Соловецкий бунт

К середине 17 века Соловецкий монастырь стал одним из ведущих духовных центров России. Опираясь на широкую хозяйственную деятельность в Поморье, насельники монастыря на протяжении предыдущего столетия смогли обеспечить строительство уникальной температурой, каменных церквей, по праву считавшихся настоящим чудом. Монастырь за 16-й и первую половину 17 века создал книгописную мастерскую, иконописную палату, одну из самых обширных библиотек. Духовный авторитет обители среди русского населения был освящен и фигурами основателей монастыря Зосимы и Савватия, и мученическим венцом митрополита Филиппа, бывшего соловецкого игумена. В реальном противостоянии Москвы и Севера Соловецкий монастырь играл непростую роль: с одной стороны, насельники монастыря традиционно отстаивали независимость от новгородской епархии, особый статус монастыря, напрямую подчиненного патриарху московскому, настоятели всегда были накоротке с правителями государства, с другой стороны, интересы Севера всегда были в центре внимания, а особого доверия к московской политике не было. Обычно в монастыре одна часть братии тяготела к проведению промосковской политики, а другая - скептически оценивала установления центра, опиралась в основном на местную традицию. В условиях резких политических перемен середины 17 века это внутреннее напряжение вышло на поверхность, а монастырь оказался одним из центров сопротивления церковной реформе, поддержанной государственной властью. В 1651 году настоятель монастыря Илья был произведен из игуменов в архимандриты, это означало официальное признание высшего ранга обители.

Первые серьезные конфликты между монастырем и властью начинаются после 1649 года, когда по Соборному Уложению были ограничены привилегии монастырей, а также было запрещено увеличивать их земельные владения. Введение Монастырского приказа означало, что государство напрямую вмешивается в управление делами монастырей. Соловецкий монастырь, как один из самых независимых и процветающих в хозяйственном отношении, оказался и среди самых недовольных нововведениями. Обострило ситуацию и то, что Новгородскую епархию возглавил в это время Никон, будущий патриарх, который стал активно притеснять Соловецкий монастырь, пытаясь поставить его под свой контроль.

Однако не только хозяйственные и политические интересы определяли настроения братии. В течение 16-го и первой половины 17 века в монастыре сложились твердые и определенные правила, не только касающиеся устава, но и определяющие работу книгописцев, иконописцев, резчиков. Наряду с массовым производством икон соловецких чудотворцев Зосимы и Савватия, а также резных крестов, предназначенных для раздачи и продажи богомольцам, в монастыре создавались и уникальные памятники иконописания и прикладного искусства. Здесь не было ярко выраженного " соловецкого" стиля, поскольку в работах принимали участия мастера, приходившие из разных частей страны и приносившие различные веяния. Подбор книг Соловецкой библиотеки свидетельствует об интересе монахов к богословским проблемам, догматическим и обрядовым спорам предыдущих веков и десятилетий. В первой половине 17 века вокруг старца Сергия Шелонина сложилась своеобразная школа книжников, искусно оформлявших текст, умело владеющих тем, что сегодня мы называем редакторской работой. Соловецкие книжники создавали и свои сочинения, затрагивающие актуальные темы церковной жизни. Конечно, они не могли остаться безразличными к церковной реформе патриарха Никона, начавшейся с 1652 года. Духовный уровень монастыря, степень богословской и уставной образованности братии, привычка к активной деятельности — все это предполагало отсутствие слепой покорности у соловецких насельников.

Особую остроту конфликту монастыря с царской властью придавала и память о мученической кончине одного из самых знаменитых настоятелей Соловецкой обители — игумена Филиппа Колычева, ставшего в середине 16 века митрополитом всея Руси, сосланного в Тверь и задушенного там по приказу Ивана Грозного за то, что он посмел честно выполнить свой пастырский долг, публично осудив массовые казни. Культ соловецкого иерарха в первой половине и особенно в середине 17 века постоянно развивается. Мощи святителя почитались как одна из важнейших святынь обители. В 1652 году Никон вывез их в Москву, используя авторитет Филиппа в своих политических интересах. Это стало еще одной " обидой" монастыря на властного патриарха.

О том, как было принято на Соловках первое известие о реформе, можно узнать из рассказа инока Епифания, впоследствии знаменитого сподвижника протопопа Аввакума и пустозерского узника. Он уверяет, что вся братия плакала и тужила о том, что пала на Руси правая вера. Может быть, Епифаний и сгущает краски, преувеличивая всеобщее единство, но факт несомненный — Соловецкий монастырь сразу и категорически отверг церковную реформу. Однако, сообщив о реформе, московские власти не очень следили за тем, как идут дела на окраинах, а потому никто и не задавался вопросом, как проводится реформа на Соловках. Насельники обители, таким образом, жили себе мирно и тихо, как прежде. Но в конце ноября 1657 года в монастырь пришел груз с новопечатными книгами, содержащими серьезные исправления обрядов и церковно-служебной практики. Архимандрит Илья убрал их в казенную палату, даже не переплетая. Но по монастырю пошли слухи. Надо было принимать какое-то официальное решение. Власть архимандрита никогда не была единоличной и непререкаемой. Нужна была поддержка собора.

Как же было организовано управление обителью? Во главе монастыря кроме архимандрита стояли келарь (заведующий монастырским хозяйством) и казначей. Оба вступали в должность после избрания на черном монастырском соборе. Настоятель, келарь, казначей, священники и 12-14 соборных старцев составляли малый черный собор, верхушку монастырской администрации. Особо важных случаях созывался большой черный собор, т.е. собрание всех монахов обители. Большой черный собор летом проводился обычно в Спасо-Преображенском соборе или редко на площади перед центральным комплексом зданий. Но обычно монахи собирались в Трапезной — самой крупной одностолпной палате Древней Руси (500 кв.м). Малый собор чаще всего проходил в соседней с ней Келарской палате, значительно меньшей по размерам.

Итак, 8 июня 1658 года Илья созвал большой черный собор, который за явным преимуществом противников реформы объявил запрет на новопечатные книги. А поскольку три священника — Герман, Виталий и Спиридон — настаивали на подчинении приказу патриарха, отдельно подчеркивалось, что священники, принявшие реформу, будут осуждены, а причащаться и стоять у них на службе нельзя. На следующий год умер горячий противник исправлений архимандрит Илья. Новый архимандрит Варфоломей скорее относился к промосковской партии. Он не хотел противиться царю. Патриарх Никон вскоре был отправлен в ссылку, так что конфликт с Москвой теперь означал прямой бунт против царской власти. Варфоломей с 1661 года попробовал поэтапно ввести в монастыре реформу, что вызвало ожесточенные споры и стычки среди братии и мирян. Противники архимандрита и его ставленников — келаря Савватия Обрютина и других — собирались темными зимними вечерами в переходах между корпусами, в галерее, которая вела от Трапезной, и обсуждали планы борьбы за чистоту веры. Среди этих оппозиционеров были и священники Никон и Пафнутий, и соборные старцы Александр Стукалов, Герасим Фирсов, Ефрем Каргополец, и рядовые иноки, и миряне, и даже некоторые ссыльные, например, князь Михаил Львов, дьякон Сильвестр. Особое место в группе занимал соловецкий постриженник, бывший соловецкий книгохранитель, а затем архимандрит звенигородского Саввино-Сторожевского монастыря Никанор. Он единственный из всех руководителей оппозиции прошел до самого конца восстания. Авторитет Никанора был высок не только в монастыре, но и в Москве. Существует легенда, что он даже был некоторое время духовником царя Алексея Михайловича.

В первой половине и середине 1660-х годов общее настроение в монастыре было крайне беспокойным. Иноки и миряне, наслышанные о реформе церковной службы, не очень хорошо знали, в чем суть исправлений, но готовы были ревностно отстаивать " предание святых отцов Зосимы и Савватия". Показательным стал конфликт в связи с так называемым " делом Геронтия", случившийся зимой 1663 года.

В конце января архимандрит Варфоломей отправился по монастырским делам в Москву. Именно в его отсутствие произошло обострение ситуации в обители. 7 февраля в Благовещенской надвратной церкви служили священники Геронтий и Варлаам и дьякон Иов. У обедни стояли слуги и трудники. После службы по монастырю разнесся слух, что Геронтий изменил обряд, нарушил установленный порядок богослужения. Мгновенно весь монастырь пришел в состояние крайнего возбуждения. Дело дошло до того, что Геронтия хотели побить камнями. Ему пришлось спрятаться в своей келье, но и там предполагаемому отступнику не дали покоя (ему замазали окошки калом). Движение в монастыре возглавили миряне - Григорий Яковлев Черный, Сидор Хломыга, Федот Токарь и другие. 13 февраля соборные старцы Дионисий и Илларион провели подробное расследование и выяснили, что некоторые мелкие нарушения службы произошли по нерасторопности пономаря, так что никакого отношения к церковной реформе эта история не имела. В этом конфликте важны не конкретные обстоятельства дела, а сама суть. События показали, что достаточно малейшего повода, одной искры, чтобы в монастыре вспыхнул открытый протест. Широкие массы рядовой монастырской братии и мирян готовы были подхватить призыв к борьбе.

Сам Геронтий считал, что конфликт возник не случайно, а был хорошо подготовлен келарем Савватием Обрютиным, ближайшим человеком архимандрита Варфоломея. Когда конфликт уже пошел на спад, вернулся в монастырь настоятель, который так и не смог добраться до материка, две недели его носило среди льдов. 16 февраля Варфоломей собрал малый черный собор, подтвердивший отсутствие целенаправленных изменений службы и временно разрешивший споры между Геронтием и келарем Савватием.

Несмотря на то, что данный конфликт разрешился без серьезных последствий ситуация в монастыре постепенно накалялась. К 1666 году оппозиция пришла к выводу о необходимости сместить монастырские власти и, в первую очередь, архимандрита Варфоломея, который фактически был главным представителем Москвы, а значит и сторонником введения реформы (он, действительно, добился некоторых небольших изменений). В феврале 1666 года настоятель отправился в Москву на церковный собор. Вдогонку ему собор направил краткую Первую соловецкую челобитную о вере - в ней братия просила не менять монастырский и церковный уклад. Варфоломей челобитную принял, но подписи на ней не поставил, на церковном соборе в Москве он убедился в решительности намерений властей ввести реформу и представил челобитную как свидетельство беспорядков и неблагополучия во вверенной ему обители.

А тем временем в монастыре была составлена обширная челобитная против архимандрита. Автором ее был Герасим Фирсов, собравший некоторое количество подписей. Главные обвинения были связаны с хозяйственной деятельностью Варфоломея и его неспособностью управлять делами монастыря, в частности следить за ссыльными. Среди прочего настоятеля обвиняли и в дурных словах о государе, в утверждении, что “Бог высоко, а царь далеко”, поэтому мол в монастыре Варфоломей полновластный владыка. Несмотря на то, что заговорщики обсуждали свои дела в кельях, о челобитной пошли слухи, которые вызвали беспокойство келаря Савватия. Он добился уничтожения первого варианта челобитной, но не смог помешать Герасиму Фирсову представить царю второй вариант – самого старца вызвали на собор. После долгого разбирательства в Москве было принято радикальное решение: Герасима Фирсова обвинили в сопротивлении реформе и в августе сослали в Иосифо-Волоколамский монастырь, где год спустя он умер, а Варфоломея пока задержали в Москве.

Условия для заговоров были в монастыре благоприятными: с одной стороны: все находились в тревожном ожидании и уверенности, что вера в опасности, уклад жизни давал возможность собираться небольшими группами и обсуждать планы. Устав Соловецкого монастыря позволял монахам покупать отдельные кельи полностью или по частям. У некоторых, особенно пожилых, старцев оказывалось отдельное хозяйство и немалые суммы “собинных” денег. Соборные старцы часто имели слуг. Звание соборного старца иногда давалось за заслуги, иногда – при условии особенно большого вклада при пострижении. У каждого старца были послушники, монахи распоряжались работами трудников-мирян, поддерживали тесные связи внутри своего круга.

Для расследования на Соловки сначала направили ярославского архимандрита Сергия, затем – поскольку конфликт разрастался (к царю поступила Втора-Третья соловецкая челобитная о вере, новые жалобы на Варфоломея и его сторонников) – целую следственную комиссию во главе со стольником Алексеем Севастьяновичем Хитрово. С января по март 1667 года Хитрово, находясь на берегу в Сумском остроге, сумел добиться выезда из монастыря на следствие почти всех руководителей оппозиции и ближайших сторонников Варфоломея. Основные обвинения против настоятеля и его помощников подтвердились, но выяснились и глубина идеологического противостояния обители нововведениям. В результате Варфоломей был смещен с поста архимандрита, но на его место 23 июля 1667 года поставили не Никанора, как просили все изветчики, а умеренного Иосифа. Руководители оппозиции, как и некоторые сторонники настоятеля, были взяты под стражу и разосланы по другим монастырям. Фактически, власти не тронули только Никанора, которому было разрешено вернуться на Соловки вместе с новым настоятелем Иосифом и бывшим архимандритом Варфоломеем. В Москве решили, что теперь дела в монастыре пойдут на лад.

Пока власти принимали официальное решение, слухи о нем уже пришли в монастырь. Еще в июле большинство насельников определилось: Иосифа не принимать. К осени атмосфера накалилась до предела. 13 сентября Иосиф и Варфоломей прибыли в гавань на Заяцкий остров (Никанор отстал по дороге), а 15 сентября 1667 года в Спасо-Преображенском соборе состоялся один из важнейших черных соборов, фактически положивший начала открытому восстанию монастыря против церковной и светской власти: в присутствии братии и мирян были зачитаны послания от царя и патриарха. В ответ на недвусмысленную угрозу проклятия черный собор должен был принять не менее определенное решение. Решение о разрыве с властями, судя по всему, не было легким. На соборе в защиту старой веры выступил Геронтий, к тому времени - казначей. Он уже читал до этого монахам свои выписки в защиту веры, теперь, встав на стул, он начал читать всем насельникам " свои написные письма", которые были составлены заранее. После его выступления собор отверг новые книги, обряды и отказался принять архимандрита Иосифа. Оба настоятеля (Иосиф и Варфоломей) были отлучены от святынь и заперты в кельях, а несколько дней спустя высланы из монастыря.

Уже 15 сентября Иосифу вручили для доставки царю Четвертую челобитную о вере, написанную в предыдущие дни Терентием и одобренную собором: после категорического утверждения верности " преданию Зосимы и Савватия" восставшие требовали не присылать больше увещевателей, " и вели, государь, на пас свой меч прислан царьской, и от сего мятежнаго жития преселити нас на оное безмятежное и вечное житие; а мы тебе, великому государю, не противны". Это поразительное сочетание требования прислать " меч", то есть войска - и утверждения, что монастырь царю " не противен" отражает момент начала восстания, когда при всей решимости отстаивать веру и желании пострадать за веру основная масса насельников почитала царя и его власть. С другой стороны, объявив готовность пострадать и безропотно погибнуть от царского меча, авторы ставили себя в положение мучеников за веру, а царя - соответственно - в положение гонителя веры и ее поборников. Так что даже в этом как бы смиренном заявлении кроется внутренняя оппозиционность.

20 сентября прибыл и Никанор. Он ночевал под монастырем, а 21 сентября вошел в обитель. На нем был новый клобук, введенный Никоном. Это вызвало недоумение братии и мирян. На глазах у собравшихся он снял новый клобук и покаялся в том, что его в Москве силой заставили отречься от старой веры. Теперь он приносил в этом покаяние соловецким насельникам. Кое-кто вспомнил, что отъезжая в Москву Никанор хотел пострадать за веру. Архимандрит ответил кратко: " сами де поедете в Москву и про то отведаете". Больше вопросов к Никанору черный собор не задавал.

В эти же тревожные дни была составлена Пятая соловецкая челобитная — самый пространный памятник восстания, принятый собором и направленный в Москву. Там было представлено подробное обоснование готовности Соловецкого монастыря защищать, старую веру и приводились многочисленные доводы против реформы. Автором текста был снова Геронтий, заслуживший в сентябре 1667 года в обители славу " второго Златоуста".

На протяжении семи с лишним лет осады монастырь продолжал функционировать как нормальная хозяйственная система в соответствии с вековой традицией. Работали все внутренние службы, запасов продовольствия и основных необходимых материалов могло хватить на пять - десять лет осады. Основой полноценной деятельности обители стала мельница - сюда не только поступала вода из Святого озера, что даже при полной осаде решало многие проблемы, но и существовала возможность хранить большие запасы зерна, регулярно получать муку, поддерживать основной рацион питания. Помимо хлеба и каш монастырь имел достаточные запасы грибов, сушеной и замороженной рыбы, масла и других продуктов. Естественно, многие из них требовали ежегодного пополнения. В обычное время монастырские трудники под руководством мирян сами добывали необходимые припасы и собирали их в соловецких береговых вотчинах. Однако, после Четвертой и Пятой челобитных и категорического отказа монастыря подчиняться московским властям, был издан государев указ, описывающий вотчины от обители и запрещающий поморскому населению поддерживать мятeжнyю обитель. Подобные указы были развешаны на столбах и читались по всем поселениям близ Белого моря. Однако, несмотря на это, жители прибрежных вотчин на протяжении всех лет осады продолжали поставки. Кемские и шуерецкие, холмогорские и онежские жители, " кореляне" и обитатели Сороки везли в монастырь морскую и речную рыбу, масло, хлеб, лук, чеснок, тресковое сало и прочие необходимые припасы, а так же подошвенные кожи, холст, парусину и т п. Войска пытались перехватывать поморов на берегу и на воде но, во-первых, местные жители прекрасно ориентировались в море и поймать их было чрезвычайно трудно, во-вторых, сложно было выяснить, точно ли на Соловки везут продукты - рядом был более или менее лояльный Анзерский Троицкий скит, течения могли унести ладью далеко от запланированного пути. Обычно на это и ссылались задержанные.

Даже когда войска перешли с Заяцкого острова на Большой Соловецкий, ладьи продолжали прибывать - со стороны Долгой губы возле Муксалмы они выгружали груз, который потом перетаскивался в укромное место, а после ухода войск доставлялся в монастырь. Помогало повстанцам и то, что войска с 1668 но 1675 годы уходили на зиму в Сумской острог. Это давало возможность активно использовать весну и осень для пополнения припасов, а самые опытные мореплаватели пускались в путь и зимой.

Внутри монастыря на протяжении всего восстания велся строгий учет поступающих припасов, казначей и келарь составляли подробные приходо-расходные и отводные книги. Только последний казначей Михаил зимой 1676 года, накануне финального штурма, умирая не успел передать имущество по описи, а оставил казну своему духовному отцу священнику Леонтию без отводной книги. Реальные проблемы в ведении хозяйства возникли у монастыря только с осени 1676 года.

В 1668 году, после долгих колебаний правительство приняло решение перейти от переговоров к решительным действиям и силой заставить непокорный монастырь подчиниться воле царя и патриарха. Царский указ от 3 мая 1668 года предписывал стряпчему Игнатию Андреевичу Волохову возглавить отряд московских и архангельских стрельцов. 22 июня войска прибыли к стенам обители.

Монастырь оказался заперт, "...и по воротам, и по башням, и по стенам пушки, и с мелким ружьем изготовлены". После двухдневных переговоров Волохов с несколькими стрельцами прошел в монастырь - в воротах и даже в соборе стояли вооруженные люди. После богословской дискуссии, в которой воевода проявил немалую эрудицию, большинство монахов и мирян заявило о намерении " сидеть в городе", т.е. в крепости, а несколько человек ушли с Волоховым. В тот же день началась перестрелка. Восстание перешло на этап вооруженного противостояния.

Волохов не стал осаждать крепость - у него не было ни достаточного количества людей, ни подходящего снаряжения. Он расположился на Большом Заяцком острове возле гавани, выстроенной монастырем в 16 веке, оттуда было видно многие подходящие к островам от Сумского острога и Кеми суда с припасами. Основное внимание воеводы распределялось между попытками перехвата на море (впрочем, острова в гавани обычно мешали вовремя увидеть отходящие карбасы, а кроме того, у монастыря были пристани в Сосновой губе и Долгой губе, которые вообще не видны от Заяцкого острова) и периодическими бесплодными переговорами с восставшими. На зиму войска вообще уходили в Сумской острог, снимая осаду на долгие месяцы.

Волохов возмущался в своих отписках в Москву тем, что не только миряне, но и монахи участвовали в боевых вылазках на соседние острова и стычках со стрельцами. Особенно раздражал воеводу воинственный инок Варфоломей: по мнению Игнатия Андреевича, монах в кольчуге и шлеме, вооруженный пищалью, - явный представитель сатанинских сил, подготовленный к боям бесами и Вельзевулом.

Весной 1669 года, на Пасху, самые решительные монахи и миряне утопили в море новопечатные книги, с 1658 года лежавшие в казенной палате. Весной-летом 1669 года из традиционной молитвы за здравие царя убрали имя Алексея Михайловича, вставив безличный оборот о " благоверных князех". Отказ от молитвы за царя для 17 века был достаточной крайней формой неповиновения. Это уже была не просто практическая акция, но символический жест, означавший разрыв с " неверным" царем-антихристом.

К лету 1669 года были проведены подготовительные работы для обороны крепости. По городовым стенам везде заготовили груды " каменья дробного" для стрельбы из пушек, оружие было проверено и приведено в боевую готовность. По стенам расставлены котлы для вара, которым предполагалось поливать осаждавших. Миряне упражнялись в стрельбе, а на море спущены были шесть больших карбасов с пушками для морского боя. Позднее по стенам ходил с процессией архимандрит Никанор, кропил святой водой пушки (голландские) и говорил, обращаясь к ним: " одна у нас надежа на вас, матушки галаночки, вы-де нас не выдайте".

В июне 1669 года, когда Волохов с отрядом снова расположился на Заяцком острове, черный собор выслал ему навстречу ладью со ссыльными людьми, содержавшимися в обители - разрывая отношения с царем, насельники монастыря отказывались и от выполнения царской службы по охране ссыльных.

Летом 1672 года войска подошли к монастырю только в начале августа - дело в том, что правительство, недовольное действиями Волохова, заменило его на нового воеводу - Климентия Алексеевича Иевлева. Его снабдили несколько увеличенным отрядом стрельцов, набранных по беломорским городам, а также оставили небольшой московский отряд. Иевлев начал с того, что сжег монастырские строения вне стен крепости, карбасы и сено, впервые начал обстрел стен монастыря из пушек (но уже в мае 1673 года ему запретили использовать против обители пушки и посылать людей на приступ). На следующий год он расположился под монастырем, вел постоянные, но незначительные перестрелки, а уже 18 августа 1773 года ушел на берег, предоставил возможность соловецким насельникам спокойно пополнить нескудные запасы монастыря грибами, рыбой и всем прочим.

После раздоров Иевлева с соловецким архимандритом Иосифом в Сумском остроге воевода был отстранен, а на его место 6 сентября 1673 года назначен Иван Алексеевич Мещеринов. В декабре он получил подтверждение на эту службу, а уже 4-5 января 1674 года принял в Сумском остроге дела у Иевлева. 31 мая во глве сильно увеличенного и хорошо вооруженного отряда Мещеринов прибыл на Соловки.

Боевые действия по обороне монастыря и сражения с царскими войсками сопровождались и непростой внутренней жизнью обители в годы восстания.

В этой части монастыря нередко оказывались в заточении не только противники восстания, но и те его участники, которые в результате очередного внутреннего переворота были изолированы новыми лидерами.

Но уже осенью 1669 года, после завершения летней кампании, ситуация в монастыре резко изменилась. Как выяснилось, в обители не все были настроены радикально. Не только Волохов считал стрельбу недостойным делом для монаха, а вооруженное сопротивление царю - и вовсе недопустимым. Еще с 1668 года в тюрьме оказался лидер предыдущего периода - Терентий, категорически осудивший стрельбу по царским войскам. Он настаивал на том, чтобы запереть ворота и " сесть" в осаду, не обороняясь. Затем, в соответствии с обещаниями, молиться и ждать мучения и смерти от нечестивого царя и его приближенных. В сентябре 1669 года сторонники умеренных действий повязали радикальных лидеров и заточили их в тюрьму, выпустив оттуда Геронтия и еще нескольких человек. А 19 сентября бывшего келаря Азария с еще десятком монахов и мирян выслали к Волохову, " по руке и по ноге скованы и мурьи усом гвоздьем" закреплены.

Но уже к октябрю 1671 года умеренные деятели старцы Глеб, Епифаний и другие, тоже ненадолго посетили тюрьму, а потому были высланы из монастыря. Радикальное движение с этого момента и до конца восстания возглавлял архимандрит Никанор. На протяжении последующих лет сюда попадали порой небольшие группы несогласных с большим черным собором прежде, чем их высылали вон из монастыря.

Иван Мещеринов действовал намного активнее предшественников. И хотя осенью 1674 года он тоже увел войска на берег - на Соловках под монастырем зимовать отряду было негде - он сумел наладить некоторый надзор за береговыми городками и поселениями, чтобы воспрепятствовать контакту повстанцев с вотчинами.

Летом 1674 года Мещеринов впервые обратил внимание на ситуацию в Троицкой пустыни на Анзерском острове. Выяснилось, что все одиннадцать ее обитателей по сути дела являются активными помощниками соловецких насельников. А потому их взяли под арест и после следствия разослали по монастырям (двое смогли бежать).

Воевода приказал спустить часть воды из Святого озера, в результате чего обмелели колодцы в монастыре и остановилась мельница. С восьми сторон Мещеринов приказал подводить шанцы, подкопы к стенам. Напротив Белой, Архангельской, Корожной и Квасоваренной башен были срублены " роскатьи высокие, выше монастырские городовые стены и насыпаны каменьем". Оттуда из пушек и ружей начали обстрел территории монастыря, что привело к гибели и тяжелым увечьям многих осажденных.

Летняя кампания 1675 года началась на море: у Кузовских островов, где монахи и трудники ловили рыбу, на противоположном от монастыря берегу острова у Глубокой губы (сейчас - Долгая). В стычках соловецкие карбасы и отряды прибрежной охраны неизменно одерживали верх. С июня начался жесткий обстрел монастыря и настоящая осада. Применялись зажигательные ядра - повстанцы гасили их водой. Мещеринов построил целую серию земляных городков, пытался штурмовать Рыбные (Сельдяные) ворота. Повстанцы бодро обстреливали войска. Осада, несмотря на активность царских войск, не давала ощутимых результатов.

Осенью 1675 года войска впервые не ушли с острова. Подготовившись к зиме. Мещеринов осенью только усилил натиск. Началось тайное строительство подкопов к Белой, Никольской и Квасоваренной башням. Но повстанцы услышали шум и взорвали подкопы. От замысла с подкопами пришлось отказаться.

23 декабря 1675 года Мещеринов попытался предпринять генеральный штурм у Сельдяной башни (ныне - Арсенальная), начав с отвлекающего маневра у Святых ворот. Но дело после нескольких часов боя окончилось только потерями с обеих сторон. Штурм провалился.

Как же был взят монастырь? Традиционно существует предание, что один из вышедших из обители монахов по имени Феоктист указал плохо заделанную калитку в стене сушила возле Белой башни. И в ночь на 22 января 1676 года отряд из 50 человек во главе с майором Степаном Келеном сломал заграждение и вошел в монастырь, а затем, отворив ворота, впустил остальные войска. Этот рассказ опирается на отчет воеводы Мещеринова на следствии. Но существует и другой документ, также составленный Иваном Мещериновым по горячим следам событий - на следующий день после штурма. Согласно этой версии, после неудачи у Сельдяных ворот было возобновлено строительство подкопов, с помощью одного из них ночью на 22 января войска подошли к Белой башне и, взломав ворота, ворвались внутрь.

Победная реляция, написанная сразу после штурма, в целом более подробна, чем показания на следствии несколько недель спустя. Различия сводятся только к тому, кто был инициатором удачного штурма и, следовательно, кто заслуживает наград со стороны правительства. Разъяснения можно почерпнуть из свидетельских показаний новгородского подьячего, который участвовал в штурме, а потом опечатывал церкви и другие помещения во избежание грабежа. Этот подьячий, в целом защищая Мещеринова от обвинений в хищении монастырских ценностей и книг (иногда даже в ущерб истине), уверенно называет инициатором штурма именно Феоктиста, указавшего тайную калитку. Судя по всему, воевода надеялся преувеличить свои заслуги в глазах начальства и тем заслужить награды. Однако расчеты его по всем статьям оказались ошибочными: после обоснованных обвинений в грабежах и следствия Иван Мещеринов стал первым соловецким ссыльным после восстания. Причем сам Феоктист уверял, что задолго до января предлагал воспользоваться проходом через сушило, обвинял воеводу в напрасном пролитии крови царских людей возле Сельдяных ворот 23 декабря, а потом - вместе с монахами, пережившими штурм - составил подробнейший перечень пограбленного Мещериновым монастырского добра. Удивляет тот факт, что предатель Феоктист и преданные им повстанцы объединились в стремлении добиться осуждения Мещеринова.

И все же - что происходило после того, как войска вошли на территорию монастыря? Последние зашитники монастыря заперлись в " розных палатах" и - главное - в Трапезной. Часть защитников погибла, многие были ранены. Осаждавшие стреляли по Трапезной и Успенской церкви из пушек, в окна метали гранатные ядра. В итоге в руках Мещеринова оказались всего 63 человека: 35 из них были посажены в тюрьму, 28 - казнены. (Позднее, к моменту приезда нового архимандрита Макария осталось в живых 14 иноков). И это в монастыре, где накануне восстания жило около 300 монахов и около 400 трудников одновременно. Конечно, надо учитывать, что за предыдущие годы вышло из обители не менее 160 человек (эта цифра основывается на достоверных данных источников, а реальное число выходцев было, вероятно, несколько большим - скорее всего, больше 200). Если учитывать всех убитых за предшествующие месяцы, умерших от болезней и т.д. к моменту штурма в обители оставалось никак не менее 350 человек. Так что почти 200 человек, по всем данным должны были погибнуть во время штурма. Как утверждают очевидцы, тела погибших были выброшены за монастырь на берег в район Глубокой губы и вмерзли в лед. Весной 1676 года новый архимандрит Макарий велел вырыть общую могилу на островке Бабья луда напротив обители и там были погребены последние защитники Соловецкого монастыря и традиций Зосимы и Савватия. В 19 веке, при строительстве гостиницы на Бабьей луде, действительно обнаружили братскую могилу с останками десятков людей.

Итак, что же стало итогом долгого противостояния? Богатейший северный монастырь с глубокой культурой пришел в упадок, от которого по-настоящему никогда не оправился - во всяком случае. Соловки уже никогда не играли такой выдающейся роли в культуре и духовной жизни России, как это было в 16 - 17 веках. Лишь к концу 19 века Соловецкий монастырь достиг уровня обычного крепкого монастыря, скорее страшного тюремными традициями, чем славного передовой культурой. Первоначальная независимость, оппозиционный дух северной обители ушли с ее последними защитниками, погибшими, исчезнувшими в небытии.

Новое царствование Федора Алексеевича оживило надежды на возможный поворот в церковной политике. Как только весть о новом царе дошла до Пустозерска, Аввакум написал молодому царю просительное послание. Это был последний поклон Аввакума царю…

14 апреля 1681 года Аввакум вместе с другими «соузниками» (поп Лазарь, дьякон Федор и инок Лазарь) был предан жестокой, чуждой России, заимствованной с Запада, огненной казни (сожжению) «за великие на царский дом хулы».

Выводы

Заинтересованность царской власти в проведении названных мер обусловила уступки в пользу церковной власти и усиление ее политического значения, что проявилось в деятельности Никона и в постановке им вопроса о соотношении «священства» и «царства». Падение Никона не сняло этого вопроса с повестки дня. Более важным следствием проведения указанной политики было возникновение в 1650 - 1660 годах движения сторонников «старой веры» и раскола в русской православной церкви, что отразило несовпадение интересов господствующего класса и народных масс в церковно-религиозной сфере. Раскол и оформление старообрядческой церкви были главным показателем падения влияния официальной церкви на народные массы во второй половине семнадцатого века. Царская власть активно поддержала церковь в борьбе с расколом и использовала при этом всю мощь государственного аппарата. Раскол последней трети семнадцатого века - сложное социально-религиозное движение. Но враждебность раскольников официальной церкви и государству определялась отнюдь не расхождением религиозно-обрядового характера. Ее обусловили прогрессивные стороны данного движения, его социальный состав и характер. Идеология раскола отразила чаяния крестьянства и отчасти посадского сословия, и потому ей были присущи как консервативные, так и прогрессивные черты. К консервативным чертам можно отнести: идеализацию и защиту старины; проповедь национальной замкнутости; враждебное отношение к распространению светских знаний, пропаганда принятия мученического венца во имя «старой веры» как единственного пути спасения души. К прогрессивным сторонам идеологического раскола следует отнести: освящение, то есть религиозное обоснование и оправдание различных форм сопротивления власти официальной церкви; разоблачение репрессивной политики царской и церковной властей по отношению к старообрядцам и другим верующим, не признававших официальной церкви; оценка этой репрессивной политики как действий, противоречащих христианскому вероучению. Эти черты идеологии движения и преобладание в составе его участников крестьян и посадских людей, страдавших от феодально-крепостнического гнета, придали расколу характер социального, антикрепостнического по своей сути движения, что выявили народные выступления последней трети семнадцатого века. Так что борьба царских и церковных властей в то время была, прежде всего, борьбой против народного движения, враждебного господствовавшему классу феодалов и его идеологии. События тех времен показали, что, отстаивая свои политические интересы, церковная власть превратилась в серьезное препятствие на пути прогресса. Она мешала сближению России с западными странами, усвоению их опыта и проведению необходимых перемен. Под лозунгом защиты православия церковная власть добивалась изоляции России. На это не пошли ни правительство царевны Софьи, ни правление Петра I. В итоге на повестку дня был поставлен вопрос о полном подчинении церковной власти и ее превращении в одно из звеньев бюрократической системы абсолютной монархии.

Список использованной литературы

1. А.В. Карташев. «Очерки по истории русской церкви» (том II). г. Москва издательство «Терра» - «Terra» 1997.

2. Составитель С.Г. Рубцов. Приложение к методической разработке экскурсии «Соловецкий монастырь и оборона Беломорья в XVI – XIX веках». Соловецкие острова 1988.

3. С.В. Лобачев. «Патриарх Никон» глава 7 - «Церковная реформа» (стр. 113 – 128). г. Санкт-Петербург издательство «Искусство - СПБ» 2003.

4. О.В. Чумичева «Соловецкое восстание 1667- 1676 гг.». г. Новосибирск 1998.