Рыбалка на Ледяном озере 1 страница

Она не появилась ни на следующее утро, ни через неделю, хотя я продолжал ходить к Манараге каждый день и смотреть восход солнца. И вообще, в окрестностях горы на долгое время замерла или вовсе прекратилась всякая жизнь. И медведи больше не показывались. Мало того, стал чахнуть и увядать фонтан возле логова, превратившись из подземной речки в родничок.

Наконец, в одно прекрасное утро я поднялся на плиту. Солнце вставало обыкновенно, как везде на земле. Никто не танцевал, не стрелял, не бегали собаки и ничего не воровали. Но я жил с чувством, будто от собственного страха все распугал, а была возможность установить контакт, понять, в чем тут дело. Мир возле Манараги оказался тонким, нежным, изрезанным глубокими извилинами, словно кора головного мозга, и прикасаться к нему следовало очень осторожно.

На четвертой неделе жизни в пустынных горах мне хотелось подняться на вершину и крикнуть:

- Люди! Где вы?!

За все время, проведенное на Урале, я не написал ни строчки.

Никак не мог сосредоточиться и уловить то душевное состояние, когда слова льются сами и не нужно ничего придумывать. И тут, видимо от одиночества, вдруг снова потянуло к работе, и если не было дождя, я устраивался возле фонтана, подальше от тающей ледяной скалы, а в ненастье перебирался в логово и сидел возле лаза - какой ни есть, а свет. Казалось бы, находясь рядом с Горой Солнца, надо писать о ней, все свежо, ярко, объемно. Однако странное дело, меня тянуло на воспоминания о родной деревне и живущих там людях, поэтому, вспоминая добрым словом Григория Бакланова, я строчил " Рой" и лишь когда уставал, принимался за " Крамолу". В жаркую погоду, когда солнце припекало, но вода в Манараге оставалась по прежнему ледяной, я обряжался в гидрокостюм и шел на реку с аквалангом и удочками. Сначала ловил хариусов, которые здесь великолепно шли на обманку - щеточку шерсти, привязанной к крючку. Пополнял запасы на неделю, поскольку из экономии продуктов жил на рыбе, а потом начинал не очень приятные тренировки. Спускался под воду в глубоких местах (метра на два), учился дышать, смотреть, двигаться, после чего выныривал и отогревался на теплых камнях под солнцем, с ужасом представляя, что же будет, когда я полезу в озеро, на глубину в десяток метров, где еще холоднее.

Между тем лед на озере вдруг исчез: или в одну ночь растаял или опустился на дно - говорят, такое случается на горных замкнутых водоемах. Это был первый толчок радости за последнее время, и одновременно страха, как перед казнью. Грешным делом уже и мысли появлялись - сломался бы он, что ли, этот аппарат, или воздух из баллонов вышел, не пришлось бы спускаться в озеро. Но он не ломался, работал без сбоев, и моя крестьянская натура протестовала: раз купил такую дорогую штуку, раз припер на себе за столько верст, труд свой вложил, нельзя, чтоб даром пропадало, надо использовать в хозяйстве.

Все-таки в первый день лезть на дно я не решился, а сбегал в логово за лодкой и удочками, приспособленными больше для обследования дна, чем для рыбалки.

И на всякий случай отыскал под камнями несколько дождевых червей - а вдруг?...

Зароненное еще в детстве чувство не исчезло, я греб по чистейшей голубой воде с полосами синей ряби в полной уверенности, что найду место, где клюет золотая рыбка валек. Заброшу удочку и поймаю, хотя ни удилища деда, ни какого-либо знака я так и не нашел, сколько ни болтался по берегам. Таймырский валек не клевал, и в этом я убедился, но оставалась надежда, что здесь-то он непременно начнет брать, все дело в наживке. Например, если насадить на крючок золотой самородок...

Самородков у меня не было, потому я выплыл на середину, натянул на язевый крючок крупного дождевого червя, забросил, и около получаса с детской страстью ждал поклевки. Торчок поплавка неподвижно стоял среди ряби и сколько бы я не прибавлял глубины, не ложился, а рыбка золотая кормится у самого дна. Наконец, я раскрутил всю леску - а это шесть метров, - и все равно дна не достал. Потом настроил спиннинг, встал на колени и сделал первый заброс, окуневая блесенка пришла пустая. Тогда я перевязал другую, тяжелую блесну и спустил катушку на все полета метров, да еще потаскал в разные стороны, с надеждой зацепить камень на дне или корягу, уж и снасти не жалко - ничего подобного!

Как-то стало не по себе. Озеро сверху выглядело плоским, от берегов мелким - камни торчали, кругом осыпи и никакого разлома, глубокого ущелья на первый взгляд, тут и быть не могло. Я взял весла, отгреб к берегу, не доставая из воды спиннинга - леска оставалась натянутой и лишь вибрировала, разрезая воду.

Похоже, в Ледяном озере дна не было...

Смотав удочки и под сильным впечатлением пошел в логово. У меня было шестьдесят метров тонкой и крепкой альпинистской веревки, которую я взял с собой, чтоб использовать в качестве фала при погружении (вдруг что найду на дне, так привяжу и вытащу). На следующий день засунул в матерчатый мешочек увесистый камень, привязал к нему фал и рано утром отправился на озеро.

Веревка ушла в воду за минуту и встала вертикально вниз, груз дна не достал.

Не веря своим глазам, я подергал ее, поводил по сторонам - камень висел свободным.

Кажется, все подводные работы можно было сворачивать, не начиная.

В такой ямище канут бесследно не только ящики с золотом, но и пятиэтажный дом едва ли найдешь. И я ни за что не полезу на такую глубину!

Вероятно, старший Редаков, спуская поклажу обоза, не удосужился проверить дно и отправил английский капитал в вечность.

Не доставая веревки, сел на весла и неспешно погреб к берегу, намереваясь таким способом подсечь борт подводного ущелья.

Естественно, сидел спиной к берегу, пустив фал с кормы. Первый рывок был метров через сорок и не сильный, то есть, груз все-таки достал дна. Второй последовал скоро и тут же корму накренило. Зацеп! Я бросил весла и взял веревку. Выбрал ее, насколько можно, натянув вертикально, глубина оказалась метров семнадцать и держало там крепко, чуть потянешь, лодка норовит на дыбы встать. Вроде бы и цепляться нечему, мешочек гладкий, камень круглый.

Будь вода потеплее, акваланг бы да нырнуть, посмотреть, что за рыбка попалась...

Кроме удилища, использовать вместо буя было нечего. Привязывая его, я вдруг подумал, а может дед вот таким образом оставил метку, где валек клюет? Не в берег воткнул - на воде оставил удилище...

Тем временем лодку развернуло, и я увидел на берегу человека - первого за все время, если не считать баядеру. Поднял бинокль - на камне сидит мужик в брезентушке, форменная фуражка и карабин СКС прислонен стволом к плечу. По виду, егерь - все-таки Манарага с окрестностями входит в национальный парк Коми, должна быть охрана.

Олешка предупреждал, дескать, ходят там егеря, но мужики простые, не жадные, бутылку поставь и хоть год живи, слова никто не скажет.

Этот курит, поджидает, играя ремешком полевой сумки. Бутылка у меня была, точнее, солдатская фляжка водки, а это восемьсот граммов, так что и себе еще останется на растирание...

Я выпустил удилище, вставшее колом над водой, и взялся за весла.

И тут мелькнула мысль перемахнуть озеро на лодке, а там успею уйти в развалы, пока он бежит по берегу. Но тот словно мысли прочитал, крикнул гулко:

- Давай, греби сюда! - приподнял карабин. - А то вода холодная, рано купаться.

- Не ори! - весело отозвался я. - Рыбу распугаешь. Егерь выстрелил от живота, пуля ударила в полутора метрах от лодки.

- Ты что, взбесился? - рука сама полезла в карман за кольтом.

- Выполняй требование!

Кольт я носил с собой в специально пришитом к поле штормовки, кармане, под рукой и не выпадает, но за последнее время как-то расслабился, патрона в патроннике нет, а кто его знает, егерь это или бандюга, коль начинает сразу палить?

Уж не он ли тогда стрелял в меня?..

Лодку я развернул в обратную сторону и погреб кормой вперед - очень уж не хотелось ему спину подставлять, так и стоит с поднятым стволом, понять не может, куда я плыву. Наконец, разглядел куда, опустил карабин. Я остановился в нескольких саженях от берега: этот егерь в кирзовых сапогах, так что начерпает, если вздумает подойти.

- Ну и что звал, вояка? - я бросил весла и достал сигареты. - Скучно одному?

- Охрана парка, старший егерь Тарасов! - представился он. - Давай причаливай.

- А я тебя и так послушаю, говори!

- Проверка документов!

- Каких документов? Паспорта, что ли?

- И паспорт тоже.

- Нету паспорта! - развел я руками. - В лес с собой не беру.

Потеряешь, замочишь ненароком...

- Ну что, базарить будем или документы показывать?

- Давай побазарим. Скажи-ка, старший егерь, в этом озере рыба клюет?

- Ты что, борзый такой, да? - он забрел в воду по щиколотку, мотнул стволом в сторону берега. - Я сказал, причаливай!

Гражданская война на Урале все еще продолжалась...

- Чего ты кипятишься то, Тарасов? Я же тебя знаю!

- Меня знаешь?

Теперь можно было лепить все, что угодно.

- Да кто тебя не знает? Помнить, в прошлом году ты на моторке к нам подъезжал, на Косью? Мы еще тебе бутылку поставили?

Он повесил карабин на плечо, неторопливо и безбоязненно прибрел к лодке - ледяная вода была ему выше колен, даже не глянув на меня, взял за веревку и потянул резинку к берегу. Его решительность и несговорчивость настораживали: егерей я знал с детства, как потомственный охотник, их обычно набирали из обыкновенных деревенских мужиков, по простоте своей не слишком принципиальных, и даже если среди них находились особо рьяные, заполошные, то и такие все равно оказывались податливыми, главное было - разговорить. Так что Олешка относительно парковых егерей не обманывал.

К тому же, плавая по озеру с удочками, я вроде бы ничего не нарушал.

- Ну вот, теперь штаны придется сушить, - заметил я, сидя в буксируемой лодке. - А хозяйство простудишь? Простатит схватишь - подумал? Жена уйдет к другому...

- Хорош болтать! - огрызнулся Тарасов и вытащил меня на мель. - Документы покажи!

- Нету, брат! При себе не носим.

- Обязан носить!

- С чего это? Полицейский режим, что ли?

- Может, ты иностранец! Может, ты сюда незаконно проник.

Я стойку сделал, но спросил как бы между прочим:

- А что, сюда иностранцы проникают?

- Всяких хватает, и иностранцев тоже. В прошлом году вон одного поймали. Тоже сидел здесь с удочками.

Вот это была новость! Если конечно, егерь страху не наводил...

- Ну я всяко на иностранца не похож и акцента нет. Хочешь, заговорю по-русски?

- Тот тоже матерился, а оказался англичанин. Ты мне документы покажи!

- Говорю же, не взял с собой.

- Значит, со мной пойдешь.

- С какой стати?

- Нам приказано задерживать и доставлять всех подряд.

- Но за что же, Тарасов?

- По какому праву здесь находишься?

Да он из меня бутылку выжимал!

- Послушай, Тарасов, - я готов был предложить ему водки, но фляжка-то осталась в логове, которое выказывать нельзя. - Давай разойдемся мирно. А лучше посидим на бережку, выпьем, поговорим...

Он не купился на это, однако насторожился, что-то заподозрил и спросил без прежнего напора:

- Отвечай, по какому праву?

Я ужаснулся про себя: кажется, попал на полного дурака при полномочиях или излеченного алкоголика - два вида самых опасных людей.

- По праву, означенному в Конституции СССР! - отчеканил я.

- Чего-о?...

- Каждый гражданин имеет право на свободное передвижение по всей территории СССР. Когда-нибудь читал Конституцию, Тарасов? Так вот про парки там ничего не сказано. И устраивают их, чтоб люди отдыхали.

- Ты что, такой умный, что ли?

- Да был бы умный, к берегу бы не поплыл!

Называть себя нельзя ни в коем случае, как и документы показывать. Но к такому случаю я не подготовился, никакой легенды не придумал и прикрытия в виде какой-нибудь справки, не имел. Все второпях, и вот результат...

А в кармане лежит левый ствол, да еще иностранный, английский!

- Да кто ты такой? - возмутился егерь. - Ишь, еще права качает!

- Могу сказать только твоему начальству! - Надо было темнить, чтоб под карабин не поставил и не повел. Конечно, можно и удрать, но тогда сразу окажешься вне закона и жизнь на Манараге начнется веселая, игра в казаки-разбойники.

- Вот сейчас и пойдем к начальству.

- Нет уж Тарасов, ты сейчас к нему пойдешь. И его сюда приведешь.

- Кого?

- Начальство свое, олух! Ну что встал? Давай, шевелись!

И это не возымело особого действия. Тарасов натянуто рассмеялся, махнул стволом карабина.

- Ладно, парень, это я уже слыхал не один раз. Давай, топай вперед, там разберемся.

- Не пойду! - Я встал, размялся и тяжелый кольт оттянул полу штормовки, что егерь сразу заметил и будто бы смутился, сбавил напор.

- Оружие есть?

- Мы без оружия в горах не ходим.

Он вроде бы растерялся - о чем-то догадывался, но еще мучили сомнения - его сейчас надо было заговаривать, как детскую грыжу. Я выпутал из нагрудного кармана красный писательский билет, махнул перед его носом и тут же спрятал.

- Вот тебе документ! А теперь говори, в горах люди есть? Кроме нас с тобой?

- Как сказать... Они всегда есть, люди...

- Прямо скажи: есть или нет!

- А что я, докладывать обязан? - спросил хмуро.

- Обязан! Ты на государственной службе.

Егерь вдруг повесил карабин на плечо.

- Ничего я не обязан! У меня работа есть. Пойду я...

- Никуда ты не пойдешь, Тарасов! - Я выскочил из лодки. - Пока не доложишь обстановку. Где люди, кто, зачем в горы пришли.

Он глянул на меня, как на врага, которого вынужден терпеть.

- Идите да спрашивайте сами. Я вам что?

- Ты у них документы проверял?

- Я уже говорил... Что увижу преступное - сам приду скажу... Ну и что вам еще надо? Вы приехали - уехали, а мне тут жить.

- Тарасов, с нами не надо ссориться. С нами надо дружить.

- Ладно, не пугайте! - Глаза у него засверкали. - Уволят? Ну да и хрен с ним, в пожарку уйду!

- Ну смотри, не пожалей потом.

Егерь развернулся и пошел, в сапогах булькало и на каждом шагу из голенищ выплескивались фонтанчики воды, а на ссутуленной, обиженной спине подпрыгивал карабин. Я стоял, боясь дыхнуть: удача была редкостная, на понт взял, вывернулся и еще узнал новость - тут работают скорее всего комитетчики! А за кого он еще мог принять меня?

Работают! И заставляют егерей сотрудничать. А это значит - проводят какую-то долгосрочную операцию, держат под наблюдением обширную территорию Урала. Причин может быть две: отслеживают и задерживают иностранцев, которые сюда забредают, ну или ловят охотников за сокровищами.

А может, сами ищут эти сокровища?...

Он отошел шагов на тридцать, приостановился и обернулся - я насторожился.

- Тут опять этот появился, - громко и с расстановкой крикнул егерь. - В общем, яти мать.

- Кто появился, Тарасов?

- Да этот, снежный человек. Теперь где-то на Вангыре прячется.

Следы видали... А больше пока никого.

И стал спускаться под гору.

Этого еще не хватало! Тут и снежный человек ходит! Йети! Упертый, своенравный егерь шутить не любил, да, пожалуй, и не умел.

Когда голова егеря скрылась за грядой, я открыл клапана на лодке и не дожидаясь, когда стравится воздух, побежал в противоположную сторону, подальше от озера. Что если этот принципиальный Тарасов опомнится, проанализирует детали нашего диалога и вернется кое-что уточнить, например, посмотреть удостоверение?

Забравшись в развалы, откуда хорошо просматривалось озеро, я прождал два часа, однако егерь не вернулся, должно быть, тоже радовался, что отвязался от " комитетчика" и теперь вряд ли сюда сунется.

Получалось, утопленный обоз с золотом ищут много народу, в том числе, и англичане, возможно, потомки тех из команды сопровождения, кто уплыл за море и спасся. И даже снежный человек!

А мне-то чудилось, я один знаю, какая рыбка плавает в Ледяном озере...

Но почему на Ледяном никого нет? Не начался поисковый сезон? Все ждут, когда прогреется вода?... Как только здесь появится первая команда, причем, любая, Редаковские " каркадилы", комитетчики или иностранцы, мне уже из своего логова и выходить будет нельзя. Кто бы здесь не работал - каждый начнет хлопотать о собственной безопасности.

Наставят постов, секретов, пустят завербованных егерей, и проскочить незамеченным станет очень трудно. Мало того, сразу же обнаружат на воде мой буй на веревке и начнут рыскать по округе, чтоб устранить конкурента. Так что у меня остается немного времени и возможность первому открыть купальный сезон на Ледяном озере.

Ведь за что-то зацепился фал?

Сейчас или никогда! Что же, зря пер сюда за столько километров акваланг с запасным баллоном? (Вспоминаю его до сих пор, как только начинает болеть спина.) В тот же день я перетащил снаряжение в распадок, поближе к озеру, но ночевать в логово не пошел, остался на камнях без костра, а чтобы не замерзнуть на ветру, надел спортивные теплые брюки, свитер и обрядился в гидрокостюм. В воде он почти не грел, а на суше, без солнца, холодил будь здоров, к тому же отпотевал изнутри, отчего одежда становилась влажной.

После двух ночи пришлось его снять и развести костерчик.

Первое погружение я начал после того, как солнце поднялось и начало греть. В последний раз глянул на него и вывалился из привязанной к фалу лодки, как мешок, чуть ее не опрокинув. Замысел был прост - спуститься по веревке ко дну и посмотреть, за что она зацепилась. Где-то на глубине трех метров повисел немного, чтобы привыкнуть к новым ощущениям и успокоить дыхание. Все казалось неудобным, рот едва закрывался от загубника и приходилось все время напрягать мышцы лица, будто камень заглотил, нос драло, гидрокостюм почему-то стал деревянным и едва гнулся - это только в кино красиво, когда аквалангисты как щуки плавают, и хоть бы что. Причем, когда тренировался, все получалось, и дыхательные клапана казались мягкими, может, чуть-чуть жестче, чем в противогазе.

Вероятно, от волнения воздуху не хватало, дышал часто, начинала кружиться голова. В какой-то момент стало страшно, и я выскочил на верх, выплюнул загубник. Вставшее солнце расплывалось в мокром стекле маски, мир показался теплым, притягательным - эх, полежать бы на камушках...

Сначала подумал, это капля пробежала по стеклу, оставив светящийся след, и еще не привыкнув, проморгался, будто вода текла по глазам - светлячок не исчез. Тогда я протер стекло, а потом и вовсе снял маску...

На берегу, где когда-то поджидал меня егерь Тарасов, стояла танцующая на камнях. Только на сей раз не танцевала, а призывно махала руками - сюда, сюда...

Сеансы умопомрачения продолжались. Что делать? Игнорировать ее или плыть к ней? И наконец спросить, что ей надо. А если она опять поманит и убежит? И вместо нее на берегу окажется неуязвимый рыжий медведь или еще какая-нибудь призрачная тварь.

- Сейчас! - крикнул я. - Подожди меня там. Я скоро!

Ее появление неожиданно вдохновило. Со второй попытки сразу ушел на глубину метров в девять - выбирал из-под себя веревку и как бы задавливал себя в глубину. И когда повис передохнуть, вдруг увидел на дне развалы камней. Солнце пробивало толщу воды и высвечивало их, как в аквариуме.

И среди них отчетливо рассмотрел четыре предмета, лежащих на дне вкривь и вкось, совершенно правильной четырехугольной формы и один кубический - ящики! Первое погружение и такая удача!

Потому что это судьба, я их должен был найти, и никто другой, ибо с детства мечтал поймать валька, золотую рыбку! Все ищут там, где огромная глубина, а обоз лежит на семнадцати метрах недалеко от берега. И баядера, явившаяся вдруг, и теперь ожидающая меня наверху - примета, знак или даже символ удачи!

Или ее послали гои остановить меня?

Сдерживая дыхание, забыв о холоде, сжимающим резиной гидрокостюма, я спустился до дна и сначала рассмотрел, за что зацепилась веревка - это была самая настоящая крестьянская телега, совершенно целая, стоящая на колесах, словно из нее только что выпрягли коня. И это через столько лет?!

Мешочек с камнем по закону подлости (или счастья?) угодил и заклинился между оглоблей и стальной растяжкой, идущей к оси переднего колеса. Я даже не пытался высвободить его, поскольку в следующий миг увидел ящики сбоку.

Каждый из них был раза в три больше самой телеги!

Полагая, что это увеличивает вода, я отпустил веревку, и хватаясь за телегу, подплыл к крайнему, уцепился за грань и ощутил под рукой не дерево, а камень. Гладко отесанные блоки торчали из каменных завалов, напоминая огромные кристаллы, а тот, который я принял за куб, оказался таким же блоком, но поставленным на попа.

В следующий момент я взмутил ластами воду, и меня потянуло вверх.

Я даже не сопротивлялся подъемной силе, глядя, как мои " ящики" тускнеют, уменьшаются в размерах и постепенно растворяются в глубине.

Через несколько секунд меня выкинуло на поверхность, я сразу же сдернул маску и выпустил загубник.

На берегу было пусто...

***

Через неделю я уже почти не боялся глубины, научился экономно дышать (если не волновался), за полторы минуты без веревки опускаться на двадцать метров с помощью рюкзака с заваленным туда камнем; и вообще, начинал осваивать водолазное искусство (как мне казалось), еще не израсходовав одного баллона. За давлением я следил, как было написано в краткой инструкции, и все равно воздух кончился неожиданно.

Произошло это как всегда, в самый интересный момент, когда я обнаружил на дне озера камень правильной цилиндрической формы - что-то вроде обломка колонны, толщиной в два с половиной метра, косо торчащей из каменистого дна.

Уж вот это никак не причудливая игра природы - неоспоримые следы человеческой деятельности, остатки некого архитектурного сооружения, материальное свидетельство неведомой цивилизации! Успел даже дотянуться рукой, хотел смести легкий ил, так как показалось, сквозь него проглядывает какой-то рисунок, но в ушах зазвенело, дышать стало трудно, и я не смог освободить от камня рюкзак - выпустил его и полетел наверх.

Стрелка манометра упала почти на нуль, хотя воздух еще был.

Запасной баллон находился в полукилометре от озера, где в укромном месте я отогревался на солнце или у костра, а иногда ночевал, если не хватало сил идти в логово или терпения дожить до восхода - озеро тянуло магнитом, казалось, уйду, и без меня произойдет что-то важное. Не снимая гидрокостюма, я прибежал на стоянку, достал спрятанный баллон, попил холодного чаю из котелка и помчался назад, чтоб заодно и согреться.

Баллон я переставил на берегу, столкнул лодку с отмели и поплыл к оставленному на воде бую. И только сейчас увидел манометр: запасной баллон оказался пустым!

Потряс и его, и дыхательный аппарат, как трясут остановившиеся часы, постучал по прибору, а потом попробовал стравить воздух через редуктор - даже шипения нет. А еще вчера было сто шестьдесят очков!

Выйти сам он не мог, вентиль новый, закручен крепко и еще контрольной ниткой обвязан.

Кто-то подкрался, когда был под водой, и стравил. Когда-то ведь хотел, чтоб это случилось, и вот получи!

Матерился я долго, но поправить дело ничем не мог. Даже если бы нашел в Инте, Сыктывкаре или Ухте какую-нибудь кислородную станцию, где можно зарядить баллоны, все равно бы сразу себя обнаружил и на обратном пути уже встречали бы " егеря", которые не так легко примут за комитетчика.

Никаких погружений теперь по крайней мере, до следующего лета. И ничего не сделать!

Баллоны я оставил, дыхательный аппарат со всем прочим снаряжением унес подальше от озера, нашел сухое место среди развалов в лесу, упаковал все в простреленный чехол от спальника, облил диметилфталатом, чтоб воняло и медведь не тронул, после чего спрятал и обложил еловым лапником - от мышей и завалил камнями. Все с оглядкой, чтоб не подсмотрели. Думал, хоть в этом сезоне обойдется без воровства - нет, украли воздух, и этот незримый вор ходил где-то рядом со мной.

Хорошо, что в логове осталось все цело, и начал придумывать, как сделать дверь или затычку с запором, чтоб в мое отсутствие никто не попал, но под руками только дерево и камень - гвоздя нет.

На следующий день я отдыхал и даже писать пробовал - не получалось. От расстройства спустился к Манараге, наловил хариусов, положил в ледник и окончательно затосковал. Утром же, часа полтора промаявшись возле логова, все-таки решил начать привязку своих находок.

Все обнаруженные на дне камни со следами глубокой обработки я отмечал на специальном плане, и даже из того, что нашел, можно сделать вывод, что они откуда-то сползли на дно озера вместе с дикими глыбами, сдвинутые ледником. Над озером с юга нависал плоский, растертый хребет, выдающийся своеобразным мысом, однако ледник двигался с севера и столкнуть блоки в озеро, или в то время, ущелье, никак не мог.

Значит, отесанные камни принесло со стороны Манараги.

Следы ледника здесь наблюдались всюду: от морен в долинах и распадках до огромных валунов на плоских вершинах гор, кстати, им же срезанных. Судя по конфигурации, только Гора Солнца выстояла - расколола движущуюся толщу льда, пострадали только склоны. Если бы не стравили воздух, я бы мог исследовать " мелкую" часть озера и довольно точно определить ареал рассеивания блоков и по нему просчитать и смоделировать ситуацию до оледенения.

За неделю работы я отыскал тринадцать этих гигантских кирпичей, целых и расколотых, плюс гладко обработанную колонну, и все практически на одном месте, вдоль северного берега. Это означало, что они не притащены сюда из заморских далей, ледник подмял их под себя на месте и вновь обнажил на дне озера, когда растаял.

Теперь следовало сориентироваться на месте и хотя бы приблизительно определить, откуда, все это свалилось.

Уж не с Манараги ли? Только не с современной, подверженной мощной эрозии и разрушающейся, а с древней Горы Солнца, когда она была высокой и имела совершенно иные очертания. Возможно, на каком-то ее уступе или на вершине, стояло грандиозное, судя по блокам на дне, циклопическое сооружение, которое я про себя назвал Храмом Солнца.

Если и сейчас восход над Манарагой ни с чем не сравнимое, потрясающее зрелище, то что же было, когда она сияла ослепительной снежной вершиной?

И еще, если найденные блоки занесло сюда с Манараги, то по долине одноименной реки, возможно, под мощными моренными отложениями остался " шлейф" - разрозненные, изломанные, обкатанные остатки таких же блоков. То есть, всякая глыба, осколок, булыжник со следами каменотесного инструмента и будет тому доказательством.

Чтоб не возвращаться на ночлег в логово, я взял с собой вареной рыбы, банку тушенки и четыре сухаря - рацион на три тяжелых маршрутных дня, и прямо от фонтана стал подниматься на хребет чуть восточнее горы Мрачной, отмеченной на Олешкином плане. (Часто названия давал он сам, поскольку на его зарисовках встречались гора Склизкая, река Шалава и хребет Параша). Через два часа я уже был на узком и длинном плато, с небольшими горушками (типичный послеледниковый ландшафт), где на северной стороне еще лежал снег, и наконец-то увидел южный склон хребта с лесистой долиной реки Вангыр. Горы за водоразделом были пониже, чем на севере, но больше скал и осыпей. Да и сам хребет извивался змеей между обрывов, под одним из которых и было Ледяное озеро.

В тот день погода внизу стояла солнечная, теплая, однако наверху дуло да еще рядом со снежными, тающими языками было не совсем уютно, а дров с собой не взял, надеясь остановиться на ночевку где-нибудь возле реки Манараги.

Однако маршрут оказался не таким коротким, Олешка что-то напутал, изобразив озеро всего-то в пяти - шести километрах от горы Мрачной. Я протопал по хребту весь день, ни одного камня со следами человеческих рук не обнаружив, и увидел сверху Ледяное только на закате. Если сейчас пойти вниз, то к реке спущусь к полуночи, не раньше, и хоть светло еще, да все равно ничего толком не увидишь, а надо осмотреть все камни и глыбы, имеющие самый отдаленный намек на грани или обработанные поверхности.

Короче, оставалось продрожать ночь на водоразделе без костра и горячего чая, и если учесть, что на ужин одна рыба, которая уже в глотку лезет с трудом (банка тушенки - НЗ), то и без еды. Красота кругом была неописуемая, но любоваться ею хорошо было бы, сидя у огня.

А я сбросил рюкзак и бегал по лысому водоразделу в поисках сухого, безветренного места, чтоб пересидеть до восхода.

И вдруг заметил на уступчатом останце кучу щетинистого хвороста, словно кто-то принес большую вязанку, бросил на вершине и забыл. Жизнь на Урале напоминала существование первобытного человека, в тот период, когда он осваивал мир и приобретал первые религиозные представления о нем, и здесь существовали духи добрые и злые. Первые надоумили промерять веревкой дно и зацепили камень за телегу, вторые выпустили воздух из баллона. Но добрый дух тут же подбросил полкубометра хвороста! И в голову сначала не пришло, что это гнездо, причем, старое, многолетнее, уступы заляпаны пометом, грязными перьями, шерстью и прочим мусором. Я видел лишь топливо, потому вскарабкался на скалу и едва потянулся руками, как над моими дровами неожиданно поднялся орел! С испугу я чуть не полетел вниз, а огромная птица сорвалась со скалы и закружила над гнездом с отвратительным скрипучим клекотом - отчетливо были видны выставленные вперед, раскрытые лапы.