От автора. Полезно знать начинающему энтомологу

Оглавление

От автора

Глава I. «Летняя ночь»

Глава II. «Двор»

Часть первая

Часть вторая

Часть третья

Часть четвертая

Часть пятая

Полезно знать начинающему энтомологу

Глава III. «Дороги»

Часть первая

Часть вторая

Часть третья

Полевику-естествоиспытателю

Глава IV «Лесочек»

Часть первая

Часть вторая

Часть третья

Часть четвертая

В помощь изучающему насекомых

Глава V. «Полет»

Часть первая

Часть вторая

Часть третья

Из блокнота естествоиспытателя

Глава VI. «Поляна»

Часть первая

Часть вторая

Часть третья

Начинающему энтомологу

Послесловие

Автобиография

От автора

Светлой памяти моего брата Анатолия, погибшего в море под Севастополем в страшном тысяча девятьсот сорок втором году за милую мою родину — Крым, — посвящаю эту книгу.

Издать книгу помогли мне много хороших людей; за недостатком места вынужден перечислить лишь некоторых:
редактора Владимира Ярцева, художественных редакторов Алису Тобух и Виталия Минко — за подготовку книги к печати;
директора Центра независимых экологических программ Марию Черкасову, директора Центра координации и информации Социально-экологического союза (Москва) Святослава Забелина — за моральную и организационную поддержку, за материальную помощь;
депутата Совета Российской Федерации, председателя Законодательного собрания Кемеровской области Амана Тулеева — за средства на напечатание красочного рекламного буклета, без которого книга не увидела бы свет, и за личную духовную поддержку;
фонд Джона и Екатерины Макартуров (США) — за выделение крупного денежного гранта в 30 тысяч долларов на издание этой книги, с замечательным, по нашим временам, условием — изрядную часть тиража раздать детям бесплатно;
директора общественной организации ЭНСИ Ольгу Шиганову (Новосибирск) — за организационные дела, работу с документами, поездки, добычу бумаги и многое другое;
свою семью — сына Сергея, жену Тамару, внука Андрея — за многолетнюю разнообразную помощь, без которой книга (а я рисовал-писал ее дома, сильно их всех стеснив) просто не получилась бы.

Не могу не отблагодарить и энтомологов, поделившихся «натурщиками» (в том числе и наиредчайшими) для иллюстраций: из Новосибирска — В. Ивонин, Ю. Коршунов, В. Дубатолов, П. Устюжанин; с Дальнего Востока — В. Кузнецов; из Крыма — Л. Славгородская, Ю. Будашкин, С. Иванов; из АлмаАты — П. Мариковский; из Украины — А. Осычнюк, М. Нестеров, Н. Щербак; из Германии — Г. Петере; из Франции — П. Галант.

Двойная дата на некоторых картинках означает, что это я рисовал дважды — до 1947 года (все рисунки были конфискованы при моем аресте) и после 1953го, когда в годы Великой Оттепели я вновь оказался на свободе.

Много сделал для объяснения открытого мною в Стране Насекомых эффекта полостных структур, потянувшего за собою целую цепь еще более удивительных явлений (глава «Полет»), — петербургский физик В. Золотарев.

Ну а главное-преглавное спасибо — моим ученикам, и сегодняшним, пока еще юным, и давним, которые когда-то были юными: без многолетнего общения с ними я наверняка превратился бы в черствого бюрократа. Им, молодым, в первую очередь — этот мой скромный, но, наверное, в чем-то необычный труд.

Глава I. «Летняя ночь»

Сон долго не приходил.

Разве уснешь быстро, когда вокруг тебя столько чудес, от которых почти отвыкаешь, живя в городе, — звездное небо, темные замершие клубы кустов и деревьев, таинственные ночные звуки...

И видится мне, будто медленно лечу над люцерновым полем с разноцветными бабочками, шмелями и пчелами...

А потом замелькало перед глазами знакомое видение. Будто иду я по широкому — до горизонта — многоцветнейшему люцерновому полю, густая прохладная зелень с лиловыми, белыми, желтыми, розовыми кистями соцветий раздвигается, уходя назад, и ясно-ясно видно каждый стебель, каждый цветок, каждый сочный трехдольчатый лист. И еще будто над полем мелькают яркокрылые бабочки, большие шмели и разные пчелы — золотистые, серые, пестрые, — вьются у соцветий, перелетают с одного цветка на другой. На ходу я внимательно-внимательно приглядываюсь к пчелам, что на цветках, и то ли произношу, то ли записываю странные, но знакомые слова: ”мелиттурга“ — одна... рофит — один... мегахилы — две, нет, даже три... антофора — одна..." Этого мне мало, я силюсь увидеть, узнать среди множества пчел какую-то особенную, очень мне нужную, но мелькают перед глазами другие насекомые, проплывают зеленовато-голубые трилистники, уходят назад цветы, и на их место встают все новые и новые.

Вспомнилось: так бывает, когда ты целый день собирал ягоды. Перед тем как заснуть, видишь лесные поляны, усеянные спелой земляникой, а ты будто рвешь эти ягоды, рвешь, рвешь...

И подумалось: это, наверное, бывает всегда, когда целый день пристально вглядываешься во что-нибудь под ярким солнцем.

А Сережа давно уснул, и ему тоже перед сном, наверное, виделось такое — множество насекомых над люцерновым многоцветным полем.

Кто ягоды видит, кто пчел и шмелей...

Мы спим.

Жемчужное небо светлой летней ночи с редкими огоньками звезд обрамлено со всех сторон зубчатой кромкой темного леса. Даже на самых вершинах деревьев не шелохнется ни один лист: березы тоже спят, отдыхая от шума дневных жарких ветров.

Козодой — ночная длиннокрылая птица — вынырнул из мрака, бесшумно пролетел над росистыми травами, над людьми, лежащими у кустов, шарахнулся в сторону — и скрылся столь же бесшумно в зарослях.

Вышел еж, хозяин ночных лужаек, повел по сторонам длинным, влажным на кончике носом, едва заметным в сумерках клубком покатился по поляне и захрустел найденным в траве жуком.

Прошелестела трава, кто-то в ней тихо пискнул... Снова шорох, но уже дальше, в глубине темного куста.

Мерцающая светло-желтая звезда все дальше и дальше отходит от вершины березы.

Но мы с Сережей не видим и не слышим этих чудес. Целый день мы считали пчел и шмелей на этом громадном поле, пересекая его раз за разом вдоль и поперек и отмечая крестиком в колонках маршрутных листов каждое увиденное насекомое — и все это под палящим солнцем. Мы очень устали за день.

Сейчас мы крепко спим.

...Среди ночи я вдруг открываю глаза: большая ночная бабочка трепещет крыльями над самым лицом. Потом подлетела к ветке, коснулась холодных росяных капель, нависших на листьях, и с мягким ”фррр“ исчезла в полумраке.

Светлеет прохладное небо. Уже нет той желтой звезды у вершины березы — она или ушла за другое дерево, или поблекла в серебристой мгле короткой летней ночи.

Где-то неподалеку поет запоздалый комар.

От росы мне зябко. Поправив на Сереже одеяло, придвигаюсь к нему поплотнее, надо ведь выспаться; скоро, наверное, уж и рассвет.

Странный сон приснился мне под утро. Стою я будто у холста огромной панорамы, изображающей степь. На палитре у меня — масляные краски, в руке — длинная-предлинная кисть. Я смешиваю темную лазурь с белилами, и получается голубой цвет, но краски какие-то тугие, неподатливые, словно резиновые, и перемешиваются с трудом. Но почему я здесь? Ведь эти громадные холсты, декорации, краски, живопись — все это было давно-давно, я уже много лет как энтомолог, — неужели кто-то все перепутал? Наконец, голубой цвет готов, примерно тот, что мне нужен; приближаюсь к панораме — а холст далеко-далеко — и накладываю мазки на уже голубое небо... Однако небо хоть и написано на холсте, но оно — настоящее, высокое, и все то, что на этой панораме: горизонт, степь, травы — тоже все настоящее. Мне поручено сделать панораму лучше, освежить, подправить, дописав ее масляными красками, но ведь степь и небо — это часть мира, это весь мир, вся природа. А красок мало, да они какие-то неяркие, полузасохшие.

Под утро мне присниться нечто и вовсе необыкновенное...

И вдруг осознаю, какая великая ответственность лежит на мне: если сделаю что-нибудь не так — как тогда? А если вообще испорчу работу? Почему же я все-таки не знаю, кто и когда мне ее поручил, эту работу, и зачем я за нее взялся?

...Но вдруг, открыв глаза, вижу над собою иной мир. Высокие деревья, вершины которых уж тронуты солнцем, яркое небо над ними, не такое, как во сне, а серебристое, светлое, вижу стрекозу на фоне этого неба, вылетевшую на первую утреннюю охоту. Рядом спит Сережа. Вдалеке знакомо гуднула электричка, окончательно возвращая меня к действительности и быстро гася странное волнение, что я испытал во сне.

Пройдет полчаса, и, вооружившись пинцетами, лопатой, планшетом с картой, мы превратимся в открывателей чудес, могущих поспорить с самым фантастическим сном: мы будем наблюдать жизнь обитателей нашей поляны, нашей заветной Страны Насекомых. Здесь, неподалеку от люцернового поля, закопали мы по весне несколько десятков специальных деревянных домиков для шмелей. Многие из них — мы это уже знаем — шмели сами разыскали и заселили. Найти их среди разросшихся трав поможет карта, испещренная значками, с заголовком " Шмелиные Холмы". Почему " холмы" — не помню и сам — просто это было " кодовое" название, необдуманное и случайное; много лет спустя оно оказалось очень удачным: от того, что траву с тех пор там никто не косил — удалось организовать тут первый в стране заказник для насекомых, — слой чернозема поднялся до пятнадцати сантиметров, и весною или осенью, когда нет трав, хорошо видно, что поляны и опушки заказника становятся как бы пологими, но явственными холмами.

А вот что я увижу, проснувшись...

Сегодня нам предстоит поднимать дерновые и дощатые крышки шмелиных подземных домиков, чтобы наконец увидеть — что же там, внутри заселенных ульев? Кроме того, нам надлежит тщательно проверить, кто и как заселил бумажные и тростниковые трубочки разных калибров, плотными связками уложенные под небольшие навесы. Потому мы здесь и заночевали.

Солнце осветило деревья уже до половины. На коре ближней березы греются кучками золотые и серые мухи, вяло взлетая и садясь на прежнее место. Это приметила стрекоза. Пройдя низко надо мной, она вдруг взметнулась, громко зашелестев крыльями, пошла свечой вверх — и схватила неосторожную муху прямо в воздухе.

Возле нашего бивака жук-листоед вскарабкался на травинку. Потоптавшись на ее вершине, приподнял надкрылья изумрудно-зеленого цвета, с трудом выпростал из-под них слежавшиеся за ночь прозрачные, будто целлофановые, крылья и грузно полетел над росистой травой. Я вылезаю из-под отсыревшего одеяла: пора будить Сергея.

Жук-листоед готовиться к взлету.

Глава II «Двор»