Раздел XI. Правоотношения и юридическая ответственность…237

СОДЕРЖАНИЕ

РАЗДЕЛ I. ВОЗНИКНОВЕНИЕ И РАЗВИТИЕ НАУКИ О ГОСУДАРСТВЕ И ПРАВЕ 7

И. В МИХАЙЛОВСКИЙ

ПРЕДМЕТ НАУКИ, ЕЕ ЗАДАЧИ И МЕТОДЫ…………………………...7

П.Л.СОРОКИН

ПОНЯТИЕ ОБ ОБЩЕЙ ТЕОРИИ ПРАВА ………………………………16

Г. Ф. ШЕРШЕНЕВИЧ

МЕТОДОЛОГИЯ ЮРИДИЧЕСКИХ НАУК……………………………..17

РАЗДЕЛ II. ЗАКОНОМЕРНОСТИ ПРОИСХОЖДЕНИЯ, СУЩНОСТЬ И СОЦИАЛЬНОЕ НАЗНАЧЕНИЕ ГОСУДАРСТВА……………………..22

Н. Н..АЛЕКСЕЕВ

ОПРЕДЕЛЕНИЕ ГОСУДАРСТВА………………………………………. 22

ГОСУДАРСТВЕННАЯ ВЛАСТЬ…………………………………………28

Н. М. КОРКУНОВ

ВОЗНИКНОВЕНИЕ ПРАВА……………………………………………...29

ОБЩЕСТВЕННЫЕ УСЛОВИЯ РАЗВИТИЯ ПРАВА…………………...31

РАЗДЕЛ Ш. ТИПЫ И ФОРМЫ ГОСУДАРСТВА…………………………55

В. М. ХВОСТОВ

КЛАССИФИКАЦИЯ ГОСУДАРСТВ…………………………………….55

СОЕДИНЕНИЯ ГОСУДАРСТВ…………………………………………..58

Г. Ф. ШЕРШЕНЕВИЧ

ФОРМЫ ГОСУДАРСТВА………………………………………………....59

РАЗДЕЛ IV. ПРАВОВОЕ ГОСУДАРО ЕГО ОСПОВНЫЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ ………………………………………………………… 64

В. ГЕССЕН

О ПРАВОВОМ ГОСУДАРСТВЕ…………………………………………64

Б. Н. ЧИЧЕРИН

ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО……………………………………………72

ЦЕРКОВЬ…………………………………………………………………...91

РАЗДЕЛ V. МЕХАНИЗМ И ФУНКЦИИ ГОСУДАРСТВА………………93

Н. М. КОРКУНОВ

ОРГАНЫ ВЛАСТИ………………………………………………………..93

П. Л. СОРОКИН

ЭФФЕКТИВНОСТЬ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ГОСУДАРСТВА……………..98

В.М.ХВОСТОВ

ВЕРХОВНАЯ ВЛАСТЬ ГОСУДАРСТВА……………………………….98

МЕСТНОЕ И ЦЕНТРАЛЬНОЕ УПРАВЛЕНИЕ……………………….100

АВТОНОМИЯ…………………………………………………………….101

Г. Ф. ШЕРШЕНЕВИЧ

ЗАДАЧИ ГОСУДАРСТВ А………………………………………………102

РАЗДЕЛ VI. ПОНЯТИЕ И СУЩНОСТЬ ПРАВА. ПРАВО В СИСТЕМЕ СУЩНОСТНЫХ НОРМ. ФУНКЦИИ ПРАВА…………………………...106

Б. А. КИСТЯКОВСКИЙ

В ЗАЩИТУ ПРАВА………………………………………………………106

ПУТЬ К ГОСПОДСТВУ ПРАВА………………………………………..111

ПРИЧИНА И ЦЕЛЬ В ПРАВЕ ………………………………………… 113

И. В. МИХАЙЛОВСКИЙ

УЧЕНИЕ О ЮРИДИЧЕСКИХ НОРМАХ……………………….............115

Т. Н. РАДКО. В. А. ТОЛСТИК

КАТЕГОРИЯ «ФУНКЦИЯ ПРАВА В ЮРИДИЧЕСКОЙ НАУКЕ»…125 Б. Н. ЧИЧЕРИН

СУЩЕСТВО И ОСНОВНЫЕ НАЧАЛА ПРАВА …………………….. 130

РАЗДЕЛ VII. НОРМЫ ПРАВА И НОРМАТИВНО-ПРАВОВЫЕ

АКТЫ…………………………………………………………………………...141

П. Е. НЕДБАЙЛО

СТРУКТУРА СОВЕТСКИХ ПРАВОВЫХ НОРМ……………………..141

Е. Н. ТРУБЕЦКОЙ

РАЗДЕЛЕНИЕ ФОРМ ПРАВА ПО УСЛОВИЯМ ЕГО ОБЯЗАТЕЛЬНОСТИ……………………………………………………...144

Г. Ф. ШЕРШЕНЕВИЧ
ФОРМЫ ПРАВА………………………………………………………….159

РАЗДЕЛ VIII. ФОРМЫ РЕАЛИЗАЦИИ ПРАВОВЫХ НОРМ.

ПРИМЕНЕНИЕ ПРАВА…………………………………………………….. 167

Н.М.КОРКУНОВ

ПРИМЕНЕНИЕ ПОЛОЖИТЕЛЬНОГО ПРАВА……………………….167

И.В.МИХАЙЛОВСКИЙ

ПРИМЕНЕНИЕ ЮРИДИЧЕСКИХ НОРМ ……………………………..169

П. Е. НЕДБАЙЛО

ПОНЯТИЕ ПРИМЕНЕНИЯ И ОСНОВНЫЕ ТРЕБОВАНИЯ ПРАВИЛЬНОГО ПРИМЕНЕНИЯ СОВЕТСКИХ ПРАВОВЫХ НОРМ……………………………………………………………..……….171

ВЫБОР (ОТЫСКАНИЕ) ПРАВОВЫХ НОРМ ДЛЯ ПРИМЕНЕНИЯ И ПРОВЕРКИ ИХ ДЕЙСТВИЯ…………………………………………….174

Г ф. ШЕРШЕНЕВИЧ

ПРИМЕНЕНИЕ ПРАВА ………………………………………………….178

РАЗДЕЛ IX. ТОЛКОВАНИЕ НОРМ ПРАВА. ПРОБЕЛЫ В ПРАВЕ.

АНАЛОГИЯ ЗАКОНА И ПРАВА…………………………………………. 186

Н. М. КОРКУНОВ

ПРИМЕНЕНИЕ ПОЛОЖИТЕЛЬНОГО ПРАВА ……………………... 186

П. Е. НЕДБАЙЛО

ТОЛКОВАНИЕ СОВЕТСКИХ ПРАВОВЫХ НОРМ…………………..194

Г. Ф. ШЕРШЕНЕВИЧ

КРИТИКА…………………………………………………………………195

ТОЛКОВАНИЕ……………………………………………………………196

АНАЛОГИЯ ……………………………………………………………... 198

РАЗДЕЛ X. ПРАВООТНОШЕНИЯ И ПРАВОПОРЯДОК………...201

П. Г. ВИНОГРАДОВ

ЮРИДИЧЕСКИЕ ФАКТЫ И АКТЫ…………………………………... 201

С.А.МУРОМЦЕВ

ВИДЫ ЮРИДИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ………………………………213

П. Е. НЕДБАЙЛО

ПРАВИЛЬНОЕ ПРИМЕНЕНИЕ ПРАВОВЫХ НОРМ…………………138

Г. ф. ШЕРШЕНЕВИЧ

ЮРИДИЧЕСКОЕ ОТНОШЕНИЕ………………………………………..217

РАЗДЕЛ XI. ПРАВООТНОШЕНИЯ И ЮРИДИЧЕСКАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ………………………………………………………237

Н. М. КОРКУНОВ

САНКЦИЯ ЮРИДИЧЕСКИХ НОРМ…………………………………...237

В.М. ХВОСТОВ

НАРУШЕНИЕ И ЗАЩИТА ПРАВА…………………………………… 239

Г.Ф. ШЕРШЕНЕВИЧ

НАРУШЕНИЕ ПРАВА …..........................................................................247

ПРЕДИСЛОВИЕ

В работе сконцентрирован хрестоматийный материал, составляющий основу глубокого и серьезного познания общей теории государства и права.

Многие общетеоретические идеи и выводы наших отечественных юристов остались за пределами внимания ученых и практиков современности. Тем не менее их анализ поможет найти более эффективное практическое решение этих идей в интересах человека как главно­го созидателя благосостояния общества, как субъекта правового закона.

Цель работы — помочь глубокому изучению курса и показать, что подавляющее боль­шинство русских юристов, специалистов в области общей теории государства и права в сво­ем научном творчестве исходили из принципов гуманизма, справедливости, законности.

В соответствии с государственным стандартом по всем разделам курса теории государ­ства и права излагаются наиболее важные положения произведений авторов о закономер­ностях возникновения, функционирования и развития государства и права.

В хрестоматии используются в основном работы, являющиеся библиографической ред­костью, а поэтому широкому читателю практически недоступны.

Хрестоматия поможет всем, кто занимается изучением общетеоретических проблем государства и права. Она значительно сэкономит время, ускорит усвоение курса, повысит уровень знаний студентов юридических вузов, особенно заочников, которые не располагают необходимой программной литературой.

Для курсовых и дипломных работ это необходимое и важное пособие.

Хрестоматия также добрый помощник диссертантам. Она является ориентиром для по­иска и более углубленного изучения оригиналов литературных источников в полном объеме.

РАЗДЕЛ I. ВОЗНИКНОВЕНИЕ И РАЗВИТИЕ НАУКИ

О ГОСУДАРСТВЕ И ПРАВЕ

И. В. МИХАЙЛОВСКИЙ

ПРЕДМЕТ НАУКИ, ЕЕ ЗАДАЧИ И МЕТОДЫ

[...] Современный правопорядок представляет собою чрезвычайно сложную систему, целый своеобразный мир явлений, самым непосредственным образом связанных с жизнью людей. Длинный ряд специальных наук изучает этот мир, свидетельствуя о богатстве его содержания, о сложности и бесконечной разнообразности входящих в его состав вопросов. Представители специальных юриди­ческих наук разрабатывают отдельные части этого огромного организма.

При первом взгляде на правовую жизнь, на отдельные науки, изучающие эту жизнь, может по­лучиться впечатление хаоса, но более внимательное наблюдение наводит на мысль, что здесь мы имеем дело с областью явлений однородных, связанных общими началами, представляющих одно гармоническое целое. Отсюда логическая неизбежность такой науки, которая ставила бы себе зада­чей изучение не какой-нибудь одной части явлений правовой жизни, а всей совокупности этих явле­ний в их органическом единстве, которая стремилась бы найти гармонию в кажущемся хаосе разроз­ненных специальных наук.

Для возникновения такой науки, удовлетворяющей основному стремлению разума — стремле­нию к единству, необходимы два условия: 1) нужно, чтобы накопился разнохарактерный юридиче­ский материал, требующий объединения, т. е. необходимо, чтобы развились отдельные специальные юридические науки, и 2) нужна основа, на которой можно было бы объединить эти специальные науки в одно гармоническое целое.

Само собою разумеется, что каждое из этих условий требует для своего появления значитель­ного периода подготовительной работы. И если в настоящее время мы имеем первое из этих условий, то относительно второго очень многое еще предстоит сделать. Отсюда понятно, что наша наука по­является сравнительно поздно; отсюда понятно, что из всех юридических наук она является наименее разработанной и возбуждающей наибольшее количество спорных вопросов. В результате мы видим, что в то время, как между представителями специальных юридических наук достигнуто соглашение по целому ряду капитальных вопросов, не говоря уже о вопросах мелких, в нашей науке почти все главные вопросы являются спорными.

И прежде всего возбуждаются споры относительно самого названия нашей науки. Существуют названия: энциклопедия права общая теория права и философия права. Что это — разные науки или разные точки зрения на одну и ту же науку, различные направления в разработке одной науки?

Есть ученые, утверждающие, что здесь мы имеем три различные науки с различными предме­тами, задачами и методами. Но если мы сравним между собою энциклопедию права, общую теорию права и философию права, то увидим, что все они возникли на почве одной и той же указанной выше потребности, а именно потребности в гармоническом объединении всей совокупности юридических знаний, все они стремятся удовлетворить эту потребность. Далее мы видим, что все они имеют один и тот же предмет, а именно — правовую жизнь во всей ее совокупности и полноте, как гармонически единое целое.

Различны лишь задачи, которые ставят себе названные дисциплины, и различны методы обработки изучаемого ими предмета. Но из того, что научные задачи можно суживать и расширять, из того, что научный материал можно разрабатывать тем или иным методом, вовсе не следует, что существует столько отдельных наук, сколько есть задач и методов. И если в академическом преподавании можно, а нередко и должно из одной науки делать целый ряд отдельных курсов для изложения с кафедры, если отдельные ученые разрабатывают одну науку с разных точек зрения, от этого наука не потеряет своего единства, не раздробится на ряд отдельных наук: решающее значение имеет единст­во предмета.

Обращаясь к интересующему нас вопросу, мы увидим, что энциклопедия права, общая тео­рия права и философия права представляют собою одну и ту же науку и различаются между собою лишь постановкой своих задач и методами разработки. Эти задачи и методы наиболее просты и несложны в энциклопедии права, несравненно глубже, шире и сложнее в общей теории права и достигают высшей степени в философии права, таким образом мы имеем не три отдельных науки, атри направления в разработке одной и той же науки.

Что такое энциклопедия права? Это краткое изложение всех специальных юридических наук. Ее задача — свести весь огромный, необозримый материал специальных наук к чисто внешнему единству, изложить его сжато, отчетливо для предварительного ознакомления и для ориентирования. Кроме этой цели энциклопедия права имеет чисто учебную цель: служить введением в изучение юридических наук.

Посмотрим, пригодна ли энциклопедия для этой последней цели. Бесспорно, представляется очень важным для целей академического преподавания, прежде чем приступать к изучению отдель­ных специальных юридических наук, усвоить ряд основных понятий, общих всем этим наукам, озна­комиться с правовой жизнью в ее целом, почувствовать ее единство, изучить общий вид и план гран­диозного здания права, чтобы затем начать изучение деталей.

Но сделать это при помощи энциклопедии права нельзя: она дает краткие сведения о всех дета­лях здания, о всех частях, всех сторонах жизни права, а посему и не может дать самого важного, а именно знания основных принципов, сообщающих единство и гармонию этой жизни. Из знания от­дельных частей вовсе не вытекает знание целого как единого организма.

Еще крупный порок энциклопедии права как учебного предмета — ее краткое, конспективное изложение может принести скорее вред, чем пользу.

Любая специальная юридическая наука, требующая для своего изучения большой работы, теряет свой характер, если ее изложить кратко в соответствующем отделе энциклопедии: она представляется чрезвычайно легкой, поверхностной. Но если даже взять лучшие образцы энциклопедий, то и тогда изучение специальных наук по ним может принести вред: студенту даются результаты, выво­ды, и не дается тот материал, на основании которого достигнуты эти результаты, студент лишен возможности проделать всю внутреннюю духовную работу, весь процесс мысли, который привел к тому или иному результату. Таким образом получится поверхностное знание, с чужих слов, знание, которое так же скоро улетучится, как скоро оно было приобретено, знание, от которого до газетной бол­товни только один шаг. Нечего и говорить, что при подобного рода занятиях ум развращается, при­учается скользить по верхушкам, отвыкает от серьезной, строго научной работы.

А если мы будем рассматривать энциклопедию с чисто научной точки зрения, то придем к вы­воду, что она не имеет права называться наукой. И понятно почему: она не имеет своего предмета.
Ведь все то, о чем кратко говорится в энциклопедии, излагается подробно в отдельных специальных науках; самостоятельного содержания у энциклопедии не остается.

Отсюда вывод: перед энциклопедией права должны быть закрыты двери университета. Ее мож­но преподавать как учебный предмет в средних учебных заведениях, но для такого преподавания во­все не нужно быть профессором. Энциклопедия права представляет собою низшую ступень развития науки, ступень весьма несовершенную. Но не надо думать, что это направление окончательно сдано в архив науки: до последнего времени в германской науке появляются работы энциклопедического характера (напр.: Меркель «Юридическая энциклопедия», Колер «Введение в науку права»), в немецких университетах читаются курсы введения в науку права, носящие такой же характер, нако­нец, в больших курсах общей теории и философии права попадаются отделы с энциклопедическим изложением специальных наук.

Нередко можно встретить курсы, озаглавленные «энциклопедия права», а на самом деле пред­ставляющие собою общую теорию права (напр. курс проф. Н.К.Ренненкампфа) или философию пра­ва (напр. курс кн. Е.Н.Трубецкого). Отчасти это можно объяснить существованием официального названия нашей науки, но, во всяком случае, оправдать такой терминологии нельзя. В настоящее вре­мя у нас никто энциклопедии права с кафедры не излагает.

Гораздо более высокую ступень по широте своих задач и научной ценности своих результатов за­нимает то направление нашей науки, которое можно характеризовать термином общая теория права. Предмет ее точно так же, как и предмет энциклопедии, — вся совокупность юридических зна­ний, вся правовая жизнь как одно целое. Но предмет этот общая теория права разрабатывает с других точек зрения, ставит себе другие задачи.

Она изучает понятия, общие всем юридическим наукам, лежащие в основе всех специальных наук. Эти понятия и являются тем, что связывает в одно целое все отдельные науки, что сообщает им внутреннее единство, что служит им необходимым фундаментом.

Здесь уже мы имеем совершенно самостоятельную область вопросов, подлежащих разреше­нию, мы имеем самостоятельный предмет, а следовательно, имеем и самостоятельную науку. Это уже не краткий пересказ того же, о чем подробно говорится в специальных науках, а напротив, это исследование таких вопросов, которыми ни одна специальная наука не может заниматься.

Каждый представитель специальной юридической науки предполагает, что вопросы общей тео­рии права уже решены. Этими вопросами он не занимается, да и не может заниматься, потому что иначе ему пришлось бы оставить работу в своей области. Целый ряд понятий он принимает на веру, кладет их в основу своих специальных исследований. Возьмем, напр., основное для всех юридиче­ских наук понятие права: ни цивилист, ни криминалист, ни публицист, ни полицеист не исследуют этого понятия. И если до сих пор мы находим в отдельных юридических науках изложение некото­рых общих вопросов права, то это объясняется неразработанностью нашей науки, спорностью боль­шинства ее положений, а также и несовершенством специальных наук, сплошь и рядом не дающих себе отчета о своих границах.

Исследование основных, общих вопросов права предполагает и особый склад ума, и особые на­учные симпатии, а главное — особую, специальную подготовку, которой часто не обладают представи­тели отдельных наук. С другой стороны, каждая специальная юридическая наука ставит перед своим представителем такую массу задач, предлагает ему такой огромный материал для разработки, что брать на себя еще лишние задачи, вводить в свою науку посторонний материал было бы не только загромож­дением науки излишним балластом, но и серьезным препятствием для ее прогресса. Ко всему этому надо добавить, что общие вопросы права сплошь и рядом излагаются в специальных юридических нау­ках односторонне, поверхностно, а нередко и безусловно неправильно.

Итак, общая теория права ставит себе задачу: построить логически законченную систему поня­тий, лежащих в основе всех специальных юридических наук, и обобщить все результаты этих наук в одно гармоническое целое, проникнутое не внешним только, но и внутренним единством. К этому добавляется еще одна задача, а именно изучить методы, при помощи которых разрабатываются спе­циальные науки. Что эта последняя задача не входит в область ни одной из специальных наук, со­вершенно очевидно: вопросы методологии являются общими для всех наук.

Сделанная выше характеристика того направления нашей науки, которое называется общей теорией права, оказывается неполной. Необходимо отметить, что представители этого направления считают единственно пригодным материалом для своих построений только положительное право и отдельные специальные юридические науки. При этом одни ученые признают, что возможны и впол­не законны другие точки зрения на правовую жизнь в ее целом, что при этих других точках зрения можно привлечь и другой материал, кроме указанного выше, можно ставить и другие задачи, кроме тех, которые ставит себе общая теория права. Но все это, по их мнению, не входит в компетенцию общей теории права, а может быть разрабатываемо в особой дисциплине.

Другие ученые относятся вполне отрицательно к только что указанным попыткам расширения границ общей теории права. Наука, говорят они, должна быть наукой точной, положительной, неза­висимой от какого бы то ни было субъективизма. Она должна только изучать то, что есть, и отказать­ся как от оценки существующего, так и от построения идеалов.

Таким образом, то направление нашей науки, которое называется общей теорией права, может быть характеризовано как позитивизм, релятивизм и реализм.

Наконец, третье направление нашей науки, философия права, подписываясь под всем тем, что признает общая теория права, признавая и ее научный материал, и ее задачи, и ее методы, находит, что этого еще не достаточно. Философия права не довольствуется приведением в гармонически стройную систему того материала, который дает положительное право и специальные юридические науки. Она ставит себе новую задачу — познать глубочайшую сущность того явления социальной жизни, которое называется правом, связать это явление с мировым разумно-этическим порядком. Очевидно, что для разрешения этой задачи недостаточно материала, которым располагает общая теория права. Поэтому философия права широко пользуется данными других наук, кроме юридиче­ских, и прежде всего — данными общей философии (в особенности — метафизики и этики).

А из этого логически неизбежно вытекает другая новая задача философии права — дать оценку явлениям правовой жизни с точки зрения высших разумно-этических начат, указать идеалы, к кото­рым должно стремиться право. И само собою разумеется, что для разрешения этих задач филосо­фия права должна выйти из границ чисто юридической области, она должна подняться над поло­жительным правом и над обобщениями специальных наук: ведь критерии для оценки не могут быть заимствуемы из самого изучаемого явления. Таким образом, в отличие от общей теории пра­ва философия права работает под знаменем метафизики и идеализма; она отвергает релятивизм общей теории права и учит, что существуют абсолютные начала, на основании которых можно сделать принципиальную оценку правовых явлений.

Только что сказанное приводит нас к вопросу о предмете и задачах общей философии. Рас­смотрение этого вопроса тем более необходимо, что мы только таким путем можем выяснить значе­ние устанавливаемых философией абсолютных начал и производимых на основании этих начал оценок. Другими словами, мы решим вопрос о научном характере философии права, мы ответим на вопрос: законно ли с научной точки зрения то расширение задач и материала, которое отличает фило­софию права от общей теории права?

Итак, — что такое философия, каков ее предмет, ее задачи?

Если мы посмотрим, какие ответы давались на эти вопросы в разные времена различными мыслителями, то первое впечатление может получиться самое безотрадное. Мы видим массу всевоз­можных определений, сплошь и рядом противоположных друг другу. Тут есть и полное отождеств­ление философии с наукой, и полное отрицание за философией научного характера; тут есть и чрез­вычайное расширение предмета и задач философии, и чрезвычайное их сужение; тут есть и приписы­вание философии исключительно теоретического характера, и. наоборот, чрезвычайно резкое под­черкивание ее исключительно практического характера; наконец, тут есть и весьма высокая оценка философии как наивысшего проявления духовной жизни человека, и, наоборот, безусловно отрица­тельное отношение к ней как к низшей форме духовной жизни сравнительно с наукой. Философия есть наука о первоосновах мира: философия есть фантазирование в понятиях; философия есть теория знания; философия есть обобщение выводов всех частных наук; философия есть учение о мире как целом; философия есть учение о принципах абсолютной оценки; философия есть учение о смысле жизни и о принципах человеческого поведения; метафизика есть основная, важнейшая часть фило­софии; метафизика есть нелепость, и т. д., и т. д. Как разобраться в этом хаосе мнений?

Исходным пунктом для разрешения нашего вопроса должна служить история философии. Та­кой науки не могло бы существовать, если бы мы не имели бесспорного критерия, на основании ко­торого мы данное произведение человеческой мысли относим к области философии, данного писате­ля характеризуем как философа. Очевидно, есть общие черты, роднящие между собою множество разнохарактерных воззрений на философию. Такими общими чертами являются: 1) стремление полу­чить единую, гармоническую систему всех наших знаний и 2) стремление выработать законченное полное мировоззрение, которое могло бы служить надежным руководителем всей жизни и деятель­ности человека. От преобладания одного из этих стремлений и от способов для достижения их зави­сит главным образом все разнообразие мнений о предмете и задачах философии. Напр., и взгляд на философию как на обобщение результатов всех частных наук (т. наз. положительная философия), и взгляд на нее как на науку о первоосновах мира — оба являются результатами первого из указанных стремлений: позитивист думает, что он получит единую, гармоническую систему всех наших знаний путем соединения результатов частных наук, метафизик убежден, что цели этой он достигнет только путем познания первооснов, дающих смысл и значение всем частностям.

История философии свидетельствует нам, что размышления человека над окружающим миром и стремление понять этот мир как единое целое начались в глубочайшей древности. Эта древность в лице индийской и египетской религиозной философии оставила человечеству такое богатое наслед­ство, что оценить его по достоинству является непосильной задачей для большинства ученых. Этот первый период истории человеческой мысли характеризуется полным единством духовной жизни: все области ее были слиты на одной общей религиозно-метафизической основе и о противоположе­нии понятий философии и науки не могло быть и речи. Хранителями всех духовных богатств были только посвященные; только этой небольшой группе и было доступно знание.

В Греции, с которой обыкновенно принято начинать историю философии, понятия философии и науки были тождественными: метафизические размышления не отличались принципиально от всех остальных видов знания.

Далее мы видим, что из этой единой основы начинают постепенно выделяться отдельные спе­циальные науки, так что философия мало-помалу теряла одну за другою части своего содержания. Процесс этого выделения продолжается до последнего времени, и, напр., психология на наших гла­зах из составной части философии преобразуется в самостоятельную специальную науку. Этот факт приводится как аргумент против философии: все ее содержание распределяется (или должно распре делиться) между специальными науками и на долю философии ничего не остается. Кроме того, ссы­лаются на ряд крупных ошибок, допущенных некоторыми философами в области вопросов, разрабо­танных специальными науками; на параллель между блестящим развитием естествознания и техники во 2-й половине XIX века и упадком философии; на очевидный прогресс специальных наук наряду с застоем философии — и все это приводят как факты, свидетельствующие против философии. Даже среди самих философов раздавались голоса, утверждавшие, что жизнь философии прекратилась и отныне имеет право на существование только история философии.

И, однако, сами представители отрицательного отношения к философии чувствовали потреб­ность в объединенном знании. Они не могли не заметить двух сторон того сложного целого, которое называется миром: 1) множества и бесконечного разнообразия отдельных его проявлений и 2) един­ства и однообразия существенных его начал. Специальные науки изучают первую из этих сторон, удовлетворяют одной потребности нашего духа. А что же должно удовлетворить другой потребности нашего духа, потребности найти общее в частном, свести все многообразие явлений бытия к единству?

И вот предлагают для этого т. наз. позитивную философию: обобщения всех специальных наук должны подвергаться дальнейшей обработке для получения наивысших обобщений; частные прин­ципы специальных наук должны быть сведены, таким образом, к небольшому количеству общих принципов. При этом, что самое важное, — надо отказаться от познания сущности вещей, от познания всего того, что недоступно точному наблюдению и опыту, от познания сверхчувственного. Единственной задачей науки должно быть изучение явлений с целью открытия их законов; а следовательно, задачей «позитивной» (или «научной») философии должно быть сведение всех частных законов к возможно меньшему количеству основных законов. [...]

[...] Право слишком близко затрагивает человеческие интересы, слишком непосредственно сливается с нашей жизнью, чтобы мы могли остаться к нему равнодушными. Но если специальные вопросы отдельных юридических наук редко интересуют широкий круг лиц, то основные вопросы философии права всегда возбуждают общий интерес. Как разобраться, напр. в острых, животрепе­щущих вопросах, которые возбуждаются такими направлениями, как анархизм, социализм? Где най­ти истину среди горячих споров о задачах государства, о наилучших формах государственного уст­ройства, об отличии права от силы или произвола, об отношении между личностью и государством, об отношении между церковью и государством и т. д.? Только философия права может дать здесь надежные указания и спасти от того мутного источника, который представляет собою газетная болтов­ня и партийная литература.

Для юриста же философия права должна быть альфой и омегой всего его образования. Только она может дать ему нить Ариадны, чтобы он не запутался в лабиринте правовой жизни. Только она одухотворяет эту жизнь, дает ей глубокий смысл и показывает, что служение праву есть великое и важное дело; только она может дать ему надежное руководство для самостоятельной работы на всех поприщах юридической жизни, наконец, last not least, только она может спасти от дилетантизма при таком на вид легком занятии, как построение идеалов, к которым должна стремиться правовая жизнь. Вот почему пробелы в знании философии права ничем не заменимы и самым роковым образом отра­жаются на всей дальнейшей деятельности юриста (и не только практика, но и теоретика).

В последнее время замечается иногда смешение философии права с т. наз. политикой права. У одного из крупных наших юристов мы читаем, напр., что «практическая задача философии права заключается в построении идеала правового порядка в его цельности». При этом добавляется, что здесь разумеется объединение тех положений правовой политики, которые создаются отдельными специальными науками.

Для оценки этого воззрения надо заметить прежде всего, что науки политики права не сущест­вует. Правда, ее желают создать некоторые ученые, но пока все дело ограничивается пожеланиями. Что же касается тех «положений правовой политики, которые создаются отдельными специальными науками», то опять-таки, несмотря на существование отдельных работ и курсов, озаглавленных, напр., «Уголовная политика», «Политика», на обещание создать «Цивильную политику», таких наук нет и быть не может — и вот почему. Если, напр., криминалист изучал ту область правовой жизни, которая имеет своим предметом преступление и наказание, рекомендует законодателю те или иные меры для проведения в жизнь общих начал науки уголовного права, если он предлагает известные реформы, то ведь все это находится в органической связи со всем содержанием науки, все это обу­словлено общими началами и без них будет висеть в воздухе. Уголовная политика не есть наука, а есть один из приемов обработки содержания науки (т. наз. «политический метод»). Сущность этого приема, этой точки зрения на предмет науки, заключается в указании тех средств, тех путей, которы­ми в данной конкретной среде могут быть проведены в жизнь те или иные общие принципы. Тут весьма важную роль играют соображения целесообразности, потребности т. наз. «оборота» и изуче­ние всех условий места и времени.

То же самое надо сказать о всех других «политиках». Все это составные элементы соответст­вующих специальных юридических наук: гражданского, государственного, административного права. Из них можно делать специальные научные работы, специальные курсы для изложения, но из того, что существует особый курс, напр. «Учение о наказании», вовсе не следует, что это само­стоятельная наука.

После всего сказанного понятна неправильность смешения философии права с проектируемой фантастической наукой политики права. По самому существу своему философия права не может за­ниматься изучением такого множества текучих и изменчивых предметов, как всевозможные «кон­кретные среды», где должны быть реализованы те или другие принципы. Это дело специальных на­ук. Каждая такая наука, руководствуясь общими началами философии права, должна: 1) развить ее основные принципы в применении к своей области и 2) указать средства для реализации полученных выводов при данных условиях места и времени.

Итак, резюмируя все сказанное, мы приходим к выводу, что философия права есть синтез всех существующих направлений нашей науки. Она признает все то (или почти все), что признают эти на­правления, но дополняет их указанными выше элементами и. таким образом, избегает односторонностей «общей теории права», В основе ее лежит идеалистическое мировоззрение, т. е. признание ми­рового разумно-этического порядка, частью которого является право. Она вовсе не игнорирует ре­альных фактов окружающей нас жизни, она не отворачивается от положительного права. Напротив, она находит, что понятие права должно быть Единым и для чистого юриста, и для философа, и что без положительного права не может быть и речи о праве. Поэтому положительное право должно быть тщательно изучаемо во всей его полноте.

Но велика разница между воззрением на право как только на продукт данной среды, всецело обусловленный «соотношением реальных сил», потребностями оборота и т. д., — и воззрением на право как на реализацию в данной среде известных абсолютных начал. В первом случае мы сделаем­ся рабами нашего материала, мы не будем иметь никаких критериев для оценки его, кроме критериев целесообразности, мы не будем в состоянии принципиально отличать право от насилия и произвола, а во втором — мы поднимемся над изучаемым материалом, мы будем в состоянии отличать ненор­мальные отклонения положительного права от идеи, уродливые искажения этой идеи от несовер­шенной реализации ее, неизбежной и необходимой при данных условиях места и времени. Таким образом, философия права спасает от двух крайностей; от полного преклонения перед существую­щим правом и от легкомысленного отрицания этого права, если это покажется несоответствующим тем или другим идеалам. С другой стороны, философия права дает критерии и для оценки самих идеалов, для различия идеалов от утопий.

В заключение надо отметить, что в России основатель нашей науки К. А. Неволин держался идеалистического направления, к этому же направлению принадлежал величайший представитель ее — Б.Н.Чичерин, к нему же принадлежат лучшие из современных философов права— кн. Е. Н. Труоецкой и П.И.Новгородцев. А история нашей науки и современное ее состояние доказывают справедливость остроумного замечания профессора Токийского университета Л.Бриделя, что фило­софия права подобна Фениксу, постоянно возрождающемуся из своего пепла: несмотря на периоды, когда противники > же праздновали ее похороны, — она бессмертна. [...]

Текст печатается по изд.: Михайловский И.В. Очерки философии права.— Томск, 1914.—Т. I. —С. 1—10.33—36.

П. А. СОРОКИН

ПОНЯТИЕ ОБ ОБЩЕЙ ТЕОРИИ ПРАВА

Под научной дисциплиной, носящей название общей теории права, разумеется наука, занимающаяся изучением определенного вида общественных явлении — явлений правовых.

Дисциплин, изучающих право, много: есть наука или теория гражданского права, уголовного, государственного и т. д.

Каждая из этих дисциплин изучает специальный вид права — право как видовое, а не как родо­вое явление.

В отличие от этих дисциплин, общая теория права как родового явления, т. е. наиболее общих родовых признаков права, которые свойственны всем правовым явлениям: праву гражданскому, и праву уголовному, и праву государственному, и всем другим видам права.

Сообразно с этим в задачу общей теории права входит: 1) определение правового явления, 2) описание основных его признаков, 3) классификация видов права, 4) очерк происхождения и раз­вития права, 5) исследование основных законов правовой эволюции в связи с учением о правовом идеале и 6) учение о влиянии права, его основных общественных функциях и его социальной роли.

До недавнего времени общая теория права часто называлась «энциклопедией права».
В настоящее время это название перестает употребляться. Оно неточно, не соответствует сути дела и неудачно характеризует научную дисциплину, изучающую право как родовое явление. Вот по­чему название «энциклопедия права» чаще и чаще начинает заменяться более удачным и правильным названием «общая теория права».

Текст печатается по изд.: Сорокин П.А. Элементарный учебник общей теории права в связи с теорией государства.— Ярославль, 1919, — С. 3—4.

Г. Ф. ШЕРШЕНЕВИЧ

МЕТОДОЛОГИЯ ЮРИДИЧЕСКИХ НАУК

[...] Место, занимаемое правоведением среди наук, определяется прежде всего классификацией всего человеческого знания. Эта классификация может быть построена на двух началах, материаль­ном или формальном, смотря по тому, какой признак будет положен в ее основу, что служит предме­том исследования или как производится исследование. [...]

[...] Правоведение обязано дать систематическое изображение всех норм права, действующих в данное время в данном месте, независимо от того, имеют ли они все всеобщую культурную ценность, или хотя бы они ее не имели.

Признавая, что между науками обнаруживается несомненное различие, смотря по тому, изуча­ют ли они общее или индивидуальное, приходится отвергнуть, однако, эту классификацию, насколь­ко она пытается противопоставить естествознанию группу иных наук. Индивидуальное изучают и науки о природе. [...]

[...] Нельзя пренебрегать противоположностью между науками о природе и науками об обществе, между естественными и социальными науками. Конечно, можно возразить, что с объективной точки зрения такое деление слишком неравномерно, что нельзя противопоставить всему миру мир человеческой общественности. Но следует принимать во внимание, что происхождение, развитие, разветвление наук происходит с субъективной точки зрения в перспективе человеческих интересов.
С этой стороны невозможно не обнаружить глубокого различия между изучением внешней среды, как она дана человеку, в которой происходит борьба человека с силами природы, и изучением обще­ственной среды, как она создана человеком, в которой наблюдаются организация человеческих сил для борьбы с природой (государство, право, мораль, хозяйство) и продукты соединенной жизни (ли­тература, искусство, религия). К социальным наукам относится, само собою, и правоведение.

В группе социальных наук помещаются филология, экономика, этика, история, государствоведение; правоведение. Главное различие между социальными науками заключается в объекте их изу­чения, в зависимости от того, какие социальные явления изучает каждая из них. Если экономика за­нимается экономическим явлением, то правоведение притязает на правовое явление. Но что такое правовое явление?

Правовое явление как объект правоведения — это норма права. Конечно, норма права не есть нечто материальное, поддающееся осязанию, но отсюда не следует, чтобы правоведение не имело объекта для теоретического познания. Выраженный властвующими в определенной форме приказ определенного содержания и воспринятый подвластными посредством слуха или зрения есть проис­шедший во времени факт. Это произошло и воспринято как явление. Сознание связанности своих действий вследствие воспринятой нормы, а также сознание свободы своих действий на основании воспринятой нормы составляют акты производного психического сознания. Это психические переживания, вызванные в сознании нормою права.

Но другим кажется, что объектом изучения со стороны науки права являются не юридические нормы, а юридические отношения. Так, Коркунов, ввиду крайнего разнообразия и изменчивости норм права, в поисках за более устойчивым и прочным материалом для научных построений, утвер­ждает, что за основу изучения права надо принять не юридические нормы, а юридические отноше­ния. «Только изучение юридических отношений, а не толкование отдельных законодательных поста­новлений дает обобщенное и систематическое знание права, знание научное». Но юридическое от­ношение представляет собою лишь отражение норм на бытовых отношениях и, как производное яв­ление, не может заменить в изучении первоисточника их. Постоянство юридических отношений при изменчивости юридических норм есть нечто обманчивое: устойчивость типического юридиче­ского отношения обусловливается, консерватизмом норм права в их основе при постоянном видо­изменении частностей.

Еще менее приемлемо стремление сделать объектом науки о праве не юридические нормы и даже не юридические отношения, а самые жизненные отношения во всей их полноте. Конечно, юрист не может игнорировать того бытового содержания, к которому прилагается юридическая фор­ма, потому что иначе он не определит очертаний формы и действия права. Но отсюда не следует, что это прямой объект его изучения [...]

[...] Как вопрос об объекте правоведения, так и вопрос о задачах и методах юридических наук представляются весьма мало разработанными в литературе. Здесь имеется ряд причин, объясняющих это печальное явление. Можно сказать, что сознание приемов творения всегда следует за самым твор­чеством, и потому внимание к методологии выдвигается всегда поздно, когда наука уже дала довольно значительные результаты. Однако если принять во внимание почтенный возраст правоведения и тот интерес к методологическим вопросам, какой успела проявить политическая экономия, наука сравни­тельно молодая, то оправдать юристов довольно трудно. Во-вторых, логика, которая ставит себе целью разработку методологии, общей и специальной, совершенно пренебрегает правоведением. Представи­тели этой философской науки преимущественно воспитаны на математике и естествознании. Из соци­альных наук внимание их сосредоточивается на этике, экономике и отчасти социологии. Особые прие­мы догматического правоведения им совершенно чужды. Если методология специальной науки должна разрабатываться не логиками, а специалистами ввиду особенностей, свойственных каждой дисциплине, то неразработанность юридической методологии обусловливается крайнею отсталостью той юридиче­ской науки, на обязанности которой лежит разработка общих теоретических вопросов именно общей теории права.

Как всякий вообще путь определяется местом назначения, так и научный метод... зависит от той задачи, какую ставит себе данная наука. Поэтому прежде всего необходимо выяснить, каковы задачи, которые имеет в виду правоведение. Если успех науки обусловливается правильно выбран­ным методом исследования, а выбор метода определяется задачей науки, то важность и настоятель­ность поставленного вопроса не может подлежать сомнению. [...]

[...] Социальные науки вообще ставят себе три задачи: 1) установить научные факты, 2) объяснить процесс их образования и 3) оценить их с точки зрения человеческих интересов. Очевидно, задачи пра­воведения как социальной науки сводятся также к этим трем задачам: установлению, объяснению и оценке норм права. Первые две задачи имеют теоретический характер, исследуют то, что есть, третья задача носит практический характер, потому что определяет то, что должно быть. Различие теоретиче­ских и практических задач давно и строго проводится в естествознании. К сожалению, социальные нау­ки и до сих пор не могут освободиться от такого смешения. Так, напр., этика, вместо того чтобы ставить своею теоретическою задачею исследование того, какие действия признавались нравственными при различном содержании поведения в разных условиях, что делает их нравственными, как складывается нравственное сознание, постоянно сбивается на практическую задачу определить, какое содержание следует вложить в поведение человека, чтобы признать его действия нравственными. От этого смеше­ния теоретических и практических задач до сих пор не может вполне отрешиться экономическая наука. Особенно характерно оно для государственных и юридических наук. Если несомненно исторический приоритет на стороне практических задач, и не только в социальных, но и в естественных науках, то успех всякой науки зависит прежде всего от строгого разграничения этих двоякого рода задач.

Различие задач, какие ставит себе правоведение, определяет и различие методов, принятых в юридических науках. Задача установления норм права обслуживается догматическим методом, задаче объяснения служат методы исторический и социологический, наконец, оценка норм достигается при помощи критического метода.

Первая задача правоведения состоит в познании правовых явлений, т.е. в установлении фактов, имеющих свойства норм права. Конечно, многие из норм этого рода усваиваются путем жизненного опыта, подобно тому как усваиваются и другие факты окружающей обстановки: горы, реки, растения, животные и т. п. В начальный период господства обычного права это даже единственный способ познания. Но недостаточность такого знания обнаруживается весьма скоро — вместе с многочисленно­стью, сложностью и законодательною формою норм права. Помощь науки становится неизбежной. Научное установление правовых явлений отличается от житейского опыта двумя основными чертами: полнотою и систематичностью. Наука не только собирает весь материал, но она классифицирует его, придавая ему форму, в которой нормы права легко обозреваются и познаются не только единично, но и во взаимной их связи. В этом отношении правоведение выступает как всякая классифицирующая опи­сательная наука, напр. вроде зоологии, изображающей рыб Черного моря, или ботаники, дающей кар­тину сибирской флоры. Правоведение, работая догматическим методом, дает историческое правовое развитие какого-нибудь народа в разрезе данного момента. Его цель — представить, что есть право в данную историческую минуту. Догматика относится к истории права, как статистика к культурно-хозяйственной истории. Поэтому юрист должен тщательно отделить нормы права от норм иного рода, действующих одновременно, от норм, которые перестали быть правом, хотя бы накануне, от норм, ко­торые еще не стали правом, хотя и носятся в общем сознании. Отсюда видно, что догматика есть метод индивидуализирующий.

Эта первая и основная задача правоведения вполне самостоятельна и независима от двух дру­гих задач. Напротив, объяснение и оценка норм права предполагают уже систематизированное зна­ние их. Задача установления норм права ставится самою жизнью, диктуется интересами человека, и, как бы свысока не смотрели на нее те. кто в научном знании признает только открытие законов, все же масса научных сил не перестанет работать над этою задачею.

Но если научное изучение права может остановиться на этой стадии без потери научного достоинства, это еще не значит, что оно должно бросить здесь якорь.

Вторая задача правоведения заключается в объяснении процесса образования права, т. е. отдельных норм, правовых институтов как групп норм, наконец, правового порядка как совокупности норм права. Побуждением к отысканию такого объяснения служит не только научная пытливость, не довольствующаяся констатированием факта, но также стремление раскрыть те силы, которые способны были вызвать данные правовые явления, так как, при некотором постоянстве их действия, возникает основа­ние предполагать, что одинаковые или сходные причины будут порождать одинаковые или сходные последствия. Здесь уже открывается возможность предвидения. Объяснение образованию права можно найти или в условиях всего предшествовавшего развитию данного права, или в общих условиях право­вого развития вне конкретной обстановки, в которой протекало данное историческое развитие. В первом случае пользуются историческим методом, во втором — социологическим. В совокупности нравственных, политических, экономических, религиозных, культурных условий прошлого данного народа следует искать причины, почему явились такие-то нормы государственного, уголовного иди гражданского права. Если у других народов мы наблюдаем иные правовые явления, то, очевидно, причина тому кроется в различии предшествующих данных. С другой стороны, исследуемые правовые явления встречались, может быть, ранее у других народов или даже наблюдаются сейчас, и сопоставление раз­личных конкретных обстановок, в которых получились одинаковые явления, способно привести к откры­тию той общей социальной причины, которая дает подобный результат.

Эта вторая задача находится в тесной связи с первою. Объяснить существующее можно, только предварительно познав его, а знание существующего права предполагает научную его обработку, т. е. установление, обобщение и систематизацию материала. Связь обеих задач обнаруживается не только в том, что достижение второй задачи невозможно помимо первой, но и в том, что выяснение причин образования права способствует познанию его.

Но и на этом научное правоведение не останавливается. Если даже при наблюдении явлений внешнего мира у человека прорывается наклонность оценивать их целесообразность, то тем более понятно такое стремление, когда речь идет о социальных явлениях, в которых человеческая воля, человеческие интересы играют такую выдающуюся роль. Самое отчетливое знание правового поряд­ка и самое глубокое понимание причин его образования оставляют все же неудовлетворенной твор­ческую потребность человека. Не случайное, а научное знание действующего права, знание сил, вызывающих правовое явление, и действия норм права дают почву для научной критики того, что сло­жилось в результате борьбы человеческих интересов вопреки целесообразности, и для систематиче­ской выработки правовых средств передвижения права по пути к ясно осознанной и общественно оцененной цели. Здесь наука, по своей задаче и методу, переходит от существующего к долженст­вующему.

Текст печатается по изд.: Шершеневич Г.Ф. Философия права. Т. I. Часть теоретическая. Об­щая теория права.— М. 1911.— С.1—2, 3—6, 9—13, 15—26, 28—31, 31—32, 34, 38—39, 39—40, 41—42, 45—46, 47—48, 49—50, 51—52, 54—55, 56.

Шершеневич Г.Ф. Общая теория права. Вып. IV.— М., 1912.— С. 758, 760—763, 764—767.

РАЗДЕЛ II. ЗАКОНОМЕРНОСТИ ПРОИСХОЖДЕНИЯ, СУЩНОСТЬ И СОЦИАЛЬНОЕ НАЗНАЧЕНИЕ ГОСУДАРСТВА

Н.Н.АЛЕКСЕЕВ

ОПРЕДЕЛЕНИЕ ГОСУДАРСТВА

[...] В общей теории государства не малое значение имеет вопрос об его определении. Почти все авторы считают для себя предварительно обязательным сделать определение государства; неко­торые же из учебников посвящают вопросу об определении целую главу. При этом предлагаемые определения отличаются сравнительно большим разнообразием — и различия их не сводятся только к грамматической форме выражения, расхождения имеют гораздо более глубокую основу и исходят из принципиальных разногласий в понимании предмета. Вообще нужно сказать, что всякое опреде­ление, в особенности же определение научное, всегда заключает в себе некоторую, зачастую скры­тую гипотезу об определяемом предмете. Этого гипотетического элемента лишены разве только чис­то тавтологические определения (суждения чистого тождества), вроде «государство есть государст­во». Всякое другое определение, даже если оно сознательно не хочет быть «суждением о государст­ве, но простым перечислением отличительных признаков, наличность которых не предрешает «ос­новных вопросов политической теории», необходимо содержит в себе теоретический элемент, ибо не может не утверждать некоторой связи предмета с рядом других предметов — связи, которая обычно кажется совершенно саморазумеющейся, а потому и незаметной.

Поэтому, какое бы мы ни сделали определение государства, в нем мы необходимо «уложим» определяемое в определенный ряд вместе с другими явлениями, установив определенную связь меж­ду этими последними и государством. Задача научного определения предмета и заключается в том, чтобы вполне уяснить этот теоретический элемент, эту основную гипотезу, которая силой вещей ле­жит в основании первоначального определения, влияя таким образом на весь последующий ход на­учных построений. В этом смысле слова каждое научное определение государства необходимо должно быть некоторым основанием или принципом для теории государства. В определении должны заключаться в концентрированном, как бы сгущенном виде те возможности, которые развернутся потом в цельное здание науки. Определение, которое не ставит своей задачей породить из себя пред­мет, заставит возникнуть его, суть определения, лишенные всякой научной ценности. Можно сделать тысячи таких определений, но для науки они не будут иметь ровно никакого значения.

Различия существующих определений государства и сводятся к различию тех гипотез, которые скрыто или открыто, бессознательно или сознательно вводились философами права и государствоведами в самом начале их научных изысканий.

Наиболее распространенное в настоящее время воззрение сводит определение государства к трем моментам: союз людей, власть и территория. Иногда ограничиваются, впрочем, и двумя первы­ми, полагая, что в истории мы встречаем такие общества, которые не имеют определенной террито­рии и, по-видимому, нет основания отказать таким обществам в названии государств». Часто указы­вают, что из этих трех моментов наибольшее значение имеет момент властвования, так как без при­нудительного властвования, по-видимому, не бывает государства и без него государство даже не может быть мыслимо. При этом значение первого момента как будто упускается, если только он не сводится к тем саморазумеющимся признакам, о которых даже не следует говорить в науке. Но мы не можем не подчеркнуть, что как раз в моменте этом и содержится та основная гипотеза, которая является определяющей для всякой возможной науки о государстве. Недостаточное уяснение прин­ципиального характера этой основной гипотезы оказывает нередко самое пагубное влияние на тео­рию государства. В сущности говоря, государство нельзя определить иначе, как «совокупность лю­дей», как «союз», как «объединенное множество» и т. д. Этот основной момент в идее государства, на который с преимущественной силой указывали древние, не может не играть в теории государства самой значительной роли. Наличностью его по существу дела утверждается принципиальная принад­лежность предмета к известного рода фактам, которые мы в широком смысле этого слова называем социальными. В этом первом и, надо сказать, малозаметном и как бы малопримечательном моменте определения совершается тот важнейший в процессе научного творчества акт, при помощи которого предмет «полагается в ряд» с другими предметами и таким образом устанавливается известная на него точка зрения, известный принцип или известная гипотеза. В моменте этом устанавливается та «область», к которой определяемый предмет принадлежит, и в соответствии с этим устанавливается «областная» категория, господствующая в данной сфере науки. Словом, здесь совершается то, что составляет основу всякого определения, — решение вопроса, к какой сфере предметов или к какой реальности принадлежит государство.

Нельзя отклонить постановку этого вопроса указанием на то, что он есть вопрос «метафизиче­ский», вопрос, которым наука не может и не должна заниматься. Даже для представителей того взгляда, согласно которому задача науки сводится к простому описанию и классификации явлений, остается обязательным создать научное описание и классификацию, удовлетворяющую требованиям «естественности» или соответствия с «истинной» природой изучаемых фактов. «Естественная» клас­сификация исходит из взгляда, что «идеальные связи», установленные разумом между абстрактными идеями, «соответствуют реальным отношениям между конкретными существами, в которых те абст­ракции воплощаются». С этой точки зрения логический порядок научных понятий не может не быть отражением «порядка онтологического», т. е. истинно существующего «между вещами». Поэтому всякое научное описание необходимо включает в себя эту гипотезу реальности. Во многих случаях она бывает недостаточно ясно выраженной или просто разумеется как самоочевидная. Последнее обычно имеет место тогда, когда в определениях государство ставят в ряд с явлениями социальными, определяя его как реальность некоторых совокупностей. При этом по большей части неясным остается, что представляет собою «соединение» или «союз», какими особенностями обладают «совокупные» пред­меты вообще и составленные из людей совокупности в частности.

Принципиальная важность выяснения этого, почти что самоочевидного момента в понятии государства определяется сознанием необходимости того, что в процессе научного исследования не должно быть скрытых предпосылок и предположений. Раз государство необходимо полагается в ряд с явлениями социальными, теория этих последних должна быть введена в учение о государстве как вполне опознанный элемент.

Но нет ли возможности совсем обойти этот социальный элемент в идее государства? Нельзя ли сделать определение, которое, хотя и относилось бы к государству, однако избегало бы ставить его в связь, что мы называем «совокупностями», «союзами», «общением» и т. п. Подобные попытки встре­чались в истории науки о государстве, и на них нельзя не остановить особого внимания. Преиму­щественно делались они юристами — и даже не всеми ими, а той юридической школой, которая учит о юридической личности государства. Стремления определить государство при помощи основных юридических понятий привели, как известно, к трем возможностям — к определению государства как объекта права, как правоотношения и как юридического лица или особого субъекта права. Обыч­но называют первые две теории реалистическими, тогда как к последней не совсем правильно при­меняют название теории идеалистической. Это название реализма, с особым ударением подчерки­ваемое немецким ученым Лингом, по смыслу своему хочет именно утвердить взгляд, что основным элементом государственного общения является отдельная человеческая личность и что в государстве нет ровно никакой иной реальности, кроме реальности человеческих личностей. Поэтому в государ­стве нет и не может быть никакой особой собственной воли. То, что некоторые государства разумеют под этой волей, есть, по мнению одного из представителей этой гипотезы, Зейделя, не что иное, как воля властителя, объектом которой являются живущие на определенной территории люди; или, как учит Линг и у нас Коркунов, это есть единое юридическое отношение — «отношение многих связан­ных сознанием общей зависимости личностей». Но чем же является подобное состояние междулич­ной зависимости, подобное coetus multitudinis, как не некоторым социальным отношением? Чем же является с этой точки зрения государство, как не особым видом коллективного бытия людей, особым видом человеческого общения? Будем ли мы понимать это общение как некоторый коллективно-психологический процесс или же как особую связь «посредством нормы», как «единство воль», нормативно мотивируемых к поведению, — и в том, и в другом случае государство предстанет перед нами как особая зависимость людей, как связь между лицами, составляющими общество.

Если, таким образом, идея государства как объекта права или как правоотношения включает в себя необходимо социальный момент, то нельзя сказать, чтобы он вполне отсутствовал и в теориях, утверждающих, что государство есть субъект права или лицо юридическое. С одной стороны, многие видные представители этой теории смотрят на юридическую конструкцию государства как на из­вестный технический прием, который в методологических целях отвлекается от решения субстанци­альных вопросов о том, чем является государство по своему существу, по своей природе. Вопросы эти пускай решают философы и социологи, юрист для своих конструкций вполне правомерно может ими не заниматься. Если он и не подчеркивает таким образом социальный момент, не включает го­сударство в ряд социальных явлений, то делает он это по техническим, а не принципиальным сооб­ражениям. С другой же стороны, сама теория юридического лица, как она разрабатывается филосо­фами и цивилистами, также может привести юриспруденцию к утверждению некоторого социально­го состава, являющегося реальной основой того, что именуют юридической личностью вообще. По крайней мере, когда нам говорят, что юридическое лицо есть особый социальный организм или осо­бое отношение между людьми, — не утверждают ли тем самым, что в этой идее заключается прямое указание на некоторый социальный момент? Но не заключается ли также косвенно указания на этот момент и в теории фикций, согласно которой для социального обихода нами создаются лица вы­мышленные, фиктивные, — и даже в теории целевых имуществ, служащих не только личным, но безличным, социальным целям. Во всяком случае, все эти теории не заключают немыслимости поста­вить юридическое лицо в связь с явлениями социальными. И если юридическая теория государства не хочет заниматься отводами, если не намерена перекладывать бремя доказательств на цивилистов, она должна будет признать, что и в государстве, как субъекте права, мы имеем дело с юридическими свойствами некоторых «совокупностей», в социальной природе которых едва ли есть основание со­мневаться. И признать это приходится с тем большим основанием, что некоторые новейшие течения в области теории юридического лица все более и более уясняют нам, что тайна юридического лица раскрывается, коль скоро мы взглянем на него как на особое, правовое отношение людей в обществе.

Общая теория государства находится в этом отношении в более привилегированном положе­нии, чем общая теория права. Перед ней не возникает обычно тех многочисленных контроверз, кото­рые связаны с проблемой реальности права. Мы знаем, что в реальности права сомневались многие юристы, полагающие, что область нормативного вообще лежит вне сферы реальных отношений, вне области фактов, но в области «должного» и «значимого». Но можно сказать, что сомнение в реально­сти государства есть гипотеза, которая до сей поры еще не была высказана даже крайними нормативистами, — и именно потому что по отношению к государству она обнаруживает полную свою не­применимость. По природе своей государство необходимо включает в себя этот момент реальности. Если мы даже свяжем его с идеей нормы, то мы принуждены будем признать, что государство есть реальность действующих норм. Кому такое определение покажется методологически бессмыслен­ным, кто скажет, что норма не может быть реальна, тот, стоя на точке зрения нормативизма, принуж­ден будет выдвинуть в понятии государства какой-либо иной момент реальности. То именно обстоя­тельство, что нормативная, или идеалистическая, школа в правоведении преимущественно придер­живается взгляда на государство как на юридическое лицо или субъект права, является косвенным подтверждением этой реальной природы государства. Ведь, по мнению нормативистов, субъектив­ный элемент права, в противоположность норме или праву в объективном смысле этого слова, как раз и является моментом правовой реальности. И государство, воплощая в себе эту субъективную сторону права, тем самым не может не приобщиться к миру реальных явлений. И реальность эта не может быть ничем иным, как реальностью человеческого общения, особой реальностью социальных явлений.

Мы выдвигаем поэтому в определении государства в первую очередь момент социальный — момент «общения», «союзности», «совокупности», а не момент властвования, который иные считают наиболее важным и решающим. Конечно, государство есть «властный» союз, но именно «союз», а не что-либо иное. И притом само властвование в государстве есть отношение социальное, ведь не явля­ется, же оно «властвованием» над вещами или властвованием над собственной «волей»; напротив, это есть властвование над людьми и в среде людей или же, кто хотел бы расширить определение, это есть властвование над разумными и духовными существами, способными входить друг с другом в общение. Нельзя отрицать, конечно, что стихия властвования составляет главную особенность госу­дарственной жизни, и в этом отношении, быть может, государствоведы слишком мало уделяли вни­мания изучению явлений властвования и подчинения. Но в то же время едва ли можно построить теорию властных отношений между живыми существами, не поставив ее в самую тесную связь с теорией общения. Эта последняя не может не служить основой для первой. Как бы то ни было, но момент власти неотделим от идеи государства, что едва ли можно без оговорок сказать о третьем признаке понятия о государстве — о территории. Нельзя отрицать, что, с точки зрения эмпирической действительности, все современные государства представляют собою союзы территориальные. По-видимому, и история нас убеждает, что образование государственных форм всегда было связано с прикреплением к известной территории, с оседлостью населения. Наконец, и методологически признак территориальности позволяет нам отличать государство от других властных, но не территориальных союзов, каковым является, например, церковь. Трудно было бы не согласиться со всеми этими соображениями, если только не сходить с почвы действительных госу­дарственных форм и их опытно-исторического изучения. Однако стоит поставить вопрос о том, на­сколько момент территориальности входит в родовую сущность государства, связан ли он с нею ка­кою-либо внутренней необходимостью или привходит в качестве более или менее случайного факти­ческого элемента, — как тотчас откроется, что между идеей государства и признаком территориаль­ности нет никакой существенной связи. В самом деле, нет никакой рациональной невозможности мыслить государство и без определенной территории, как некоторый универсальный властный союз, объединяющий не только жителей всей нашей планеты, но и, скажем, души других разумных и ду­ховных существ, если они только существуют. По-видимому, древние философы и христианские писатели так именно и представляли себе мир — как большое универсальное государство, объеди­няющее все существа под властью единого властителя и царя. Пусть современность отвергает реаль­ность такой универсальной монархии, но логическая мыслимость ее все же остается фактом. И она ни в каком смысле не нуждается в какой-либо определенной территории. Вообще говоря, признак территориальности указывает нам на границу государственного общения и его властной организа­ции. Он указывает на то, что объединение людей властью дробит их на своеобразные единицы и об­щения, которые представляют из себя как бы своеобразных индивидуумов. Общий зако