Связи между различными типами детерминации

Всякое четкое различие между типами детерминации включает в себя предположение, что они несводимы друг к другу, то есть что ни один из них не может рассматриваться как простая смесь других форм закономерного производства, так как каждый из них характеризуется своими специфическими чертами. То, что это так, может быть видно из соответствующих дефиниций категорий детерминации, и это будет показано с помощью более детального анализа в соответствующем месте.

Здесь я хочу только указать, во-первых, что вышеупомянутые категории детерминации, как бы они ни были взаимно несводимы, также связаны друг с другом, образуя иерархию типов детерминации, и, во-вторых, что ни один тип детерминации вследствие этой связи не действует в совершенно чистом виде, исключая все другие типы, что возможно только в идеальном случае.

Чтобы проиллюстрировать мое первое утверждение, возьмем механическую детерминацию, которая представляет собой специфическую комбинацию чисто количественной самодетерминации (в этом случае инертного движения) и взаимного действия, которое часто может быть расчленено на причину и действие. Или возьмем статистическую детерминацию, которая возникает со своими собственными характерными особенностями как результат взаимодействия большого количества элементов, индивидуально детерминированных в соответствии с другими типами детерминации (механической или телеологической). Различные типы детерминации генетически связаны друг с другом, и более высокие типы зависят от более низких, не будучи целиком к ним сводимы.

Нет такой области, где имел бы место только один тип детерминации, исключающий другие типы закономерного производства. Правда, можно попытаться охарактеризовать различные области действительности с точки зрения преимущественного применения разных категорий детерминации; но это все равно не приведет к точному разграничению различных сфер применимости причинности. Возьмем, например, область жизненных процессов, которая, по утверждению виталистов, вполне определенно и исключительно характеризуется господством конечных причин. В биологии, по-видимому, применяется в какой-то степени телеология, применение которой не ведет к заблуждениям, поскольку телеология очищена от своих традиционных ненаучных наслоений, но при объяснении биологических явлений также необходима категория детерминации благодаря внутренним процессам, а именно — категория самодетерминации или свободы, которая встречается во всех уголках материальной вселенной и которой живые существа обладают в наибольшей степени; кроме того, в биологии также необходимо применение такой категории детерминации, как целостная детерминация (по-немецки Ganzheitsbestimmung), поскольку одна из характерных черт жизненных явлений — это организмическое неполное подчинение частей целому; далее, в биологии также требуется учитывать статистическую детерминацию, так как фактически соответствие средств целям всегда бывает не необходимым, а только статистическим; кроме того, биология не может обходиться без учета взаимодействия, которое внутри организма является типично синтетическим или целостным и играет столь значительную роль в эволюции путем отбора; и конечно, биология не может не учитывать действующие внешние причины, так как живые существа всегда находятся под действием внешней среды и оно часто носит почти односторонний характер. Таким образом, весь спектр категорий детерминации используется биологией и тем более науками о культуре, которые онтологически (не исторически) включают в себя биологию, даже если они несводимы к ней.

Детальное исследование взаимосвязей между различными формами детерминации покажет более ясно, что они могут быть расположены в соответствии с их возрастающей сложностью таким образом, что все, кроме первых двух (количественной детерминации и причинности), могут быть прослежены до более низких типов. Таким образом, будем иметь шкалу степеней или уровней детерминации, каждая из которых характеризуется своей специфической чертой, но основана на более низких уровнях. Следовательно, дело не в выборе одного типа детерминации за счет других путем утверждения, что применимость избранной категории неоспорима

во всех областях реальности; подобно всем монистическим решениям, это решение слишком просто, чтобы быть правильным. В отличие от догматических направлений в философии философское исследование современной науки требует от нас понимания того, что богатый набор типов закономерного производства или детерминации фактически используется в описании и объяснении мира, что все они имеют онтологического двойника, хотя и не обязательно в одних и тех же областях реальности или в одинаковой степени в каждой из областей. <...>

ПРИНЦИП ДЕТЕРМИНИРОВАННОСТИ

Наша дефиниция общего детерминизма будет в таком случае следующей: детерминизм в широком смысле есть та онтологическая теория, необходимыми и достаточными компонентами которой являются:

генетический принцип, или принцип производительности, согласно которому ничто не может возникнуть из ничего или перейти в ничто, и принцип закономерности, гласящий, что ничто не происходит необусловленным и полностью нерегулярным путем — иначе говоря, незакономерным, произвольным образом.

Эти два принципа можно соединить, чтобы получить следующее положение: Все детерминируется в соответствии с законами какими-то еще факторами, причем эти факторы являются как внешними, так и внутренними условиями рассматриваемого предмета. Это положение может быть названо принципом детерминированности. Он является философским предположением науки, подтвержденным результатами научного исследования; ясно, что он не может быть опровергнут, поскольку ожидается, что будущее исследование подтвердит его повсюду, где он сейчас, по-видимому, представляется в искаженном виде. Всякая теория структуры и изменения или и того и другого относительно принципа детерминированности будет в дальнейшем называться детерминистской.

Принцип причинности есть частный случай принципа детерминированности; он, по существу, имеет место, когда детерминация вызывается внешними условиями однозначным путем. Общий детерминизм, как он здесь понимается, принимает во внимание причинную, механическую, статистическую, телеологичесмкую детерминацию и другие ее виды, как, например, качественное изменение, вызываемое количественным увеличением или уменьшением, или так называемую «борьбу» противоположностей и т. д. Единственный вид детерминизма, исключенный из нашего определения, это фатализм, потому что он нарушает принцип закономерности, поскольку считает, что утверждаемая им детерминация посредством некоего фатума

происходит независимо оттого, каковы господствующие условия, и, кроме того, влечет за собой трансцендентное активное начало (см. разд. 4.3). Более богатый вид детерминизма, ранее описанный в общих чертах, требует только производительности (или генетической связи) и закономерности (или обусловленности и регулярности). Общий детерминизм не ограничивает априори различные формы, которые могут принять изменение и научные законы изменения. <...>

«Причинность. Место принципа причинности в современной науке». М., 1962. С. 31—35, 40—41.

ВИНЕР НОРБЕРТ (1894-1964)

В системах, не находящихся в равновесии, или частях таких систем энтропия не должна возрастать. Она может фактически уменьшаться в отдельных местах Возможно, это отсутствие равновесия в окружающем нас мире представляет собой только ступень на пути к выравниванию, которое в конечном итоге приведет к равновесию. Рано или поздно мы умрем, и очень вероятно, что вся окружающая нас Вселенная, когда мир будет приведен в состояние единого громадного температурного равновесия, где не происходит ничего действительно нового, умрет в результате тепловой смерти. Не останется ничего, кроме скучного единообразия, от которого можно ожидать только небольших и незначительных местных отклонений.

Однако пока мы не являемся наблюдателями последних ступеней смерти Вселенной. В самом деле эти последние ступени не могут иметь никаких наблюдателей. Следовательно, в мире, с которым мы непосредственно соприкасаемся, существуют стадии, которые, хотя и захватывают незначительную часть вечности, имеют огромное значение для наших целей, ибо здесь энтропия не возрастает, а организация и ее коррелят — информация — находятся в процессе созидания.

Сказанное мной об этих участках возрастания организации не относится только к организации, представленной живыми существами. Машины также способствуют местному и временному созиданию информации, несмотря на свою грубую и несовершенную организацию по сравнению с человеческой.<...>

Мы погружены в жизнь, где мир в целом подчиняется второму закону термодинамики: беспорядок увеличивается, а порядок уменьшается. Все же, как мы видели, второй закон термодинамики, хотя и может быть

обоснован в отношении всей замкнутой системы, определенно не имеет силы в отношении ее неизолированных частей. В мире, где энтропия в целом стремится к возрастанию, существуют местные и временные островки уменьшающейся энтропии, и наличие этих островков дает возможность некоторым из нас доказывать наличие прогресса.<...>

Таким образом, вопрос о том, толковать ли второй закон термодинамики пессимистически, зависит от того значения, которое мы придаем вселенной в целом, с одной стороны, и находящимся в ней местным островкам уменьшающейся энтропии — с другой. Запомним, что мы сами составляем такой островок уменьшающейся энтропии и живем среди других таких островков. В результате обычное перспективное различие между ближайшим и отдаленным заставляет нас придавать гораздо большее значение областям уменьшающейся энтропии и возрастающего порядка, чем Вселенной во всем ее объеме. Например, очень возможно, что жизнь представляет собой редкое явление во Вселенной, что она ограничена, по-видимому, пределами солнечной системы или даже, если мы рассматриваем жизнь на любом уровне, сравнимом с жизнью, которой мы главным образом интересуемся, — только рамками Земли. Тем не менее мы живем на этой Земле, и возможное отсутствие жизни где-либо еще во Вселенной не очень-то нас беспокоит, и, конечно, оно не волнует нас пропорционально подавляющим размерам остальной части Вселенной.

Далее, вполне допустимо, что жизнь ограничена определенными рамками времени, что до самых ранних геологических эпох она не существовала и что, возможно, придет время, когда на Земле вновь не будет жизни, что она превратится в раскаленную или остывшую планету. Для тех, кому известен чрезвычайно ограниченный диапазон физических условий, при которых могут происходить химические реакции, необходимые для жизни в известных нам формах, вывод, что тому счастливому случаю, который обеспечивает продолжение жизни на земле в любой форме, даже без ограничения ее форм чем-нибудь подобным человеческой жизни, придет полный и ужасный конец, представляется само собой разумеющимся выводом. Все же нам, возможно, удастся придать нашим ценностям такую форму, чтобы этот преходящий случай существования жизни, а также этот еще более преходящий случай существования человека, несмотря на их мимолетный характер, можно было бы рассматривать в качестве имеющих всеобщее значение.

Мы в самом прямом смысле являемся терпящими кораблекрушение пассажирами на обреченной планете. Все же даже во время кораблекрушения человеческая порядочность и человеческие ценности не обязательно

исчезают, и мы должны создать их как можно больше. Мы пойдем ко дну, однако и в минуту гибели мы должны сохранять чувство собственного достоинства.<...>

Прогресс создает не только новые возможности для будущего, но и новые ограничения. Кажется, что как будто бы сам прогресс и наша борьба против возрастания энтропии, по существу, должны окончиться на ведущей нас к гибели стезе, с которой мы стараемся сойти. Но это пессимистическое настроение обусловлено только нашей слепотой и бездеятельностью, так как я убежден, что раз мы осознали вызванные новыми условиями жизни новые потребности, а также имеющиеся в нашем распоряжении новые средства удовлетворения этих потребностей, то может еще пройти длительное время, прежде чем погибнут наша цивилизация и наша человеческая раса, несмотря на то, что погибнут они столь же верно, как и любой из нас рожден для того, чтобы умереть. Однако между перспективой конечной смерти и полным крушением жизни большая дистанция, и это одинаково верно для цивилизации и для человеческой расы, как и для любых ее индивидуумов. Мы найдем в себе мужество, не дрогнув, встретить гибель нашей цивилизации, как мы находим мужество без страха смотреть в лицо несомненному факту нашей личной гибели. Простая вера в прогресс является убеждением не силы, а покорности и, следовательно, слабости.

«Кибернетика и общество». М., 1958.— С. 43, 44, 49, 51, 52, 58.