедой политическую раздробленность и обосновывая необходимость сильной государственной власти. Макиавелли при любых обстоятельствах не расставался с надеждой, что через творчество он может свою незаурядную энергию, лишенную практического выхода, направить на пользу Италии.

Надеждой этой пронизан его «Государь», но, увы, она не оправдалась. Книга не соответствует цели, которую ставил перед собой автор, но это не значит, что она вовсе не имела политического значения. Это было духовное возвращение Макиавелли в мир, и надо сказать, что воздействие творчества Макиавелли оказалось более значительным, чем его влияние на общество как государственного деятеля.

За два века до Макиавелли тот же город дал миру яркий пример творческого Ухода‑ и‑ Возврата незаурядной Личности. Основной труд своей жизни Данте смог завершить лишь на чужбине, принужденный покинуть родной город. Во Флоренции была любимая Беатриче. Во Флоренции она и умерла на его глазах. Во Флоренции он стал заниматься политикой. Флоренция же и приговорила его к вечному изгнанию. Однако, потеряв флорентийское гражданство, он приобрел гражданство более высокого порядка. Мир политики лишился гения, но сфера духа обогатилась его «Божественной комедией».