Проблемы Октября в свете современных оценок историографии

Октябрьская Революция в России по праву считается одним из самых грандиозных исторических событий ХХ века, ключевым для всей мировой истории, полностью переменившим лицо человеческой цивилизации. Историография Октябрьской революции как совокупность исторических исследований представляет, на мой взгляд, сложнейшую тему, так как в основе различных исторических концепций во все времена лежала не столько научная методология, сколько разные мировоззренческие системы, мешавшие историческому осмыслению русской революции 1917 года. Правдивая история Октябрьской революции пока не создана. Главная причина этого: подгонка истории под текущую политическую ситуацию. Ситуация меняется, меняется и история Октябрьской революции.

Оценка Октябрьской революции в России в западной историографии. В истории западной историографии, по мнению Б.Н.Земцова, можно выделить три периода. Первый период начался в 20-е годы и продлился до 60-х годов. Труды западных историков представляли собой реакцию на книги и статьи советских исследователей. Иного и быть не могло, так как основная масса источников находилась вне пределов их досягаемости, а вот оспорить выводы своих советских оппонентов они могли. Второй причиной, определивший выводы западных историков, была политическая конъюнктура - отношения между нашими системами тогда были максимально сложными, и доминировавшие на Западе антибольшевистские, антисоветские настроения не могли не сказаться на выводах историков и направленности их исследований. Поэтому, если советские историки доказывали, что в центре всех исторических процессов России начала ХХ в., а уж в 1917 г. тем более, находилась большевистская партия, то западные исследователи сконцентрировались на доказательстве ее радикально-террористической сущности. Для этой группы историков примечательно крайне враждебное отношение к русской революции. По словам историка США Бернштама, «с 1917 года на Российской земле установился враждебный всему народу оккупационный режим, никакое не национальное, тоталитарное государство». Большевизм он называет «самой истребительной силой за время существования людей». Оригинальна позиция С.П.Мельгунова по вопросу Октябрьской революции, который называет ее «переворотом, фактическим захватом власти большевиками». В своей книге «Золотой немецкий ключ большевиков» он выдвинул идею о том, что большевики – это «шпионы Германии», которая «воспользовалась возможностью использовать в своих интересах активную большевистскую позицию пораженчества» с целью развала страны и выхода России из войны. Для этих целей большевикам якобы была осуществлена финансовая помощь. Также были изданы книги «Мартовские дни 1917 года», «Как большевики захватили власть. Октябрьский переворот 1917 года», «Легенда о сепаратном мире», «Красный террор» в России. 1918—1923 гг.. По правде говоря, существовала и группа зарубежных историков, которые положительно относились к революционным событиям в России и их значении для всего мира. Джон Рид в своей книге «Десять дней, которые потрясли мир», пишет: «Что бы ни думали иные о большевизме, неоспоримо, что русская революция есть одно из величайших событии в истории человечества, а возвышение большевиков — явление мирового значения. Точно так же, как историки разыскивают малейшие подробности о Парижской Коммуне, так они захотят знать всё, что происходило в Петрограде в ноябре 1917 г., каким духом был в это время охвачен народ, каковы были, что говорили и что делали его вожди. Именно об этом я думал, когда писал настоящую книгу». Исаак Дойчер, историк, публицист, биограф Троцкого и Сталина, в своей книге «Незавершенная революция писал: «Даже самые глубокие социальные потрясения прошлого не поднимали столь важных вопросов, не вызывали столь яростных конфликтов и не пробуждали к действию столь крупные силы, как это сделала русская революция. И революция эта не завершилась, она продолжается. На ее пути еще возможны крутые повороты, еще может измениться ее историческая перспектива. Так что мы обращаемся к теме, которую историографы предпочитают не затрагивать или, если все-таки и берутся за нее, то проявляют чрезвычайную осторожность». В 60-е гг. ХХ в. начался второй период в западной историографии Октябрьской революции. Выяснив для себя роль большевиков в революции, западные историки потеряли к ним интерес и сосредоточились на изучении объективных социально-экономических предпосылок. Результаты получились новыми: оказалось, что итоги Февральской и Октябрьской революций глубоко закономерны. Примером работ этого периода является книга А. Рабиновича, профессора Индианского университета (США), историка и политолога, «Большевики приходят к власти. Революция 1917 г. в Петрограде». Третий период в западной историографии проблем русских революций зависел от направлений развития западной историографии вообще (безотносительно изучения истории России). Методология и методы исторической науки все время усложнялись, появлялись новые направления и темы, с социально-экономических тем анализ переместился на изучение психологии масс и отдельных групп, развитие идей. Одной из работ этого периода является двухтомник Р. Пайпса «Русская революция».

Оценка Октябрьской революции в отечественной историографии. Вклад отечественной исторической науки, а тут мы можем назвать такие имена, как М.Н. Покровский, А.М. Панкратова, В.З. Дробижев, Л.А. Галкина, Г.З. Иоффе, И.И. Минц, Э.Н. Бурджалов, Ю.И. Кораблёв, П.В. Волобуев, В.И. Старцев по достоинству был признан и западными историками. Во всяком случае, даже те из них, которые критически относились к Октябрю, пользовались колоссальной базой фактов, накопленных именно советскими историками. Однако уже к середине 80-х гг. советская историческая наука переживает период консервации прежних подходов, тем исследования, исторических концепций. Этот относительный застой особенно виден на примере выходивших тогда работ обобщающего плана. Их авторы вместо того, чтобы по-новому осмыслить уже накопленные знания, шли по пути введения в научный оборот новых фактов, которые некомфортно чувствовали себя в тисках устаревших социологических моделей. В этом ключе, начавшийся в годы перестройки бум «переосмыслений», казалось бы, имел под собой реальную почву. И если бы не явная тенденциозность большинства авторов работ, появившихся в этот момент, то растущий интерес к 1917 году можно было бы только поприветствовать. Было признано, что в предыдущие десятилетия было много сделано для изучения роли большевиков и пролетариата, экономических и социальных предпосылок революций, при этом некоторые выводы оказались ошибочны, например: революция подавалась как планомерно подготовленный процесс, без стихийных взрывов, без участия в нем всех слоев общества. Е.Н. Городецкий писал: «Нам необходимо избавиться от односторонности в изучении Октябрьской революции, когда исторический процесс рассматривался как действия и события в одном лагере - революционном, а противостоящая ему сила в той или иной мере игнорировалась. Задача заключается в исследовании всех классов общества, всех политических партий, как в их конфронтации, так и в создании различных блоков и соглашений». Большинство историков 1990-х гг. стало критически оценивать положение о наличии в России к началу 1917 г. предпосылок для буржуазной или социалистической революции. Наметилась тенденция к выявлению предпосылок по непривычным параметрам. Волобуев и Булдаков отмечали, что Октябрьская революция явилась «результатом системного кризиса империи». По существу, в 1990-х гг. спор шел о том, насколько хороший социализм построили бы Н.И. Бухарин, Ф.Ф. Раскольников, А.И. Рыков и другие репрессированные, в сравнении с тем «плохим социализмом», который создали И.В. Сталин, В. М. Молотов, Л.М. Каганович и другие, оказавшиеся у власти в 1930-е гг. Продолжали появляться публикации, наполненные новым историческим материалом, но воспроизводящие большевистскую концепцию революции. Такова статья Г.П. Аннина «Пропагандистская работа большевиков Центральной России после свержения царизма». Итак, познавательно важной стороной исследований 1990-х гг. является признание отсутствия в России к 1917 г. предпосылок для революции и отказ от упрощенного, политизированного подхода. Однако признание отсутствия предпосылок не отменяет задачу изучения предпосылок. В связи с этим по-прежнему остается открытой проблема характеристики сути событий 1917 г. Представители отечественной исторической науки также расходятся в оценке революции. Волобуев писал о том, что революции могло и не быть, если бы не было войны. Шалахаев говорил о том, что предпосылок к революции не было. Быстрые темпы модернизации породили революции. Булдаков (психоистория) писал о том, что люди в революцию не имели каких-то установок, просто пытались выжить.