Эжен Лельепвр. Gardes du Corps. 1665 г.

В военный дом входил также пеший отряд королевской сотни швейцарцев (les Cent-Suisses), которыми обязательно должен был командовать французский дворянин. При Людовике XIV прекратил своё существование отряд «ста дворян вороньего клюва» («les gentilshomees à bec de corbin»), численность которого ко времени правления Генриха III возросла до двух рот по 100 человек каждая. Необычное название – «дворяне вороньего клюва» - отряд получил за форму острия своих боевых топориков, являвшихся их церемониальным оружием; в торжественные дни четыре дворянина с такими топориками в руках попарно выступали перед королём. К военному дому короля принадлежали также роты королевских мушкетёров, созданные в 1622 и 1660 г. и носившие названия по цвету своих лошадей: первая рота Серых мушкетёров, вторая рота Чёрных мушкетёров. Капитаном обеих рот являлся сам король.

При Генрихе IV с 1576 г. в состав королевской лейб-гвардии вошли, помимо существовавшей с 1576 г. ордонансовой роты тяжёлой кавалерии, ещё одна ордонансовая рота и рота лёгкой кавалерии, каждая численностью по 100 человек. Командиры этих рот, как и капитаны королевских мушкетёров, имели чин капитан-лейтенантов (capitaine-lieutenant), поскольку капитаном каждой из них номинально считался сам король.

Отдельное место в военном доме занимала стража дверей (garde de la porte) из 50 солдат во главе с капитаном и четырьмя лейтенантами. Этот отряд сменами по 10 человек с алебардами в руках нёс охрану перед дверьми королевских покоев. Общая численность военного дома Людовика XIV составляла около 2700 человек, к которым ещё следует добавить королевские ордонансовые роты кавалерии и гвардейские полки.

При Людовике XIV ордонансовых рот было 16. Их капитанами номинально были сам король и члены королевской фамилии: королева, дофин и принцы крови. Наиболее престижными из них были рота Короля, Шотландская рота, рота Королевы, рота Дофина, Анжуйская, Бургундская, Английская (в 80-90-е годы XVII в. её капитаном был герцог Филипп Орлеанский, ранее женатый на сестре английского короля Карла II) и Фландрская роты, а также рота Месье, капитаном которой являлся дядя или брат короля.

В состав королевской гвардии входили два пехотных полка: полк французских гвардейцев из 30 рот примерно по 200 человек в каждой и полк швейцарских гвардейцев из 16 рот по 2000 человек. Полком французских гвардейцев командовал один из маршалов Франции, а швейцарцы имели своего генерального полковника. Общая численность ордонансовых рот кавалерии и гвардейских полков составляла 10 тыс. человек. Королевский военный дом объединил в отдельный корпус элиту французской армии. Попасть туда на службу даже в качестве рядовых солдат или не получающих жалованья и не внесённых в списки личного состава частей волонтёров, дожидающихся служебной вакансии в престижных ротах или полках, стремились представители лучших дворянских родов Франции - ведь служба в этих частях не только открывала путь к блестящей военной карьере, но и давала доступ к королевскому двору. Продажа любых должностей, относящихся к королевскому военному дому, была полностью запрещена с 1664 г.

Обеспечение солдат одеждой было обязанностью капитанов рот, так как у государства просто не было для этого средств. Из жалованья солдат на одежду удерживалось одно су: восемь денье поступало экстраординарному военному казначею и предназначалось для пошива верхней одежды, а четыре денье шли капитану, который должен был обеспечивать солдата нижним бельём, башмаками, галстуком, рубашкой и чулками. За целевым расходованием этих средств следил майор полка. Униформа появилась достаточно поздно. Сперва одинаковое обмундирование в 1665 г. получили конные рота королевской лейб-гвардии. В остальных частях процесс унификации обмундирования проходил в 80-х годах XVII в. Цвета униформы были регламентированы ордонансом 1685 г. Синие кафтаны полагались гвардейцам и солдатам королевских полков, швейцарцы носили коричневую форму, кафтаны грязно-белого цветы (цвет неокрашенной ткани) полагались солдатам прочих пехотных французских полков. Кавалеристы носили кожаные колеты и ботфорты. Шинели выдавались только часовым и караульным. Офицеры носили униформу своего пола, им полагались также галуны и кружева. С того же, 1685 г. всем чинам для ношения шпаг вместо перевязи была предписана портупея (ceinturon). Широкая перевязь, изготовлявшаяся, как правило, из толстой бычьей кожи, вместе с такой же бандульерой, предназначавшейся для ношения пуль и пороховых зарядов, играла роль своего рода кирасы, прикрывая тело от ударов холодным оружием, а нередко спасая и от выстрелов с большого расстояния. Однако перевязь и бандульера были слишком тяжёлыми и стесняли движение. Пехота носила короткие шпаги, не мешавшие движению строем. В кавалерии в 1679 г. шпаги были заменены саблями, при этом необходимо помнить, что во Франции под саблей (sabre) понимали оружие с прямым или малоизогнутым клинком, пригодным как для того, чтобы рубить, так и для укола. Сабля с сильно изогнутым клинком восточного типа, которым можно было преимущественно рубить, называлась иначе – cimeterre.

Во французской пехоте дольше, чем в некоторых других европейских странах, основным оружием оставался фитильный мушкет (mousquet à mè che). Долгое время военное ведомство боролось с использованием солдатами ружей с кремневыми замками (fusil à silex), однако капитаны старались вооружить своих солдат вместо мушкетов более дешёвыми и удобными ружьями. Сопротивление руководства военного ведомства переходу французской пехоты с мушкетов на ружья с кремневым замком объяснялось тем, что последние считались ненадёжными. Действительно, кремневый замок вначале был несовершенным, ружья часто давали осечки, замки быстро ломались, вследствие чего ружья быстро выходили из строя. Однако у кремневого ружья имелось и много преимуществ перед мушкетом. Оно меньше боялось сырости и влажной погоды, солдату не требовалось постоянно иметь под рукой огонь для поджигания фитиля. Ружьё было удобней в обращении и легче мушкета, стреляло намного точнее и прицельнее. Если для выстрела из мушкета требовалось совершить 36 приёмов, то из ружья выстрел производился за 23 темпа. Оснащение французской армии кремневыми ружьями шло постепенно, по мере совершенствования этого вида оружия. Первым, как уже говорилось, их получил на вооружение полк королевских фузилеров, затем гренадерские роты, в вслед за ними провинциальное ополчение. Окончательно мушкеты уступили место кремневым ружьям во французской армии в 1669 г. С 1669 г. был введён единый ружейный калибр: из ливра свинца отливалось 20 пуль, диаметр ствола составлял 8 линий (20, 32 мм). Максимальная дальность ружейного выстрела не превышала 150 туазов (около 285 метров), но эффективность прицельного огня не превышала 60-70 туазов (114-133 метра). Для ускорения подготовки ружей к стрельбе и большей равномерности пороховых зарядов с 1667 г. было регламентировано употребление бумажных патронов, помимо которых солдат имел при себе мешочек с пулями и пороховницу с дозатором, отмерявшим нужное количество пороха.

Пикинеры предназначались для защиты мушкетёров от кавалерии, в батальоне их численность составляла 18, 4% от личного состава. Пики французских пикинеров были длиной около 13, 5 футов (чуть более 4 метров). Пикинерам полагалось также защитное обмундирование: шлемы и кирасы с набедренниками, но к 80-м годам XVII в. они сохранились только у пикинеров гвардейских полков и швейцарцев; последние носили полное защитное вооружение, вплоть до наручей. Пиками в полках также были вооружены полковники, капитаны, лейтенанты и младшие лейтенанты пехотных полков. Эти офицеры в бою шли впереди своих рот с пиками в качестве знака своей власти. Помимо пик все офицеры имели металлические нагрудные знаки-ожерелья и шпаги. Вместо пик офицеры с конца XVII в. стали носить полупику (иначе эспантон (sponton), с древком длиной пять половиной футов и узким коротким наконечником), или протазан. Знаком дисциплинарной власти сержанта была алебарда.

Пикинеры существовали во французской армии до 1703 г. Исчезновение пикинеров было связано с появлением штыка, дававшего пехоте возможность отбиваться от кавалерии ружьями как холодным оружием. Первоначально штык (bayonette) представлял собой кинжал на коротком древке, вставлявшемся внутрь канала ружейного ствола. Его недостатком было то, что, используя багинет, из ружья нельзя было стрелять. Затем в 1684 г. был изобретён штык, одевавшийся на дуло с помощью специальной шейки, позволявшей стрелять из ружья с примкнутым штыком. Однако массовое распространение во французской армии штык получил после того, как в 16881689 гг. шейка его была снабжена фиксатором, удерживавшим штык в одном положении. 29 декабря 1689 г. король предписал вооружить штыками всю французскую пехоту. Французская кавалерия имела на вооружении шпаги или сабли, а также пистолеты, подвешивавшиеся к седлу в специальных кобурах-ольстрах, и иногда короткоствольные ружья-мушкетоны. Драгуны также имели пехотные ружья с кремневым замком. В 1679 г. было предписано в каждой роте кавалерии иметь двух всадников-карабинеров, вооружённых нарезными короткими ружьями-карабинами. Нарезные ружья стреляли точнее и дальше гладкоствольных, и задачей карабинеров было, выезжая из строя, на полном скаку поражать выстрелами кавалеристов противника. В 1690 г. рота карабинеров была сформирована в каждом полку кавалерии, а в 1693 г. появился первый полк карабинеров.

Французские кирасиры носили кирасу, нагрудник которой должен был выдерживать мушкетный выстрел, а спина – выстрел из пистолета и рубящий удар. Ордонанс от 5 марта 1675 г. строжайше предписывал ношение кирас офицерами ордонансовых рот и лёгкой кавалерии, особенно при нахождении в траншеях при осаде. Королю эта мера казалась необходимой для сохранения командного состава. Впрочем, офицеры, в том числе и будущий маршал де Виллар, пренебрегали этим правилом, поскольку тяжёлая кираса лишала их подвижности и быстроты.

Морис Лелуар. Людовик XIV посещает окопы Лилля.

С увеличением мощности ружейного огня французская пехота стала строиться менее глубоким порядком. Пехота выстраивалась в две линии, каждый батальон становился в четыре-пять шеренг, а в кавалерии, где предпочтение также отдавалось огнестрельному оружию, эскадроны строились в три шеренги с интервалами между ними в два конских корпуса.

Важным достижением в правление Людовика XIV стало развитие производства оружия и военного снаряжения. В ряде крупных промышленных центров – Лионе, Сент-Этьене, Сен-Жерве (близ Гренобля) и Шарлевиле – было налажено производство оружия в количествах, достаточных для удовлетворения потребностей королевской армии. В Париже, Лилле, Меце и Лионе имелись крупные военные склады-арсеналы, с которых капитаны получали оружие для своих рот по ценам, установленным военным ведомством. Генеральный директор королевских арсеналов Максимилиан Титон за 90-е годы XVII в. закупил на мануфактурах Сент-Этьена и Шарлевиля около 600 тыс. ружей, в то время как в эпоху Ришельё приходилось закупать большие партии оружия за границей, поскольку внутреннего производства не хватало даже для вооружения 150 тыс. солдат. При Людовике XIV, когда общая численность французских войск достигала 600 тыс. человек, Франция не испытывала затруднений с обеспечением столь значительной массы солдат отечественным оружием.

Для обеспечения кавалерии верховыми лошадьми в 1665 г. была реорганизована служба королевских конных заводов, поскольку ранее большую часть лошадей приходилось покупать за пределами Франции, прежде всего в северной Германии.

Аналогично обстояло дело и с созданием складов продовольствия и фуража. Военные припасы находились в ведении генеральных комиссаров-провиантмейстеров (commissaires gé né raux des vivres). В соответствии с маршрутами следования войск на этапах собирались необходимые припасы, закупка, сбор и хранение которых возлагалась на комиссаров провинций и находившихся в их подчинении казначеев. Военными интендантами и их уполномоченными лицами заключались контракты на поставку продовольствия с мэрами городов и эшевенами. Генеральный комиссар, отвечавший за перемещение военных отрядов (commissaire des guerres à la conduite), заранее заключал контракт с губернатором и интендантом провинции, а солдаты, прежде чем попасть на этап, проходили смотр, где их снова пересчитывали.

В приграничных районах были организованы крупные военные склады, способные обеспечивать армию припасами на полгода. Эти запасы постоянно пополнялись и инспектировались военными интендантами и комиссарами. Наличие таких складов позволяло быстро собирать и разворачивать армию на границах.

Несмотря на свою многочисленность, французская армии в военное время ощущала нехватку как солдат, так и офицеров. Постоянные войны требовали непрерывного притока новобранцев. В 1693 г. во французских войсках насчитывалось 277 тыс. пехотинцев (вместе с провинциальным ополчением – 380 тыс.) и 65 тыс. кавалеристов; при этом 74 тыс. человек, то есть 17, 4% личного состава, были иностранцами. Потери росли, а внутренних ресурсов для рекрутирования не хватало. В войне 1672-1679 гг. с Голландией французы потеряли убитыми и раненными 120 тыс. солдат, во время войны с Аугсбургской лигой – 160 тыс. солдат. Если учесть, что в то время в госпиталях от ран умирал в среднем один из двух – двух с половиной раненных, то эти цифры были велики для Франции, общее население которой к 1690 г. достигло порядка 21 млн. человек. Находить рекрутов в самой Франции становилось всё труднее. Обычно вербовку осуществлял капитан в сопровождении сержанта во время пребывания на зимних квартирах. Набор разрешалось проводить только в городах тех регионов страны, которые были указаны в патенте на вербовку. Частым явлением был набор рекрутов в провинциях, откуда происходил полковник и капитаны его полка, поскольку при этом можно было задействовать личные связи, а волонтёры надеялись на дальнейшее покровительство своего земляка. По закону набирать можно было только физически пригодных к строевой службе мужчин, при этом основным показателем пригодности являлся рост: запрещалось вербовать лиц ниже 5 футов (1м 63 см). В XVII в. наблюдается прямая зависимость между физическим развитием человека и его ростом. Наиболее физически развитыми были дворяне, а также сыновья булочников и мясников. Дворяне имели не только возможность лучше питаться, но и занимались благородными видами спорта (верховой ездой, фехтованием, плаванием и т.д.) Наименьший рост отмечался и у горожан-ремесленников, в первую очередь у ткачей. Если к этому добавить, что вербовать можно было только неженатых и не имевших детей (как уже отмечалось, во Франции солдатам было запрещено иметь семьи), то количество потенциальных рекрутов становилось ещё меньше, так как примерно треть мужского населения страны попадала под все эти ограничения. В большом количестве рекрутов заинтересованы были и король, и вербовщики. Королю были нужны солдаты. Капитан, покупая патент, брал на себя обязательство набрать полный состав роты. Корона стимулировала его премиями: капитан получал оплату на роту только в случае, если в ней было не менее 35 человек, а при численности роты от 40 человек до её полного состав 50 человек, капитану выплачивалась прогрессивная премия. Нехватка солдат приводила к огромным злоупотреблениям при вербовке. Вербовали насильно, в первую очередь подпаивая молодых людей в кабаках и тавернах. Доходило до того, что крестьяне старались не отпускать своих сыновей в города, поскольку редко кому из них удавалось уклониться от предложения выпить за здоровье короля. Нередко таких бедолаг запирали в подвале и держали до тех пор, пока они не подписывали контракт. Годных к службе хватали на дорогах или за пределами городов. Время от времени правительство пыталось бороться с этими злоупотреблениями. Вербовщик был обязан предъявить всех рекрутов мэру города, контракт следовало подтвердить у военного комиссара. Однако с началом военных действий на подобные нарушения смотрели сквозь пальцы, руководствуясь словами Лувуа: «Когда королю не хватает людей, не время смотреть, законно ли они завербованы». Это стало относиться и к физическому состоянию рекрутов, их росту. В 1685 г. Лувуа предписал: «Его Величество не желает, чтобы солдат проверяли по росту». Стоит отметить, что солдатская лямка была достаточно тяжёлой: вес носившихся на теле экипировки и оружия доходил до 20 кг, а когда надо было нести на себе палатки и припасы, то дневные переходы в 10 лье приходилось преодолевать, неся на себе груз свыше 30 кг.

В соответствии с ещё одним высказыванием Лувуа («В наше время, когда людей не хватает, надо быть менее щепетильными») военное ведомство прибегало к насильственной вербовке годных к службе бедняков, бродяг и преступников, буквально соревнуясь при этом с морским ведомством, использовавшим подобный контингент в качестве галерных гребцов. Из-за нехватки людей пришлось даже отказаться от казни дезертиров (если только речь не шла о переходе с оружием в руках на сторону противника): бежавших от военной службы отправляли на галеры.

Помимо насильственной вербовки, другим злоупотреблением при рекрутировании были подставные лица на смотрах. Этим приёмом пользовались офицеры, нанимая людей за мизерные деньги для предъявления во время смотра в качестве солдат своей роты или выставляя в качестве таковых собственных слуг. Подставных солдат называли пассволанами (pass-volants). Деньги, которые причитались в качестве жалованья этим «мёртвым душам», офицеры клали себе в карман. Солдаты для обогащения использовали другой способ: завербовывались сразу в несколько рот. Получив жалованье в одной, они сразу же дезертировали, чтобы получить оплату в следующей. Подобных искателей наживы называли «рулёры» («rouleurs») или «билардёры» («billardeurs»).

Чтобы увеличить количество солдат, Лувуа использовал существовавшую ещё в средние века повинность населения защищать побережье и свои территории в составе провинциального ополчения. Будучи талантливым администратором, государственный секретарь по военным делам смог придать архаичному институту новаторское содержание. Ордонансом от 20 ноября 1688 г. интендантам предписывалось в соответствии с размером уплачиваемой тальи набирать по церковным приходам холостых мужчин в возрасте от 20 до 40 лет. Эти рекруты, экипировка и вооружение которых производились на средства прихода, по воскресеньям и в дни праздников во время зимних квартир должны были учиться военным и строевым упражнениям под руководством офицеров, происходивших из этой же провинции, которых назначала королевская комиссия. Должности офицеров провинциального ополчения не продавались. Приходы также платили рекрутам за это обучение по два су в день. Кроме того, они освобождались от тальи на время службы и ещё на два года после неё и после женитьбы. Из ополченцев формировались роты по 50 человек, которые сводились в полк; иногда он состоял из рот, набранных в разных провинциях. Таким образом, Франция могла дополнительно, помимо добровольной вербовки, рассчитывать на 250 тыс. солдат.

Если первоначально провинциальное ополчение привлекали в качестве вспомогательных войск, то позднее, к началу войны за испанское наследство, их стали напрямую использовать для ведения боевых действий за пределами Франции, более того, направлять в регулярные полки для восполнения понесённых потерь. В итоге перестали существовать какие-либо различия между солдатом, завербованным по контракту, и рекрутом, попавшим в провинциальное ополчение по жеребьёвке. Повторить подобное Франции пришлось во время Французской революции 1789 г., когда была объявлена всеобщая мобилизация и произведена так называемая «амальгама» (слияние) старых и новых частей армии. Но первый шаг ко всеобщей обязательной военной службе Франция сделала ещё при Людовике XIV, в первую очередь благодаря усилиям военного министра Лувуа.

Другая проблема заключалась в подготовке офицерских кадров. Для воинского обучения и воспитания дворянских детей из небогатых семей в 1682 г. были созданы две роты кадетов, затем их стало девять: в Турнэ, Камбрэ, Валансьенне, Шарлемоне, Лонгви, Меце, Страсбурге, Брейзахе и Безансоне. Общее число кадетов должно было достигнуть 4275 человек. Кадетов обучали математике, военным упражнениям и несению службы. Однако уже в 1692 г. набор в кадетские роты был приостановлен, а в 1694 г. упразднён. Обучение новобранцев стало проходить непосредственно в войсках. При этом проблема заключалась в том, что при подобной «школе практики» был велик риск потерять в боях целое поколение молодых офицеров, добровольно избравших военную карьеру.

Задача создания офицерского резерва для формирования новых полков в случае начала войны решалась следующим образом: обычно из финансовых соображений после заключения мира распускалась бó льшая часть полков, а во многих оставшихся сокращалось количество солдат в ротах, иногда до 30 человек. Чтобы не потерять при этом опытных офицеров, им предлагалось продолжить служить в действующих полках, но на половинном жалованье. Распускавшиеся части и их офицеров (младших лейтенантов, лейтенантов, капитанов, капмейстеров и полковников) называли реформированными (lieutenants, capitaines et colonels ré formé s). Таким образом, сохраняя кадровых офицеров, Франция оказывалась способной в случае войны в весьма сжатые сроки поставить под ружьё большое количество боеспособных полков.

Многочисленные, хорошо организованные армии Людовика XIV нуждались в большом количестве талантливых полководцев. Франции приходилось одновременно воевать с армиями противника по всем направлениям: от Испании и Италии до Германии и Фландрии. И здесь, пожалуй, французы испытывали наибольшие трудности. Обычно в историографии бытует представление, что после гибели Тюренна (27 июля 1675 г.) и смерти Конде (11 декабря 1686 г.) во Франции не было военачальников, способных противостоять таким противникам, как принц Евгений Савойский или герцог Мальборо. Под началом Тюренна и Конде начинали свою карьеру многие офицеры. Некоторые из них, заняв высшие командные должности, проявили себя как весьма талантливые военачальники, умеющие наносить поражения лучшим полководцам враждебной Франции коалиции. К этой плеяде относились маршалы Виллар, Вандом, Буффлер, Катина.

В лице маршала Вобана (1663-1707) Франция получила непревзойдённого мастера осады и обороны крепостей, превратившего границы Франции в неприступные бастионы. Себастьян Ле Претр, маркиз де Вобан, был не только блестящим теоретиком военного дела, но и великолепнейшим практиком, создавшим корпус военных инженеров. За свою жизнь Вобан защищал две и осаждал 53 крепости, усовершенствовал оборонительные укрепления, построил 33 новых и перестроил более 300 старых крепостей. Он научил французов брать за две-три недели считавшиеся неприступными крепости, избегая при этом больших потерь. Он усовершенствовал метод, при котором основным оружием осаждающих становилась, как ни странно лопата: ею рылись траншеи и минные подкопы, а основную роль играли не кровопролитные атаки, а артиллерийский огонь. В 1667 г. Вобан за девять дней взял города Турнэ, Дуэ и Лилль, в 1673 г. за тринадцать дней Маастрихт, в 1677 г. всего за шесть

Себастьян Ле Претр, маркиз де Вобан дней перед ним пали крепостные укрепления города

Камбрэ. Система фортификации, получившая имя своего основателя - Вобана, распространилась по всей Европе, и до сих пор некоторые его принципы и методики используются в военном деле.

Среди французских полководцев после смерти Тюренна и Конде особенно выделялся Луи де Виллар. Этот полководец, ставший маршалом волей своих солдат, провозгласивших его таковым прямо на поле выигранного им сражения (и король был вынужден утвердить его в этом звании), отличался не только талантом, но и острым языком, независимым поведением и большим самомнением. Он осмеливался говорить королю: «Пользуйтесь мною, государь, я единственный генерал в Европе, которому военное счастье никогда не изменяло». Именно он в 1703 г. переправился через Рейн и, разбив войска коалиции, решил повести наступление на Вену. Его марш был остановлен монаршьей волей, но в сходных боевых условиях маневр Виллара столетие спустя повторил Наполеон. В Дененской операции в 1712 г. Виллар впервые атаковал противника колоннами, веем не только спас Францию, но и намного опередил своё время, применив тактику, которой впоследствии широко пользовались во времена Французской революции.

Клод Луи Виктор, герцог де Виллар (1653-1734)

К сожалению, большинство французских полководцев отличала боязнь нарушить королевские инструкции и проявить инициативу. В среде военачальников высшего ранга царили зависть, интриги, соперничество. Нередко успех военной операции приносили в жертву личным амбициям. Были и откровенно бездарные полководцы, к которым по разным причинам благоволил лично король и его двор. К таким можно отнести маршала Франсуа де Вильруа. В детстве он воспитывался вместе с будущим Людовиком XIV и стал его близким другом. Король осыпал маршала милостями и наградами, доверяя ему командование большими армиями. В ответ Вильруа проигрывал все без исключения военные компании. Во время войны за испанское наследство он неоднократно терпел поражения во Фландрии и Италии, пока в 1702 г. не был взят в плен в Кремоне. Когда сменивший бездарного полководца де Вандом стал одерживать победу за победой, союзники срочно отпустили Вильруа на свободу. И не ошиблись в своих расчётах. Став главнокомандующим французских войск во Фландрии, он в 1704-1705 гг. одно за другим потерпел поражения при Виньямоне, Юи, Рамийи, потеряв в последнем случае 20 тыс. убитыми и пленными, все знамёна и обоз. Из-за такого командования французы потеряли Брабант и Фландрию. Только после этой катастрофы король перестал давать Вильруа ответственные назначения в действующую армию.

Чрезмерная централизация всего военного управления, ориентация на единоличные решения, принимаемые королём, были источником как силы, так и слабости французской армии. Далеко не каждый военачальник брал на себя смелость перечить монарху, а уж тем более нарушать его директивы и принимать самостоятельные решения. Это хорошо продемонстрировали события войны за испанское наследство. Но к началу 90-х годов XVII в. Франция ещё не знала серьёзных военных поражений, а её армия служила образцом для других европейских государств.

Самиздательство «Maison du Roi»