![]() Главная страница Случайная страница КАТЕГОРИИ: АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
Глава 17. ВАЛЬКА.
Стараясь не очень волноваться, я на всякий случай уложил свои вещи, чтобы сразу уйти, если меня исключат. Потом прочитал стенгазету – обо мне ни слова, стало быть, этот вопрос не стоял на бюро. Или на каникулах не было ни одного заседания? Это была самая страшная мысль: меня исключат не только из школы – из комсомола. В самом деле! Что ребята знают об этой истории? Что я ворвался в спальню, избил Ромашку и, никому не сказавшись, уехал в Энск? Конечно, я запятнал себя как комсомолец. Я обязан был объяснить свое поведение. Поздно! Весь день я с тоской думал об этом. Комната комсомольской ячейки была закрыта, а из бюро была дома только Нинка Шенеман. Я ее не любил, и мне не хотелось говорить с ней о таком деле. По–моему, она была дура. Я ждал Вальку, но время шло, а он не приезжал. Конечно, он был в Зоопарке! Я оставил ему мрачную записку – на случай, если разойдемся, и поехал на Пресню. На этот раз я не сразу нашел его. – Жуков у профессора, – сказал мне мальчик лет пятнадцати, немного похожий на Вальку, с таким же добрым и немного сумасшедшим лицом. – А где профессор? – На обходе. Я переспросил. – В парке, на обходе! До сих пор я думал, что профессора делают обходы только в больницах. Но мальчик терпеливо объяснил мне, что не только в больницах, еще в зоопарках, и что в данном случае профессор обходит не больных, а зверей. – Впрочем, случается, что и звери хворают, – добавил он подумав. – Хотя, разумеется, реже, чем люди. Это был известный профессор Р., о котором Валька прожужжал мне все уши. Я сразу понял, что это – он, опять–таки потому, что он был тоже похож на Вальку, только на старого Вальку: с большим носом, в больших очках, в длинной шубе и в высокой каракулевой шапке. Он стоял у обезьяньего флигеля, и вокруг него толпилось довольно много народу в белых халатах, надетых поверх пальто. Весь этот народ как бы стремился к нему, точно каждому хотелось о чем–нибудь ему рассказать. Но слушал он одного только Вальку, именно Вальку, и даже вынул из–под шапки большое морщинистое ухо. Я остановился поодаль. Видно было, как Валька волнуется, моргает. «Молодец», – подумал я, сам не зная почему. Он довольно долго говорил, а профессор все слушал и уже тоже стал моргать и внимательно шмыгать носом. Один раз он открыл рот и хотел, кажется, что–то возразить, но Валька энергично, сердито сунулся к нему, и профессор послушно закрыл рот. Наконец Валька кончил, и профессор спрятал ухо и задумался. И вдруг, с каким–то веселым удивлением он хлопнул Вальку по плечу и заржал, совершенно как лошадь; все, громко разговаривая, двинулись дальше, а Валька остался стоять с идиотским, восторженным видом. Вот тут–то я его и окликнул: – Валя! – А, это ты! Никогда еще я не видел его в таком волнении. У него даже слезы стояли в глазах. Он растерянно улыбался. – Что с тобой? – А что? – Ты плачешь? – Что ты врешь! – отвечал Валька. Он вытер кулаком глаза и радостно, глубоко вздохнул. – Валька, что случилось? – Ничего особенного. Я в последнее время занимался змеями, и мне удалось доказать одну интересную штуку. – Какую штуку? – Изменение крови у гадюк в зависимости от возраста. Я посмотрел на него с изумлением. Плакать от радости, что кровь у гадюк меняется в зависимости от возраста? Это не доходило до моего сознания. – Поздравляю, – сказал я. – Мне нужно с тобой поговорить. Как ты? В состоянии? – В состоянии. Мы прошли к мышам. – Ты знаешь, что меня хотят исключить из школы? Должно быть, Валька знал об этом, но совершенно забыл, потому что он сперва широко открыл глаза, а потом хлопнул себя по лбу и сказал: – Ах, да! Знаю! – Это обсуждалось на бюро? У меня был немного хриплый голос. Валька кивнул. – Решили подождать, пока ты вернешься. У меня отлегло от сердца. – Ты написал насчет Ромашки в ячейку? Валька отвел глаза. – Видишь ли, – пробормотал он, – я не написал, а просто сказал ему, что если он еще будет приставать, тогда напишу. Он сказал, что больше не будет. – Вот как! Значит, тебе наплевать, что меня исключают из школы? – Почему? – с ужасом спросил Валька. – Потому, что ты один мог бы подтвердить, что я бил его не только по личным причинам. А ты трус, и эта трусость переходит в подлость. Ты просто боишься за меня заступиться! Это было жестоко – говорить Вале такие слова. Но я был страшно зол на него. Я считал, что Ромашка – общественно–вредный тип, с которым нужно бороться. – Я сегодня подам, – упавшим голосом сказал Валька. – Ладно, – отвечал я сухо. – Только имей в виду, я тебя об этом не прошу. Я только считаю, что это твой долг как комсомольца. А теперь вот что: тебя просил зайти Кораблев. – Когда? – Сейчас. Он стал клянчить хоть четверть часа, чтобы покормить какую–то пятнистую жабу, но я, не слушая, надел на него пальто и отвез к Кораблеву… Очень сердитый, он вернулся через полчаса и долго сопел, гладя себя по носу пальцем. Оказывается, Кораблев спросил его, правда ли, что он не любит, когда на него смотрят ночью. Это его поразило. – И я не понимаю, откуда он это узнал! Это ты сказал ему, скотина? – Нет, не я, – соврал я. – Главное, он спрашивает: «А если на тебя смотрят с любовью?» – Ну? – Я сказал, что «тогда не знаю…» В половине шестого за мной пришел сторож. – Григорьев, пожалуйста, просят на педсовет, вежливо сказал он.
|