Цена боли

Что-то стряслось. Салиман отсутствовал уже слишком долго, чтобы все шло как надо. Может, кому-то покажется сложным определить время меж закатом и восходом, но только не Джабалу. В молодости, когда Джабал был гладиатором в рэнканской столице, ему довелось провести немало бессонных ночей перед ристалищами, или кровавыми днями, как называли бои его собратья по ремеслу. Он чувствовал темноту всем естеством. У каждого периода ночи своя тень, своя насыщенность, и Джабал чувствовал их все.., даже сейчас, когда глаза горели от пота и слез.

Слишком долго. Беда.

В голове носились одни и те же мысли, пока он пытался сосредоточиться и выработать план действий. Если его догадка верна, если он, раненный, остался один, что теперь делать? Перебирая по земле руками и страдая от невыносимой боли, далеко не уползти. Столкнись Джабал с одним из тех, кто охотился за ним, а то и просто со случайным горожанином, затаившим давнюю обиду, и он будет бессилен защитить свою жизнь. Чтобы сражаться, мужчина должен твердо стоять на земле. Он запомнил это с давних времен.

Заглушив все остальные мысли, в голове зазвучали неустанно повторяемые слова его наставника: «Двигайся! Двигайся, черт тебя побери! Назад. Вперед. Круг. Двигайся! Если ты не будешь двигаться, ты мертв! Если я не убью тебя, то убьет первый же противник. Двигайся! Неподвижный боец — мертвый боец! Давай, вперед! Ну же!»

Едва различимый звук вернул к реальности смятенное сознание Джабала. Схватившись рукой за кинжал, работорговец потерявшими зоркость глазами попытался разглядеть, что происходит во тьме.

Салиман?

Похоже, хотя в его нынешнем состоянии следует быть готовым ко всему. Его помощник знал, где прятался Джабал, и враги могли силой заставить его говорить. Привалившись к дереву и вытянув ноги, Джабал огляделся по сторонам, пытаясь отыскать новое убежище. Всего в двух шагах виднелась травяная куртина по колено человеку. Не слишком высоко, но достаточно.

Экс-гладиатор завалился на бок, оперся одной рукой о землю и осторожно опустился на траву. Работая одними только руками, Джабал медленно пополз в заросли. Несмотря на то, что он старался держать равновесие, обломок стрелы, торчащей из ноги, уперся в землю. Джабал едва не потерял сознание от невыносимой боли, но все же нашел в себе силы смолчать, чувствуя, как по телу струится пот.

Рывок. Пауза. Еще рывок.

Забравшись в заросли, Джабал немного расслабился. Изнуренный, он приник головой к земле. Клинок выскользнул из ножен, и Джабал накрыл его локтем, чтобы сталь не сверкала в темноте. Словно охваченный лихорадкой, он заставил себя дышать носом, пытаясь успокоиться и восстановить дыхание. Вдох. Рывок. Пауза.

К дереву, у которого еще совсем недавно лежал раненый, приблизились две фигуры, выделявшиеся даже на фоне ночи своей чернотой.

— Ну и что? — раздался в темноте громкий голос. — Где пациент? Я не умею лечить призраков.

— Могу поклясться, что он был здесь!

Джабал улыбнулся, ослабив пальцы на кинжале. Второй голос не узнать было невозможно: он слышал его каждый день уже много лет.

— Ты так и не стал воином, Салиман, — окликнул его Джабал, приподнявшись на локте. — Я уже не раз говорил тебе, что ты поймешь, где засада, лишь когда угодишь в нее.

Голос был до того слабым и измученным, что Джабал едва услышал его сам. Тем не менее обе фигуры немедленно поспешили к зарослям. Немного привстав, Джабал взмахнул было рукой, чтобы их успокоить, но вдруг его лицо резко посуровело.

— Вы опоздали, — обвиняюще промолвил он.

— Мы добрались бы быстрее, — поспешил Салиман с ответом, — но лекарь настоял на том, чтобы остановиться и выкопать кое-какие растения.

— Есть лекарства, которые действуют эффективнее, когда они свежие, — назидательно проговорил Альтен Сталвиг, подходя к Джабалу, — а исходя из того, что я узнал… — Он вдруг умолк, разглядывая примятые травы. — Кстати, о растениях, — пробормотал лекарь, — знаешь ли ты, что лежишь в траве, которая выделяет сок, вызывающий зуд и покраснение кожи? Могут даже появиться язвы.

По какой-то причине скрытая ирония тронула работорговца, и он расхохотался в первый раз с тех пор, как Священный Союз совершил нападение на его поместье.

— Я думаю, целитель, — вымолвил он, унимая смех, — что сейчас у меня есть куда более важные проблемы, чем чесотка. — Усталость и боль взяли над ним верх, и Джабал потерял сознание.

* * *

Его окружала не темнота ночи, а куда более глубокая тьма камеры.

Они напали на него из темноты, невидимые враги с блистающими кинжалами, и перебили ему колени, пока Джабал отчаянно пытался сопротивляться. Всего один-единственный раз исторгся из его груди громкий крик, когда он попытался подтянуть ноги к груди. Но нечто очень сильное держало его, пока мучители делали свое дело. Не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой, Джабал бессильно свесил голову набок, дав ход нелепым и бессвязным мыслям. В конечном итоге его сознание скользнуло туда, где нет боли, где вообще не чувствуешь ничего.

Мир медленно возвращался к нему, так медленно, что ему пришлось дать бой своему разуму в попытке отличить, где сон, а где явь. Он лежал в комнате.., нет, в хижине. Едва чадила свечка в углу, а через дверной проем внутрь лился солнечный свет.

Джабал в мокрой, покоробившейся от пота одежде лежал на грязном полу. Его ноги от бедер до икр были обмотаны бинтами, аккуратно обмотаны, ибо они потеряли всякую подвижность и держались ровно лишь благодаря перевязке.

Альтен Сталвиг, известный лекарь Санктуария, склонился над ним, загородив солнце.

— Ты проснулся. Это хорошо, — пробормотал он. — Похоже, наконец-то я смогу завершить лечение и отправлюсь домой. Знаешь, ты только второй черный, с которым мне приходилось иметь дело. Тот, другой, умер.

— Салиман! — хрипло позвал Джабал.

— Он снаружи, приводит себя в порядок.. Знаешь, а ведь ты здорово недооцениваешь его. Воин он или нет, однако он сумел заставить меня воздержаться от более благоразумного решения.

Он сказал, что вспорет мне живот, если я не останусь здесь, пока ты не придешь в сознание.

— Салиман?! — слабо рассмеялся Джабал. — Лекарь, он взял тебя на испуг. Он в жизни никого не убил. Далеко не все те, кто служит мне, головорезы.

— Я поверил ему, — мрачно отозвался целитель, — и верю до сих пор.

— И правильно делаешь, — отозвался с порога Салиман.

В одной руке он нес облупившийся глиняный горшочек без ручки, который держал так, словно боялся расплескать жидкость, а в другой держал кинжал Джабала.

Джабал попытался привстать, чтобы поприветствовать своего помощника, и обнаружил, что его руки к чему-то привязаны.

Склонившись над раненым, Салиман ножом перерезал путы на его руках, а потом передал ему горшочек, наполовину наполненный отваром. Отвар был мутноватым, в нем плавали какие-то веточки и трава. Горящий точно в лихорадке Джабал, сморщившись, выпил его и тут же почувствовал облегчение.

— Ты не мог этого знать, — продолжил Салиман, — но я по меньшей мере четыре раза пустил кровь, а двух убил наверняка, прежде чем вытащить тебя из поместья.

— Чтобы спасти мою жизнь?

— Речь шла и о моей тоже, — пожал плечами Салиман. — Нападавшие не отличались особой разборчивостью в выборе жертв…

— Мне хотелось бы закончить свою работу, — вмешался Сталвиг. — Я просидел здесь целую ночь, вы еще успеете вдоволь наговориться.

— Естественно, — ответил Джабал, махнув Салиману рукой. — Когда я смогу наконец встать на ноги?

Вопрос повис в воздухе. Джабал знал ответ еще до того, как лекарь открыл рот.

— Я вытащил стрелы из колен, — пробормотал Сталвиг, — но раны слишком серьезны.., вдобавок инфекция…

— Так когда? — Джабал настаивал, требуя ответа.

— Никогда.

Рука Джабала проворно и незаметно метнулась к бедру, зашарив в поисках кинжала. Его не было. Лишь только теперь Джабал вспомнил, что Салиман держал его оружие. Работорговец попытался привлечь внимание своего помощника, но вдруг заметил, что тот намеренно избегает его взгляда.

— Я применил снадобье, чтобы остановить распространение инфекции, — заговорил целитель, не подозревая, что был на волосок от гибели, — и использовал сок некоторых растений, дабы унять боль. Но лечение требует немедленного продолжения.

— Лечение? — повторил работорговец, наливаясь кровью от гнева. — Но ведь ты сказал, что я больше не смогу ходить…

— И ты еще говоришь о ногах, — вздохнул целитель. — Я пытаюсь спасти тебе жизнь, хотя знаю, что многие хорошо заплатили бы за то, чтобы ты умер.

Джабал принял его слова без страха, который почувствовал бы на его месте любой другой. Смерть всегда была спутницей гладиаторов.

— Так о каком лечении ты говоришь? — спокойно поинтересовался он.

— Огонь, — без промедления отозвался лекарь. — Мы должны выжечь инфекцию, прежде чем она распространится дальше.

— Нет!

— Но раны необходимо обработать!

— И ты называешь такой способ лечением? — отозвался Джабал. — Мне доводилось и раньше видеть жженые ноги. Мускулов нет, одни только шрамы. Да это не ноги больше, а кости, которые следует прятать.

— С твоими ногами покончено! — выкрикнул Сталвиг. — Прекрати говорить о них так, словно они по-прежнему на что-то годны. Сейчас стоит всего один вопрос: хочешь ты жить или умереть?

Джабал откинулся назад, уставившись в потолок хижины.

— Да, целитель, — тихо пробормотал он, — вот это и впрямь вопрос. Мне нужно время, чтобы подумать.

— Но…

— Если бы мне нужно было дать ответ сейчас, — хрипло ответил работорговец, — я бы сказал, что предпочел бы смерть той жизни, на которую я буду обречен твоим лечением. Но такой ответ дал бы здоровый Джабал. Сейчас же, когда смерть близко, на истинный ответ понадобится больше времени. Я извещу тебя, когда приму решение.

— Очень хорошо! — вскрикнул Альтен, поднимаясь на ноги. — Однако не трать слишком много времени на размышления.

У тебя черная кожа, и степень заражения определить трудно.

Я думаю, времени осталось немного.

— Сколько? — спросил Салиман.

— День или два, после этого нам придется полностью ампутировать ноги, чтобы спасти жизнь, хотя может случиться и так, что к тому времени будет уже слишком поздно.

— Хорошо, — согласился Джабал.

— На тот случай, если я ошибусь, — неожиданно сказал Сталвиг, — я хотел бы получить вознаграждение прямо сейчас.

Работорговец не успел еще кивнуть, как его помощник уже был наготове.

— Вот, — заметил Салиман, отсыпав лекарю горсть монет, — за услуги. И за твое молчание.

Подняв брови, Альтен недоуменно взял кошелек, кивнул и направился к выходу.

— Лекарь! — остановил Сталвига на полпути Джабал. — Сейчас лишь нам троим известно, где я нахожусь. И если кто-нибудь попытается добраться до этого места, то кто-то из нас, а может, мы оба возьмем на себя труд проследить, чтобы перед смертью ты как следует помучился.

Альтен заколебался, нервно облизнув губы.

— А если кто-то натолкнется на вас случайно?

— Тогда мы — тоже случайно — убьем тебя, — заключил Салиман.

Целитель посмотрел в холодные, не предвещающие ничего доброго глаза обоих, дернул головой, выражая согласие, и вышел наружу.

— Откуда ты взял деньги? — спросил Джабал, заметив, что его помощник занят совсем другими мыслями.

— Что?

— Деньги, которые ты отдал Сталвигу, — разъяснил Джабал. — Только не говори мне, что в самый разгар нападения ты умудрился забрать деньги из тайника.

— Больше того, — гордо ответил Салиман, — я захватил с собой перечень нашего имущества.

С тех самых пор, как Джабал начал свое восхождение к власти, он всегда следовал советам Салимана, в особенности когда это касалось его богатств. В поместье хранилось немного ценностей, большая часть лежала в тайниках или была пущена в оборот в городе. В Санктуарии многие были рады случаю пополнить доходы, пряча пакет неизвестного содержания для неведомого владельца.

Джабал заставил себя сесть.

— У меня в голове вертится один вопрос: зачем ты меня спас? Пока ты вытаскивал меня из усадьбы, тебя могли ранить и даже убить. Теперь, как выяснилось, у тебя с собой список моих ценностей, большинством из которых распоряжался ты. Ты мог бы стать богатым, если бы меня не было в живых. Зачем рисковать жизнью и положением лишь для того, чтобы вызволить раненого из гущи врагов?

Встав, Салиман направился к выходу. Подойдя к деревянному проему, прежде чем ответить, он долго смотрел на небо.

— Когда мы встретились, — донесся его голос, — когда ты нанял меня, ты спас меня от невольничьих оков, позволив купить свободу своими обещаниями. Ты не нужен мне как раб, сказал ты мне, ибо рабам доверять нельзя. Ты хотел видеть меня свободным, ведущим честную жизнь и служащим тебе — с правом уйти, если я почувствую, что мне стоит искать свое счастье в другом месте. — Салиман повернулся к Джабалу лицом. — Я поклялся, что буду служить тебе всем сердцем и даже если решусь уйти, то первым, кому я объясню причины, по которым ухожу, станешь ты. Я сказал, что до той поры у тебя не будет повода усомниться в моей верности…

Ты рассмеялся тогда, но я был серьезен. Я пообещал свое служение всем разумом и сердцем человеку, который вернул мне свободу своим доверием. Во время нападения я был у тебя в услужении, и пускай обычно я защищал твои интересы, в то время как твою жизнь защищал ты сам и другие, но я изменил бы клятве, если бы по крайней мере не попытался спасти тебя. Как выяснилось, я сумел это сделать.

Работорговец внимательно смотрел на своего помощника: менее острыми стали скулы, округлился живот, вот только лицо осталось тем же суровым лицом разъяренного раба, в глазах все так же светился ум.

— Почему же ты ни разу не попытался уйти, Салиман? — тихо спросил Джабал. — Я знаю, что тебе делали предложения.

Я ждал, что ты попросишь у меня больше денег, но ты не делал этого. Почему?

— Я был счастлив на своем месте. Работа на тебя давала мне редкое сочетание безопасности и удовольствия практически без всякого риска — по крайней мере до недавнего времени. Когда-то я мечтал стать искателем приключений или бесстрашным вождем. Потом я познакомился с тобой и понял, что стоит вести такую жизнь и что мне не хватало равновесия между осторожностью и бесстрашием, некоей личной силы, необходимой для руководства. Теперь я знаю это и делаю то, в чем могу реализоваться в наилучшем виде: рисковать чужими деньгами или быть советником у того, кто сам принимает решения о жизни и смерти. — На лицо Салимана набежало облачко. — Тем не менее это не значит, что я разделяю многие твои чувства. Я помогал тебе идти к вершине власти в Санктуарии, помогал тебе найти и принять на службу ястребиные маски, со многими из которых расправились с такой легкостью во время нападения. Я тоже желаю мщения, но знаю, что не мне его организовывать. Это твое дело, и я готов рискнуть чем угодно, чтобы ты остался жить и отомстил.

— Остаться живым уродом? — отозвался Джабал. — Какая может быть сила у калеки? Ты думаешь, что ее хватит, чтобы собрать армию мстителей?

Салиман отвел глаза.

— Если ты не можешь восстановить силы, — признал он, — я найду другого хозяина, но останусь с тобой, пока ты не примешь решения. Если кто и умеет вдохновлять, так это ты, пусть даже искалеченный.

— Значит, ты советуешь, чтобы Сталвиг продолжил лечение?

— Похоже, выбора нет, если только ты не предпочтешь смерть.

— Выбор есть, — мрачно усмехнулся Джабал, — но видит бог, как мне не хочется идти на это. Я хочу, чтобы ты нашел Балюструса, мастера по металлу. Расскажи ему, что произошло, и спроси.., попроси его дать нам убежище.

— Балюструса? — скривился Салиман так, как будто в самом этом имени было что-то неприятное. — Я не доверяю ему. Люди говорят, что он сумасшедший.

— Он хорошо послужил мне в прошлом, а остальное неважно, — заметил рабовладелец. — Более важно то, что он знаком с чародеями города.

— Чародеями? — искренне удивился Салиман.

— Да, — мрачно кивнул Джабал. — Как я сказал, мне не нравится подобный выбор, но все же это выход.., и, возможно, лучший, чем смерть или уродство.

— Возможно, — угрюмо отозвался его помощник. — Хорошо, я ухожу и буду следовать твоим словам.

— Салиман! — позвал его рабовладелец. — Еще одно: когда будешь говорить с Балюструсом, не открывай ему, где мы находимся. Скажи, что я где-то в одном из склепов на кладбище.

Я доверяю ему не больше, чем ты.

* * *

Джабал вздрогнул, очнувшись от забытья, и рука его снова потянулась к кинжалу. Послышавшийся невдалеке звук стал ближе. Перебираясь по полу к выходу, Джабал впервые подумал о том, в чьей же хижине спрятал его Салиман. Как он понял, в доме никто не жил, но вдруг именно сейчас полноправному владельцу приспичило вернуться? Со всевозможным тщанием Джабал выглянул из дверного проема наружу и замер.

Козы.

Прямиком к хижине направлялось весьма внушительное стадо, но, хотя козы и привлекли внимание экс-гладиатора, взгляд его на них не задержался. Следом за животными шагали два человека. В одном из них легко было признать Салимана, а второй мужчина, шагавший вразвалочку, едва доставал тому до плеча.

Глаза Джабала прищурились от удивления и подозрений.

Какими бы доводами Салиман ни руководствовался, решив открыть пастуху их укрытие, ему следовало позаботиться об оправданиях. Когда мужчины подошли к проему, настроение рабовладельца не улучшилось. Оно стало чернее черного, когда две козы оторвались от стада и устремились вперед, решив познакомиться с Джабалом.

— Джабал! — провозгласил Салиман, едва ли заметив зашедших в хижину коз. — Хочу представить тебе…

— Пастуха! — сплюнул рабовладелец. — Ты что, спятил?

— Он не пастух, — пробормотал помощник, никак не ожидавший увидеть своего господина в гневе. — Он лизеренец.

— Мне все равно, где он родился! Выгони его отсюда вместе с его козами!

Пока они препирались, у ног Джабала остановилась еще одна любопытствующая козочка, а остальные разбрелись обследовать углы хижины.

— Позволь мне объяснить, мой господин, — быстро и нервно заговорил незнакомец. — Дело не в том, откуда я, а кто я. Я член ордена Лизерена.., тайного ордена, который занимается искусством лечения людей посредством волшебства.

— Он сможет вылечить твои ноги, — вмешался Салиман. — Полностью, так что ты сможешь ходить и даже бегать, смотря по своему желанию.

На этот раз уже Джабал недоуменно заморгал глазами, рассеянно отгоняя одну из коз.

— Ты? Ты — волшебник? Ты не походишь ни на одного из тех чародеев, которых мне доводилось видеть в городе.

— Наш орден тайный, — ответил мужчина, расстегивая поношенную одежду, — вдобавок жизнь с козами не способствует той пышности, которой так гордятся мои обитающие в городе коллеги.

— Так, значит, это твои козы? — Джабал глянул на Салимана.

— Я использую их в чародействе, — пояснил лизеренец, — а они дают мне средства к существованию. Как я сказал…

— Я понял, — повторил Джабал, — ваш орден тайный. Ответь мне лишь на один вопрос: Салиман сказал правду? Ты сможешь излечить мои ноги?

— Ну.., я не могу ответить наверняка, пока не осмотрю раны, однако в большинстве случаев я добивался успеха.

— Достаточно. Начинай осмотр. Салиман, выгони из хижины этих чертовых коз!

Ко времени, когда Салиман выгнал животных во двор, лизеренец уже успел размотать повязки и принялся осматривать ноги. Работорговец в первый раз увидел свои раны, при виде которых внутренне содрогнулся.

— Плохо.., очень плохо, — пробормотал чародей. — Куда хуже, чем мне говорили. Смотри, заражение уже дошло до середины бедер.

— Ты можешь меня вылечить? — потребовал ответа Джабал, избегая смотреть на раны.

— Это будет стоить дорого, — последовал ответ, — и без всякой гарантии полного успеха.

— Я знал это еще до того, как послал за тобой, — ответил работорговец. — Люди вашего круга всегда берут большие деньги и никогда не гарантируют успеха. Ни один наемник не запросил.бы для себя таких условий, если бы хотел жить.

Волшебник поднял голову, и его лицо застыло.

— Я говорил не о деньгах, — поправил он пациента, — а о нагрузке на твой разум и тело. Успех излечения зависит от твоей силы, а не от моей, от силы мускулов и духа. Если мне или кому-либо из моих собратьев не удавалось довести дело до конца, то лишь потому, что у самых самонадеянных воинов самолюбие оказывалось сильнее умения и не хватало… — Маг замолк и продолжил осмотр. — Прости меня, мой господин, но членство в тайном ордене здорово портит нервы.

— Не извиняйся, — сказал Джабал. — Впервые я начинаю немного доверять твоей способности исполнить обещанное. Как твое имя?

— Вертан, мой господин.

— Меня зовут Джабал, а не «мой господин», — ответил ему рабовладелец. — Очень хорошо, Вертан. Если для излечения ног нужна сила, то, я думаю, вдвоем мы преуспеем.

— И как тяжело придется телу и разуму? — спросил с порога Салиман.

Джабал недовольно глянул на любопытного помощника, но Вертан уже повернулся к Салиману и ничего не заметил.

— Интересный вопрос, — ответил маг. — Чтобы уяснить суть, тебе сначала необходимо понять процесс лечения. — Теперь лизеренец почувствовал себя в своей тарелке, так что от нервозности не осталось и следа. — Процесс лечения делится на два этапа. Первый достаточно прост, но отнимает время. Сначала мы выведем инфекцию и яды из ран, а затем начнется настоящее испытание. Раны глубокие, задеты кости. На их лечение потребуется немало времени, куда больше, я думаю, чем того хотел бы мой господин Джабал, и поэтому я собираюсь ускорить метаболизм, тем самым сократив необходимое время. В таком состоянии вы будете потреблять пищу с невероятной скоростью, ибо для лечения нужны силы. То, на что уходит обычно день, займет час, а месяцы превратятся в недели.

— Использовал ли ты подобный способ раньше? — спросил Салиман.

— О да, — заверил его Вертан. — Вообще говоря, один из пациентов вам знаком. Не кто иной, как я, лечил Балюструса. Конечно, это было в столице, еще до того, как он поменял имя.

— Балюструс? — Перед глазами Джабала предстал образ скрюченного кузнеца.

— Я знаю, о чем ты подумал, — поспешно заговорил маг, — однако с тех пор я немало потрудился над совершенствованием своих навыков. Хотя и удивился, когда он назвал меня, ведь в свое время он остался здорово недоволен результатами.

— Немудрено, — пробормотал рабовладелец. Он бросил взгляд на Салимана, который едва заметно кивнул, признавая, что к кузнецу следует присмотреться повнимательнее. — Если я последую твоим наставлениям, смогу я нормально ходить или нет?

— Сможете, — уверенно кивнул Вертан. — Главное заключается в упражнениях. Балюструс мало двигался во время лечения и не разминал суставы. Если у вас достанет сил и решимости непрерывно разминать ноги, к вам вернется былая резвость.

— Сделай это, и я удвою плату за лечение, сколько бы ты ни запросил. Когда мы сможем начать?

— Как только ваш помощник покинет нас, — ответил чародей.

— Что? — воскликнул Салиман, поднимаясь на ноги. — Ты ничего не говорил о…

— Говорю сейчас, — прервал его маг. — Наши методы лечения в целом известны, но техника хранится в тайне от посторонних. Если кто-то непосвященный узнает о ней и предпримет попытку воспроизвести лечение, не ведая всех тонкостей, это нанесет немалый урон не только пациенту, но и всему ордену.

Лишь пациент может видеть, что я буду делать. Законы нашего ордена строго предписывают подобное.

— Пусть будет так, Салиман, — приказал Джабал. — У меня на твой счет другие планы. В моем теперешнем положении даже от тебя мне не получить ни поддержки, ни удовлетворения. Раз я собираюсь восстановить былую силу, мне понадобятся две вещи: здоровые ноги и информация о том, что происходит в Санктуарии. Лечение — мое дело, и тут ты мне помочь бессилен, а вот в получении информации я, как и раньше, во многом полагаюсь на тебя. — Он повернулся к Вертану. — Сколько времени уйдет на лечение?

Целитель пожал плечами.

— Я не могу точно сказать. Около двух месяцев.

Джабал снова обратился к Салиману:

— Возвращайся в город и приходи через три месяца. Ты знаешь, где хранится большая часть наших тайных средств, воспользуйся ими и живи в достатке. Тот, кто охотится за ястребиными масками, не подумает искать их среди богатеев. Охота на маски послужит испытанием для уцелевших бойцов. Разузнай их местонахождение, наблюдай за ними и никому не сообщай, что я жив. Через три месяца мы встретимся и решим, кого стоит взять в новую организацию.

— Если вы так богаты, как говорите, — осторожно вмешался Вертан, — то могу ли я внести дополнительное предложение? — Джабал вздернул бровь и знаком приказал волшебнику продолжать. — В Санктуарии живут несколько чародеев, которые способны узнать ваше местонахождение. Если я назову вам их адреса и примерную цену подкупа, вы можете обеспечить свою безопасность на время исцеления, заплатив им за то, чтобы они не нашли вас.

Салиман поморщился.

— Они возьмут наши деньги и все равно продадут свои услуги первому, кто об этом попросит. Целитель, как ты сам полагаешь, насколько можно доверять твоим собратьям?

— Во всяком случае, не больше и не меньше, чем наемникам, — ответил лизеренец. — У всякого есть свои слабости, у одних их меньше, у других больше. Возможно, некоторые окажутся настолько неразборчивы, что поведут двойную игру. Но по крайней мере от честных магов угрозы можно не бояться.

— Проследи за этим, — приказал Джабал Салиману. — Я хочу, чтобы ты сделал еще две вещи к моему возвращению. Найди Хакима, и пусть он пойдет с тобой и увидит меня в здравии…

— Найти сказителя? Но зачем?

— В прошлом он забавлял нас своими историями, — улыбнулся Джабал, — и приносил крохи нужной информации. Его присутствие станет гарантией того, что о моем возвращении к власти узнают все.

Салиман дернулся, но более не протестовал.

— Что еще?

— Меч… — Глаза Джабала внезапно вспыхнули яростью. — Лучший меч, который ты только сможешь найти. Не самый красивый, но сделанный из лучшей стали и остро наточенный.

Кое-кому очень не понравится мое возвращение, и я хочу быть готовым к этому.

* * *

— На сегодня хватит, — устало сообщил Вертан, убрав руки с колен Джабала.

Подобно хватающемуся за бревно утопающему, целитель ухватился за привязанную неподалеку козу и взобрался на нее, пока животное отчаянно брыкалось, пытаясь освободиться. Рабовладелец отвел глаза, чувствуя тошноту при виде ставшего уже знакомым действа.

В первый день Джабал внимательно следил за происходящим, и то, что он видел, намертво впечаталось в его память. Хотя ему всегда не нравились магия и те, кто ею занимался, Джабал испытывал всевозрастающее чувство восхищения маленьким чародеем, который трудился над ним. Лучше сразиться с сотней воинов, чем подвергать себя тому, на что добровольно шел лизеренец.

Как и обещал, Вертан вытягивал яд из ног Джабала, но бывший гладиатор не представлял себе, что маг будет вбирать его в себя. Он видел руки Вертана после первого раза. Они потрескались и отекли, из глубоких трещин сочилась сукровица, и в свете свечи они казались жалкой пародией на самих себя. Яд передавался одной из коз, чье тело отныне было призвано бороться с инфекцией. Уже около десятка коз заболели, пропустив через себя яд. Джабал был потрясен и напуган количеством инфекции таившейся в его израненных ногах. Животные боролись с заражением, но инфекция-то проходила через Вертана. Вместо того чтобы сердиться на частые перерывы на отдых, Джабал был изумлен выдержкой лизеренца.

— Еще несколько дней, и мы закончим с этим этапом исцеления, — тихо заметил Вертан, освобождая козу. — Затем начнется настоящее испытание.

Почувствовав идущий от котелка Вертана запах, Джабал передернулся. Ему доводилось обонять запахи, которые иные нашли бы невыносимыми для носа: сладковатый запах разлагающейся плоти и крови, приносимый с кладбища ветерком, вонь от немытых тел, неважно, живых или мертвых, резкий запах выделений пойманных животных, фекальные испарения от лежащего в глубокой низине болота. Джабал сносил их спокойно и безучастно, но этот… Что бы ни булькало в его котелке, запах стоял невыносимый, и Джабал был глубоко убежден, что ни природа, ни люди не могли породить его.

— Пей, — приказал Вертан, передавая котелок в руки рабовладельца, — два глотка, не больше.

Внутри котелка по-прежнему булькало варево, по виду и цвету напоминающее рвоту, однако Джабал выпил его. Первый глоток показался холодным на вкус, второй — теплым, пульсирующим на языке. Джабал проглотил снадобье с решимостью, похожей на ту, с которой он сразил своего первого израненного соперника, и передал котелок обратно лизеренцу.

Вертан удовлетворенно кивнул, принимая его. Поднеся ладони почти вплотную к коленям Джабала, маг приказал ему собраться с духом.

— Теперь, воин, ты поймешь, что значит боль.

Что-то шевельнулось под кожей правого колена рабовладельца, и ногу пронзил острый приступ боли. Последовал новый толчок, сильнее первого. Когда задвигалось левое колено, Джабал, несмотря на всю готовность, издал надрывный стон, ощущая, как куски израненных коленных чашечек тронулись с места и поменяли положение. Стон замер, сквозь застилавшую сознание кровавую пелену донесся голос Вертана:

— Теперь двигай ногами. Двигайся! Ты должен сделать подвижными колени.

Невероятным усилием Джабал согнул в колене правую ногу, скользя по грязному полу. Боль чуточку ослабла, хотя с его губ в любую секунду готов был сорваться крик.

— Еще! Ты должен согнуть ногу полностью. Двигайся, воин!

Ты хочешь остаться калекой? Еще! Теперь другое колено! Двигайся!

Из уголка рта работорговца капала слюна. Мучимый невыносимой болью, Джабал продолжал сгибать и разгибать колени.

Правое, левое, расправить, согнуть. Левое, потом опять правое.

Джабал потерял счет времени. Весь мир вокруг сосредоточился в бесконечном повторении простенького, как показалось бы со стороны, упражнения.

— Где воля, которой ты похвалялся? — донесся голос его мучителя. — Еще! Подчини колени себе. Двигайся!

* * *

Джабал постепенно привыкал к противному снадобью. Вкус оставался по-прежнему отвратительным, но частое потребление отвара сделало рвотный запах знакомым и потому приемлемым.

— Сегодня ты встанешь, — обыденно заметил маг.

Рука Джабала с куском жареной козлятины замерла на полпути ко рту. Как и обещал Вертан, Джабал ел в пять раз больше волшебника.

— Я здоров?

— Нет, — признал Вертан, — но нам следует позаботиться не только о коленях. Мускулы, особенно мышцы ног должны работать, если ты хочешь сохранить в них хоть какую-то силу. Поднимать стопы в воздух для ног недостаточно, они должны чувствовать вес, и чем скорее, тем лучше.

— Очень хорошо, — согласился рабовладелец, разделавшись с последним куском мяса и вытирая руки. — Давай сейчас, пока я не начал расслабляться. — Джабал хорошо представлял, что подняться сейчас ему будет в пять раз тяжелее обычного.

Держась рукой за стену, он вытянул ноги, пытаясь встать.

Когда-то встать на ноги казалось так просто, но теперь… Теперь со лба струился пот, заливавший глаза. Джабал продолжал сражаться с безумной болью, ставшей знакомой, как лицо лизеренца. Медленно, скребя руками по стене, Джабал выпрямился в полный рост.

— Ну вот, — проговорил он, стиснув зубы и надеясь, что сможет остановить кружение пола и стен в глазах. — Как ты и говорил, нет ничего невозможного, когда воля сильна.

— Хорошо, — зловеще рассмеялся Вертан. — Раз так, то, может быть, ты немного пройдешься?

— Пройтись? — Джабал прижался к стене, чувствуя внезапно охватившую его слабость. — Но ты ничего не сказал об этом!

— Естественно, — пожал плечами маг. — Если бы я сказал, разве ты предпринял бы попытку встать? Иди — или ты уже забыл, как это делается?

И в без того кромешной тьме бушевала гроза, а Джабал тем временем упражнялся самостоятельно, без присмотра Вертана.

Теперь его уже не удивляло, что былая подвижность возвращается. Джабал ел и спал в соответствии с потребностями выздоравливающего организма, часто занимаясь один.

Дождь выгнал коз из хижины, и они разбежались, чтобы найти себе более надежное убежище, так что даже постоянные зрители Джабала сегодня отсутствовали. Не обращая внимания на чавкающую под ногами грязь, рабовладелец продолжал тренироваться. В руке он держал толстую палку длиной с меч.

Блок, выпад, блок. Поворот, выпад, удар по ногам. Двигаться. Двигаться. Двигаться! Снова и снова Джабал исполнял танец смерти, который познал, будучи гладиатором. Боль отошла на задний план, так что человек больше не обращал внимания на нее. Разум его был занят иными мыслями.

Поворот, выпад. Блок, поворот, блок, удар! Он наконец замер, чувствуя, как покрывается дождевыми каплями лоб.

Неопытному глазу его движения показались бы умелыми и плавными, но Джабал знал, что восстановил лишь часть былой скорости. Решив испытать, так ли это на самом деле, он подобрал рукой два комка грязи и подбросил их в воздух, взмахнув своим импровизированным мечом. Один комок разлетелся, но второй рухнул в грязь со звуком, равным для Джабала вынесению смертного приговора.

Всего один! В былое время он справлялся с тремя. Лечение, забиравшее большую часть его сил, шло слишком медленно. Порою он чувствовал, что рефлексы вместо того, чтобы улучшаться, становятся хуже. Выбора не было.

Негр неслышно вернулся в хижину, прислушиваясь к ритмичному посапыванию Вертана. Как всегда, бурлил котелок с ужасным снадобьем. Осторожно опустив в котелок чашку, Джабал поднес ее к губам. Уже целую неделю работорговец принимал дополнительные порции, надеясь, что растущая усталость лизеренца скажется на его обычно внимательных глазах.

Преодолевая отвращение от запаха и вкуса отвара, Джабал опорожнил чашку. Поколебавшись, снова наполнил ее, осушил и тихо вышел, чтобы под дождем продолжить свои упражнения.

* * *

— Джабал, ты здесь?

Заслышав голос своего помощника, работорговец приподнялся с ложа. Все точно, прошло ровно три месяца с момента появления Вертана.

— Не входи, — предупредил он. — Я буду через минуту.

— Что-нибудь случилось? — озабоченно спросил Салиман. — А где Вертан?

— Я отослал его, — ответил работорговец, тяжело привалившись к стене. Он ждал этого дня, но сейчас чувствовал страшную? горечь. — Рассказчик с тобой?

— Я здесь, — ответил за себя Хаким. — Одна новость о том, что ты жив, — весть достаточная, чтобы сложить десяток сказаний.

— Больше, — горько рассмеялся Джабал, — поверь мне, больше. Ты не пожалеешь, что пришел.

— Что случилось? — продолжал расспросы Салиман, взволнованный странными нотками в голосе работорговца. — Лечение прошло успешно?

— Да, я могу ходить, — скривился Джабал. — Смотрите сами. — Он переступил через порог и вышел на свет.

Завидев его, Салиман и Хаким разом ахнули, на лицах пришедших читалось неподдельное изумление. Джабал заставил себя улыбнуться.

— Вот и конец для твоего сказания, Хаким, — вымолвил он. — Теперь Джабал должен покинуть твои рассказы. Там, где многие потерпели неудачу, я сумел перехитрить самого себя.

— Что произошло? — раздался голос Салимана.

— Произошло то, о чем говорил нам лизеренец, но у нас не хватило разума выслушать мага внимательно. Он вылечил мои ноги, ускорив ход процессов в теле. К несчастью, ему пришлось ускорить их все, а не только те, что в ногах.

Джабал состарился. Волосы побелели, а кожа натянулась, покоробилась и стала похожа на влажный пергамент, высушенный на солнце. Хотя мускулы его были сильны, в позе и походке чувствовались не стати молодого человека, а осторожные, выверенные движения того, кто знает, что жизнь клонится к закату.

— Моя вина не меньше, чем его, — признал бывший гладиатор. — Я пил дополнительные порции его снадобья, полагая, что тем только ускорю исцеление. Когда маг заметил это, было уже поздно, да к тому же свою часть договора он выполнил. Я могу ходить, даже бегать — в точности как он говорил. Вот только вождем мне больше не быть. Любой торговец с дубинкой может сразить меня, что уж говорить о воинах, с кем мы собирались помериться силой. — Повисла тишина, в которой Джабал чувствовал себя все более неуютно. — Ну что же, Хаким, — заметил он с наигранным добродушием, — вот ты и получил свой рассказ.

Как следует подай его, и деньги на вино тебе обеспечены на целый год.

Старый сказитель принял свою любимую позу и рассеянно почесался.

— Прости меня, я ожидал лучшего конца.

— Я тоже, — недовольно отозвался Джабал, присаживаясь напротив Хакима с чрезвычайной осторожностью. — Но раз получилось так, выбор у меня невелик. Разве я не прав, Салиман?

Посмотри мне в глаза и скажи, что сейчас ты размышляешь о том, к кому бы тебе обратиться, чтобы организовать мщение.

Или ты хочешь солгать и ответить, что я по-прежнему могу сразиться с Темпусом?

— Вообще-то я как раз собирался поговорить об этом, — признался Салиман, отведя в сторону взгляд. — Я много размышлял с тех пор, как мы расстались, и сейчас чувствую, что нам ни при каких обстоятельствах не следует преследовать Темпуса.

— Что? Но ведь он…

—..Поступил так, как на его месте поступил бы любой другой, имеющий силу, — закончил за Джабала Салиман. — Мы сами виноваты, мы были слишком открыты, бравировали своим богатством и властью и ходили в своих ястребиных масках по улицам, тем самым став легкой мишенью для всякого имеющего достаточно храбрости и умения нам противостоять. Слабое место гладиаторов в их гордости, желании демонстрировать силу там, где этого не требуется. Мудрец будет тихо наблюдать и использует свое знание против врагов. Темпус сделал то, что надлежало сделать нам.

Джабал слушал со всевозрастающим изумлением.

— Ты хочешь сказать, что мы не будем ему мстить?

— Нам всегда была нужна власть, а не мщение, — ответил Салиман. — Если у нас имеется возможность прийти к власти без кровопролития, то так и надо поступить. Разве столкновение с Темпусом — единственный путь взять в Санктуарии власть?

Если нет, то нужно воспользоваться иным.

— Ты все время говоришь «мы». Взгляни на меня. Что толку в лидере, который не может сражаться сам.

— А принц Китти-Кэт? А Молин Факельщик? — с усмешкой возразил Салиман. — А сам император?

— Как часто ты обнажал меч в последние два года? — вмешался Хаким. — Ряд стычек я мог и пропустить, но, насколько я могу припомнить, — лишь раз, да и того поединка ты мог избежать.

— Я сражался в день налета, — невозмутимо отозвался Джабал.

— И меч не помог тебе тогда — во время зенита твоего могущества и силы, — привел свой главный довод помощник Джабала. — Можно сражаться не только мечом, да ты так и поступал годами, хотя твое сознание гладиатора не позволяет в этом признаться.

— Но я не могу сражаться один, — упорствовал работорговец, и в голосе его послышался тщательно скрываемый страх. — Кто захочет присоединиться к старику?

— Я, — заверил Джабала Салиман, — если этот старик — ты.

Ты богат, знаешь город и обладаешь умом, который не менее изощрен, чем меч в твоей руке. Ты можешь управлять городом, я уверен в этом и готов связать с тобой свое будущее.

Джабал задумался на миг. Возможно, он поспешил. Возможно, найдутся и другие, подобные Салиману.

— Так каким образом можем мы создать тайную организацию? Как можем мы быть невидимыми и вместе с тем могущественными? — осторожно спросил торговец.

— Во многом это окажется легче, нежели действовать открыто, чем мы занимались в прошлом, — рассмеялся Салиман. — Я вижу это так…

— Простите меня, — Хаким поднялся на ноги, — но я боюсь, что вы переходите к обсуждению вопросов, которые сказителю слышать небезопасно. Когда-нибудь в другой раз я выслушаю их, если, конечно, у вас сохранится желание поделиться ими со мной.

Джабал помахал рукой сказителю на прощание, но мозг его блуждал уже где-то далеко, углубившись в тщательный анализ возможностей, о которых говорил Салиман. Он и впрямь может попытаться это сделать. Санктуарии являет собой город, держащийся на алчности и страхе, а Джабал искушен в умелом использовании и того, и другого.

Да, невзирая на все перемены в городе, он может добиться этого. Задумчиво меряя шагами хижину, Джабал призвал наконец Салимана, чтобы тот кратко проинформировал его обо всем, что произошло в Санктуарии после налета.