Радостная песнь бытия

Мой первый опыт с ЛСД произошёл в доме моего близкого друга, который стал моим гидом. Окружающая обстановка была достаточно знакомой и расслабляющей. Я принял две ампулы ЛСД (200 микрограмм) разведённых в стакане дистиллированной воды. Экспириенс продолжался почти что одиннадцать часов, с 8 часов вечера в субботу почти до 7 утра. Мне не с чем это сравнить, но я уверен, что ни один святой никогда не видел более восхитительных, наполненных радостной красотой видений, или воспринимал более блаженное состояние трансцендентальности. Средства, которыми я располагаю, чтобы передать эти чудеса – слишком убогие и неподходящие для этой задачи. Приходиться довольствоваться неумелым наброском там, где оправдана лишь работа великого мастера, творящего всей палитрой красок. Я должен извиниться за свою ограниченность в этой жалкой попытке свести наиболее значительное событие моей жизни к простым словам. Моя надменная ухмылка над неумелыми косноязычными попытками других описать мне их божественные видения превратилась в понимающую улыбку заговорщика – то, что пережито обоими не требует слов.

Первой моей мыслью после того, как я выпил ЛСД, было то, что он совершенно не действует. Мне сказали, что через тридцать минут начинается первое ощущение – покалывание в коже. Никакого покалывания не было. Я заметил об этом вслух, на что мне сказали, чтобы я расслабился и ждал. Поскольку заняться было не чем, я уставился на горевшую шкалу настройки настольного радиоприёмника и клевал носом под незнакомую джазовую мелодию. Думаю, что прошло несколько минут, прежде чем я осознал, что свечение, как в калейдоскопе, меняло свой цвет в зависимости от высоты звуков музыки; оно было светло-красное и жёлтое в верхнем регистре и пурпурным в низком. Я засмеялся. Я не имел понятия, когда это началось. Я просто знал, что это случилось. Я закрыл глаза, но цветные ноты были и там. Я был поражён удивительной яркостью красок. Я попытался заговорить и описать то, что я видел: вибрирующие светящиеся цвета. Почему-то это казалось неважным. Когда я открыл глаза, цветные лучи заполнили комнату, накладываясь друг на друга в ритме музыки. Внезапно я осознал, что эти цвета и были музыкой. В этом открытии не было ничего удивительного. Ценности, столь заботливо хранимые, становились безразличными. Я хотел заговорить о цветной музыке, но не смог. Я мог только произносить односложные слова, в то время как многосложные образы метались в моей голове со скоростью света.

Перспектива комнаты менялась, то, принимая форму вибрирующего ромба, то, растягиваясь в овал, словно кто-то накачивал в комнату воздух, расширяя её до предела. Мне было трудно фокусироваться на предметах. Они расплавлялись в размытую массу чего-то или уплывали в пространство, весьма любопытно медленно перемещаясь сами по себе. Я попытался узнать время на моих часах, но не смог сфокусироваться на руке. Я подумал спросить о времени, но эта мысль прошла. Я был слишком занят видимым и слышимым. Звуки стимулировали, а образы восхищали. Я был в трансе. Не имею понятия, сколько это продлилось. Знаю только, что следующим было яйцо.

Яйцо, большое, пульсирующее, светящееся зелёным, было там до того, как я его заметил. Я чувствовал, что оно там присутствовало. Оно было подвешено примерно на полпути от того места, где я сидел, до дальней стены. Я был заинтригован красотой этого яйца. И в то же время, я боялся, что оно упадёт на пол и разобьётся. Мне не хотелось, чтобы яйцо разбилось. Казалось чрезвычайно важным, чтобы оно не разбилось. Но, несмотря на то, что я думал об этом, оно медленно растворилось, и за ним оказался большой пёстрый цветок, не похожий ни на один из цветков, когда-либо виденных мной. Его невероятно тонкие лепестки раскрылись, распространив по комнате во всех направлениях неописуемые цвета. Я чувствовал цвета и слышал, как они переливались по моему телу, тёплые и прохладные, похожие на свирели и колокольчики.

Первое дурное предчувствие пришло позже, когда я увидел, как центр цветка медленно поглощает его лепестки, чёрный, светящийся центр, как будто состоявший из тысяч муравьёв. Он поглощал лепестки мучительно медленно. Я хотел закричать, чтобы он прекратил или поторопился. Я страдал от плавного исчезновения прекрасных лепестков, словно съедаемых коварной болезнью. Затем, с проблеском интуиции, я к своему ужасу осознал, что эта чернота в действительности пожирала меня. Я был цветком, и это чужеродное крадущееся нечто поглощало меня.

Я закричал или застонал, точно не помню. Я был переполнен страхом и отвращением. Я услышал, как мой гид сказал: «Спокойно. Просто следуй этому. Не борись. Следуй». Я попробовал, но ужасная чернота вызвала такое отвращение, что я закричал: «Я не могу! Ради бога, помогите! Помогите!» Голос был ровным и успокаивающим: «Пусть это придёт. Все в порядке. Не волнуйся. Следуй этому. Не борись».

Я чувствовал, что превращаюсь в жуткое приведение, что моё тело растворяется в волнах черноты, мой разум лишился эго, жизни и даже смерти. В одно кристальное мгновение я осознал, что я бессмертен. Я задал себе вопрос: «Я умер?» Но ответ не имел смысла. Смысл был бессмысленным. Вдруг возник белый свет и мерцающая красота единства. Повсюду был свет, белый свет неописуемой чистоты. Я умер и был рождён, и торжество было чисто и свято. Мои лёгкие взорвались радостной песнью бытия. Было единство и жизнь, и совершенная любовь, заполнившая моё существо, была безгранична. Моё сознание было чётким и полным. Я видел Бога и дьявола и всех святых, и я знал истину. Я чувствовал себя плавающим в космосе, парящим над всеми ограничениями, освобождённым, чтобы плыть в блаженном сиянии божественных видений.

Я хотел кричать и петь о чудесной новой жизни, о сути и форме, о радостной красоте и полном безумия экстазе восхищения. Я знал и понимал все, что можно знать и понимать. Я был бессмертен, я знал за пределами знания, я был способен любить всей своей любовью. Каждая частица моего тела и души видела и чувствовала Бога. Мир был теплотой и добротой. Не было ни времени, ни места, ни меня. Была лишь космическая гармония. Все было в этом белом свете. Всеми фибрами своего бытия я знал, что это так.

Я держался за это озарение с полной отрешённостью. Когда это переживание пошло на убыль, я изо всех сил цеплялся за него и упорно боролся против вторжения реальности времени и места. Реальность нашего ограниченного существования больше не имела значения для меня. Я увидел истинную реальность, и для меня не существовало больше другой. Когда я медленно возвращался в тиранию часов, планов и мелочной злобы, я пытался рассказать о своём путешествии, своём озарении, ужасах, красоте, обо всем этом. Я бормотал как идиот. Мои мысли кружились с фантастической скоростью, но слова не поспевали за ними. Мой гид улыбнулся и сказал, что понимает меня.

Эта коллекция отчётов о «путешествиях во вселенной души», хотя и охватывает столь непохожие экпириенсы, все же не способна показать полную картину широкого спектра всех возможных реакций на ЛСД, которые простираются от наиболее возвышенных духовных, религиозных и мистических переживаний до грубых психосоматических нарушений. Были описаны ЛСД сеансы, в которых стимуляция фантазии и визионерские переживания, вроде описанных в отчётах, собранных здесь, совершенно отсутствуют, и экспериментатор на протяжении всего опыта находится в состоянии ужасного физического и умственного дискомфорта, или даже чувствует себя серьёзно больным.

Сообщения об изменении сексуальных ощущений под влиянием ЛСД также противоречивы. Поскольку стимуляция всех органов чувств является существенной особенностью воздействия ЛСД, размах ощущений во время полового контакта может претерпеть невообразимое расширение. Однако были описаны случаи, в которых ЛСД приводил вместо ожидаемого эротического рая, к чистилищу, или даже к аду страшного угасания всяких ощущений, к безжизненному вакууму.

Такое разнообразие и противоречивость реакций на препарат присуще только ЛСД и родственным галлюциногенам. Объяснение этому лежит в сложности и различиях сознания и подсознания людей, в которые ЛСД может проникать и вызывать их к жизни как воспринимаемую реальность.