СТРАТИМ-ПТИЦА

Крылат-камень

В давние времена шла морем ладья на Соловки из Архангельска. И вдруг средь ясного дня налетела буря великая. Потемнело все кругом, ветер ревет, волны ладью заливают. И тут явилась над волнами Стратим-птица и воскричала:

— Выбирайте мне по жребию одного корабельщика в жертву!

А в ладье той несколько воинов плыли в Кемский острог. Один отчаянный был храбрец, настоящий сорвиголова. Крикнул он в ответ Стратим-птице:

— Пусть все погибнем, но тебе не поддадимся. Сгинь, нечисть поганая! — и уж лук боевой натянул, чтобы птицу лютую стрелить.

Но тут поднялась из моря смертная волна выше лесу стоячего, какой даже кормщик бывалый в жизни своей не видывал, а только слыхал про нее от стариков. Сразу смекнул: спасенья от смертной волны никому не будет.

И в этот миг сын кормщика, отрок Ждан, немой от рождения, вдруг прыгнул за борт в ледяную воду, а она в Белом море всегда ледяная…

Тотчас утихла буря, улеглись волны. Но сколько ни вглядывались люди, ни Ждана в воде, ни Стратим-птицы в небесах так и не заметили.

Прошли годы. И вот нежданно-негаданно объявился в родной Кеми безвестно сгинувший Ждан, но уже не отрок немотствующий, а парень на загляденье: статный, кудрявый, звонкоголосый. Мать его сразу признала по родинке на щеке и по шраму на левой руке.

Стали спрашивать родственники и знакомые, из каких краев явился, где запропастился на столько лет. На все вопросы только улыбался Ждан загадочно да в небеса перстом указывал. Порешили люди, что он малость умом тронулся.

Стал Ждан в праздники да свадьбы по деревням хаживать, на гуслях звонкоголосых наигрывать, сказки да былины сказывать. И про Алатырь-камень, и про Ирий-сад, и про водяных-домовых, и про птицедев прекрасных, кои зовутся Алконост, Гамаюн да Сирин. Только про Стратим-птицу ничего не сказал и не спел, сколько его ни упрашивали!

С тех пор и повелись на Беломорье сказители, былинщики и песнопевцы под гусельные звоны. Но всякий такой краснослов ходил на выучку к Ждану, потому что был он лучшим из лучших.

И вот что еще чудно было: так и не подыскал себе Ждан невесту. Многие девицы по нему вздыхали, кое-кто из вдовушек нарожали от него детишек, таких же кудрявых да синеглазых, но до скончания дней так и остался он холостяком.

А за два года до упокоения своего нанял Ждан целую артель каменотесов, и принялись они на Трехгорбом острове камень преогромный обтесывать, пока не явилась взору птица диковинная с головой девичьей. Там, у подножия каменной птицы, и схоронили Ждана по его последней воле, но слишком много лет прошло с тех пор, от могилы небось и следа не осталось. Унес Ждан с собой загадку Стратим-птицы, пощадившей его юность и красоту. А птица та каменная, сотворенная по воле сказителя Ждана, в народе зовется Крылат-камень.

Стародавние сказания утверждают, что Стратим-птица — прародительница всех птиц — живет на море-океане, подобно Алконосту.

Когда кричит Стратим-птица, подымается страшная буря. И даже если всего лишь поведет она крылом, море волнуется, колышется.

СОКОЛ

Финист Ясный Сокол

Было у купца три дочери. Поехал он раз на ярмарку, спрашивает, кому чего привезти в подарок. Две старшие попросили платков да платьев, а младшая, Марьюшка, говорит:

— Привези мне, батюшка, перышко Финиста Ясна Сокола.

Вот приехал он домой, младшая дочь от радости сама не своя. Чуть начали старшие сестры обновки примерять, она побежала к себе в горницу, бросила перышко об пол — и тотчас влетел в окно сизокрылый сокол, явился к ней красавец молодой, ненаглядный возлюбленный Финист Ясный Сокол. И прилетал он к ней всякую ночь, а утром улетал во чисто поле.

Как-то раз услышали сестры в светелке Марьюшки разговоры поздние, подглядели в щелочку — и едва не обмерли от зависти. Заманили они Марьюшку в погреб, да и заперли, а окошко ее заколотили и еще ножей острых навтыкали. Прилетел сокол, бился, бился, всю грудь изранил, а потом вскричал:

— Прощай, красна девица! Коли захочешь меня снова увидать, иди в тридевятое царство, не прежде найдешь, пока три года не минуют, пока не истопчешь трех пар железных башмаков, трех платьев железных не износишь да трех посохов не притупишь железных.

И улетел. В ту же ночь, никому не сказавшись, ушла Марьюшка из дому. Сковал ей кузнец платье железное, да башмаки, да посох, и отправилась она в странствие.

Вот минуло три года ее странствий, справа железная вся сносилась. Приходит Марьюшка в какой-то город, а там королева к свадьбе готовится, а жених ее — Финист Ясный Сокол. Нанялась Марьюшка посудомойкою во дворец и, выждав время, вошла в покои Финиста. А тот спит непробудным сном. Заплакала она в голос:

— Милый ты мой, я к тебе шла три года, а ты спишь и не знаешь ничего! Сколько ни причитывала, спит он, не слышит, но вот упала горючая слеза ему на плечо — пробудился Финист Ясный Сокол, открыл глаза да так и ахнул:

— Ты пришла, моя ненаглядная! А я уж думал, ввек не увидимся. Околдовала меня ведьма-королевна, я про тебя и забыл, зато теперь ввек не забуду.

Подхватил Марьюшку на руки и вылетел вместе с ней в окошко — только их и видели. Прилетели на святую Русь, явились к Марьюшкиному отцу, в ноги кинулись — тот благословил молодых, ну а потом свадьбу сыграли. Жили Марьюшка и Финист Ясный Сокол долго и счастливо, да говорят, что и теперь живут.

Сокол пользовался в русских песнях и сказках большим почетом. Его называли в древние времена не иначе как «млад ясен сокол», величая этим же именем и красавцев добрых молодцев.

Сокол считался воплощением небесных стихий. Он боевит, победоносен, неотразим в сражениях. Эта птица быстра, как свет или молния. Чародей-богатырь Волх Всеславич, охотясь, обращался в сокола.

СОЛНЦЕ

Легкокрылая ладья

Жила-была одна девушка, которая любила Солнце. Каждое утро она выбегала из дому, взбиралась на крышу и простирала руки навстречу восходящему светилу.

— Здравствуй, мой прекрасный возлюбленный! — кричала она, и когда первые лучи касались ее лица, она счастливо смеялась, словно невеста, которая ощутила поцелуй жениха.

Весь день она поглядывала на Солнце, улыбаясь ему, а когда светило уходило на закат, девушка чувствовала себя такой несчастной, что ночь казалась ей бесконечной.

И вот однажды случилось так, что небо надолго заволокло тучами и воцарилась по всей земле промозглая сырость. Не видя светлого лика своего возлюбленного, девушка задыхалась от тоски и горя и чахла, словно от тяжелой болезни. Наконец она не выдержала и отправилась в те края, откуда восходит Солнце, потому что не могла больше жить без него.

Долго ли, коротко ли шла она, но вот пришла на край земли, на берег моря-Океана, как раз туда, где живет Солнце.

Словно услышав ее мольбы, ветер развеял тяжелые тучи и легкие облака, и голубое небо ожидало появления светила. И вот показалось золотистое свечение, которое с каждым мгновением становилось все ярче и ярче.

Девушка поняла, что сейчас появится ее возлюбленный, и прижала руки к сердцу. Наконец она увидела легкокрылую ладью, запряженную золотыми лебедями. А в ней стоял невиданный красавец, и лицо его сверкало так, что последние остатки тумана вокруг исчезли, словно снег по весне. Увидев любимый лик, девушка радостно вскрикнула — и тотчас сердце ее разорвалось, не выдержав счастья. Она упала на землю, и Солнце на один миг задержало на ней свой сияющий взор. Оно узнало ту самую девушку, которая всегда приветствовала его приход и выкликала слова жаркой любви.

«Неужели я никогда больше не увижу ее? — тоскливо подумало Солнце. — Нет, я хочу всегда видеть ее лик, обращенный ко мне!»

И в ту же минуту девушка превратилась в цветок, который всегда с любовью поворачивается вслед за солнцем. Он так и называется — подсолнечник, солнечный цветок.

Солнце, месяц и звезды были первыми божествами древних славян.

Обожествление солнца засвидетельствовано многими преданиями. Исчезающее вечером, как бы одолеваемое рукою смерти, оно постоянно, каждое утро снова является во всем блеске и торжественном величии, что и возбудило мысль о солнце как о существе неувядаемом, бессмертном, божественном. Как светило вечно чистое, ослепительное в своем сиянии, пробуждающее земную жизнь, солнце почиталось божеством благим, милосердным; имя его сделалось синонимом счастья.

В народных сказках к солнцу, месяцу и звездам обращаются герои в трудных случаях жизни, и божество дня, сострадая несчастью, помогает им. Вместе с этим солнце является и карателем всякого зла, то есть, по первоначальному воззрению, — карателем нечистой силы, мрака и холода, а потом и нравственного зла — неправды и нечестия.

Губительное действие зноя приписывалось гневу раздраженного божества, наказующего смертных своими огненными стрелами — жгучими лучами. Выражение «воспылать гневом» указывает, что чувство это уподоблялось пламени. Вот почему возникали клятвы, призывающие на голову виновного или супротивника карающую силу солнца.

Обоготворение светил и ожидание от них даров плодородия, ниспосылаемого небом, влекли простодушных пахарей и пастухов древнейшей эпохи к усиленным наблюдениям за ними. Изменения или фазы луны уже в глубочайшей древности должны были обратить на себя особенное внимание, и так как по ним гораздо легче и сподручнее было считать время, чем по солнцу, то естественно, что первоначальный год был лунный, состоящий из тринадцати месяцев; недели и месяцы определялись лунными фазами: самое слово это убедительно доказывает, что луна служила издревле для измерения времени, была золотой стрелкою на темном циферблате неба. Русские поселяне узнавали время ночи по течению звезд, преимущественно по Большой Медведице, и создавали себе много разных замечаний о погоде и урожаях по сиянию звезд и месяца.

Солнце и Месяц были представлены в родственной связи — или как сестра и брат, или как супруги.

Олицетворяя Солнце в женском образе, русское поверье говорит, что в декабре, при повороте на лето, оно наряжается в праздничный сарафан и кокошник и едет в теплые страны, а на Иванов день (24 июня/7 июля) Солнце выплывает из своего чертога на встречу к своему супругу Месяцу, пляшет и рассыпает по небу огненные лучи: этот день полного развития творческих сил летней природы представляется как бы днем брачного союза между Солнцем и Месяцем.

По народному поверью, Солнце и Месяц с первых морозных дней (с началом зимы, убивающей земное плодородие и, так сказать, расторгающей их брачный союз) расходятся в разные стороны и с той поры не встречаются друг с другом до самой весны; Солнце не знает, где живет и что делает Месяц, а он ничего не ведает про Солнце. Весною же они встречаются и долго рассказывают друг другу о своем житье-бытье, где были, что видели и что делали. При этой встрече случается, что у них доходит до ссоры, которая всегда заканчивается землетрясением. Народные сказания называют Месяц гордым, задорным и обвиняют его как зачинщика ссоры. Встречи между Солнцем и Месяцем бывают поэтому и добрые, и худые; первые обозначаются ясными, светлыми днями, а последние — туманными и пасмурными. Когда неверный супруг начал ухаживать за румяной Денницею, богиня Солнце выхватила меч и рассекла лик Месяца пополам…

По славянским преданиям, от божественной четы Солнца и Месяца родились звезды. Эти родственные отношения не были твердо установлены; они менялись вместе с теми поэтическими воззрениями, под влиянием которых возникали в уме человека. Названия, придаваемые Месяцу и звездам, так же колебались между мужским и женским родом, как и названия Солнца.

Как Месяц представляется мужем богини Солнце, так Луна, согласно с женскою формою этого слова, есть Солнцева супруга — жена Дажьбога. «Солнце — князь, Луна — княгиня», — такова народная поговорка, уподобляющая светила новобрачным супругам.

Солнце постоянно совершает свои обороты: озаряя землю днем, оставляет ее ночью во мраке; согревая весною и летом, покидает ее во власть холоду в осенние и зимние месяцы. «Где же бывает оно ночью? — спрашивал себя древний человек. — Куда скрываются его животворные лучи в зимнюю половину года?» Фантазия людская творит для него священное жилище, где божество это устраивается после дневных трудов и где скрывает свою благодатную силу зимою. По общеславянским преданиям, благотворное светило дня, красное Солнце, обитает на востоке — в стране вечного лета и плодородия, откуда разносятся весною семена по всей земле; там высится его золотой дворец, оттуда выезжает оно поутру на своей светозарной колеснице, запряженной белыми огнедышащими лошадьми, и совершает свой обычный путь по небесному своду.

Сербы представляют Солнце молодым и красивым юнаком; по их сказаниям, царь Солнце восседает на златотканом, пурпурном престоле, а подле него стоят две девы — Заря Утренняя и Заря Вечерняя, семь судей (планеты) и семь вестников, летающих по свету в образах «хвостатых звезд»; тут же и лысый дядя его — старый Месяц.

В наших сказках царь Солнце владеет двенадцатью царствами (указание на двенадцать месяцев в году или на двенадцать знаков зодиака); сам он живет в солнце, а сыновья его в звездах; всем им прислуживают Солнцевы девы, умывают их, убирают и поют им песни. Солнцевы девы умывают Солнце и расчесывают его золотые кудри (лучи), то есть разгоняя тучи и проливая дождь, они прочищают лик дневного светила, дают ему ясность. Тот же смысл заключается и в предании, что они метут двор Месяца, то есть разметают вихрем потемняющие его облака. Обладая бессмертным напитком (живою водою дождя), солнцевы девы сами представляются вечно прекрасными и никогда не стареющими.

Существует предание: когда Солнце готово выйти из своих чертогов, чтобы совершить дневную прогулку по белу свету, вся нечистая сила собирается и выжидает его появление, надеясь захватить божество небесного огня и умертвить его. Но при одном приближении Солнца нечисть разбегается, чувствуя свое бессилие.

СТРИБОГ

На Свистун-горе

Однажды ночью налетел на деревню бурный ветер с восточной стороны, крыши с домов снес, хлеба желтеющие побил, мельницу порушил ветряную. Утром подсчитали мужики убыток, почесали затылки, покряхтели… Делать нечего — надо урон восполнять. Засучили рукава — и за работу. А один — шорник Вавила, он по части упряжи большой был мастак, — до того обиделся на ветер, что решил найти на него управу. И нигде иначе, как у верховного владыки всех ветров.

В тот же день выковал Вавила у кузнеца башмаки железные, вырезал клюку дубовую — от зверей отбиваться, положил в котомку нехитрую снедь и пустился в путь-дорогу. Старик-мельник (все они, мельники, говорят, колдуны!) подсказал ему, где искать Стрибога: за горами, за долами, на Свистун-горе.

Целый год шел Вавила — уж и башмаки железные поизносил! — пока не взошел на Свистун-гору. Видит, сидит на камне седой крылатый старец-исполин, дует в рог золоченый, а над головой старца орел парит. Вот он, Стрибог!

Поклонился Вавила в ноги Стибогу, о своей беде поведал.

Выслушал бог, брови нахмурил и трижды протрубил в рог. Тотчас предстал пред ним крылатый великан в зеленых одеждах и с гуслями в руках.

— А ну-ка повтори свою жалобу на ветра Восточного! — приказал Стрибог Вавиле.

Тот все повторил слово в слово.

— Что скажешь? Чем оправдаешься? — грозно поглядел верховный бог на бесчинника. — Разве я учил тебя деревни разорять? Ответствуй, буян!

— Вина моя невелика, о Стрибоже, — молвил тот. — Рассуди сам. В других деревнях меня и в песнях славят, и Ветром-Ветрилою, и Ветром Ветровичем величают, кашку и блины выставляют мне на крыши, бросают с мельницы горстями муку, дабы я крылья мельничные вздымал. А в их деревне, — он указал перстом на Вавилу, — и плюют встречь меня, и злые наговоры по мне пускают, портят людей и скотину, а народ клянет меня, безвинного, на чем свет стоит: дескать, это я нанес ветром хворь-поветрие. Рыбаки там на воде свистят по ветер и накликают бурю. Долго терпел я всяческие обиды, но наконец терпенье мое лопнуло, когда разорили юнцы муравейник, палками его разметали по ветру, а вечером принялись старый веник жечь да искрами на ветру любоваться. А ведь этакое бесчинство старыми людьми от веку заповедано. И я не вынес обиды… Прости меня, Стрибог!

Помолчал, поразмыслил крылатый старец-исполин, да и говорит:

— Слышал, человече? Ступай назад, перескажи ответ Восточного ветра своим неразумным собратьям. Впрочем, нет: ноги в долгом пути собьешь, вон, башмаки-то железные уж продырявил. Сей же час обидчик вашей деревни отнесет тебя в родные края. Надеюсь, впредь вы с ним поладите. Прощай!

…На восходе солнечном косари в Ярилиной долине увидали диво дивное: мужик по небу летит! Пригляделись — да ведь это шорник Вавила к ним спускается, словно бы на невидимом ковре-самолете!

Стал Вавила на траву, поклонился в пояс кому-то незримому, а потом рассказал мужикам о своем хождении к Свистун-горе и о справедливом Стрибоге.

С той поры в деревне все крыши целы, хлеба ветром не сбиваемы, а мельница мелет исправно. И такой почет ветрам, как здесь, вряд ли где еще оказывается!

ТРИГЛАВА

Три невесты

Однажды крестьянскому парню привиделся дивный сон: будто оказался он в подводном царстве. Перед ним, среди чудесных растений, сиял как солнце дворец. Рыбы и удивительные морские существа проплывали сквозь его окна и двери, а еще увидел молодец красавицу. Так она полюбилась пареньку, что обещал ей вечную любовь и посулил прислать из родной деревни сватов.

На другую ночь сон повторился, только на сей раз чудо-дворец плыл по воздуху, словно невесомый. Разноцветные птицы выпархивали из его окон, а еще увидал парень в тереме чудо-девицу красоты неописуемой — и пообещал на ней жениться.

Третьей ночью — уже наяву, возвращаясь в родную деревню с рыбалки, — молодец увидал в лесу дворец, весь из самоцветных каменьев. В окне сияло лицо столь прекрасной девы, что парень забыл двух первых невест и вновь заговорил о сватовстве.

Когда дева нежданно-негаданно вышла на крыльцо из своих покоев, легкомысленный молодец едва не утратил дара речи: красавица оказалась трехглавою, и он узнал лица каждой из своих невест.

— Подтверждаешь ли свое обещание, ветреный жених? — спросили головы хором.

— Да, да, подтверждаю! — ответствовал насмерть перепуганный парень. — Подтверждаю — и завтра пришлю сватов. Только какой вам от меня прок: летать я, бескрылый, все равно не научусь, да и под водой жить не могу. Придется мне поселиться с одной из вас в лесу.

Тут три невесты улыбнулись — и все вдруг пропало. Парень снова очутился на знакомой охотничьей тропе. Но с той поры стал ему внятен язык и птиц, и зверей, и рыб. Он прослыл великим мудрецом, прожил долгую счастливую жизнь, не забывая приносить дары загадочной богине Триглаве.

Триглава или Тригла — богиня земли у древних славян. Храмов ее не ставили в городах и селениях, а только посреди чистого поля: ведь не место владычице земли среди человеческих жилищ! Как видно из ее имени, богиня сия трехглава, и три эти главы означают три начала, из которых состоит земной шар: земля, то есть почва, вода и воздух. А еще они обозначали горы, долины и леса.

Также слово Триглава имело несколько иное значение, соответствуя понятию Тримурти в ведической религии и Троице — в христианской. Божества были как бы триединым существом, например, Перун сначала олицетворялся как бог грома и молний, ветра и воды, а потом сохранил за собою только славу громовержца, предоставив владычество над ветрами Стрибогу, а над водяным миром — Морскому Царю и водяным.

Соответствуют друг другу по первоначальным представлениям о плодородной силе Хорс, Ярило и Купало; Дажьбог, Святовид и Солнце.

ХОВАЛА

Волчьей падью, на Стожар-горе

Приехал стрелец из дальних краев наведать свояка, а в деревне бабы голосят.

— О чем печаль? — стрелец спрашивает.

— Да ночью опять, как о прошлогодье, по деревне Ховала бродил со своими слугами — разбойными молодцами. Унесли все, что плохо лежит. Сети рыболовные с шестов для просушки, упряжь конскую, что в конюшню убрать забыли. Мельницу-крупорушку ручную, что в амбар забыли отнести. Телят-жеребят-козлят увели, которых в хлев не заперли. Уволокли все подчистую!

— А каков он, этот Ховала?

— Да старик седобородый с клюкою. На голове корона, вокруг нее двенадцать глаз огненных: ничто от них не скроется.

— Что ж мужики-то ваши деревенские за добро свое не вступились?

— Поди вступись, — свояк отвечает. — Лучами из глаз своих Ховала так ослепит — потом три дня будешь незрячим ходить, молочком козьим глаза протирать. Нет управы на Ховалу, нет. Хоромы его за Волчьей падью, на Стожар-горе. Туда ни пройти, ни проехать. Днем птицы с железными клювами заклевывают неосторожного путника до смерти, ночью волки рыщут, добычу себе кровавую ищут.

— Нам, стрельцам, бояться грех. Ладно, утро вечера мудренее. А к утру приготовь мне, свояк, три дюжины факелов смоляных, да шкуру толстую бычью в чане размочи, да латы железные со шлемом стальным кузнец пусть выкует.

Утром облачился в доспехи стрелец, коня вместо попоны шкурою покрыл.

…Вот подъезжает уже на закате дня к Волчьей пади. А в небесах-то темным-темно от страшных птиц, каких стрелец и видом не видывал. Кричат они, клюют чужаков носами железными, а поделать с ними ничего не могут: конь бычачьей кожей защищен, а на латах и шлеме стрельца клювы ломаются.

Ночь настала. Волки вышли на охоту, глазами люто во тьме сверкают. Поджег стрелец огнивом факел — звери-то и отпрянули: боятся огня, как черт ладана.

Утром добрались до Стожар-горы, тут, у своих хором, встречает их сам Ховала.

— Отдай добро, кое в позавчерашнюю ночь награбил, — говорит стрелец, с коня не сходя. — По-хорошему отдай. Не то саблей порублю, конем потопчу.

Усмехнулся старик, заиграли, зажмурились двенадцать глаз вокруг его короны — и помутился в глазах стрелецких белый свет. А конь рухнул как подкошенный.

Очнулся стрелец в горнице. Поднялся, выглянул в окно — батюшки-светы, на дворе уж осень, листья желтеют. Тут входит в горницу Ховала и говорит с улыбкою:

— Теперь ты понял, гость непрошеныый, каково хозяину честь не оказывать?

— Прости, старче, за горячность. Больно уж людишек жалко мне стало!

— Кого ты жалеешь, лихой молодец, жизнью своей понапрасну рискуя? Нерадивых, да нерачительных, да неосмотрительных, да непамятливых, да нехозяйственных. У хорошего-то хозяина все под присмотром, все под замком. А плохо лежащее — моя добыча. Вот я ее и ховаю, прячу. Так предначертано небесами. Ладно, повинную голову меч не сечет, — сказал Ховала мирно. — Верну пожитки деревенские тебе, храброму стрельцу — лихому молодцу.

Вернулся стрелец в деревню с целым обозом разного добра. А деревенские уж и не чаяли увидеть его живым!

ХОРС

Почему волки на луну воют

Однажды отец свет-небо Сварог собрал всех богов и провозгласил:

— Приносят мне жалобы Святобор, бог лесов, и его жена Зевана, богиня охоты. Оказывается, с недавних лет, когда вольным вожаком стал рыжий волчище Чубарс, его подчиненные вышли из повиновения богам. Волки губят зверей безмерно и понапрасну, режут скот безоглядно, всем скопом стали кидаться на людей. Тем самым нарушается извечный закон равновесия диких сил. Не сумев справиться со смутьянами, Святобор и Зевана взывают ко мне, Сварогу. О боги и богини, напомните, кто из вас может преобращаться в волка?

Тут вперед выступил Хорс — бог лунного света.

— О отец наш Сварог, — молвил Хорс, — я могу обращаться в Белого Волка.

— Раз так, предуказую тебе еще до наступления полуночи навести божественный порядок среди волков. Прощай же!

…Рыжего волчищу Чубарса в окружении множества свирепых собратьев Хорс застал во время пиршества на поляне, залитой лунным светом. Волки пожирали убиенных животных.

Представ перед Чубарсом, Белый Волк сказал:

— От имени бога богов Сварога спрашиваю тебя, вожак: зачем губишь зверье понапрасну и безмерно? На какую потребу режешь скот безоглядно? Для каких надобностей нападаешь даже на людей?

— Затем, что мы, волки и волчицы, должны стать царями природы и установить повсеместно свои нравы, — прорычал Чубарс, разъедая жирный кусище оленины. — А всех, кто посмеет встать на нашем пути, мы будем грызть. Вечно грызть, грызть, грызть!

И тогда Белый Волк вновь преобразился в бога лунного света. Он сказал:

— Да будет так. Желание твое исполнится. Отныне ты будешь вечно грызть — но не живую плоть, а безжизненную Луну.

По мановению руки Хорса от Луны протянулась к земле узкая белая дорожка. Хорс легонечко ударил своим волшебным жезлом с восемью звездами рыжего волчищу Чубарса. Тот съежился, будто шелудивый пес, заскулил жалобно и ступил на лунную дорожку. Она стала укорачиваться, унося смутьяна в небесные выси.

Хорс тут же назначил волкам нового вожака — серого Путяту, и вскоре извечный порядок в лесах восторжествовал.

Но с той поры светлыми ночами волки иногда воют на луну. Они видят на ней изгнанного с земли рыжего волчищу Чубарса, вечно грызущего лунные камни и вечно воющего от тоски. И сами отвечают ему унылым воем, тоскуя по тем временам, когда держали в страхе весь мир.

Хорс — божество света, родственное Дажьбогу. Например, в «Слове о полку Игореве» о князе Всеславе сказано, что он ночью рыскал волком, пробегая из Киева до Тмутаракани прежде Хорса, то есть восхода светозарного Солнца.

Но если Дажьбог — воплощение солнечного сияния, то Хорс — владыка света белого, солнечного или лунного, независимого от источника, противостоящего хаосу, тьме, небытию. Хорс — это небесное око: всезнающее, всеведающее, всеблагое.