Второй отдел 5 страница

успеет распространиться настолько, чтобы сделаться общим.

Все эти причины вызвали совершенно новое явление в истории мира и, притом, в высшей степени характерное для

современной эпохи — это бессилие правительств руководить мнением толпы.

Некогда, еще не так давно, действие правительств, влияние нескольких писателей и весьма небольшого количества

органов печати были истинными регуляторами мнений толпы. В настоящее время писатели потеряли всякое влияние, журналы же служат лишь отражением мнений толпы. Что касается государственных людей, то вместо того, чтобы на-

правлять мнение толпы, они стараются за ним следовать. Они боятся этого мнения, и эта боязнь, иногда доходящая даже

до степени ужаса, лишает их устойчивости в поступках.

Таким образом, мнение толпы стремится все более и более к тому, чтобы сделаться высшим регулятором политики.

В настоящее время оно уже настолько пользуется властью, что может навязывать государству известные союзы, как это

можно было наблюдать недавно в деле союза с Россией, вызванного исключительно народным движением. Характер-

ным симптомом для наших дней является также согласие пап, королей и императоров давать интервью и, излагая свои

мысли относительно данного предмета, отдавать их на суд толпы. Некогда говорили, что политика не должна быть де-

лом чувства, но можно ли это сказать теперь, когда политика все более и более руководствуется импульсами непостоян-

ной толпы, не признающей разума и подчиняющейся только чувству?

Что же касается печати, некогда руководившей мнениями толпы, то и она, подобно правительствам, должна была

стушеваться перед могуществом толпы. Конечно, печать и теперь еще представляет значительную силу, но только пото-

му, что она служит отражением мнений толпы и их беспрестанных изменений. Сделавшись простым справочным

агентством, печать отказалась от проведения в толпу каких бы то ни было идей или доктрин. Она следит за всеми

изменениями общественного мнения, причем условия конкуренции заставляют ее следить за этим очень тщательно из

опасения лишиться своих читателей. Старые органы печати, серьезные и влиятельные, например, «Constitutionnel»,

«Dйbats», «Siиcle», к которым предшествующее поколение прислушивалось с таким же благоговением, как к орато-

рам, исчезли или превратились в справочные листки, помещающие смехотворную летопись, светские сплетни и фи-

нансовые рекламы.

Где же можно найти у нас теперь настолько богатую газету, чтобы редакторы ее могли позволить себе высказы-

вать свои личные мнения? Да и какой вес могут иметь эти мнения в глазах читателей, желающих только, чтобы им

доставляли сведения и забавляли их, и постоянно опасающихся, что за всякой рекомендацией газеты скрывается спе-

куляция? Критика не решается даже рекомендовать какую-нибудь книгу или театральную пьесу, потому что этим она

может только повредить им, а никак не помочь. Журналы до такой степени сознают бесполезность критики или како-

го-нибудь личного мнения, что они мало-помалу уничтожили все отделы литературной критики и ограничиваются

лишь тем, что печатают только одно название книги, прибавляя две-три строчки рекламы и более ничего. Через два-

дцать лет, вероятно, такая же участь постигнет и театральную критику.

Прислушивание к мнению толпы составляет в настоящее время главную заботу печати и правительств. Какое дейст-

вие произвело то или иное событие, законодательный проект, речь — вот что им постоянно надо знать! Но это далеко не

легко, так как ничто не может быть изменчивее мыслей толпы, и нередко можно наблюдать, как толпа подвергает про-

клятьям то, что она превозносила накануне.

Такое полное отсутствие руководства мнениями толпы так же, как и разрушение общих верований, имели своим ко-

нечным результатом полный распад всяких убеждений и все увеличивающееся равнодушие толпы ко всему тому, что не

касается ее непосредственных интересов. Вопросы, относящиеся к таким доктринам, как социализм, находят убежден-

ных защитников лишь в совершенно неграмотных слоях, каковы рабочие на фабриках и копях. Мелкие буржуа и рабо-

чие, получившие некоторое образование, или заразились скептицизмом, или же сделались необыкновенно изменчивы в

своем образе мыслей.

Совершившаяся в течение двадцати пяти лет эволюция в этом направлении действительно поразительна. В пред-

шествующую и даже не очень отдаленную эпоху мнения все-таки указывали на некоторое ориентирование в извест-

ном направлении, они вытекали из какого-нибудь основного общего верования. Монархист роковым образом должен

был иметь известные, очень определенные убеждения как в истории, так и в науке, а республиканец должен был

иметь совершенно противоположные идеи. Монархист, например, был совершенно убежден в том, что он не проис-

ходит от обезьяны, тогда как республиканец был убежден в противном. Монархист должен был с ужасом отзываться

о революции, а республиканец — с уважением. Одни имена произносились с благоговением, другие же нельзя было

произносить иначе, как с проклятием. Даже в Сорбонне господствовало подобное же наивное отношение к истории1.

В настоящее время, вследствие обсуждений и анализа, мнения теряют свое обаяние, их резкости быстро сглаживаются.

Лишь весьма немногие из этих мнений сохранили еще настолько силы, чтобы увлекать нас, и современный человек все

более и более охватывается равнодушием.

Не будем, однако, слишком сожалеть о таком общем исчезновении устойчивости мнений. Нельзя, конечно, отри-

цать, что в жизни народа это служит симптомом упадка. Без всякого сомнения, ясновидящие, апостолы, вожаки, од-

ним словом, убежденные люди обладают совершенно иной силой, нежели отрицатели, критики и равнодушные. Но

не следует забывать: при существующем могуществе толпы всякое мнение, обладающее достаточной степенью обая-

ния, чтобы овладеть ею, должно тотчас же получить такую тираническую власть, что эра свободных суждений пре-

кратилась бы надолго. Толпа представляет собой властелина, иногда миролюбивого, как были миролюбивы Гелиого-

бал и Тиберий, но все же ужасного в моменты своих капризов. Если какая-нибудь цивилизация подпадет под власть

толпы, она становится в зависимость от массы случайностей и не может уже долго продержаться. Если что-нибудь и

в состоянии отсрочить час окончательного разрушения, то это именно такое всевозрастающее равнодушие толпы ко

всякому общему верованию.