Молитва

Пой мне, танцуй мне,

Молись, как только можешь.

Пусть твои сердце и разум

Будут заполнены мною.

И я к тебе приду,

Ты сможешь есть за моим столом,

А я буду служить тебе.

Ты станешь одним из моих излюбленных,

И ради тебя я сделаю все.

Молитва — это самая настоящая пища для Вселенной, и ее можно приготовить многими способами — разными, но одинаково творческими. Точно так же, как хороший повар проявляет изобретательность, готовя разные блюда, человек может столь же активно проявлять свой творческий дух применительно к молитве. Если у вас имеются для этого соответствующие чувство и настроение, то возможности здесь безграничны. Вы обнаружите, что сотворение молитв доставляет вам безмерную радость и несет с собой щедрое вознаграждение. Подобное творчество всесторонне обогатит вас и в изобилии даст вам всё и вся. Самое важное здесь — не чувствовать себя устрашенным молитвой. Точно так же, как любой человек может научиться варить и стряпать, всякий может научиться молитве. Единственное, что для этого требуется, - немного практики.

Я люблю молиться, и мне хотелось бы поделиться с вами некоторыми из моих излюбленных рецептов, но вначале позвольте мне рассказать вам одну историю. Фактически это рассказ Льва Толстого, где речь идет об архиерее и трех отшельниках.

Так вот, один архиерей плыл на корабле в известный Соловецкий монастырь, что на Белом море. На том же судне плыли к тамошним угодникам и богомольцы. Выйдя на палубу, архиерей стал прислушиваться к их разговорам и узнал, что на островке, который маячил впереди, по правую сторону, живут в землянке три старца — Божьи люди. А еще до него дошло, что эти отшельники как-то по особенному молятся и служат Господу, а посему ему захотелось во всем разобраться самому.

Когда они приблизились к безыменному острову, архиерей побеседовав до этого с кормчим, сказал капитану — старшому, — что желает пристать туда, — повидать старцев. Оказалось, что кораблем подойти нельзя, слишком мелко, но архиерей, хоть старшой стал его отговаривать, все же настоял на своем.

Повернул кормчий корабль, поплыли они к острову. Неподалеку от него кинули якорь, спустили лодку, куда сели несколько гребцов и архиерей. Ударили гребцы в весла, поплыли к острову.

Причалили к берегу, зацепились багром. А старцы их поджидают, стоят все трое, за руки держатся. Вышел архиерей.

Поклонились ему старцы, благословил он их, поклонились они ему еще ниже.

— Слышал я, — говорит архиерей, — что вы здесь, старцы Божии, спасаетесь, за людей Христу-Богу молитесь; так я хотел вас, рабов Божиих, повидать и вам, если могу, поучение подать.

Молчат старцы, улыбаются, друг на дружку поглядывают.

— Скажите мне, как вы спасаетесь и как Богу служите, — сказал архиерей.

Улыбнулся старший из них, древний старец, и сказал: «Не умеем мы, раб Божий, служить Богу, только себе служим, себя кормим».

— Как же вы Богу молитесь? — спросил архиерей.

И древний старец сказал: «Молимсямы так: трое вас, трое нас, помилуй нас».

И как только сказал это древний старец, подняли все три старца глаза к небу и все трое сказали: - «Трое вас, трое нас, помилуй нас!».

Усмехнулся архиерей и сказал:

— Это вы про святую троицу слышали, да не так вымолитесь. Полюбил я вас, старцы Божии, вижу, что хотите вы угодить Богу, да не знаете, как служить ему. Не так надо молиться, а слушайте меня, я научу. Не от себя буду учить вас, а из Божьего писания научу тому, как Бог повелел всем людям молиться Ему.

И стал архиерей говорить: «Отче наш». И повторил один старец: «Отче наш», повторил и другой: «Отче наш», повторил и третий: «Отче наш». — «Иже еси на небесех». Повторили и старцы: «Иже еси на небесех». Да запутались они в словах. И весь день до вечера протрудился с ними архиерей; и десять, и двадцать, и сто раз повторял одно слово, и старцы твердили за ним.

И не оставил архиерей старцев, пока не научил их всей молитве Господней. Прочли они ее за ним и прочли сами.

Уж смеркаться стало, и месяц из моря всходить стал, когда поднялся архиерей ехать на корабль. Облобызал каждогоизстарцев, велел им молиться, как он научил их, сел в лодку и поплыл к кораблю.

И плыл к кораблю архиерей, и все слышал, как старцы в три голоса громко твердили молитву Господню. Подъехал архиерей к кораблю, взошел на палубу, корабельщики подняли паруса и поплыли дальше. Прошел архиерей на корму и сел там, и все смотрел на островок. Сначала были старцы, потом скрылись из вида, виднелся островок, потом и островок скрылся, одно море играло в свете месяца.

Сидит так архиерей, думает, глядит в море, в ту сторону, где островок скрылся. И рябит у него в глазах — то тут, то там свет по волнам заиграет. Вдруг видит — блестит и белеется что-то в столбе месячном: птица ли, чайка или парусок на лодке белеется. Пригляделся архиерей. «Лодка, — думает, — на парусе за нами бежит. Да скоро уж очень нас догоняет. То далеко, далеко было, а вот уж и вовсе виднеется близко». И не может разобрать архиерей, что такое: лодка не лодка, птица не птица, рыба не рыба. На человека похоже, да велико очень, да и нельзя человеку середь моря быть. Поднялся архиерей, подошел к кормчему:

— Погляди, — говорит, — что это?

— Что это, братец? Что это? — спрашивает архиерей, а уж сам видит — бегут по морю старцы, белеют и блестят их седые бороды, и, как к стоячему, к кораблю приближаются.

Оглянулся кормчий, ужаснулся, бросил руль и закричал громким голосом:

— Господи! Старцы за нами по морю, как посуху, бегут! — Услыхал народ, поднялся, бросились все к корме. Все видят:

бегут старцы, рука с рукой держатся — крайние руками машут, остановиться велят. Все три по воде, как посуху, бегут и ног не передвигают.

Не успели судна остановить, как поравнялись старцы с кораблем, подошли под самый борт, подняли головы и заговорили в один голос:

— Забыли, раб Божий, забыли твое ученье! Пока твердили — помнили, перестали на час твердить, одно слово выскочило — забыли, все рассыпалось. Ничего не помним, научи опять.

Перекрестился архиерей, перегнулся к старцам и сказал:

— Доходна до Бога и ваша молитва, старцы Божии. Не мне вас учить. Молитесь за нас, грешных!

И поклонился архиерей в ноги старцам. И остановились старцы, повернулись и пошли назад по морю. И до утра видно было сиянье с той стороны, куда ушли старцы¹⁷.

Каждый из нас молится по-своему, и если наши сердца чисты, то это хорошая молитва. Духовный путь — это путь молитвы. Молитва представляет собой пищу для души, для духовности всего человечества, для Вселенной. Молитва, — по сути, средство общения. Это те слова, которыми шепотом обмениваются между собой влюбленные. Это молчаливый и глубоко интимный обмен между человеком и Великой Тайной. Молитва соединяет нас, учит смирению, укрепляет нас, просвещает и делает нас едиными с Великой Тайной.

Мы молимся не потому, что этого от нас ожидают, не потому, что чувствуем себя обязанными поступать таким образом или из-за существования какого-то правила либо законоположения, которое делает молитву обязательной. Нет, мы творим молитву, ибо она представляет собой радостное общение с тем, кого мы любим. Мы жаждем духовного общения и присутствия того, кто заставляет трепетать все наше естество до самой сердцевины.

Через молитву мы получаем очень многое, причем не только то, что приносит с собой сама молитва, — хотя и этого тоже немало, — но благодаря милости и присутствию священной Животворящей Силы, в обществе которой мы оказываемся.

Когда нас посещает Великая Тайна, когда она проникает в нас и пропитывает нас, когда мы чувствуем себя в ней и ее в себе, все прочее как бы тает, плавится. И именно таков один из моих любимых способов молиться. Это молитва, обращенная к Животворящей Силе. Молитва, состоящая в сиюминутном поклонении Великой Тайне. Когда я погружен в спокойствие и полностью настроен в резонанс Великой Тайне, то ощущаю радостный трепет всего сущего. Я чувствую его каждой клеточкой своего естества, и куда бы я ни взглянул, мне видится там Великая Тайна. Во мне, пробегая волна за волной, пульсирует идеальная умиротворенность и гармония.

Каждое действие обретает божественный характер, когда моя любимая владеет мною с такой полнотой и проникновенностью. Каждая встреча становится встречей со священной Животворящей Силой, которая живет внутри меня. Подобно Уолту Уитмену, я тоже провозглашаю:

«Я слышу и ощущаю Бога в каждом предмете, однако я от этого понимаю Бога ничуть не меньше. Я вижу какую-то частицу Бога в каждом часе из двадцати четырех и в каждом их миге, В лицах мужчин и женщин вижу я Бога, И в моем собственном лице, отраженном в стекле, я нахожу буквы, которые Бог обронил на улицу, И каждая из них подписана именем Бога. И я оставляю их там, где они сейчас, ибо знаю, что за ними непременно придут другие, и так будет всегда и вечно»¹⁸.

Вот вам молитва сиюминутного поклонения Великой Тайне. О, сколь же необычна эта молитва! Человеку обязательно надо проводить время наедине со священной Животворящей Силой. Как и любые другие взаимоотношения, эти тоже надо строить, укреплять и подпитывать. Они нуждаются в близком знакомстве. В доверии. В молчаливом, особенном времени, Которое вы проводите вместе. Побыть таким образом в обществе Великой Тайны означает не просто подумать обо всех подобных вещах. Это нечто, намного выходящее за рамки мышления. За рамки любых идей и понятий. Это молчаливые моменты молитвы и поклонения. Время, когда вы теряете себя в присутствии Великой Тайны.

Порой в разгар самого напряженного и занятого дня, невзирая на все мелочи моей обыденной жизни и вопреки им, ко мне приходит с визитом Великая Тайна. Внезапно я ощущаю, что она где-то здесь, рядом, и все мои заботы, все беспокойся во испаряются и уходят в небытие, а я ощущаю себя преображенным и вознесенным, ибо существую теперь не сам по себе, но под божественной опекой и защитой. В такие моменты мне открывается полнота всего бытия, и я вижу мир не своими собственными глазами, а глазами моего Возлюбленного существа. Такова молитва, взывающая к вечному присутствию Великой Тайны.

Еще один способ молитвы, который доставляет мне огромную радость, — это когда я молюсь с сердцем, полным хвалы и благодарности. Каждый день — обычно это бывает по утрам — я произношу простые слова: «Я люблю тебя». Или же говорю:

«Дела твои столь величественны и чудесны», — когда вижу какую-то вещь, которая по-настоящему трогает меня: солнце, проглянувшее сквозь облака, птицу, парящую на ветру по изящной дуге, — и тем самым лишний раз подтверждаю Великой Животворящей Силе свою любовь и почитание. Я никогда не устаю восхвалять ее. Я добиваюсь ее души, как влюбленный. Я поклоняюсь Великой Тайне. Прославляю ее. И высоко ценю.

Каждый раз, садясь за стол и вознося очередную благодарность, — а эта практика доставляет мне огромное удовольствие, — я нахожу что-нибудь, достойное почитания: радости и удовольствия сегодняшнего дня, компанию друзей, успех какого-то предприятия, свое здоровье, вкус и питательность блюд, украшающих стол, их ароматы, — словом, я восхваляю своей молитвой простые повседневные радости. Каждый дар, каждое удовольствие, каждое зрелище, каждый знак и каждый звук приходят ко мне от Великой Тайны. Есть очень много того, за что мне надлежит поклоняться ей и выражать свою огромную благодарность. Куда бы я ни обратил свой взор, передо мною сокровища, дарованные Великой Тайной. И чем больше я благодарю и восхваляю, тем больше красоты воспринимаю вокруг. Получается так, словно постоянное восхваление каким-то образом промывает и очищает мне глаза, так что им открывается все больше и больше. Я слышал, что великие мистики прошлого сообщали о чем-то подобном, и тоже подтверждаю данный факт. Молитва, полная восхвалений и благодарности, — это одна из дверей на пути к прекрасному.

Я никогда не упускаю возможности воспеть Великую Тайну и выразить благодарность в ее адрес. Я поклоняюсь ей за все. За солнечный день, за свое здоровье, за людей, которые мне встретились, за успехи и радости, достающиеся мне в повседневной жизни. Все исходит от Великой Тайны, и всякий раз, когда я вспоминаю об этом, я приношу ей слова почитания. Тем самым я ощущаю себя связанным с нею, чувствую себя человеком особенным и удостоенным милости.

Если бы я мог восхвалять Вселенную тысячу раз в день, этого все равно не хватило бы, дабы со всей надлежащей глубиной выразить то, насколько я ценю все, что творит для меня Великая Тайна. Ту великую радость и честь, которые составляет сам факт жизни.

Если бы мне было суждено жить в вечности, то я с огромной радостью присоединился бы к святому небесному хору, чтобы воспевать и восхвалять Животворящую Силу, и на это занятие не хватило бы десяти тысяч лет или даже больше.

«Священны, священны, священны дела твои, о, Величайшая и Священнейшая из Сил», — эхом разносился бы мой голос по самым дальним закоулкам Вселенной. Каким волнительным было бы для меня участие в почитании ее Величества, в воспевании ее вечной славы. Я не раз чувствовал прикосновение Великой Тайны и свидетельствую, как оно прекрасно. Я знаю из первых рук, насколько всеобъемлюща ее красота и любовь, как обогащает и лелеет каждое ее прикосновение, насколько полным является даруемое ею прощение. Сколь же малой и простой вещью было бы участие в хоре, возглашающем ей хвалу! Я не единожды воображал себе нечто подобное. И сколь же сладостны и радостны эти мысли, ибо они обогащают и питают меня до глубины души!

Молитва, посвященная любви и приятию, — это практическое проявление той любви и приятия, какие свойственны Великой Тайне, любящей и принимающей каждого из нас. Я начинаю с самого себя. Я люблю и принимаю себя целиком и Полностью, ибо знаю, что пока я не смогу сделать этого, мне не будет дано по-настоящему полюбить никого другого — даже саму Великую Тайну. Я должен всесторонне принимать, ценить и почитать себя в храме, возведенном мною самим.

Когда я становлюсь нелепым или смехотворным, когда я деградирую, когда унижаю себя словом или мыслью, то тем самым подвергаю осмеянию огромный труд, проделываемый Великой Тайной. Каждая мысль, позорящая меня, одновременно позорит и ее. А когда я не хочу позориться сам и позорить ее, то тем самым возвышаю себя. Как бы иронично это ни звучало, но, славя ее, я в то же самое время славлю и себя.

Затем я выражаю любовь и приятие по отношению к своим братьям и сестрам, ко всем тем, кто вместе со мной шагает по нашей планете, — даже к тем, кто сильнее всего раздражает меня или кто противен мне. Более того, к ним я выражаю эти теплые чувства в первую очередь, ибо ни для меня, ни для Великой Тайны не будет никаким особым достижением, если я стану сортировать и отбирать, кого я полюблю, а кого нет. Если буду воздавать должное тем, кто близок мне, с кем я согласен и кем восхищаюсь, но осуждать тех, кому я противостою или возражаю. Что в этом хорошего? Разве мы не должны любить даже тех людей, которые совершили преступления против моих братьев и сестер и не проявляют желания покаяться?

Насколько же глубока наша любовь, если мы не в состоянии любить нарушителя так же сильно, как и тех, чьи права он нарушает? Палача так же, как и его жертву? Разве не в одинаковой мере они оба нуждаются в любви и исцелении? Разве нам не заповедано отвечать любовью на ненависть и добром на зло? А если мы не в состоянии поступать таким образом, то разве мы вправе провозглашать эту мысль в качестве своего идеала? Неужто мы не можем хоть иногда выйти за рамки наших нормальных способов взаимодействия с людьми? Неужто не в силах проявлять меньше осуждения и больше любви? И разве не в этом состоит один из способов пробудить наши сердца таким образом, чтобы в нас могла жить и процветать Великая Тайна?

Мой хороший друг рассказал мне о происшествии, свидетелем которого он случайно стал во время демонстрации защитников прав животных, когда один из активистов, увидев женщину в меховой шубе, в бешенстве бросился на нее. Этот человек так рвался осудить элегантную даму, что буквально наступил на нескольких бездомных, которые расположились на тротуаре, и продолжал бежать по направлению к той женщине, не извинившись перед этими беднягами и даже не взглянув, что произошло с ними. Тем временем женщина в манто скрылась, не позволив ему разрядить свой гнев. А этот друг животных был настолько обозлен и нацелен на осуждение своей противницы, которую он углядел в доброй сотне метров от себя, что не смог увидеть того, что было у него прямо под носом. Мы должны остерегаться, чтобы нечто подобное не произошло и с нами. Так называемое справедливое негодование — штука достаточно опасная. Слишком часто мы становимся чрезмерно добродетельными и всезнающими, когда начинаем думать, будто располагаем ответами на все вопросы. Когда считаем свой путь единственно возможным. Мы делаемся тогда и судьями, и присяжными. Но мы призваны в этот мир вовсе не на такую роль. Предоставим судить Великой Тайне, а себе оставим совсем другое занятие — не судить, а любить. В этом наше предназначение.

Если мы работаем ради изменения общества, — a такое занятие нельзя не признать благим делом, — то давайте будем всегда действовать с чувствительным сердцем и широко открытыми глазами, которые способны замечать все и вся. Вас должно хватить на всех. Никаких врагов не существует; есть только неведение. Нет никого, кто заслуживает ненависти, зато есть многие, кто достоин любви.

Когда я обнаруживаю, что мне трудно принять кого-то как личность, трудно выразить ему сочувствие или полюбить по причине каких-то кажущихся мне обоснованными соображений, которые я выстроил у себя в голове, то я задаю себе следующий вопрос: «А любит ли этого человека Великая Тайна?» И ответ всегда оказывается утвердительным. Так неужто же я имею право поступать иначе?

Глубоко внутри каждого из нас имеется пламя, которое постоянно горит, и это пламя — искорка от священного огня. В некоторых людях оно ярко пылает, в других едва различимо, Но оно всегда присутствует. Вместе с любовью и приятием окружающих это пламя разгорается. Мы можем помочь другим людям очень быстро разжечь этот огонь, если будем видеть в Них одно хорошее, — даже если они сами его в себе не замечают. И особенно — в этом последнем случае, поскольку в том-то и состоит работа по преобразованию людей, а эта работа Велика и значима. И благословенны те из нас, чье пробудившееся сердце позволяет им проделывать эту целительную работу. Без таких тружеников поля воистину остались бы бесплодными. Это они являются хранителями огня, и их предназначение величественно. Как величественна и их слава.

Кроме этого, в молитве я демонстрирую любовь и приятие собственной жизни со всеми присущими ей несовершенствами. Ибо она у меня одна, и другой мне не-дано. Это-та жизнь, которой я живу сегодня и буду жить завтра. Как бы мне, возможно, ни хотелось изменить ее, эта жизнь — единственная, которая у меня есть. Моя жизнь священна, свята и особенна, — в этом я полностью уверен. Если я не в состоянии понять данный факт, то как раз с него мне и следует начать свою работу. Дарованная мне жизнь — это чудо. Это причащение к Великой Тайне. Уже сама возможность прожить ее — для меня огромная честь и огромная привилегия. Каждый день я возношу похвалы и благодарности за эту предоставленную мне честь.

И, наконец, я выражаю свою любовь и приятие Великой Тайне. Каким бы парадоксальным это ни показалось, я обнаружил, что, молясь именно в таком порядке, я достигаю наибольшего просветления и настроенности. Ибо если я начинаю с любви и приятия Великой Тайны, — а это дается без всякого труда, — то может оказаться, что потом я не в состоянии должным образом выразить приятие своих братьев и сестер либо самого себя. Я начинаю рассуждать, что, мол. Великая Тайна достойна любви и приятия, а вот все прочие — нет.Ноесли я решаю двигаться в ином порядке и лишь постепенно подходить к Великой Тайне, если я должен вначале полюбить самого себя, затем своих братьев и сестер, а потом свою жизнь, прежде чем я заслужу право на поклонение Великой Тайне; если я должен пройти через все эти врата, чтобы прийти к последним и самым важным, то тем самым я предпринимаю достойное усилие, продиктованное моей любовью к священной Животворящей Силе.

Таковы эти простые, но мощные молитвы, и они исходят из моего сердца и разума весь день и каждый день, давая мне благословение и обильную духовную пищу.

Когда речь заходит о молитве, большинству людей приходит в голову молитва-просьба, когда человек просит о чем-то. Это действительно очень важная и нужная молитва, причем ееможно использовать весьма эффективно, но позвольте мне поделиться с вами одним секретом. Назовите его, если вам угодно, кулинарным секретом от человека, который с помощью данного приема приготовил много блюд для пиров и празднеств. На самом деле данный рецепт вовсе не принадлежит лично мне. Я позаимствовал его из Священного Писания. Но я испробовал его множество раз и могу подтвердить, что ой действительно срабатывает:

«Все, чего ни будете просить в молитве, верьте, что получите, и будет вам»¹⁹.

Всякий раз, когда мне хочется, чтобы Великая Тайна привнесла что-либо в мою жизнь, я создаю в своем воображении образ указанного желания. Затем каждый день я выделяю особое время, сосредоточиваюсь и мысленно заявляю, что желаемое уже случилось и эта вещь уже стала моей. А потом ни капли не удивляюсь, если так оно в действительности и происходит. Но я не питаю заранее никаких надеж или упований. Не становлюсь на колени и не умоляю. Я просто создаю в своем разуме соответствующие образы и мысленно проживаю ситуацию обладания ими. Периодически я в течение какого-то времени живу этой мыслью со всей полнотой и интенсивностью чувств.

А когда я заканчиваю данную процедуру, то просто забываю о своей просьбе и перехожу к обычным делам. Я вовсе не пытаюсь как-то фиксироваться на указанных чувствах и образах. Я не заставляю себя пытаться верить в них каждый миг на протяжении дня — в этом просто нет необходимости. Нужно дать Великой Тайне возможность поработать с указанными образами так, как это умеет делать только она. Могущество, которым она располагает, превышает все, что я способен вообразить, не говоря уже о способности понять. И во время молитвы я всегда верую, что желаемое мною уже произошло. Это и есть тот самый секретный компонент моей молитвы. Причем я продолжаю молиться таким способом до тех пор, пока не начну видеть, что все задуманное действительно происходит.

Не могу рекомендовать данный метод слишком настойчиво. Я лично использовал его с большим эффектом много раз в моей жизни. Уверен, вас он тоже обогатит и благословит множеством разных способов, причем всегда надо помнить: «Отец ваш благоволил дать вам все, что вы пожелаете».

И новичок, и опытный повар в состоянии с большим успехом воспользоваться данным рецептом. Применяйте его часто или же всякий раз, когда это требуется. Кроме того, вы вполне можете самостоятельно менять любую из предложенных выше рекомендаций в соответствии с вашим индивидуальным вкусом, что-то добавляя или, наоборот, изымая из них в соответствии с тем, как это кажется вам необходимым. Собственно говоря, так поступают все хорошие повара. Вносите в молитву отпечаток своей личности. Творите ее по-своему.

Молитесь за других и молитесь вместе с другими. Со своим мужем или женой, с детьми, друзьями, братьями по вере. Если мы молимся вообще, то слишком часто оказывается, что Молимся мы только для себя и сами по себе. А ведь как полезно слышать молитву, исходящую из сердца ближнего, и молча участвовать в ней! И вовсе не важно, полон ли текст этой молитвы красноречия или же он прост и бесхитростен, — когда ее слова исходят от сердца, то становятся целительным бальзамом, а все, кто слышит их, делаются душевно богаче.

Сколь много раз в уютной индейской парильне мое сердце пронзали безыскусные, но искренние молитвы моих братьев и сестер, когда они распахивали свои сердца и молились из глубины души! В этом и состоит красота содружества, разделяемого с ближними. Даже если рядом с вами находится всего лишь один человек. Мы подпитываем и обогащаем друг друга своими молитвами, сколь бы скромными они ни казались.

Пробудив однажды свое сердце для радостей и удовольствий молитвы, вы обнаружите, что вам совсем не трудно молиться каждый день, причем по много раз. Вы будете поступать таким образом, поскольку молитва наделяет вас силой, поскольку она заставляет вас почувствовать себя связанным с Великой Тайной и ближе подводит вас к тому пламени, которое пылает внутри. Ибо вместе с молитвой приходит взросление, а вместе с взрослением — понимание нашего неразрывного единства с Великой Тайной. Таково воздействие подлинной молитвы. И так мы учимся жить и воспринимать жизнь как нечто священное.

ТЬМА

Когда тьма обволакивает тебя,

Не бойся, ибо я рядом с тобою.

Узришь, — ведь я дам тебе масло с лампадой,

И это будет твой собственный свет.

Но не переставай следить.

Бдителен будь и полон надежды.

И помни: так же наверняка, как за ночью последует день,

Я непременно вернусь.

Для всякого великого дела необходима преданность и готовность к самопожертвованию, и эти чувства нуждаются в постоянном возобновлении. Вы должны заново перенастраивать себя и давать новые обязательства, особенно — после неизбежных провалов или периодов уныния и бездействия. А таких периодов будет очень много, прежде чем станет наблюдаться какой-то подлинный рост или стабильность.

Когда читаешь труды великих мыслителей, мистиков или шаманов, то очень легко, даже слишком легко поверить, что они никогда, не испытывали периодов сомнений, колебаний или растерянности, что им были неведомы недели полного бездействия или такие моменты, когда в их сознание закрадывалось уныние, либо времена, когда все казалось безнадежным.

Написание книг — это селективный процесс. Писать легко только в том случае, когда речь идет об экстазе, о взлетах, о чудесах, а все низменное, вся тщета и суетность исключены. Такие тексты прекрасно читаются, но они, увы, не соответствует действительности. По крайней мере, не отражают ее во всей Полноте.

Я часто просматриваю свой духовный дневник, который веду ежедневно, и это по большей части довольно-таки уничижительный опыт. Да, я обнаруживаю в нем много жемчужин и немало озарений, однако нахожу также, причем снова и снова периоды бездействия, депрессии, отчаяния и сомнений. И что со мной происходит, когда я читаю об этом? Меня переполняет беспредельное сочувствие. Сочувствие к самому себе. А далее оно внушает мне уважение к необъятности той задачи, которая передо мной стоит. Некоторые думают, будто найти вожделенное царство легко. Да, это легко — в теории. Легко предпринять несколько первых шагов. Легко скакать вперед, взнуздав коня высокого понимания проблем, когда сознание находится на подъеме и достигает вершинных значений, словно морской прилив в полнолуние. Легко читать книги. Легко питать благие намерения.

Каждый, кто думает, будто все это дается легко, никогда не подставлял свое плечо под плуг и не трудился в лоте лица на полях, где взращивается духовная пища. А также не гонялся, крадучись, на протяжении бессчетного количества холодных и беспросветных ночей за неуловимой добычей — только для того, чтобы потерять ее след и бесцельно блуждать во тьме. И не забрасывал свою удочку в глубокие и таинственные воды, дабы раз за разом вытаскивать ее пустой, прежде чем почувствуется хотя бы легчайшая дрожь поплавка. Но именно здесь может оказать неоценимую помощь ежевечерне заполняемый дневник.

Каждодневный духовный отчет о происходящем — это бесценный инструмент, который используется путником для того, чтобы фиксировать свое продвижение и обнаруживать приливы и отливы, водовороты и подводные течения. Мы должны наносить на карту и внимательно исследовать внутренние территории своего «я», если хотим понять эти таинственные неисследованные земли и проложить туда торный путь.

Кроме того, такая ежедневная регистрация духовной работы наполнит путника смирением, ибо он обнаружит, сколь зыбкими и мимолетными являются его самые лучшие намерения. Вот, полные высоких идеалов и твердой, как сталь, решимости, мы постановили посвятить себя различным духовным свершениям. И мы начинаем действовать, питая самые лучшие намерения, возможно, даже с некоторым чувством превосходства над другими. Мы проводим эту внутреннюю работу на протяжении нескольких дней или недель, но потом начинаем время от времени пропускать день или два, а затем — даже неделю-другую, иногда целый месяц либо два, пока, наконец, не поймаем себя на полном бездействии и не зададим себе с некоторым удивлением сакраментальный вопрос: «Так что же это со мною случилось?».

И тогда мы опять начинаем с нуля, но на сей раз обещаем себе действовать по-иному, решаем следить за ходом выполнения намеченной программы, но вновь и вновь терпим неудачу. Дневник, заполняемый постоянно, позволяет нам следить за собственными попытками, за стартами, фальстартами и наполовину состоявшимися стартами, за периодами высокой продуктивности и почти полного застоя или же сплошного ничегонеделания. Даже сама попытка вести такую ежедневную регистрацию уже многое открывает нам. Вначале наш дневник содержит записи, датированные последовательными числами месяца, затем мы пропускаем денек-другой, а потом внезапно забрасываем свой дневник и обнаруживаем впоследствии, что прошло три недели или три месяца, а туда не вписано ни единой строчки. Так что же это с нами случилось?

Духовное саморазвитие — это такая работа, которая не поддается нормальному пониманию. Никогда не следует недооценивать всей грандиозности задачи, которая перед вами стоит. Она куда больше, чем вы способны охватить взглядом.

Поделюсь с вами одной истиной. Вы будете терпеть неудачи вновь и вновь. Будете спотыкаться и падать сотни, даже тысячи раз. И прежде чем наглядно проявится хоть какой-то реальный рост и стабильность, вы будете испытывать отчаяние, терять веру, подвергаться сомнениям, утрачивать мужество, обижаться на самого себя и задаваться вопросом, а может ли вообще что-нибудь случиться хоть когда-либо.

Означает ли это, что вы полностью сбились с пути? Нет, отнюдь. Хочу сообщить вам нечто полезное, нечто такое, что вы обязаны знать: это и есть путь. Вначале — на заре вашего духовного просветления — вас ждет большое разочарование, и именно в этот период мы нуждаемся в терпении и преданности своему делу. Люди, словно на качелях, переходят от экстаза к полному отчаянию и обратно. Они испытывают экстаз, когда благодаря милости Великой Тайны нас заполняет Святой дух, и мы живем, проникнутые полным и ошеломляющим осознанием его величественного присутствия, ибо он жив и су ществует внутри нас, и нам известно об этом. Мы царствуем, испытывая доверие, внутреннюю умиротворенность и радость. Нам открываются неведомые доселе истины, а внутри нас проявляется или, как говорят психологи, манифестируется более глубокое понимание всех проблем.

И напротив, мы испытываем полнейшее отчаяние, когда способность к постижению покидает нас столь же неожиданно, как и появилась, так что мы задаемся вопросом, уж не выдумали ли мы весь этот эпизод. В нас закрадывается сомнение, нас захлестывает тьма, а мы лишены и лампады, и масла, причем должны оставаться в подобном состоянии на протяжении многих дней, а может быть, и недель. И на протяжении всего этого времени мы отчаянно стараемся восстановить прежнее ощущение, вновь испытывать состояние единства со священной Животворящей Силой, однако усилия оказываются напрасными, и нам кажется, что так будет вечно. А затем столь же внезапно все возвращается на круги своя.

Страждущий будет избавлен от многих моментов внутреннего смятения, если он поймет, что сознанию, как и океану, присущи приливы и отливы, что в путешествии вовнутрь случаются такие же наводнения и засухи, как это бывает в природе. И когда вы возводите свое внутреннее святилище, нужно принимать во внимание указанные факторы.

Как мне хотелось бы знать все это много лет назад, когда я неустанно боролся за то, чтобы прорваться к свету, и все это лишь для того, чтобы останавливаться в полном разочаровании, если вслед за периодом просветления меня снова окружала тьма! В такие моменты я всегда задавал себе вопрос: «Почему?.. Почему свет покинул меня?» — и думал при этом, что со мною не все в порядке, что я делаю какие-то вещи неправильно. Быть может, виной всему — моя недостаточная искренность? Но теперь я знаю и понимаю наличие приливов и отливов, так что, когда кругом воцаряется тьма, у меня есть лампада и масло, и я терпеливо жду, пока истинный свет снова вернется. Нужны лишь спокойствие и уверенность. Я опытный мореплаватель; я уже ходил в этих водах ранее. Уже нанес на карту всю эту территорию и промерил все глубины. А посему даже во тьме я спокоен.

Духовная работа, практикуемая в периоды тьмы, отнюдь не является бесполезной. Напротив, это необходимая часть нашего пути вглубь, и подобная работа в чрезвычайной степени укрепляет нашу внутреннюю сущность. Без нее не было бы никакого продвижения. Мы должны быть благодарны за подобные возможности. Если вы хотите смело отправиться в путь через глубокие, опасные воды, то должны научиться плавать в любую погоду, — не только в штиль, не только при благоприятных течениях, но и противостоять водоворотам, приливам и отливам. Это путешествие не для робких и не для хилых. Ваша воля и решительность будут не раз подвергаться всевозможным испытаниям.

А потому вы должны запастись огромным сочувствием к себе и своим борениям. Должны научиться снова и снова подниматься, если вам доведется упасть. Все возможно, и все должно восприниматься таким, как оно есть.

Но тем, кто полон решимости пройти этот путь целиком, будет даровано все.

•

Мелочи

Внутри одного имеется многое.

Внутри многого есть одно.

И везде можно отыскать,

Но нигде нельзя натолкнуться.

Наша жизнь полна всевозможных мелких деталей: мы платим по счетам, которые достали из почтового ящика, отправляемся к дантисту, готовим еду, застилаем постель, ходим на работу. Когда вы разговариваете с другом по телефону, когда выбегаете в ближайший магазин, чтобы купить какую-то вещь, которую позабыли припасти на ужин, когда вы занимаетесь стиркой, гладите рубашку, смотрите кино, — вас захлестывают разные невеликие поступки. Всевозможные детали. Приземленные и мирские. Мелочи жизни. Но именно в этих мелочах открывается сама ткань жизни. Гобелен, который вышит столь умело и замысловато. Здесь скромно и ненавязчиво смешаны, образуя собой неразрывную сеть, самые разные нити и краски. Эта ткань являет собой некое единство, и. тем не менее, она сплетена из множества нитей, каждая из которых составляет часть неразрывного целого. Там, где нет частей, не может быть и целого, а потому я люблю и с радостью воспеваю части, поскольку люблю целое.

Разве в жизни есть хоть что-либо неважное? То, чем можно пренебречь, что можно проигнорировать, мимо чего можно поспешно пройти, от чего можно держаться в стороне? Что же такое жизнь, если не сплошные мелочи?

Брат Лоренц, христианский мистик, который обрел свою духовность благодаря преданности долгу повара в монасты-Ре²⁰, сказал: «Бог измеряет не масштабы моего деяния, а количество любви, которую я в него вложил». Брат Лоренц, простотота которого поражали и ставили в тупик его собратьев по вере, был человеком, уверявшим каждого, кто выражал готовность выслушать его, что для него время молитвы не играет никакой роли, поскольку каждое его действие являло собой молитву. Этого человека озадачивала необходимость отправляться в часовню в те периоды дня, которые были выделены для молитвы, дабы там стоять на коленях и заявлять о своей преданности делу веры. Ему это казалось странным, поскольку вся его жизнь была преданным служением вере. Он считал молитвенные часы потерянными; на самом деле ему надлежало быть в это время на кухне и трудиться там над приготовлением пищи для его братьев.

Если я в состоянии прикоснуться к Святому Духу в моменты молитвы и медитации, то почему я не способен на это и в то время, пока вытираю тарелки? Почему мне не делать этого, когда я еду в машине на деловое свидание? Ибо если я не в состоянии причаститься к Святому Духу в такие периоды, то какая же у меня с ним связь?

Все укрупняется и становится более значимым, когда я осознаю, что так именуемые мелочи жизни представляют собой очередное проявление священной Животворящей Силы, а я участвую в этом чуде. Вы хотите сказать, что мелочи столь обыденны? Нет, ничто не обыденно, разве что вы назовете обыденной самую прекрасную жемчужину. Или вам покажется обыденным первый крик новорожденного. Или вы сочтете обыденными сияющие краски заката. Все сущее далеко от обыденности, — оно необычайно в своей красоте. И даже в те моменты, когда мы забываем об этом, когда мы впадаем в панику, испытываем отчаяние, чувствуем себя запутанными и подавленными сложностью мира, то разве и эти чувства не образуют собой некую часть мелочей жизни? Разве всего этого следует избегать? Или же, напротив, воспринимать как должное, любить и трактовать в качестве неотъемлемой части того, кем мы являемся?

Неужто каждая звезда должна быть самой яркой?

Неужто каждому цветку надлежит быть самым прекрасным из всех, какие когда-либо распускались?

Неужто каждое краске положено быть самой сочной и яркой?

Если это так, то где же место для контрастов, где разнообразие оттенков, где приливы и отливы разворачивающейся перед нами жизни?

А посему все мои шаги — это шаги самой радости. Шаги чуда. Шаги приятия, восхваления и поклонения.

Я сам есмь чудо, и чудом является все вокруг меня.

Я сам есмь истина, и истина обволакивает все вокруг меня.

Я сам есмь красота, и красота присутствует для меня во всем, что я созерцаю.

Я сам есмь неразгаданная тайна, и я взираю на себя, преисполненный благоговения.

Ибо я есмь ткач и я есмь нить. Я воплощаю оранжевый цвет апельсина и вместе с тем голубой цвет неба. Я есмь целое, и я есмь часть.

Птица, камень, ветер, человек — у каждого есть собственная реальность, хотя все мы образуем одну семью. Каждый живой и неживой объект теснейшим образом связан со всяким другим объектом. У любого из них есть собственная песня, которую ему надлежит пропеть. Каждый выполняет свое предназначение. У всего своя судьба.

Все является частицей единого многоцветного гобелена. Всякая мысль и всякий поступок. Любое движение, которое мы делаем, сколь бы незначительным оно нам ни казалось, — это тонкая нить в огромном целом. Каждый из нас участвует в этом целом по-своему. Каждый из нас добавляет в этот гобелен нечто свое. Каждый из нас является ткачом. Вместе с солнцем и луной и с каждым живым существом мы ткем узоры, и в этом проявляется Великая Тайна. Ничего отдельного не существует. Мы все образуем единое целое. Все мы священны. Благословенна, благословенна и тысячекратно благословенна Та, кто явила мне эти истины.