Мистер Нет 2 страница

— Все это, конечно, интересно, Сергей Вячеславович. Но я приехал сюда с другим вопросом: меня интересует возможность переноса сознания на другие носители.

— Чиво-о? Вы не сюда должны были ехать, а на Канатчи- кову дачу.

Я расхохотался. Такие ученые мне положительно нравятся. Безжалостен, как самурай!

— С дачей погодим немного. Я вообще противник дач. Я к вам как к мозговеду...

— Да это маразм, типа нейрокомпьютеров! Люди, которые рассуждают о переносе сознания, не имеют даже базовых представлений об устройстве мозга!

Я решительно запротестовал:

— Мозг — материальная структура. А значит, ее можно скопировать, смоделировать. Если у нас есть машина, которая работает на электричестве...

— Это у физиологов мозг работает на электричестве! — Савельев постучал трубкой о пепельницу, как костяшками пальцев о тупую голову. — Они со времен Бехтерева не отличаются интеллектом. Электрические сигналы направляются к мышцам, а содержательная информация передается в мозгу электрохимическим путем, через синапсы. Слабоумные инженеры пытаются смоделировать на компьютере с помощью электросигналов и примитивных процессоров работу мозга! Это даже смешно. Убого и по архитектуре и логике. У мозга есть одно свойство. Каждый нейрон, у которого связей с соседними клетками от десяти тысяч до миллиона, каждый день по нескольку связей разрушает и выстраивает новые. А это значит, что для моделирования мозга человека нам нужно создать компьютер, в котором было бы 150 миллиардов процессоров, а внутрь каждого процессора посадить по китайцу с паяльником - контакты перепаивать. Программно это сделать нельзя.

— Почему?

— Потому что эти связи материальны! Это же физические провода. Раньше не было контакта, а теперь протянули.

— Не будем ничего перепаивать! Возьмем сразу проводов с избытком. Какие-то будем программно включать, какие- то выключать. Виртуально.

— Да, но вот только непонятно, как заранее протянуть все эти провода, поскольку наш «процессор» строит новые связи совершенно непредсказуемо. И куда он кинет провод-

аксон, мы не знаем. Мышление не физиологично, а морфо- генетично. То есть не существует системы устоявшихся связей, по которым все это носится, они образуются каждый раз по-новому. Технически проблема настолько сложна, что я не вижу ее решения в обозримом будущем. Лет через двести, разве что. Мы не доживем. И даже попугай мой не доживет. Когда мне было около тридцати, я специально завел себе попугая, который живет семьдесят лет. Чтобы не я расстраивался, а он... В общем, раньше, чем через три попугая, такой компьютер не будет построен. К тому же есть еще одна проблема: за последние 150 тысяч лет средний вес мозга человека уменьшился на 250 граммов. Мы очень быстро теряем мозги! При таких условиях я сомневаюсь, что через сто лет кто-то еще будет думать о нейрокомпьютерах. Идет самая настоящая деградация, причем с ускоряющимся темпом. Ведь размер мозга четко сцеплен с одаренностью — 75 % талантливых людей имели мозг размером выше среднего. Пока мы конкурировали с неандертальцами, у нас был очень большой мозг — в среднем 1600 граммов. А сейчас в среднем по планете — 1320. А во Франции, например, 1240. Через сотню-другую лет будут люди с мозгом весом 1000 граммов - здоровые, спокойные, они не будут курить, пить, станут вовремя платить налоги и читать простые журналы с цветными картинками.

- Сразу возникает два вопроса. Первый: почему это происходит?

— А вы посмотрите, кого мы вытесняем из сообщества? Две крайности. Асоциальных типов — душегубов всяких, насильников и прочих. В тюрьму их! А что мы делаем с особо умными? То же самое. Их травят с детства. Потому что все выходящее за пределы нормы, должно быть уничтожено - в этом принцип эволюции. У нас существует жесточайший внутренний отбор по индивидуальным особенностям. Поэтому гении, которые выходят за рамки обывательского

подхода к жизни, элиминируются с еще большей интенсивностью, чем отморозки. Поскольку они ярче и непривычнее агрессивных ублюдков. Эволюция жертвует краями. Ей важна сплоченная стая, которая может одолеть врага. Посмотрите на школы самой передовой страны — Америки. Это фабрики усреднения. И результат: Америка уже не воспроизводит математиков и физиков. Она их закупает. Потому что социальная система отторгает гениев. И на бензоколонках оказываются самые умные и самые агрессивные. Системе нужны тупые налогоплательщики. Как только американская машина заработает у нас и у китайцев, уже некому будет воспроизводить гениев.

— Второй вопрос: как эту мозговую деградацию совместить с тем фактом, что прогресс все-таки идет — от каменного топора, с которым кроманьонцы бегали за неандертальцами, до компьютеров и выхода в космос?

— Прогресс идет благодаря большеголовым. Которых остается все меньше и меньше. Гений с большим мозгом может имитировать социальную нормальность. А гений с маленьким мозгом не может. Он ведет себя как гений. И ему еще в шестом классе сломают шею на ледяной горке. И надежды на то, что через сто лет мы успеем решить проблему перехода на новый носитель, нет.

...Меня ответ Савельева на второй вопрос не устроил. Совсем. Он мне показался надуманным. Или непродуманным. Поэтому мне пришлось изобретать свою версию для объяснения этого видимого противоречия. И я от вас эту версию не утаю.

Для начала скажу следующее. Слова профессора о социализированное™, которые он употреблял, говоря об Америке и современном западном мире, я бы дополнил еще словами о социалистичности, то есть еще большей уравнительности, присущей современному обществу. Оно эгалитарно. С одной стороны, это хорошо, поскольку декларирование

равных прав дает всем одинаковое разрешение на соревнование. Не возможности одинаковые, подчеркну, поскольку они не равны изначально - один умный, другой дурак, один получил наследство, другой нет, — а именно юридическое равноправие, то есть допуск к соревнованиям для всех. Раньше его не было. Этот допуск — завоевание великих буржуазных революций... А вот отрицательная черта эгалитарно- сти — это постоянное стремление низкоинтеллектуальных, но обширных (и потому электорально весомых) слоев населения превратить равные возможности в равный результат. Эта социалистачность приводит к прогрессивным налогам, отниманию у хорошо работающих в пользу работающих плохо и к общему угасанию экономики, то есть к старению организма цивилизации. Потенция падает!

Ведь что такое уравниловка? Это социальная энтропия. Которая сама себя подстегивает и раскручивает. Это ведет к стагнации и усреднению людей. К чему рваться и стараться, если и так можно неплохо прожить? К чему уродоваться, если все равно отнимут? Низкая разность экономических потенциалов дает малую скорость развития. Низкая стимуляция не заставляет стараться. Когда страна выдает наибольшее количество ученых, технарей, людей, желающих учиться? Тогда, когда есть стимул учиться! То есть вырваться из деревни. Если видишь, в каких ужасных условиях живут одни люди и в каких прекрасных другие, и при этом понимаешь, что можешь прорваться наверх благодаря талантам, упорству и учебе, — вот тогда система осуществляет сепарцию и возгонку лучших. А коли «у нас всякий труд почетен», коли «мамы всякие нужны, мамы всякие важны», коли официант получает всего лишь чуть-чуть меньше профессора и социально равен ему, какой смысл рвать задницу?

О том, во что превращает детей сюсюкающее и ничего не запрещающее им западное образование и во что превратилось оно само, уже писано-переписано. В те дни, когда я кропал эти строки, Америка обсуждала статью о воспитании детей в «Wall Street Journal», написанную американкой китайского происхождения. Она сравнивает жесткость воспитания китайчат, которых муштруют, как солдатиков, и пытают скрипкой, фортепиано и школьными предметами, с расхлябанным воспитанием белых школьников, которых не просто балуют, а выращивают из них нарциссов. Результат известен: если фирме нужен инженер, математик, финансист или программист, будет нанят китаец, индус или еврей из России.

Одна из американок русского происхождения в ходе обсуждения написала в своем блоге следующее: «Западные воспитатели довели принцип вседозволенности до абсурда. Даже не столько вседозволенности, сколько всего этого сюсюканья о том, что лузеров не бывает, что каждый хорош по-своему, и вообще IQ — это не главное, а призы мы будем давать всем - за участие. Не надо говорить ребенку “нет” и повышать на него голос, а то травма, ути-пуси, на всю жизнь...»

Современное западное «воспитание» с самого детства, как видите, снижает в детях конкурентный потенциал в сторону всеобщей ценности и всеобщего равенства — то есть уводит в сторону от тех ценностей, которые и создали «белый мир». Сейчас эти принципы воспитания перехватили другие. Те же китайцы, у которых воспитание, как видите, совершенно классическое - Чайковский, Бах, математика, физика, балет. Что будет, когда и до разбогатевшего Китая доползет эта расслабляющая зараза, поразившая нынешний Запад, судить не берусь. А это произойдет! Вернее, уже происходит. Третье поколение китайцев, живущих на Западе, уже по сути своей — белые, вся китайскость у них — только снаружи, и они воспитывают своих детей так же хреново.

Видимо, самый высокий стимул у нашего разумного вида был тогда, когда он боролся с другим разумным видом — неандертальцами. Ставка тогда была самой высокой — сохранность вида. Пленных не брали. Вырезали всех по видовому признаку. Самый настоящий геноцид! На который не пожалуешься в международные правозащитные организации. То время прошло.

Да, потом тоже были войны - уже внутривидовые. Но, видимо, эволюция решила, что накал упал, раз виду ничего не грозит, и пошла тенденция к «микроцефализации» — уменьшению мозга. Однако если мозг уменьшался, почему развивался прогресс, требующий умственных усилий? Возможно, за счет роста численности. Количеством брали! Как работал механизм увеличения числа изобретателей и как он влиял на ускорение прогресса, я подробно описал в книге «Кризисы в истории цивилизации». Рост населения — самоподобный нелинейный процесс — всю нашу историю с избытком компенсировал количеством некоторые качественные ухудшения, связанные с уменьшением массы серого вещества. Но теперь мы подошли к критической точке, когда демографический рост в цивилизованных странах сменился убылью населения, что грозит резким замедлением прогресса. Из кого будем гениев набирать, если число людей на планете сократится раз в пять? А если учесть, что комфортные социальные условия демотивируют население, что становятся популярными «пустые» профессии художников, певцов и прочих поэтов да артистов, а количество преобразователей природы падает, потому что осваивать математику и физику трудно...

Все это неутешительно. Вопрос в том, сможем ли мы как- то проскочить этот кризис. Сможет ли нас как разумный вид заменить что-то другое? Искусственный интеллект, например? Но его еще надо создать! А может быть, генная инженерия позволит нам разогнать наш «бортовой компьютер»? Или произойдет слияние возможностей человеческого мозга с электронным?..

Впрочем, в данной книге меня больше интересуют вопросы не цивилизационные, а шкурные. Например, можно ли перенести мое сознание с мозга на другой носитель.

— Сознание перенести нельзя. Никак, — отрубил мозго- вед Савельев.

— Почему? — спросил я и получил самый простой ответ, какой только может быть:

— Потому что оно индивидуально.

Я внимательно посмотрел на Савельева. Увидев мой вопросительный взгляд, Савельев ответил на мой незаданный вопрос своим вопросом:

— Вы же понимаете, что сознание материально?

— Конечно, нет! Оно идеально. В этом-то и проблема! Материальное можно скопировать. Идеальное — копировать нечем. Вот смотрите.

...Я расположил на столе в виде треугольника ложку, кусок сахара и блюдце. Потом переставил эти три предмета в виде линии. И начал объяснять, что во втором случае по сравнению с первым материально в системе ничего не изменилось. Изменилась лишь ее организация, то есть порядок расположения предметов стал разный. Порядок — это информация. Она всегда сидит на материи. А на чем же ей еще сидеть? Информация противоположна хаосу. Но информация — это.... Однако, я не успел объяснить профессору тонкий переход от информации, которая записана у меня в мозгу его материальными структурами, к идеальному Наблюдателю, который ее читает. Потому что Савельев упрямо перебил:

— Сознание матерально! Потому что построено на передаче сигналов между нейронами разными электрохимическими способами. Если отключить вашу голову, передавив сонные артерии, что я могу продемонстрировать довольно легко, через минуту у вас в голове потемнеет, а через шесть минут ваше сознание исчезнет навсегда. А если оно идеальное, оно должно сохраниться.

— Естественно, исчезнет, вы же нарушили мою организацию.

— Ничего не нарушил! Организация вашего мозга ничуть не изменилась! Изменилось только одно — перестали проходить элекрохимические сигналы.

— О! Вы отключили движение в системе. Знаменитый мой пример из книги «Апгрейд обезьяны». Жизнь, или, если хотите, сознание - это ход часов. Куда девается ход часов, когда завод пружины заканчивается?

— Ах, теперь у нас, кроме организации, еще и движение появилось! — съязвил Савельев.

— Разумеется. Часы определенным образом организованы, то есть сделаны, — из шестеренок и прочих штук. И они работают, то есть двигаются. Нарушили работу — нет хода. Перекрыли человеку кислород — нарушили работу мозга. Собственно говоря, я и пришел к вам как к мозговеду, чтобы спросить, с чем в моем мозгу связана моя личность. Этот вопрос в свое время задала мне некая Валерия Прайд, замораживающая людей. Она имела в виду, что личность укрывается от нашего внимания где-то в мозге, а не в ноге, например. Ну ясно же, что «Я» — это не моя нога.

— Нет, — твердо возразил Савельев. — «Я» — это и моя нога. Иначе и быть не может. Ведь моя нога имеет представительство в мозге!

— Но ведь нога представлена в мозге, а не наоборот! В мозге все имеет представительство. Весь мир! Но если у вас отрезать ногу, вы останетесь собой.

— Нет, — не согласился Савельев. — Личность изменится. Вы уже не будете той же личностью, что были до этого.

Я начал чувствовать какую-то легкую неуверенность, будто встал на пути паровоза. Но сходить с путей пока не собирался:

— Как сказал один мой знакомый, человеческое «Я» — это логика над данными, которая...

— Дурак он! — предупреждающе гуднул паровоз. — Не люблю идиотов от компьютера! Наше сознание двойственно. У нас есть биологическая и социальная логика, построенная на двух системах мозга. Лимбическая и кортикальная. Ночью под одеялом вы можете принимать решение, как мартышка. Но утром вам надо вставать и идти на работу. Это детерминируется разными отделами мозга. Эти отделы у всех разные. Если одна из структур вашего мозга больше моего, мы с вами никогда не договоримся. Вы — продукт конструкции вашего мозга.

— Это банальщина, — я прикинул, сумею ли остановить этот надвигающийся на меня паровоз несогласия или все- таки лучше отпрыгнуть. — Хочу вернуться к искусственному интеллекту, который то ли будет, то ли не будет создан лет через двести. Вот компьютер «Дип Блю», выигравший в шахматы у чемпиона мира...

— Нет! Критерием интеллекта игра в шахматы не является. Интеллект — это способность создавать то, чего не было в природе. А шахматы — набор алгоритмов, не более.

— А возможен ли искусственный интеллект?

— Нет. Сейчас нет.

— Но, учитывая развитие компьютеров, быть может, нарастание компьютерной мощности приведет к диалектическому перерастанию количества в качество?

— Нет!

Мне даже стало интересно, сколько раз подряд Савельев может произнести слово «нет».

— Почему?

— Потому что архитектура неправильная. Принципы работы мозга не учитываются при производстве компьютеров. Математики используют математический аппарат, неприемлемый в биологии вообще... Да и не нужен этому миру искусственный интеллект. Мир его не воспримет. Мир воспринимает Анджелину Джоли и Киркорова. Зачем строить искусственный интеллект, если шесть миллиардов таких же естественных интеллектов бегают по дешевым распродажам и слушают попсу?

— Люди слушают попсу, потому что они — животные интеллекты. Им нужно тело ублажать. Вы прямо как профессор Преображенский — зачем делать человека из собаки, если любая баба может родить его когда угодно?.. Но меня интересует вопрос не сроков и необходимости, а вопрос принципа — можно или нельзя. Вы сказали, что у современных компьютеров иная архитектура. Допустим, мы построим материальную копию мозга, просто на другой элементной базе, там будет сознание?

— Структура мозга не имеет сейчас ни технических, ни математических аналогий. Соответственно модель мы построить не можем. Считать умеете? Считайте. Сто пятьдесят миллиардов нейронов. У каждого несколько десятков тысяч связей. Связь осуществляется через синапс, а в каждом синапсе десятки химических переменных.

— Задача сложная. Но меня интересует ее воплощение завтра. Количество связей огромно, но конечно. Когда- нибудь... Если успеем... Сможет ли мы в получившийся искусственный мозг переписать мое сознание?

— Нет. Потому что сознания не существует в нематериальном виде, отдельно от носителя. Я вам об этом уже говорил. Понимаете?

— Я понял, понял. Вы хотите сказать, что если мы чудесным образом копируем носитель, то получаем другое сознание? Об этом и речь. Представьте, что у нас есть чудесный аппарат, который делает атомарную копию объекта. Как ^в одном из романов Стругацких: закинул один автоматный патрон — получил два. И если такой штукой мы скопируем мозг, появится ли в копии мозга копия сознания оргинала?

— Нет. Так можно сделать только статическую копию. А как вы сделаете динамическую? Мы же с вами уже говорили: сознание функционирует, только пока по мозгу ходят сигналы. Вы сделаете такую же организацию, такую же морфологию. Но вам ведь еще нужно будет сделать такое же движение — запустить те же сигналы. Откуда вы знаете, какой силы сигнал, в какой момент и куда надо пускать, а также какими именно химическими «буквами» его закодировать, учитывая, что сигналов триллионы?

Вы не сможете смоделировать работу синапсов даже одной клетки, если их будет десять тысяч. Не забывайте, что сигнал в синапсе кодируется несколькими десятками электрохимических переменных, и этот сигнал при прохождении меняется. А у вас таких клеток сто пятьдесят миллиардов! Практически бесконечное число переменных! Больше, чем звезд во Вселенной. Были попытки смоделировать всего двадцать нейронов мозга круглого червя. Провалились!

— Жаль, — я ловко спрыгнул с рельсов, и паровоз с надписью «Савельев» на борту прошел мимо, обдав меня облаком перегретого научного пара. — А так хотелось сохранить свое «Я»!

— Это невозможно сделать, даже будучи живым, — машинист на прощание помахал мне курительной трубкой. — Наше «Я» — штука динамическая, оно постоянно меняется. У вас каждый день гибнут нейроны, рвутся синаптические связи, выстраиваются новые. Вы этого не замечаете.

— Вы хотите сказать, что личность — это иллюзия?

— Конечно! Конечно!

...Это двойное «конечно» эхом прокатилось у меня в голове, отражаясь от стенок. Я стиснул голову, чтобы не гудела так громко:

— Но меня очень волнует эта моя Иллюзия! Кроме этой Иллюзии у меня ничего нет. «Я» — это моя Личность.

— Да у вас просто культ личности, батенька! — сатанински засмеялся Савельев. — Вам надо к Иосифу Виссарионовичу. А вот мне плевать на этот культ.

— Я вас поймал! Вы сказали «мне плевать». А кому «мне»?

_ Биологическому объекту вида homo sapiens. Сильно

приматизированному, к сожалению, но тут уж ничего не поделаешь: наши предки приматы. Мое безразличие к смерти появилось не на пустом месте. А от понимания того, как это все устроено.

— Вы философ, я смотрю.

— Философия — это способ объяснить другим, почему ты хреново провел свою жизнь. Философия — такая же лженаука, как психология. Только одни делают вид, что лечат, другие — что обобщают знания человечества, сами при этом не зная ничего. А то, что вам представляется, будто вы не меняетесь каждый день, каждую секунду, — ваш самообман. Кажимость. Этот самообман, конечно, утешителен, но к реальности не имеет отношения.

...Вот! Вот мы и подошли к этому слову — «реальность»! Оно хитрое. Оно часто не произносится — так же, как и слово «Я», — но оно всегда неявно подразумевается, как и «Я».

А как обстоит дело в действительности?.. Что произошло на самом деле?.. Такими вопросами мы часто задаемся, подразумевая, что есть некая объективная, отделенная от нас реальность. И с этой вот реальностью нашего мира надо разобраться. Наверняка это будет проще, чем с мозгом, не так ли? Ведь реальность — это не сто пятьдесят миллиардов нейронов, помноженные на десять тысяч связей, десятки «букв» и тысячи «слов» мозгового электрохимического алфавита и непредсказуемость их связей. Реальность — это вам не эфемерный Наблюдатель. Это конкретная, грубая Физика. Объективная материя, данная нам в ощущениях...

Курсив уже намекнул вам, что и тут все будет не так просто. И что разбираться все равно придется с ощущениями наблюдателя. Физика столкнулась с этим феноменом (феноменом наблюдателя) позже философии — в начале XX века. Но столкнулась гораздо больнее, потому что «твердый» мир

физики гораздо конкретнее абстрактных и ватных философствований — он больнее и стукнул. Но о реальности мы поговорим попозже.

А сейчас — для закрепления пройденного, я скажу, что попытки определить информационную емкость мозга проводились теоретиками неоднократно. Какова же она? Сколько книг можно туда записать?

Мозг — это устройство по обработке информации, которое сделано природой на базе того, что у нее было, — живых клеток. Знаменитый физик и врач XIX века Герман Гельмгольц, имя которого носит НИИ глазных болезней в Москве, как-то сказал, что Господь — плохой оптик, и он бы создал глаз лучше, чем это сделал Бог. Оставим на совести Гельмгольца это дерзкое заявление. Девятнадцатый век славился дерзновенностью. Посмотрим внимательнее на мозг — мог ли кто-нибудь создать его лучше?

Живые клетки нужно было как-то приспособить для хранения и передачи информации, и природа это сделала. Ей было не впервой — она уже наловчилась делать это на уровне генов и пошла дальше, этажом выше. Единицей мозга является нейрон — нервная клетка. Она очень специализированная. У этой клетки, как у видеомагнитофона, есть свой «вход» сигнала и «выход» сигнала. Это разные каналы. Вход называется дендритом, а выход аксоном. Дендриты коротенькие. А длина аксона может превышать метр. Аксон оплетен изолятором из миелиновой оболочки. Контактная площадка между аксоном одного нейрона и дендритом другого называется синапсом. Всю сложнейшую биохимию, происходящую в клетке, я описывать не буду, поскольку никто не станет этого читать. Да нам и не важны детали, нам важен охват, общее понимание.

Нейрон — станция ретрансляции. На вход нейрона поступает сигнал. Нейрон возбуждается и сам, в свою очередь, передает сигнал на выход. Как именно работает вся эта хитрая биоэлектрохимическая машина, как она хранит и обрабатывает информацию, где в мозгу записан «стол», а где воспоминания о первом половом акте, никто не знает. Мозг хранит свои тайны. Но примерно оценить количество хранимых там «столов» можно. Для этого нужно знать общее количество логических элементов. Количество входов и выходов с одного элемента. Среднее количество элементов с которыми может связаться один нейрон. Ну и число уровней воспринимаемых сигналов — «букв» умственного алфавита.

Короче говоря, если обсчитать количество всех возможных конфигураций элементов в мозгу, то это число будет равно 10^{1 275 000 000 000 00}°! Больше, чем элементарных частиц во Вселенной! Информационная же емкость мозга составляет от 300 (если не учитывать «буквы») до 500 терабайт. Эти прикидки сделал киевский физик и электронщик Владимир Шумилов, получившийся из тех неугомонных вундеркиндов, которые в школе выводят из себя учителя физики, поправляя его и указывая на ошибки, — именно таким Шумилов в школе и был. В своей книге «Принципы функционирования мозга с точки зрения инженера» он поясняет, что такое 300 терабайт (беря по минимуму):

«Если принять, что на одной бумажной странице размещается 6 килобайт информации, а 1000 страниц составляют один том (книгу), то емкость мозга человека (300 терабайт) составляет приблизительно пятьдесят миллионов (50000000) таких тысячестраничных томов! Если мысленно поставить все эти тома, каждый толщиной порядка 3 см, на полку, то длина этой воображаемой книжной полки составит 1500 км! Если бы человек прочитывал каждый день по одной такой книге, то за год он прочитал бы 365 томов, примерно с 10 метров, так что за 100 лет были бы прочитаны книги примерно ^с 1 км этой воображаемой книжной полки. Конечно же, человек воспринимает информацию с гораздо большей скоростью, чем 1000 страниц вдень».

Как человек, всю жизнь занимающийся архитектурой компьютеров, автор, разумеется, не мог не задаться вопросом и о том, можно ли смоделировать мозг на другой элементной базе. Его выводы, как и выводы Савельева, оптимизма не вселяют:

«Мы увидели, что человеческая личность материализована на огромном количестве связей между нейронами. Можно ли каким-либо образом составить таблицу этих 5х10¹⁴ связей? Практически такое количество связей невозможно отсканировать или вычислить каким-либо образом за сколько-нибудь приемлемое время никакими фантастическими техническими средствами. Для статического случая, то есть для неизменной конфигурации связей с постоянными характеристиками, задача определения всех связей между элементами мозга и вычисления их весов по откликам выходов на комбинации входных сигналов, в принципе, еще может быть решена, но с неприемлемо большими затратами времени. Однако для живого мозга, с его динамическими порогами возбуждения для каждого нейрона и быстро изменяющимися по ходу жизни связями, такое вычисление невозможно в принципе».

Он даже пытается подсчитать необходимые для этого ресурсы:

«Возможно ли моделирование работы нашего человеческого мозга на компьютере? Принципиальных препятствий, за исключением уверенности в правильности нашей модели, как будто нет. Но хватит ли вычислительных ресурсов нынешних компьютеров для моделирования работы человеческого мозга в реальном времени?

Ответ на этот вопрос почти однозначный — нет! Информационная емкость мозга порядка 1, 5х10¹⁴ байт. Так что нашему моделирующему компьютеру понадобится как минимум память такой же емкости. Мозг представляет собой 15 миллиардов синхронных логических элементов, каждый из которых имеет быстродействие порядка 10-100 переключений в секунду. Возможность переключения определяется сигналами на входах нейрона. А входов у каждого нейрона до 10 000. Причем входы эти скорее аналоговые (мы пока условно приняли разрешение аналоговых сигналов в 2'² = 4096 уровней, то есть 12 бит).

Так что для определения того, возбудится нейрон в какой-то момент времени или нет, нужно провести суммирование сигналов на всех его входах с учетом их весов — электрических сопротивлений и сравнить полученную сумму с пороговым значением уровня возбуждения для данного нейрона в данный момент. Порог этот может меняться с течением времени. Он определяется тем, насколько “отдохнул”, зарядился данный нейрон, насколько он разрядился, текущей физиологической (химической) обстановкой на данном участке мозга. Так что нам в процессе моделирования в реальном времени придется не менее 10 раз в секунду просматривать и суммировать все 1, 5х10¹⁴ связей для определения состояния возбужденности каждого из множества нейронов на следующем шаге.

Для каждой связи нужно иметь не менее 28 бит, а именно:

а) 16 бит — адрес нейрона, возбуждающий выход которого связан с данным входом;

б) 12 бит — функция возраста входа-связи, однозначно связанная с уменьшающимся со временем весом, проводимостью данной связи, представляемой 12 битами.

При этом нужно учитывать топологию (географию) возможных связей каждого нейрона. То есть надо учитывать, с какими нейронами может соединяться на данном отрезке времени рассматриваемый нейрон при своем возбуждении.

Даже если мы сможем на одном процессоре полномасштабно моделировать работу 1000 нейронов со скоростью порядка 100 000 000 арифметических операций в секунду, что для моделирования в реальном времени всего мозга человека понадобится 15000000 таких процессоров. Пока что такая задача при решении ее “в лоб” непосильна даже для самых могучих на сегодня компьютеров».

Заметьте, автор допускает возможность на одном кристаллическом процессоре моделировать работу аж тысячи (!) нейронов. Савельев, знакомый с работой мозга немного лучше киевского физика, утверждает, что на каждый нейрон понадобится отдельный процессор, то есть количество процессоров возрастет на три порядка. Правда, и его оценка может оказаться чересчур оптимистической, если углубиться в специальную литературу:

«Отдельный нейрон не есть элементарная единица обработки информации. Это скорее нервный центр. Дело в том, что отдельные участки дендритов и аксонов нейронов могут вступать в связи с участками мембран других нейронов, образуя локальные сети. Поэтому единицей обработки информации могут быть отдельные участки мембран дендритов и аксонов. В этом случае тело нейрона лишь поддерживает функционирование этих участков мембраны. То, что нейрон может выступать в качестве сложной информационной машины, вытекает из данных транссиноптической индукции энзимов. В этом случае входной сигнал “записывается” на молекуле ДНК в виде специфической экспрессии генов. Такая молекулярная память пока не нашла прямой реализации в нейрокомпьютерах».