хронология: до/после

Автор: астма

Беты (редакторы): wretch.

Фэндом: EXO - K/M

Основные персонажи: У Ифань (Крис), Ким Чунмён (Сухо)

Пэйринг или персонажи: 2lead

Рейтинг: PG-13

Жанры: Слэш (яой), Фантастика, AU

Предупреждения: OOC

Размер: Мини, 8 страниц

Кол-во частей: 1

Статус: закончен

Описание:
AU! в котором у Криса есть возможность сделать правильный выбор, а Чунмён - человек, который появляется перед ним раз в несколько лет.

Примечания автора:
На оригинальность не претендуем.

Если затрагивать хронологию, то первый раз, когда Крис видит того самого незнакомца, происходит очень-очень давно. Крис тогда и не Крис вовсе, а Фань-Фань, ему три года и семь месяцев, он заперт в своей детской, чтобы не мешать взрослым дядям вести переговоры, и играется с хвостом кота. Животное зовут просто и лаконично – Кот (хотя на самом деле кота зовут Бергамот, потому что няня, владелица кота, очень любит такой чай; но у Фань-Фаня ещё слишком мало зубов для такого длинного слова, да и не откликается Кот на непонятное «бигамос»), у него очень много шерсти, которая клоками остаётся на любой поверхности, по которой тот прошёлся, а хвост длинный и интересный – уж всяко интереснее той горы игрушек, которая лежит в углу.

Фань-Фань пытается прихлопнуть пушистый кончик или поймать в кольцо из пухлых пальчиков, но Кот лениво и мастерски увиливает от его ручонок. В какой-то момент Фань обижается и было намеревается потаскать того за лапу по ковру, но в его поле зрения появляются чьи-то ноги в черных, натёртых до блеска ботинках чуть выше щиколотки, а затем руки подхватывают Кота, почти как на лифте доставляют вверх, на грудь, и с удобством обустраивают. Фань задирает голову, взирая на какого-то непонятного парня, который неведомо каким образом пробрался сюда, и думает о том, что, пожалуй, стоит зарыдать погромче – а вот не нужно было отбирать у него любимую игрушку.

Кот, что странно, не царапается и не вырывается – видимо, там ему гораздо удобнее, чем в метре от Фаня. Фань наполняет лёгкие воздухом и встречается взглядом с добрыми глазами.

— Привет, — говорит ему незнакомец, поглаживая Кота от носа к ушам (Кот явно млеет от такого внимания), и тепло улыбается. — Какой ты милый был в детстве.

Фань закрывает рот и поднимается на ноги. Ему почти четыре года, скоро (ну как «скоро», лет через десять минимум) его объявят императором страны, и он должен вести себя подобающе.

— Дай, — произносит он и протягивает руки. — Дай!

Незнакомец тихо смеётся и, присев на одно колено, отпускает кота. Кот мгновенно, с пронзительным мяуканьем, прячется под кровать. Фань-Фань насупливается и надувает губы.

— Тебе стоит обращаться с ним лучше, — говорят ему. — Он же живой, хоть пушистый и мягкий. Не думаю, что тебе бы понравилось, если бы тебя каждые три секунды я дёргал за волосы, а потом ещё бы и попытался протереть тобой пыль на полу.

Ифань хмурится и молчит, чувствуя себя немного пристыженным. Незнакомец опять улыбается – у него иссиня-черные волосы, карие глаза и светлая на фоне всей тёмной одежды кожа, почти как у молочно-белых привидений в фильмах, которые Фань-Фань так любит смотреть вместе с сыном няни.

— Мне пора, — говорит парень и поднимается. Фань заинтересованно смотрит на дверь – та же закрыта, и интересно, как тот собирается уходить. Как тот вошёл, его почему-то не интересует. — Ах! — внезапно цокает языком незнакомец и качает головой, смотря куда-то Ифаню за спину. — Что же творит этот Кот, вот проказник!

Фань-Фань с тревогой оборачивается, но видит только привычную картину: Кот дерёт когтями совсем недавно приклеенные новые обои. Он оборачивается, чтобы так и сказать тому странному парню в чёрном, но на его месте никого нет. Фань-Фань обходит всю свою комнату, заглядывая под все предметы мебели, раскапывая игрушки, и даже распахивает дверцы шкафа с воплем «Попася!», но парня все так же нигде нет.

Поэтому Ифань пожимает плечами и идёт оттаскивать Кота от стен. Вскоре Кот находит мятный шарик и отвлекается на него. Фань-Фань посвящает все своё внимание новому игрушечному пистолету и не вспоминает о странном таинственном визите.

Если затрагивать хронологию – все именно так, но Крис не помнит ничего о том разе. Он вообще помнит детство смутно, потому что это не лучшие годы его жизни. Первый раз, который помнит Крис, происходит тогда, когда ему уже не три и не четыре. Крису семь с половиной, он уже не Фань-Фань, а строго и жёстко – Ифань, и ему очень часто снятся кошмары о смертях людей после того, как его отец проводит публичные казни на широкой площади перед дворцом.

Ифань резко садится на кровати, не сдерживая всхлипы, когда чувствует, как матрас прогибается по весом ещё одного человека. В темной комнате ему ещё страшнее, и хотя небо гораздо светлее любых других очертаний, он не может ничего разглядеть.

— Кто ты, — шепчет он в темноту и незаметно тянется одной рукой к ночнику. Он не успевает среагировать, когда его ладонь накрывает чья-то тёплая рука, а сам человек подтягивается к нему совсем рядом, на подушку.

— Меня зовут Чунмён, — шепчут ему в ответ. — Не бойся, я не причиню тебе зла.

Ифань напрягается, быстрым движением вытирая текущие слезы и сопли свободной рукой, и все пытается разглядеть посетителя.

— Откуда мне знать, — шипит он. — Вдруг ты убийца, подосланный ко мне? Или вор, который хочет ограбить дворец? Если так, то тогда тебе лучше идти на нижние этажи, у меня ничего нет…
— Какой ты глупый, — смеётся тогда Чунмён. — Если бы я пришёл убить тебя или обокрасть, то бы уже сделал это, пока ты был занят собой.

Ифань дёргается – удар ниже пояса.

— Ш-ш, — шепчет Чунмён и приглашающе раскрывает объятия, — иди сюда лучше. Я не причиню тебе зла, маленький принц.

Ифань осторожно придвигается к нему и ложится на плечо, все ещё напряжённый. Он чувствует, как его ласково гладят по голове, расчёсывая пшеничные пряди пальцами, словно гребнем, и немного успокаивается. Чунмён обнимает его за плечо, а Ифань цепляется за его одежду.

— Если ты мне все расскажешь, то станет легче, — советует Чунмён, согревая своим дыханием его макушку. Ифань икает – остаточное после рыданий.
— А зачем тебе это? — настороженно спрашивает он. Чунмён вздыхает.
— Это плохо, когда доброго человека заставляют быть злым, — говорит он. — А ты добрый, Фань-Фань.

Ифань сдаётся – детским прозвищем его никто не называл уже очень долго – и рассказывает о том, что он не хочет видеть, как люди умирают. Что он не считает, что люди должны умирать не своей смертью, а по чьему-то приказу, пусть и его собственного отца; Ифань думает, что не хочет, чтобы люди так умирали из-за его приказов. Чунмён слушает очень внимательно (Ифань щипает его иногда, чтобы проверить, не уснул ли он), а потом мальчик сам не замечает, как забывается сном, в котором его уже не преследуют кошмары. Чунмён остаётся с ним очень долго – даже так Ифань чувствует его тепло, – а на рассвете уходит, кажется.

Утром Ифань бегает по дворцу, пытаясь вызнать, не видел ли кто парня, которого зовут «Чунмён», но никто и в помине не слышал о таком. Ифань глубоко обижается – больше на то, что Чунмён не попрощался, когда решил уходить, и не сказал, когда придёт в следующий раз. Он думает, что выплеснет эту обиду очень скоро, но Чунмён не приходит ни через день, ни через два, ни через месяц.

Ифаню двенадцать, у него холодный взгляд, неуместно смотрящийся на детском личике, и безжалостные приказы. Отец им доволен, но отцу вовсе не стоит знать, как плохо Ифаню от того, что он творит – особенно когда знает, что на самом деле нужно и можно по-другому. Что его сердце болит очень часто – потому что он все ещё помнит, что он добрый. Он нескончаемо верит в эти слова.

Чунмён появляется в переулке, с вороньим гнездом в волосах и стуком металлических каблуков по мостовой, когда один из друзей Ифаня приставляет нож к горлу одной из их жертв. У Ифаня широко раскрываются глаза, и он замирает на месте (воспоминание проносится в голове очень ясно и отчётливо, задевая что-то внутри). Чунмён смотрит неодобрительно, приглаживая свои волосы, и выходит из переулка, исчезая из поля зрения – Ифань следует за ним, почти как собачка на поводке, не замечая недоуменных вопросов своих друзей. Он, придя в себя, догоняет Чунмёна и затаскивает его в тёмную арку между двумя домами, с силой отталкивая к стене.

— Ты меня бросил! — обвиняюще восклицает он. Чунмён выглядит удивлённым. — Ты оставил меня одного, а у меня было так много вопросов! Ты оставил меня одного!
— Неужели не было кого-то ещё, кому ты мог бы выговориться? — спрашивает Чунмён.

Ифань делает шаг к нему и толкает в плечи снова – Чунмён все ещё выше него, пусть и ненамного. Чунмён вместо шипения подгребает его к себе, и Ифань тыкается в знакомо пахнущее плечо.

— Я рад, что ты меня помнишь, — улыбается Чунмён ему куда-то в ухо. Ифань надувается, как самая последняя девчонка, но подавляет все чувства, стискивая Чунмёна за талию. Это странно, если честно, – так сильно ждать человека, которого ты видел всего лишь раз в жизни; а может и не совсем, если учесть, что этот человек – единственный, кто дал тебе частицу тепла за несколько лет.

— Тебя забудешь, — бурчит Ифань.
— Ты плохо себя ведёшь, — говорит Чунмён. — Мне совсем не нравятся твои развлечения – разве ты настолько жестокий, чтобы убивать людей ради забавы?
— Мы не убиваем, — хмурится Ифань. — И вообще, это не я. Мне пришлось, потому что я… Наследный принц.
— Если ты наследный принц, ты никому ничего не должен, — разумно замечает Чунмён. Ифань стискивает его плащ пальцами и выпутывается из бережных рук.
— Быть наследным принцем не так легко, как ты думаешь, — огрызается он. — Куча занятий, уроков, тренировок, куча обязанностей. Я должен тут всем и каждому.
— Чушь, — отмахивается Чунмён. — Ты наследный принц, и тебе решать.
— Пока мой отец жив – нет, — напоминает Ифань.

Чунмён легкомысленно улыбается.

— Тебе решать, каким тебе быть.

Ифань осекается и внимательно рассматривает его.

— Ты ничуть не изменился. Не повзрослел и не постарел… Но я думаю, что это нормально.
— Нормально? — хмыкает Чунмён.
— Ну, — задумывается Ифань, — ты особенный.

Чунмён внезапно запрокидывает голову вверх, пряча руки в карманах, и легко смеётся.

— Так вот когда ты это себе в голову вбил, — говорит он. В его глазах пляшут смешинки. — Я настолько же особенный, как и ты.
— А сейчас ты тоже уйдёшь, как тогда?

Чунмён медлит немного, но кивает.

— И вернёшься, как сейчас? — допытывается Ифань.
— Верно, — вздыхает Чунмён. — Ты всегда дашь мне повод вернуться.
— Зачем? — не понимает Ифань.
— Чтобы не дать твоему сердцу загрубеть, — отвечает Чунмён.

Ифань думает, что не понимает. Чунмён чуть нервно оглядывается себе за спину, и Ифань хмурится.

— Пора?
— Пора.
— Обещай, что я скоро увижу тебя.

Чунмён грустно улыбается и качает головой. Ифань дёргается от знакомого окрика – сын графа не любит, когда его заставляют ждать, отвлекается на пару секунд, а оборачивается – и Чунмёна уже нет. Только в этот раз Ифаню гораздо спокойнее.

Чунмён быстрым шагом приближается к высокой фигуре, полностью скрытой черным плащом. Капюшон, натянутый до подбородка, совсем не позволяет ничего увидеть.
— Какой он мелкий дурак, — хрипло и надломленно говорит тот. — Прости, что тебе приходится с ним мотаться. Если бы я мог чем-то помочь…
Чунмён тянется ладонью к лицу и нежно улыбается, касаясь щеки, изрезанной шрамами. На него смотрят самые родные во всех мирах глаза, ничуть не изменившиеся.
— Прекрати, — говорит он. — Отчасти я делаю это ради себя, наверное.
— Не ври, — хрипло смеётся фигура.
Чунмён закатывает глаза и отступает.

Ифаню шестнадцать и два месяца, у него новое имя – Крис, которое нравится ему во сто крат больше, чем настоящее. Новое имя придумывается потому, что его отправляют учиться на другой континент, пока есть возможность и отношения между странами не такие напряжённые. Крис – потому что просто, коротко, с твёрдой «р», которую все окружающие так любят смягчать. Крис чётко знает, чего хочет от жизни, ему не нравятся коты и всякие остальные нежности, он умеет стрелять из всех видов оружия, а из лука в додзё выбивает десять из десяти. Все ему завидуют, и он считает это забавным. В конце концов, все, видимо, не принимают во внимание, что он наследный принц огромной державы, и ему по статусу положено таким быть.

Чунмён появляется неожиданно – уж там, где Крис точно не ожидает его увидеть. По правде говоря, Крис уже считает Чунмёна мальчишеством, а сейчас он вырос, и ему больше не нужна чья бы то ни было поддержка. Особенно от такого непонятного и непостоянного человека, как Чунмён. Но от удара, нацеленного в солнечное сплетение противника, Криса удерживает именно он.

Галдёж набравшейся в коридоре толпы стихает. У Чунмёна сильные пальцы, но не настолько, чтобы Крису было больно; Чунмён смотрит самым неодобрительным, укоряющим и с капелькой разочарования взглядом, который только можно представить. Крис опускает руку.

— Уходи, — говорит он. — Я не хочу тебя видеть.
— Не самое лучшее место для разговора, — отвечает Чунмён и направляется вглубь народа, который расступается перед ним, словно воды перед Моисеем. Крис, немного поразмыслив, следует за ним.

Чунмён приводит его на крышу, каким-то образом обойдя замок на двери.

— Что, не обнимешь меня в этот раз? — разводит он руки с улыбкой, когда разворачивается. Крис прожигает его холодным взглядом, как умеет. Чунмён прячет ладони в карманах, сникнув.
— В детстве с тобой было явно проще, — вздыхает он. — Да и потом тоже… У тебя что, переходный возраст?

Крис поднимает глаза к хмурому небу. Он не считает, что такое понятие вообще к нему применимо.

— Что тебе нужно? — спрашивает он. Чунмён поворачивается к нему спиной.
— Я же говорил, — как-то рассеянно откликается он, — я существую для того, чтобы не дать загрубеть твоему сердцу. Но похоже, я где-то просчитался, и надо было вернуться пораньше.
— Возможно, — сдержанно соглашается Крис. Чунмён задумчиво скребёт гладкую щеку и возвращается к нему взглядом.
— Тебе не стоит быть таким жестоким, — чуть хмурится он, чуть жалобно. — Это не идёт твоему сердцу на пользу. Оно болит, а раны от твоих плохих дел не зарубцуются никак.
— Красиво говоришь, — комментирует Крис. — Только зря. Я в такое не верю.
— А во что веришь? — прищуривается Чунмён. Крис не сомневается.
— В силу.

Чунмён тяжело вздыхает и снова на него не смотрит.

— Ты такой бестолковый…
— Почему это?

Чунмён легко улыбается.

— В штыки воспринимаешь добро от людей.
— Такого по отношению ко мне не существует, — отрезает Крис. — Им всем что-то от меня нужно – либо деньги, либо положение и статус, либо тело.
— Но мне же не нужно, — возражает Чунмён.

Крис замолкает, потому что – да, этот случай непонятно к чему относится. А все потому, что Чунмён такой до невозможности странный – и снова ничуть не изменился.

— Люди не плохие, Ифань, — осторожно подходит к нему Чунмён, — они такие же, как ты. Помнишь, что говорил мне, когда во второй раз встретились?

Крис качает головой — почти не помнит, очень смутно, это когда вообще?

— Ты плакал и говорил, что не хочешь видеть страдания людей, — останавливается Чунмён напротив него, — а сейчас сам их причиняешь. И что-то мне говорит о том, что в пять лет ты был более искренний, чем сейчас.

Крис не знает, что сказать, поэтому и не говорит ничего. Вместо этого он думает о том, что перерос Чунмёна – почти на полголовы, и он сейчас смешно поднимает подбородок, чтобы заглянуть ему в глаза. А его собственные – все такие же, с искрами смешинок, дрожащих на радужке.

— Будь немного добрее, — еле слышно просит Чунмён, и от этого у Криса почему-то сжимается сердце. — Позволь себе быть таким, какой ты есть. Потому что ты совсем не то, что представляешь из себя сейчас.

А потом Чунмён прикрывает ему глаза ладонью.

— Считай про себя до трёх, медленно, — наказывает он. У Криса от неожиданной догадки гулко стучит в груди, и он невольно облизывает губы. — И глаза не раскрывай.

Крис кивает. На счёте «два» его губы обдаёт тёплым воздухом – остатки дыхания Чунмёна, он уверен. На счёте «три» ничего не происходит, и он стоит ещё пару секунд, как дурак, а когда открывает глаза – на крыше никого, кроме него самого, нет.

Крис по-детски хнычет от досады – не вслух, конечно же, и выпускает чувства, от всей души долбанув кулаком по стене за спиной.

Ему исполняется восемнадцать, и он возвращается обратно на родину. Все приветствуют его так, словно он уже новый Король - Король умер, да здравствует Король!, вспоминает Крис; к его коронации уже несколько месяцев как ведутся приготовления. Крис не хочет управлять престолом, потому что знает, как это сложно, и тем более он не хочет впутывать себя в бесконечные веревки всех тех, кто окружает Короля – нити из лести, пресмыкания, благоговения и совсем немного – преданности. Он не хочет быть частью всего этого, но у него с самого рождения не было выбора, и он никогда не давал себе надежду думать, что таковой существует.

Когда этот день все-таки наступает, Крис думает, что никогда больше не будет так счастлив в жизни, когда он закончится. Все тянется невыносимо долго, и Крис почти не верит, когда остаётся наедине с каминным огнём в новой огромной спальне. Он запахивается в шёлковый халат и выскальзывает из комнаты, давая знак охране не двигаться. Что-то тянет его в старую детскую, которую никто не трогал с того момента, когда он уехал. Крис понимает, что не ошибся, когда видит полоску света из-под двери, а потом – развалившегося на кровати человека.

Чунмён даже не оборачивается к нему.

— Я уж думал, что это никогда не закончится, — говорит он, перелистывая страницу книги. — Все это было так пафосно, что я не выдержал и сбежал. Прости, что не присутствовал на всей церемонии.
— Как будто для меня это важно, — отзывается Крис и закрывает за собой дверь.
— А разве нет? — вопрошает Чунмён, садясь на кровати.

Крис отмахивается от этих слов, подразумевая что-то вроде «думай так, как тебе хочется», и садится на кровать рядом с ним. Есть единственное изменение – волосы Чунмёна отливают цветом спелой вишни, а остальное – как прежде. Даже ботинки сверкают так же.

— Зачем ты пришёл? — спрашивает Крис и чуть улыбается. — Не думаю, что дал повод усомниться в себе с тех пор.

Он действительно обдумал все и стал гораздо мягче. Там, где от него не требовался холод. Чунмён задумчиво жуёт нижнюю губу.

— Соскучился, — отвечает он просто. Крис вздёргивает бровь. — По такому тебе. Да и все равно отрезок был в этих пределах, требовалось всего лишь выбрать день…
— Молчи лучше, я все равно не понимаю ничего, — чуть раздражённо перебивает его Крис.
— Прости, — обезоруживающе улыбается Чунмён.

Конечно же, Крис прощает. Он вытягивает одеяло из-под Чунмёна и ложится рядом на подушку, опираясь на локоть, нависает над ним и пристально разглядывает черты лица. Чунмён неуютно ёжится.

— Ты чего?
— Да вот, — медленно тянет Крис, — вспомнил кое-что. Ты же мне должен.
— Это что ещё… — начинает было Чунмён, но затыкается – Крис склоняется к нему, с удовлетворённой усмешкой взирая на то, куда смотрит Чунмён. Уж точно не в глаза.

А затем Крис улыбается ещё капельку шире, почти касаясь губ Чунмёна своими, и, протянув руку, выключает ночник.

— Спокойной ночи, — говорит он, притягивая оцепенелого Чунмёна к себе под бок. — И только попробуй исчезнуть до того, как я проснусь. Очень гадкое чувство, знаешь ли.

Чунмён невнятно мычит и часто-обиженно сопит ему в правую ключицу. Впрочем, через несколько минут он оттаивает и обнимает Криса свободной рукой. Он правда не уходит утром – Крис просыпается рано и переживает теплоту в груди от этого. Когда Чунмён разлипает глаза, сонный и далеко не выспавшийся, Крис не удерживается и все-таки целует его.

— Тебе нужно принять правильное решение, — говорит Чунмён ему напоследок. — Пожалуйста. Я сделал все, что зависело от меня, дальше – не моё право. Больше менять твою жизнь я не собираюсь.
— Ты вернёшься? — спрашивает Крис. Чунмён улыбается и крепко его обнимает.
— А как иначе.

Чунмён возвращается к нему, но не знает, что сказать.
— Тебе с ним лучше, — говорит человек в чёрном плаще глухо. — Он лучше, чем я. И в душе, и на лицо.
Чунмён делает глубокий вдох и, подойдя вплотную, стягивает с него капюшон.
Крис смотрит на него – забито и устало, абсолютно обречённо. Уродливые шрамы, рассекающие бровь и веко, губы, виски и щеки, истончаются с каждой секундой – как и сам Крис.
— Он – это ты, — говорит Чунмён, обхватывая ладонями его лицо, — а тебя я люблю любого.
— Он лучше, — качает Крис головой и уходит от прикосновений.
Чунмён усмехается.
— Ты такой глупый, — с нежностью шепчет он, — что тогда, что сейчас. Ты – это ты, все такой же, здесь и там – ты. Все тот же Фань-Фань, играющий с хвостом кота. Различие лишь в том, что ты не знал меня в своей жизни. А ему такую возможность ты дал.
— Он сделает правильный выбор? — спрашивает Крис.
Чунмён кивает.
— Ты сделаешь правильный выбор.
Крис обнимает его крепко-крепко. Чунмён знает, что так они видятся в последний раз. Крис не знает, но чувствует.

На предложение военного совета о подготовке ядерного оружия и введении войск на территорию стран, входящих в Евросоюз, У Ифань отвечает твёрдое «нет». Все выглядят шокированными – это ведь то, к чему всегда стремился его отец, это его мечта и дело всей жизни. Ифань резко обрубает все. Ифань – не его отец, у Ифаня есть свои мечты и, наверное, своё собственное счастье.

Чунмён приходит к нему два месяца спустя, до невозможного радостный и до одурения прекрасный.

— Ты больше никуда не уйдёшь? — спрашивает его Ифань.

Чунмён улыбается ему так, как никогда не улыбался прежде, и отвечает:

— Не уйду.