Толерантность как моральный идеал

Питер П. Николсон

ВВЕДЕНИЕ

В последних спорах по поводу толерантности меня порази­ли два главных расхождения². Во-первых, одни ищут мораль­но нейтральное ее описание, в то время как другие трактуют толерантность как моральный идеал. Во-вторых, одни рассмат­ривают ее как феномен, весьма нуждающийся в оправдании и оправдываемый только как меньшее из двух зол, для других же она либо сама есть благо, либо неотделима от такового. Очевидно, что здесь имеются действительно глубокие проти­воречия. Я не надеюсь на их разрешение здесь. Моей целью будет лишь исследование знакомого идеала толерантности, ши­роко распространенного в нашем обществе, как бы неполно он не реализовывался на практике, и после проговаривания его оснований и следствий, разработка более полного описания. Вместе с тем я защищаю тезис, что хотя в толерантности и имеются две разные стороны, они необходимо связаны — нет «двух концепций толерантности». Это важно проговорить, по­скольку результаты моего анализа толерантности порождают искушение построить некое разделение между ее негативными и позитивными концепциями в параллель к негативным и по­зитивным концепциям свободы. Мне кажется заблуждением деление свободы на негативную и позитивную, поскольку оно искажает понимание прежде всего позитивной свободы и пре­пятствует исследованию действительного ее единства, но я не хочу здесь доказывать этого. Тем не менее я намерен доказать то, что нет двух концепций толерантности. Я утверждаю, что толерантность, понятая как моральный идеал, имеет и негатив­ную сторону, уже хороню известную, и позитивный аспект, ис­следованный в гораздо меньшей степени, а также то, что ее полную моральную силу можно постичь, только если рассмат­ривать эти две стороны в их единстве.

ТЕРМИНОЛОГИЯ

В английском языке имеются три слова: «toleration», «tо1егаnсе» и «tolerationism». Некоторые авторы пытались раз­вести их так, чтобы они относились к разным аспектам толеран­тности. Я не нашел здесь единства мнений или предположений, релевантных рассматриваемой мною области. К примеру, Крик (Спек) предлагает обозначать словом «1о1егапсе» действие или практику толерантности, а термином «1о1егаЫоп» — учение о ее необходимости, отмечая при этом историческое предшествова­ние «1о1егапсе». Тем не менее мне кажется, что в обыденном словоупотреблении «1о1егаиоп» как раз и означает действие толерантности (либо некоторую склонность к тому, чтобы быть толерантным). При этом легко отделить его от доктрины толе­рантности без введения каких-либо дополнительных терминов. Тем более, как это показывает Рафаэль (Raphael), если возника­ет необходимость в использовании такого дополнительного тер­мина для этого вполне подходит слово tolerationism

Я придерживаюсь термина toleration и производных от него форм tolerant («относиться толерантно»), tolerant («толерант­ный») и tolerator («субъект толерантности»). Я не употреб­ляю термина tolerance. Статьи оксфордского словаря при тол­ковании toleration и tolerance в некоторых моментах пересе­каются. Там же, где они расходятся, я предпочитаю использо­вать термин toleration, а не tolerance. Так, Рафаэль пишет, что tolerance «чаще используется... если хотят говорить о чисто физической или пассивной выносливости или сопротивляемос­ти» (на это различие указывает и Кинг, но он считает, что на него можно не обращать внимания). Но то, о чем стану гово­рить я, не имеет никакого отношения к пассивной выносливос­ти. Кроме того, Крик зачастую использует tolerancе для обо­значения способности общества выдерживать разногласия: это употребление сознательно смоделировано им по одному из зна­чений tolerance в оксфордском словаре — как «допустимого набора отклонений» в весе монет либо в размерах механизма или его частей. Смысл этого уподобления, я полагаю, состоит в том, что подобно тому, как механизм с несоответствующим поршнем не станет функционировать, так и общество, допуска­ющее чрезмерные отклонения от своих норм и практик, не выживет как общество. Конечно, имеется много весьма инте­ресных вопросов о tolerancе, о том, сколь глубокое разногла­сие, распрю или конфликт могут на деле терпеть (выдержи­вать) общества; но ответ на них требует привлечения методов социологии, что выходит за рамки этой статьи.

Толерантность (toleration) может практиковаться индиви­дами либо группами индивидов. В своей частной жизни толе­рантными могут быть мужчины и женщины, а на общественном уровне — общества, другие социальные группы, правительства или государства. Я ограничиваю обсуждение проблемой поли­тической толерантности, т. е. толерантности правительств и государств, выражающейся через конституции, постановления, правила или политику, по отношению к мнениям и действиям индивидов и групп, находящихся в их юрисдикции или власти.

ОПРЕДЕЛЕНИЕ

Как же тогда определить «толерантность» как моральный идеал? Основными ее характеристиками, большинство из кото­рых обычно упоминается при анализе, являются следующие:

1. Отклонение. То, к чему относятся толерантно, отклоня­ется от того, о чем субъект толерантности думает как о долж­ном, либо от того, что он делает как должное.

2. Важность. Предмет отклонения не тривиален.

3. Несогласие. Толерантный субъект морально не согласен с отклонением.

4. Власть. Субъект толерантности обладает властью, необ­ходимой для попытки подавить предмет толерантности (или, по крайней мере, воспротивиться либо помешать ему)

5. Не-отторжение. Тем не менее толерантный субъект не
применяет своей силы, позволяя тем самым существовать от­клонению. (Я предпочитаю говорить здесь именно скорее о
не-отторжении, чем об обычно используемом «принятии».)

6. Благость. Толерантность верна, а толерантный субъект благ.
Некоторые из этих характеристик требуют пояснения. Иногда к «несогласию» добавляют «неприязнь» (dislike), и первое при этом понимается как базирующееся на моральных основаниях, а последняя — как вне-моральное и вне-рациональное чувство. Так, например, Крэнстон утверждает, что пока мы не включим в определение толерантности «неприязнь», нам не разобраться с проблемой расовых предрассудков. Добавление этой характери­стики может оказаться достаточно важным для исторического и социологического изучения толерантности, когда «толерант­ность» понимается как описательный термин. Тем не менее оп­ределение толерантности как морального идеала не должно вклю­чать в себя «неприязнь». Рафаэль верно указывает, что нам следует рассматривать моральный идеал толерантности только в терминах несогласия, т. е. с точки зрения вынесения суждения, по поводу которого возможна моральная аргументация. Толе­рантность есть дело морального выбора, к которому не имеют отношения наши вкусы или склонности. Несомненно, что пред­рассудки людей, а также их определяемые обстоятельствами чувства приязни или неприязни необходимо принимать в расчет при попытке объяснить причины их толерантности или нетерпи­мости, но такие чувства не основаны на морали, а потому не могут быть основой моральной позиции.

Существует широкое согласие исследователей относитель­но того факта, что власть является необходимым условием проявления толерантности. Конечно, человек, не обладающий. властью, может быть толерантным в смысле обладания пред­расположенностью к толерантности или верою в нее в том случае, если он проявлял бы толерантность, будь у него власть. Фактически, в политике у каждого имеется, по крайней мере, хоть какая-то власть. Даже если правительство распоряжается о том, чтобы к конкретному мнению или действию относились толерантно или нетолерантно, во власти каждого человека ре­шать, станет ли он с энтузиазмом поддерживать и выполнять этот закон либо нарочно будет избегать и нарушать его. Он в определенных пределах вполне может быть интолерантным там, где закон повелевает ему быть толерантным, и толерантным, где предписывается интолерантность; а если значительное количество граждан отказывается от выполнения и примене­ния этого закона, власть может значительно ослабеть. Власть, а значит и толерантность, разделена между правительствами и гражданами. Это тем не менее не оказывает влияния на то основное положение, что именно власть является предвари­тельным условием избрания не-отторжения. Следовательно, строго говоря, не может быть толерантности к мнениям, но только к выражению мнений, так как лишь последнее люди властны отвергнуть или принять.

Шестая, наиболее спорная характеристика, является и очень сложной. «Толерантность» есть слово из нашего морального сло­варя. Она — моральная концепция не просто в том смысле, что применима к моральным действиям, как, например, «ответствен­ность», но и в том гораздо более узком значении, что, как и «смелость», она является добродетелью. Толерантность как мо­ральный идеал не может быть ценностно-нейтральной, а потому ее следует отделять от описательной концепции толерантности, кото­рая может и должна быть таковой. Кинг, а иногда и Крик описа­тельно определяют толерантность и интолерантность, говоря, что «сами по себе они ни добро, ни зло», разумея под этим, что люди могут толерантно относиться к тому, к чему должны быть интоле-рантны, и что им подчас не удается проявлять толерантность там, где это следует делать. Люкс вносит здесь уточнения на том основании, что поскольку описывается именно ценность, описа­тельная концепция толерантности не может быть свободной от ценностного подхода. Толерантный субъект утверждает, что его несогласие морально оправдано и что у него есть право действо­вать исходя из этого, если он хочет: он не просто обладает влас­тью, но и силой применить ее. Далее Люкс утверждает, что харак­теристика субъекта как толерантного обычно понимается как подтверждение его права отдавать приказы. Тем не менее, даже с точки зрения Люкса, «толерантность» является описательной или социологической концепцией. Его теория соединяет ценности, ко­торых придерживается человек, с тем, к чему он проявляет толе­рантность, но сама она остается ценностно-нейтральной, поскольку рассматривает все ценности как равно легитимные. Моральные представления и соответствующая им толерантность зависят от контекстуально заданных норм. Необходимо социологически объяснять, но не осуждать различия между ценностями и тем, к чему относятся толерантно. Я не рассуждаю здесь о достоинствах концепции Люкса, но лишь привожу его доводы с тем, чтобы различить описательную и моральную концепции толерант­ности. Стоит подчеркнуть два таких различия. Во-первых, тогда как для Люкса морально верное зависит от социального контек­ста, моральный идеал ставит вопрос о том, правильны ли мораль­ные представления общества либо его части. Во-вторых, в то время как, по Люксу, имеется право не быть толерантным, право, от которого субъект толерантности отказывается, а значит, нет права быть терпимым, согласно моральному идеалу, толерантность есть обязанность, и нет права не быть толерантным, но может иметься право на толерантное отношение к себе.

Суммируя все вышесказанное, толерантность есть доброде­тель воздержания от употребления силы для вмешательства во мнение или действия другого, хотя бы они и отклонялись в чем-то важном от мнения или действия субъекта толерантности и последний морально не был бы согласен с ними. Противополож­ностью толерантности является интолерантность. Это может показаться слишком очевидным для упоминания, но Крик, на­пример, пишет, что противоположностью толерантности являет­ся безразличие, а противоположностью интолерантности — пол­ное согласие. Но верно, что там, где есть интолерантность или согласие, не возникает вопроса о толерантности, ведь они не отвечают второй или третьей характеристике толерантности либо же им обеим вместе взятым. Тем не менее когда выпол­няются все условия, интолерантность предстает как противо­положный толерантности ответ: она есть порок употребления силы для вмешательства во мнения или действия, которые от­клоняются от собственных мнений или действий субъекта и с которыми он морально не согласен.

Центральным положением моей концепции является утверж­дение, что толерантность есть благо. Не все согласны с этим. Некоторые считают, что толерантность может быть благом, а может и не быть, в зависимости от обстоятельств. Другие же, считающие ее — всегда либо только в некоторых случаях — благом, не согласны между собой в определении тех причин, почему она есть такое благо. Следующий раздел рассматривает одну линию рассуждений о благости толерантности. В сущнос­ти, он представляет аргументы против отказа от толерантнос­ти. Толерантность предпочтительна по причине весомости рас­суждений против интолерантности. Поэтому я называю эту линию негативным аргументом в пользу толерантности: это — негативная ее сторона. Затем будут представлены позитивные аргументы в пользу толерантности, прямо дающие основания для нее самой. Далее делается попытка показать, как объеди­няются эти две линии аргументов. Здесь рассматривается воп­рос о том, сокращает или нет толерантное поведение чью-либо свободу. Наконец, я исследую границы толерантности.

НЕГАТИВНЫЙ АРГУМЕНТ В ПОЛЬЗУ ТОЛЕРАНТНОСТИ

Субъект толерантности сталкивается с мнением или дей­ствием, которые он считает неправильными. И он не только отвергает их для себя, но и полагает, что для любого человека неверно будет придерживаться этого мнения либо действовать таким образом. Так как мнение или действие неправильны, здесь скрыто предположение, что было бы верно подавить одно и предотвратить другое с тем, чтобы воспрепятствовать рас­пространению неверных идей либо воспрепятствовать непра­вильным делам. Каковы аргументы для воздержания от этого и для проявления толерантности? Часто предлагаются следу­ющие негативные основания.

Во-первых, уничтожение неправильного может оказаться слишком дорогим с точки зрения материальной стоимости или моральных ценностей. Преследования религиозных или поли­тических идеологий могут подорвать экономику и дестабили­зировать политическую систему. Законы, объявляющие пре­ступлением некоторые сексуальные действия либо принятие наркотиков, не могут быть осуществлены без значительного посягательства на частную жизнь. Искоренение зла проститу­ции может вызвать большее сексуальное насилие над женщи­ной, что хуже. Если людей не допускают к тому, в чем они ощущают сильную потребность, например, к алкоголю или пор­нографии, имеется опасность, что другие предпримут шаги для незаконного удовлетворения их нужд, что влечет за собой рост организованной преступности. Система контроля должна дать какой-то личности или органу власть выносить решения о том, к чему можно относиться толерантно, а к чему нет, что неиз­бежно влечет за собой риск ошибок, некомпетентности и зло­употребления властью.

Во-вторых, на практике может оказаться очень трудным искоренить мнение или остановить действие. Если цель заклю­чается именно в этом, то более эффективным методом здесь будет толерантное отношение при одновременной борьбе с ними.

Вместо того чтобы загнать их в подполье, где они могут сохра­няться в неизвестности либо стать популярными из-за дурной славы, будет лучше открыто противостоять им, убеждая людей, что такое мнение следует отвергнуть, а от этого действия воз­держаться.

В-третьих, можно доказать, что верования и мотивы в лю­бом случае находятся вне досягаемости для закона. Прави­тельства могут принудить людей исповедовать ту или иную веру, но не принять ее и не отказаться от своих действитель­ных представлений; они могут заставить людей действовать тем или иным образом, но не могут принудить их делать это по должным мотивам.

Таким образом, следуя негативной линии рассуждения, не быть толерантным оказывается слишком дорого, неэффектив­но, а в некотором отношении и попросту невозможно. Наконец, можно перевернуть этот вопрос и спросить: если проблемные мнения и действия социально не являются опасными, то како­ва причина не быть к ним толерантным?

Рассматривая проблему с негативной стороны, толерант­ность делает то, что вы не хотите делать, а именно позволять существовать неправильным мнениям и действиям, потому что вы желаете интолерантности в еще меньшей степени. С этой стороны толерантность действительно, как полагает Кинг, есть упорядочение приоритетов (the ordering of priorities), благоразумный расчет (Барбер), «паллиатив для перенасе­ленной и слишком жаркой планеты» (Фостер)³. Позаимствуем два примера у Кинга: можно толерантно относиться к спор­ной религии в своей собственной стране, чтобы установить, модель для толерантного отношения к своей собственной религии в других местах, либо можно толерантно относиться к коммунистам, поскольку для их уничтожения потребуется слишком много фундаментальных и потенциально опасных изменений в конституции. Но с этой точки зрения все зави­сит, так сказать, только от чьих-либо приоритетов: и если бы они были иными, а нежелательную религию или коммунис­тов можно было бы уничтожить без побочных эффектов, их бы искоренили. Подобным же образом не нужно было бы толерантно относиться к мнениям и действиям любого лег­ко идентифицируемого меньшинства, являющегося неболь­шим, экономически несущественным и не обладающим влас­тью. Но, конечно, толерантность есть что-то большее. И что же она такое, становится ясно, когда мы обращаемся к пози­тивному аргументу.

ПОЗИТИВНЫЙ АРГУМЕНТ В ПОЛЬЗУ ТОЛЕРАНТНОСТИ

Положительная сторона толерантности открывает нам дру­гую перспективу. Если толерантность — благо и в ее пользу можно выдвинуть положительные обоснования, нет нужды мыслить ее как что-то такое, чего мы не хотим делать. Но как можно доказать, что толерантность — благо? Здесь имеются две линии рассуждений, в зависимости от того, считаем ли мы толерантность инструментальным благом или слагаемым более широкого блага либо рассматриваем ее как нечто внутренне благое.

На первый взгляд, толерантность есть благо, поскольку она — необходимое средство или условие внутренне благо­го, т. е. слагаемое блага. Таким благом могут быть свобода, справедливость, цивилизация, истина либо же некоторое их сочетание. Например, Рафаэль пишет, что толерантность об­ладает положительной ценностью, поскольку служит свобо­де. Он защищает толерантность, потому что она допускает свободу, и защищает свободу, потому что она дает людям возможность делать то, что они сами для себя избирают. Роулз трактует толерантность как часть справедливости, и потому принципы справедливости дают нам аргументы в ее пользу. Все имеют равное право на толерантность: никто не может требовать ее для своих мнений и действий, по-спра-ведливости отрицая при этом ее распространение на прочих людей⁴. Другие, как, например, Дж. С. Милль, защищают то­лерантность, поскольку считают ее необходимой для про­гресса человечества, для технического и морального разви­тия цивилизации. Каждый из этих исследователей рассмат­ривает толерантность с положительной стороны, поскольку прямо приводит основания в ее пользу. Тем не менее все они ограничены тем, что сводят толерантность к частному случаю или разновидности какой-то другой ценности. Им не удается понять ее как отдельный моральный идеал и оце­нить ее собственное моральное значение.

Значительно более сильным позитивным аргументом являет­ся вторая точка зрения, согласно которой толерантность есть определенное благо. Человек учится и получает воспитание, вос­принимая требование внимательно относиться к идеям других людей, независимо оттого, являются ли они просто мнениями или вплетены в их образ жизни. Такое воспитание он получает, преж­де всего, если сам заставляет себя так поступать. Это показывает, что частью морального существования и морального отношения к другим людям является серьезное восприятие их идей; и не поступать так, требуя при этом серьезного отношения к своим собственным идеям, подразумевает не просто эгоизм или незакон­ное требование для себя привилегированного положения, но — аморальность в самом глубоком смысле этого слова, неспособ­ность к уважению человеческой личности. Кроме того, это ука­зывает на обязанность понимать идеи, могущие быть чужими, неприятными и даже злыми, но все же имеющими право требо­вать нашего внимания, поскольку они также являются глубокими убеждениями людей. Моральный идеал толерантности не требует, чтобы субъект толерантности непременно видел какое-либо дос­тоинство в тех мнениях, с которыми он не согласен; но он должен уважать личность тех, кто имеет эти мнения, и относиться к этим людям как к рациональным моральным субъектам, чьи взгляды можно обсуждать и оспаривать и которые способны к рациональ­ному изменению своих убеждений. Конечно, следствием этого отношения может стать и проверка его собственных идей, лучшее понимание их значения и их следствий; что может, в свою оче­редь, вести к некоторому их развитию, даже к изменению или отвержению некоторых из них, либо к их укреплению. Это, одна­ко, было бы побочным следствием толерантности, независимым от ее внутреннего морального достоинства.

Рассматривая толерантность с этой позитивной точки зре­ния и особенно принимая во внимание вторую ее версию, ста­новится ясно, что толерантность есть благо-в-себе. Мы можем быть толерантными не потому, что не способны отвергнуть толерантность, но потому, что считаем ее правильным и жела­тельным отношением. Мы должны сами стремиться к ней, а не быть вынужденными поступать толерантно. Толерантность не есть что-то второсортное (second best), некое необходимое зло, примирение с тем, с чем ради мира и спокойствия мы прими­ряться вынуждены, но позитивное благо, добродетель, отлича­ющая лучших людей и лучшие общества.

ТОЛЕРАНТНОСТЬ И СВОБОДА

Как я сказал вначале, я не хочу доказывать того, что эти две стороны толерантности являются ее двумя разными, отдельны­ми концепциями, противостоящими друг другу, такими, между которыми можно выбирать. Моя статья вполне могла вызвать такое понимание; поэтому пора объяснить, почему я думаю, что хотя положительная сторона толерантности некоторым образом противоположна отрицательной, они все же взаимно дополняют друг друга, так что моральный идеал толерантности следует понимать как единство этих двух сторон. Я надеюсь показать это, задавшись вопросом о том, сокращает ли толерантность свободу ее субъекта.

На первый взгляд, толерантность влечет за собой утрату свободы. Субъект толерантности, по определению, был свобо­ден привести в действие свое несогласие, но, решив не использо­вать свою силу, он отказывается от этой свободы. Здесь следу­ет сделать несколько уточнений. В большинстве случаев у него все еще есть возможность отказаться от толерантного поведе­ния и использовать свою силу позднее (ниже мы рассмотрим одно исключение). Субъект толерантности может даже иметь законное право не быть толерантным и потому может находить­ся в ситуации отказа от своего права или в ситуации вынесения добровольного разрешения, от которого позже он может вновь отказаться. В этом смысле он остается столь же свободен, сколь и прежде. С моральной точки зрения его ситуация выглядит по-другому, но в конечном итоге является той же самой. По­скольку толерантность есть благо, обязанностью человека (по отношению к себе самому, а также и к другим) будет быть толерантным, а потому субъект толерантности не имеет мораль­ного права не быть толерантным. Он не свободен отказаться от своей толерантности. Но это означает не то, что он становится менее свободен, просто, с моральной точки зрения, он не свобо­ден изначально; толерантность есть обязанность, и здесь не воз­никает вопроса о свободе быть или не быть толерантным. Другое уточнение состоит в том, что когда человек согла­шается быть толерантным, он не ограничивает своей свобо­ды. В самом деле, правительство, выпускающее толерантные законы и постановления, те, кто соглашается с этим прави­тельством и с его действиями, и те, кто принимает справедли­вость этих законов и постановлений, — все они налагают на себя определенные ограничения в использовании своей силы. Существенным здесь, я полагаю, является то, что моральный идеал толерантности делает рациональным свободное согла­сие человека быть толерантным. Ему нет необходимости на­ходиться в ситуации покорного «соглашения» на правление завоевателя, как у Гоббса, принимая толерантность из-за сво­ей неспособности найти лучшую альтернативу; он может со­гласиться на толерантность, поскольку считает ее тем благом, которого он активно желает.

Это ведет нас к последнему уточнению. Человек, который свободно соглашается на толерантность и который понимает то, каким образом она является благом, т. е. тот, кто рассмат­ривает ее с положительной стороны, понимает, что его свобода увеличилась. Более того, он осознает, что она увеличилась вов­се не за счет сокращения некоторой первоначальной свободы, от которой он отказался. Он не обменивает свою «старую» свободу подавлять идеи других на некоторую «новую» свобо­ду проверять свои убеждения перед лицом этих других. Ведь добровольное самоограничение является необходимой частью толерантности и потому конститутивной частью его свободы. Это утверждение может звучать как лицемерие, как некоторая нежелательная неясность или мистификация, поэтому я приве­ду здесь еще один пример. Делая доклад на каком-нибудь семинаре, человек принимает некоторые правила, ограничиваю­щие его поведение, поскольку соглашается руководствоваться правилами вежливости, правилами относительно того, что счи­тать релевантным, приемлемым или хорошим доказательством, правилом позволять другим говорить, правилом слушать и по­нимать то, что они говорят, и т.п. Ради обсуждения своего доклада он должен принимать процедурные правила порядка. Очевидно, что они не ограничивают его свободы. Ведь он хочет именно упорядоченной дискуссии, а вовсе не того, чтобы все — и даже не того, чтобы он один, — имели бы возможность сказать то, что хотят и когда они хотят. Это не было бы свободой. Он желает именно упорядоченной дискуссии: огра­ничения, налагаемые на него и на других ее участников, кон­ститутивны для его свободы. Эта аргументация еще более явно применима к общим вопросам о свободе и праве или государстве. Здесь очевидно, что идеал «свободы» вне или независимо от права или государства является попросту химе­рой. Точно так же идея общества без толерантности с мораль­ной точки зрения есть нонсенс.

В то же время я готов признать, что, как это следует из вышесказанного, когда кого-нибудь принуждают быть толе­рантным, его свобода сокращается. Нельзя «принудить быть свободным», можно лишь заставить допускать свободу других. Можно заставить быть толерантным в негативном смысле, но нельзя принудить к позитивной толерантности, ибо она нахо­дится вне власти правительства или любого другого индивида, но только лишь в его собственной власти. С другой стороны, там, где практикуется моральный идеал толерантности, человек, являющийся негативно толерантным не по своей воле, сам бу­дет восприниматься другими с точки зрения положительной толерантности. Эти другие заметят его отход от толерантнос­ти и будут стремиться втолковать ему ее достоинства. Если это им удастся, такому человеку будет оказана помощь в осво­бождении себя. -'

Поэтому многое зависит от вопроса, думаем ли мы о том, что здесь имеется две концепции толерантности, или нет. Если считать, что существуют именно две такие концепции: одна, созданная на основе негативных оснований, а другая — на основе позитивных, то осознать единство этих двух сторон было бы сложнее. «Негативную концепцию толеран­тности» понимали бы как толерантность реальную, а «пози­тивную концепцию» — как что-то совершенно другое, воз­можно, как отдельную ценность (например, ценность само­развития), задающую цель (негативной) толерантности и обес­печивающую ее значимость. Всякое подобное сведение то­лерантности к ее негативной стороне совершенно вытеснило бы моральный идеал толерантности. Если же, с другой сто­роны, мы готовы принять во внимание мысль о том, что толерантность является единой моральной концепцией со своей позитивной и негативной стороной, то, я думаю, мы могли бы начать осознание толерантности как целого. Мы можем теперь оценить истину такого, по-видимому, парадок­сального утверждения, каким является положение о том, что «толерантность есть свобода». Ведь толерантность вносит свой вклад в свободу не только потому, что свободен тот человек, к которому толерантно относятся, но также и пото му, что субъект толерантности, вовсе не отказываясь от ка­кой-либо свободы, также получает ее. Когда субъект толе­рантности свободно и с должным пониманием того, что он делает, соглашается на толерантность, он не ограничивает своей свободы действий, но совершает моральный выбор, ко­торый для свободной жизни является конститутивным.

ГРАНИЦЫ ТОЛЕРАНТНОСТИ

Толерантность, как и всякий моральный идеал, имеет свои границы. Ведь любой идеал включает в себя некоторый мо­ральный принцип или положение, являющееся частью его оправдания и исключающее некоторые вещи как не оправ­дываемые и не защищаемые идеалом, поскольку они нахо­дятся вне сферы его действия. Поэтому моральный идеал толерантности вовсе не требует от нас примирения со всем существующим. Напротив, этот идеал устанавливает два ос­новных ограничения. Во-первых, нам следует отвергать то, что противоречит моральному основанию, на котором зиж­дется идеал толерантности, а именно уважению ко всем лю­дям как полноправным моральным субъектам. Например, мы вовсе не обязаны не предпринимать соответствующих дей­ствий, если некто клевещет или оскорбляет другого: здесь имеется нарушение законных прав индивида, а потому по­добные случаи не принадлежат к высказываниям и действи­ям, имеющим отношение к моральному идеалу толерант­ности — о толерантности здесь вопрос и не возникает. Вто­рое основное ограничение, являющееся частным случаем пер­вого, состоит в том, чтобы отвергать все, противоречащее самому идеалу толерантности. Положение о том, что необхо­димо толерантно относиться к разрушению толерантности, попросту внутренне противоречиво.

Конечно, очень трудно определить границы толерантнос­ти и в точности установить ее пределы. Я полагаю, что толерантность следует проявлять к любому и каждому вы­ражению мнения, включая и те мнения, которые защищают интолерантное поведение. Аргументы в пользу толерантнос­ти, которые можно привести как положительные, кажутся мне равно применимыми ко всем мнениям. Существенной практической проблемой здесь является способность отли­чать выражение мнений, к которому всегда следует отно­ситься толерантно, от действия на основе этих мнений, которое вовсе не всегда нужно терпеть. Каллиникос (Callinicos) приводит внушающие опасение примеры расизма и фашизма в современной Британии. Возможно, труднее всего опреде­лить «точку невозвращения», за которой уже более нет воз­можности отхода от политики толерантности, поскольку по­теряна всякая сила для такого изменения (именно на это исключение мы ссылались выше).

Никакой моральный идеал не содержит в себе решений проблем, связанных с его практическим применением. И все же необходимо признать, что эта проблема весьма велика. Частью серьезного отношения к неприемлемым мнениям яв­ляется понимание того, что они могут распространиться и, при практической реализации, подорвать значимые ценности и ин­ституты. Но такая абстрактная возможность не может слу­жить оправданием интолерантности к выражению мнений. Далее, гарантируя свободу выражения неприемлемого или даже нетолерантного мнения, субъект толерантности защищает и укрепляет свои собственные ценности, показывая, как высоко он ценит толерантность и ту мораль, на которой она основана. И напротив, интолерантность правительства может нанести больший ущерб этой морали, нежели действия любого интолерантного меньшинства.

Нужно также помнить, что толерантность вовсе не означа­ет отсутствия верности своим идеалам или отказа от них. Нам запрещается подавлять идеи, с которыми мы не согласны, но от нас вовсе не требуется, чтобы эти идеи нам нравились или чтобы мы поддерживали их либо им потакали. Толерант­ность в негативном смысле требует только того, чтобы мы допускали свободное выражение идей, с которыми мы не со­гласны, а в позитивном смысле — того, чтобы мы принимали моральную ценность такого свободного выражения этих идей. Это устраняет цензуру, но все же оставляет место для пори­цания неприемлемых идей и для разного рода противостоя­ния им. В самом деле, моральный идеал толерантности пред­полагает, чтобы мы действовали именно таким образом. Обра­тимся к современному примеру: при таком подходе к толе­рантности правительство не должно ставить пределы свобод­ному выражению расистских взглядов (закон 1976 г. о расо­вых отношениях ставит такие пределы, но в очень незначи­тельной степени). Но это не означает, что правительство дол­жно бездействовать. У правительств имеется множество способов достичь чего-то вроде той беспристрастной поддержки правильных идей, в необходимости которой Милль убеждал индивида⁵. Правительство может дискриминировать одну идею, оказав дополнительную помощь той противоположной идее, с которой оно согласно, например, посредством политики обрат­ной дискриминации, покровительствуя расовым меньшинствам⁶. Правительство также может предпринять шаги для разубеж­дения последователей расистских взглядов, предложив им вза­мен более мудрые и возвышенные убеждения; и действуя таким образом, оно может даже навязать индивиду свои соб­ственные убеждения и мнения. Но правительство не может действовать кроме как убеждением: последнее суждение о мнениях должно быть индивидуальным. К примеру, индивида, придерживающегося расистских взглядов, нельзя отстранять ни от какой работы, поскольку единственным релевантным критерием здесь является его способность эффективно и пре­данно выполнять свои обязанности. Кромвель верно говорил в этой связи, что «государство при выборе людей, которые служат ему (т.е. обществу), не принимает во внимание их мнений; достаточно и того, что они хотят верно служить ему»'. Далее, можно доказать, что для субъекта толерантности вовсе нет необходимости в обеспечении для терпимых идей той же самой защиты, которую он обеспечивает для тех идей и действий, с которыми он морально согласен. К примеру, Бакунин, еще будучи подлинным либералом, доказывал, что после революции все взрослые должны быть абсолютно сво­бодны, inter adia, в высказывании всех мнений и в учреждении ассоциаций, в том числе и в аморальных целях (например, для эксплуатации или развращения простаков либо для поклоне­ния Богу), и даже в целях пропаганды уничтожения индиви­дуальной или общественной свободы. Бакунин согласен до­пускать к публичной дискуссии шарлатанов и общественно опасные ассоциации, но на том условии, чтобы общество отка­зывало в гарантиях гражданских прав тем ассоциациям, чьи

цели и правила несправедливы. Поэтому общество, защищаю­щее уничтожение толерантности, не будет «юридически при­знано», так что, например, соглашения с ней не имеют обяза­тельного характера, и она не сможет возбудить судебное дело против своих должников⁸. Интолерантным и несправедли­вым сообществам не запрещают иметь и защищать свои идеи, но им не дается никакой юридической поддержки, санкции или знака признания. Ко всякому взрослому члену общества относятся как к полноправному субъекту морали. Все сво­бодны защищать и принимать любые мнения: и если кто-то позволяет себя обманывать или эксплуатировать, ответствен­ность за это лежит на нем самом. Напротив, совершенно дру­гие посылки лежат в основании суждений тех, кто хотел бы воспрепятствовать выражению аморальных мнений. Напри­мер, стремление к запрещению расистских или сексистских мнений на том основании, что свобода их выражения будет способствовать их распространению и потому содействовать несправедливым институтам, обнаруживает низкое мнение о других членах общества. Предполагается, что некоторые об­ратятся к этим идеям либо потому, что они предрасположены к несправедливости, либо потому, что они недостаточно бди­тельны или умны, чтобы понять все следствия принятия таких идей; и в то же время предполагается, что защитник запрета обладает более высоким пониманием того, что является не­справедливым, и большим стремлением к сопротивлению не­справедливости. Такие посылки очень опасны для привер­женца морального идеала толерантности. Он должен отно­ситься к любому человеку как к моральному агенту и допус­кать для каждой личности возможность практиковать добро­детели толерантности — даже если это и включает в себя пространство для порока интолерантности. В то же самое время он должен признавать существование значительных практических трудностей, связанных с этим идеалом, а также то, что иногда частично либо совершенно отсутствуют усло­вия, необходимые для его успешного применения на практи­ке. Некоторые люди могут быть настолько привязаны к сво­им идеям, что это делает их неспособными к какому-либо надлежащему рассмотрению тех мнений, с которыми они не согласны, и они не могут относиться к приверженцам этих мнений как к морально равным себе. С другой стороны, в обществе может существовать значительное меньшинство, или даже большинство, полностью приверженное интолерантности и не признающее никакой морали за идеалом толерантнос­ти. В таких условиях будет ли с необходимостью неправым правительство, если оно решит, что слишком опасно и безот­ветственно не сокращать и не ограничивать своей толерант­ности либо не применять ее избирательно? Абсурдно отвер­гать возможность существования таких условий, и будет слиш­ком претенциозным полагать, что всякое утверждение мораль­ного идеала может решить такие политические проблемы. И все же моральный идеал толерантности остается релевант­ным и значимым, поскольку подчеркивает принципиальные моральные аспекты практических вопросов. Толерантность допускает ограничение, когда это необходимо для защиты тех моральных ценностей, которые ее оправдывают. Моральной целью здесь тем не менее остается снятие этих ограничений и, возможно, более широкое распространение толерантности. Когда правительство не способно практиковать добродетель толерантности в полной мере, оно должно признать свою не­удачу, определить ее источники (например, что в обществе имеется слишком много людей, в ответственное поведение которых нельзя верить) и сделать все возможное для исправ­ления ситуации. Моральный идеал толерантности прежде всего предполагает, что любой человек способен быть морально от­ветственным. Следовательно, он направлен против любого постоянного патернализма, предполагающего принципиальную неспособность к толерантности некоторых членов общества, поскольку это последнее утверждение несовместимо с мора­лью, содержащейся в позитивном аспекте толерантности.

Перевод с английского Я. Р. Абдуллина, М. Б. Хомякова