Источники и система Уголовного кодекса Франции 1810 года

Нет никакого сомнения в том, что в момент составления уголовного кодекса, совпадавший с моментом высшего расцвета Первой Империи, разрешение вопроса о законодательном регулировании права союзов представляло, значительно менее сложную задачу, чем в эпоху предшествовавшую.

Для деятелей эпохи революции вся трудность заключалась в том, чтобы найти те границы, за которые не должны переходить граждане в пользовании своими личными и политическими правами. Необходимость признания этих прав сама по себе не оспаривалось никем. Всякое ограничение их рассматривалось как проявление деспотизма, как зло, быть может, неизбежное, но все-таки зло. Вот почему те ограничения, которые успевали даже получить законодательную санкцию, не применялись исполнительною властью. Вот почему издание специального закона о праве союзов встречало препятствия и в Конвенте, и позднее в Совете Пятисот.

Составители Уголовного Кодекса не знали подобных затруднений. Им не приходилось задумываться над вопросом о том, как примирить личную свободу граждан с интересами охраны порядка и безопасности. Личная свобода без колебаний была принесена в жертву соображениям государственной безопасности.

Этим определялся характер постановлений, которые вошли в состав Уголовного Кодекса. Образцом для них служили по-видимому, те проекты, которые, как мы указывали выше, предлагались Совету Пятисот, но не имели в нем особого успеха.

Составители Уголовного Кодекса пошли, однако, как и следовало ожидать, гораздо дальше своих образцов. Именно, по отношению к союзам они от системы явочной решительно перешли к системе предварительно разрешения, системе концессионной.

Обратимся, однако, к самому содержанию постановлений Уголовного кодекса.

Ближайшее отношение к нашей теме имеют статьи 291-294, которые мы и приведем текстуально.

Согласно 291 ст. никакая ассоциация, в состав которой входит более 20 членов, с намерением собираться постоянно, или в определенные дни, чтобы заниматься вопросами религиозными, литературными, политическими или какими бы то ни было другими, не может организоваться иначе, как с разрешения правительства и с соблюдением тех условий, какие администрация найдет нужным ей предписать. В число 20 членов не входят обитатели того дома, где собирается ассоциация.

292 ст. предусматривала распущение всякого союза, который образуется без разрешения администрации или с нарушением предписанных ею условий. Руководители, директора и администраторы подвергались при этом штрафу от 16 до 200 фр.

293 ст. устанавливала для тех же лиц ответственность в повышенном размере в виде штрафа от 100 до 300 франков, и тюремного заключения от 3-х месяцев до 2-х лет, если в собраниях этих обществ посредством речей, воззваний, молитвы на каком бы то ни было языке. чтением, раздачей афиш или листков совершались призывы к преступлениям, независимо от тех более тяжких наказаний, которым подлежали непосредственные виновники этих призывов. Наказание непосредственных виновников, во всяком случае, не должно быть слабее, чем-то, которому подвергаются директора и администраторы союзов. Наконец, 294 статья устанавливала ответственность для тех лиц, которые без разрешения общинной власти, предоставляли свой дом, иди свою квартиру для устройства собрания членов хотя бы и разрешенного союза. Им угрожал штраф в размере от 16 до 200 фр.

Таковы были эти статьи, просуществовавшие во французском законодательстве до начала XX столетия и водворившие вновь систему предварительного разрешения, систему концессионную в применении к союзам. Не трудно заметить, что хотя ст. 291-294 направлены против постоянных союзов, действие их неизбежно должно было отразиться и на положении собраний. К собраниям непосредственно относились две статьи 293 и 294, установившие пределы свободы слова и порядки устройства собраний союзов.

Если мы примем во внимание, что впоследствии, в эпоху Второй Империи разграничение между союзами и собраниями вовсе исчезло из законодательства, и ст. 291 - 294 стали применяться к собраниям на одинаковом основании с союзами, то необходимость ближайшего анализа и выяснения содержания этих статей в исследовании, посвященном истории права собраний, станет для нас очевидной.

Основной смысл ст. 291 заключался в установлении требования предварительного разрешения по отношению ко всем без исключения союзам, в состав которых входит более двадцати членов. Уже при первоначальном обсуждении проекта Уголовного Кодекса в Государственном Совете, эта особенность 291 ст., ее совершенно общий характер, не допускающий никаких исключений с одной стороны, и чисто формальный критерий - численность членов с другой стороны, - вызвали против нее возражения со стороны членов Совета. Один из авторитетных юристов той эпохи, носивший титул архиканцлера Империи, Камбасерес, в заседании Государственного Совета, 5-го ноября 1808 г. заявил, что признает предлагаемые постановления целесообразными, поскольку они направлены против собраний политических и религиозных (reunions politiques et religieuses). Собрания эти в достаточной степени затрагивают общественное спокойствие, чтобы в отношении их оправдывались меры предосторожности, рекомендуемые проектом. Но проект идет слишком далеко, когда устанавливает те же ограничения по отношению к собраниям литературного характера, и ко всем остальным. Предлагаемая редакция проекта, говорил Камбасерес, может дать повод для возбуждения преследований против лиц, которые в известные дни принимают у себя немногочисленное общество, имеют салон, вроде того, какой был у известной m-me Geoffrin.

Любопытно отметить, что при втором обсуждении проекта ст. 291-294 в Государственном Совете, Берлье сделал попытку защищать эти статьи, как проявление либерализма законодателя. Поводом к этому послужило заявление, сделанное в заседании Государственного Совета 26 августа 1809 г. одним из его членов, Молэ (Mole). Последний указал на полную произвольность выбранного проектом maximum'a - 20 членов, в качестве критерия для решения вопроса о том, нуждается ли данная ассоциация в предварительном разрешении, или нет. Общества с меньшим числом членов могут быть более опасны, чем те, которые имеют большее число. Опасность зависит не от числа членов, a, от лиц, входящих в состав общества. Отвечая на эти замечания, Берлье заявил, что если последовать за мнением Молэ, пришлось бы допустить слишком широкое вмешательство администрации в сферу частной жизни.

Не трудно заметить, что именно в 291 ст. и заключался центр тяжести правительственного проекта. Постановлением ст. 291 создавалось требование предварительного разрешения. Этого совершенно достаточно, чтобы организации более не могли даже возникнуть. Дальнейшая детальная регламентация оказывалась поэтому вполне излишней, и в следующих статьях законодателю оставалось только установить размеры ответственности за нарушение этой статьи, или за преступные действия, связанные с ее нарушением (ст. 293).

Стараясь придать вводимым ограничениям возможно более общий характер, чтобы никакое сообщество не могло ускользнуть от бдительного надзора администрации, законодатели Первой Империи руководились опытом недавнего прошлого. Главная цель статей 291 - 294 Уголовного Кодекса заключалась в том, чтобы дать возможность исполнительной власти вовремя помешать всякой попытке, направленной к восстановлению клубов. Очевидно, что общества, число участников которых не превышало двадцати, с этой точки зрения не представлялись опасными и потому могли быть оставлены вне сферы законодательного регулирования. Но всякие многолюдные собрания даже разрешенных союзов сейчас же напоминали о деятельности «обществ друзей конституции», и потому-то ст. 294 требует предварительного разрешения администрации даже для этих собраний.

Франция, родина так называемой континентальной системы права, дала миру значительные достижения в области правовой науки. Самые среди них - Гражданский кодекс 1804 и Уголовный кодекс 1810 года.

Гражданского кодекса 1804 его автор Наполеон говорил так: «Моя слава не в том, что я выиграл сорок сражений. То, что будет жить всегда, это мой Гражданский кодекс». Один из историков права назвал его «правом для всех народов».

Значение и роль уголовного закона наиболее точно выражают слова Луве: «В гражданской закона не было бы первой и наиболее сильной санкции, если бы не существовало уголовного закона, способного, если не предупредить, то наказать нарушение закона гражданского» 3, с. 49. А если учесть, что кроме охраны «священного права частной собственности», задачами французского уголовного законодательства является охрана и обеспечение прав личности, ее жизни, здоровья, чести, достоинства, неприкосновенности и безопасности, охрана интересов нации, государства и общественного порядке, только тогда можно иметь полное и точное представление о роли и значении уголовного закона.

С 1 марта 1994 во Франции начал действовать новый Уголовный кодекс, принятый в 1992 году, что ознаменовало переход государства на качественно новый уровень развития уголовного законодательства. Новый Кодекс, по мнению экспертов, вобрал в себя самые ценные достижения уголовно-правовой доктрины и судебной практики Франции, достижения теории и практики других государств, а также международного права.

Хотя новый Кодекс 1992 года и содержит много новелл, однако он твердо опирается на традиции французского уголовного законодательства, следуя во многом его историческую структуру, а в некоторых случаях и нормы с незначительным их редактированием или вообще без всякого вмешательства.

Чтобы лучше понять суть современного Уголовного кодекса Франции, проанализируем исторические предпосылки его возникновения, исторические источники французского уголовного законодательства.

Уже с феодальных времен во Франции известны такие понятия, как «преступление» и «наказание». В частности, перечень преступлений и наказаний вв. можно найти в книге знаменитого легиста Ф. Бомануара «Кутюмы Бовези. Кроме размышлений о цели правосудия, автор пишет об ответственности за тяжкие преступления: убийства, предательство, лжесвидетельство, изнасилования, похищение женщины, поджог, кражу, фальшивомонетничество, вероотступничество. Наказания за них были виселица или сожжение, а как дополнительную меру могли назначать конфискацию имущества.

Однако, несмотря на то, что уже в те времена были известны понятия, имеющие непосредственную причастность к уголовному законодательству, говорить о его существовании в феодальной Франции было бы ошибкой.

Однако в последний период французского феодального права прослеживается попытка «благоустройство» уголовного законодательства. В частности, был принят ордонанс 1670, по которому преступные деяния получают свое определение, намечается четкое стремление отмежевать преступлениях от проступков, влекущих меньшую ответственность, желание классифицировать преступления по степени их тяжести, ограничить применение смертной казни и т.д. То есть фактически происходит попытка законодательного закрепления уголовно-правовых понятий.

Однако, несмотря на такое своеобразное «благоустройство» уголовного права, оно осталось бездейственную. Произвола органов юстиции, дополненное произволом короля и его администрации, осталось незыблемым.

Буржуазная революция XVIII в. - Переломная веха в истории Франции. Ее влияние ощутимо коснулся всех сфер жизни страны, в том числе и права, в частности гражданского и уголовного.

Существующую феодальную систему права в ходе революции подверглись коренной реформе. Предварительные институты и нормы смело и решительно отменяли, зато вводили новые по характеру и содержанию.

Основные начала и принципы нового по характеру права нашли свое закрепление в конституционных актах, в частности в «Декларации прав человека и гражданина» от 26 августа 1789, которую считают действующей до сегодня и которая является одним из источников современного французского уголовного законодательства.

«Декларация прав» впервые в истории установила ряд положений, которые касаются современного права Франции и уголовного частности. Например, в ст. 5 указано, что закон может запрещать лишь действия, вредные для общества. Деяния, которые не запрещены законом, являются разрешенными, и никто не может быть принужден выполнять то, что законом не установлено. А ст. 7 и 8 закрепляют два других важных принципы современного французского уголовного права, а именно: никто не может быть привлечен к уголовной ответственности иначе как в случаях, предусмотренных законом, а также никто не может быть подвергнут наказанию иначе как это предусмотрено законом.

Отметим, что эти новые принципы уголовного права были реализованы Учредительным собранием уже в Кодексе 1791 года, главным идеологом и автором которого был Лепелетье. В Кодексе законодатель отказался от «мнимых преступлений, порожденных фанатизмом и невежеством», принял идею ограничения судейского угляду более точным трактовкой закона (вплоть до запрета его толкование), отказался от квалифицированной смертной казни (по его мнению, достаточно простого отрубания головы).

Однако буржуазно-демократический характер Уголовного кодекса 1791 противоречил интересам тогдашнего политического режима, который установился с приходом к власти Наполеона. Следствием этого стала разработка и принятие в 1810 году нового Уголовного кодекса, который действовал более 180 лет и в 1994 году был заменен ныне действующим Уголовным кодексом Франции.