Глава двенадцатая

Е ще не проснувшись до конца, Джайна потянулась рукой к Артасу. Его не было на месте. Она вздрогнула и села. Он уже был на ногах, давно оделся, и теперь готовил для них что-то вроде овсянки. Он заметил, что она проснулась, и улыбнулся, но его взгляд оставался серьезным и обеспокоенным. Джайна вопросительно улыбнулась ему и быстро надела робу, приглаживая светлые волосы пальцами.
– Я узнал тут кое-что, – без лишних слов начал Артас. – Вчера ночью… Я не хотел, чтобы ты волновалась. Но ты должна знать.
Его голос звучал очень подавленно. Он уже не кричал, как вчера – но так было даже хуже. Он налил ей немного зерновой каши, и она, не задумываясь, принялась кушать, слушая Артаса.
– Эта чума… – он глубоко вздохнул. – Да, зерно было заражено ею. Да, она убивает людей. Но, Джайна, все куда хуже.
Слова, казалось, застряли у него в горле. Джайна слушала его, и, кажется, начала понимать, что он имеет в виду. Зерна, что она съела, едва не вырвались наружу. Ей стало трудно дышать.
– Она… Она как-то изменяет их. Превращает в нежить… так ведь? Ох, Артас, скажи, что я не права.
Но он не сказал. Вместо этого он кивнул своей светлой головой.
– Вот потому-то появилось так много нежити. Зерно уже достигло Дольного Очага… Достаточно давно, чтобы из него сделали муку и испекли хлеб.
Джайна уставилась на него. Это значило, что… Она даже представить себе не могла, какой бедой это может обернуться.
– Вот почему я убежал вчера. Я знал, что не смогу сам победить Мал’Ганиса. Но… Джайна, я не мог сидеть сложа руки… Латать доспехи, разбивать лагерь, понимаешь?
Она кивнула. Теперь она и вправду все поняла.
– А этот пророк… Мне все равно, кем ты там его считаешь. Я не могу позволить превратить Лордерон в этот… в это… Мал’Ганиса нужно остановить, кем бы или чем бы он ни был. Мы должны найти все зараженное зерно, до последней крупинки – найти и уничтожить.
Он вскочил на ноги, взволнованный своими же словами, и стал расхаживать туда-сюда.
– Где, к черту, Утер? – сказал он. – За ночь он мог бы уже и притащится.
Джайна отложила до половины съеденную кашу, встала на ноги и закончила одеваться. В ее голове вертелись тысячи мыслей. Она пыталась беспристрастно взглянуть на сложившуюся ситуацию, пыталась найти способ бороться с этим. Без лишних слов они подняли стоянку и двинулись в сторону Стратхольма.
Пепельно-серый рассвет стал еще темнее, когда пелена облаков окончательно закрыла солнце. Артас и Джайна накинули капюшоны плащей, но те вряд ли могли защитить их от сырости. Джайна вся дрожала, когда они подошли к вратам большого города. Оглянувшись на цокот копыт, она увидела Утера с его отрядом, что приближались к ним по грунтовой дороге, теперь превратившейся в грязную лужу. Артас, через силу улыбнувшись, также повернулся.
– Я рад, что ты все таки решился, Утер. – сказал он.
Хоть Утер и был терпеливым человеком, но это вывело его из себя. Не только ведь Джайна с Артасом были на нервах.
– Следи за языком, юноша! Хоть ты и принц, но ты еще и паладин, а в ордене я пока еще старше тебя.
– Как будто я не помню, – парировал Артас. Он быстро вскочил на холм, чтобы посмотреть на город за стенами. Он сам не знал, что надеялся увидеть. Признаки жизни, наверное. Признаки того, что все в порядке, что они пришли не слишком поздно. Что-то, что обнадежит и уверит, что все еще можно исправить.
– Послушай, Утер. Я должен рассказать тебе кое-что про чуму…
Ветер переменился, и он учуял отвратительный запах, от которого желудок Артаса чуть не вывернулся наизнанку. Неповторимый и ужасный запах хлебов, испеченных из чумного зерна, витал в воздухе, приглушенный дождем.
Свет, только не это! Его уже перемололи, уже испекли, уже…
Кровь отхлынула от лица Артаса. Он вытаращил глаза, поняв невероятную истину.
– О, нет… Мы опоздали! Проклятье, мы уже опоздали! Зерно… Все эти люди… – слова застревали в его горле. – Все эти люди заражены чумой.
– Артас… – тихо прошептала Джайна.
– Сейчас это еще не заметно, но скоро все они превратятся в нежить.
– Что? – вскрикнул Утер. – Юноша, вы в своем уме?
– Нет, Утер, он прав, – сказала Джайна. – Если они успели съесть зерно – они заражены. А раз так, кто скоро все они превратятся…
Она отчаянно думала, что делать дальше. Они ведь могут еще что-то предпринять. Антонидас говорил, что у этой чумы магическое происхождение. Значит, ее можно исцелить магией. Если бы у них было время успокоиться и подумать, положившись на логику, а не на эмоции! Возможно, они могли бы найти лекарство…
– Весь город должен быть уничтожен.
Слова Артаса звучали глупо и жестоко. Джайна передернулась. Конечно, совсем не это имел в виду.
– Как ты мог даже подумать об этом? – крикнул Утер, делая шаг в сторону своего бывшего ученика. – Должен быть какой-то другой путь! Это тебе не испорченный урожай! Это – город, где полно живых людей!
– Проклятье, Утер! Мы должны пойти на это! – Артас встал с Утером лицом к лицу, и на один ужасный миг Джайне показалось, что они вот-вот поднимут молоты друг против друга.
– Артас, нет! Так нельзя! – слова сорвались с ее губ прежде, чем она смогла взять себя в руки. Он резко обернулся к ней и взглянул ей в лицо. Его глаза цвета морской волны теперь бурлили гневом, болью и отчаяньем. Она осознала, что он и вправду видел лишь один способ спасти тысячи невинных жизней – пожертвовать этими, обреченными и проклятыми. Она помолчала, пытаясь подобрать слова и дождаться, пока его лицо станет чуточку человечнее.
– Послушай. Мы не знаем, сколько из них заразилось чумой. Быть может, многие из них сьели не смертельную дозу, а кто-то и вовсе не касался проклятого хлеба. Мы ведь еще даже не знаем, сколько нужно съесть, чтобы умереть. Мы знаем мало, слишком мало – и не можем же мы вырезать весь город только из животного страха!
Это были совсем не те слова, и на глазах у Джайны лицо Артаса снова стало холодным и каменным.
– Я лишь пытаюсь защитить невинных. Это – мой долг.
– Но они и есть невинные! Они всего лишь жертвы! Они ведь этого не просили! Артас, там есть дети! Откуда нам знать – может и их коснулась чума. Мы знаем слишком мало, чтобы решится на такое…
– А те, кто уже болен? – спросил он пугающе тихо. – Джайна, они сами убьют тех детей. Они захотят убить и нас… И выйдут из-за этих стен в мир, чтобы сеять смерть. Они все обречены. И когда они поднимутся из мертвых, они будут творить зло, которое никогда бы не сделали при жизни. Что бы ты выбрала, будь ты на их месте?
Вопрос застал ее врасплох. Она смотрела то на Артаса, то на Утера.
– Я не знаю, – растерянно ответила она.
– Ты знаешь, – сказал он и был абсолютно прав. – Ты лучше бы умерла здесь, чем от этой чумы. Обычной смертью, как разумный человек, чтобы не быть поднятою как нежить и не покушаться на все, что любила при жизни.
Она глубоко вздохнула.
– Я… Да, но это – лишь мой выбор. Мы не можем выбирать за них всех. Как ты не видишь?
– Нет, – покачал он головой, – не вижу. Мы должны очистить этот город, пока они не ушли и не распространили болезнь. Пока они не превратились. Это единственный способ остановить чуму прямо здесь и прямо сейчас. Искоренить проблему в зачатке. И я сделаю это.
Глаза Джайны оросились слезами боли.
– Артас… Дай мне немного времени. День или два. Я могу телепортироваться к Антонидасу и мы тут же примемся искать способ…
– У нас нет лишнего дня! – вырвалось у Артаса. – Джайна, оно убивает людей за пару часов. А быть может и за пару минут. Я… Я видел, так было в Дольном Очаге. Нет времени на размышления. Мы должны действовать. Сейчас. Или будет слишком поздно.
Он повернулся к Утеру.
– Как будущий король я приказываю тебе очистить этот город!
– Пока ты еще не король, юноша! Но этот приказ я не выполнил бы, будь ты хоть трижды королем!
На мгновение воцарилась напряженная тишина.
Артас… Друг мой, любимый мой… Прошу тебя, не надо…
– Тогда я должен расценивать это как измену.
Голос Артаса стал холодным и суровым. Джайна была бы не так поражена, даже если бы он взял и ударил ее по лицу.
– Измену? – прогремел Утер. – Ты совсем лишился рассудка, Артас?
– Да? Лорд Утер! Властью, данной мне по праву наследования, я отстраняю вас от командования и освобождаю от службы ваших рыцарей!
– Артас… – вскрикнула Джайна. – Ты не можешь просто…
– Это уже сделано, – неистово выкрикнул он, обернувшись к ней. – Те, кто действительно хочет спасти эту землю – за мной! А остальные – убирайтесь с глаз!
У Джайны закружилась голова. Он и вправду решился на это. Он пойдет в Стратхольм и казнит каждого в пределах его стен – мужчин, женщин и детей. Она пошатнулась и покрепче сжала узды своего коня. Опустив голову ему на шею, она тяжело вздохнула. Как бы она хотела подобно коню ничегошеньки не понимать!
Сможет ли Утер напасть на своего бывшего ученика? – спросила себя Джайна. Нет, он поклялся служить своему принцу, и даже когда его отстранили от должности, присяга оставалась в силе. Она видела, как вздулась жилка на его шее, и даже почти могла расслышать скрип его зубов. Но не смог поднять руку на своего сеньора.
Но преданность не могла заткнуть ему рот.
– Ты пересек опасную черту, Артас.
Артас пристально посмотрел на него и затем пожал плечами. Он обернулся к Джайне, и на мгновение – всего на мгновение – стал похож на себя. Серьезного, молодого и немного испуганного.
– Джайна?
Это было куда больше, чем простое слово. Это был вопрос и мольба о помощи. Она уставилась на него, как птичка, завороженная змеей. Он протянул ей руку. Она посмотрела на нее, вспомнив о далеких временах, когда эта рука крепко и тепло сжимала ее ладонь, ласкала ее, исцеляла ее раны благодатным светом.
Она не смогла взять эту руку.
– Прости, Артас. Я не могу смотреть на то, что ты собираешься сделать.
На его лице теперь не было никакой маски, никакого милосердного холода, призванного скрыть от нее всю боль. Он был разочарован и потрясен. Она не могла больше на него смотреть. Ее глаза наполнились слезами. Джайна отвернулась и взглянула на Утера, что смотрел на нее с состраданием и пониманием. Он протянул ей руку, чтобы помочь усесться в седле, и она была благодарна ему за устойчивость и самообладание. Ужасно дрожа всем телом, Джайна вцепилась в своего коня. Вместе с Утером они направили узды в сторону от самого страшного, что должно было свершиться среди кошмаров последних дней.
– Джайна? – послышался голос ей вслед.
Она закрыла глаза, и слезы закапали с ее ресниц.
– Мне жаль… – шептала она. – Мне так жаль…
– Джайна?... Джайна!

Она отвернулась от него.
Он не мог до конца поверить в то, что это правда. Несколько долгих мгновений он просто смотрел на то, как она уходила прочь от него. Как она могла просто взять и бросить его? Она хорошо его знала. Лучше всех в этом мире, может даже лучше, чем он сам себя знал. И она всегда могла его понять. Его мысли вернулись к той ночи, когда они стали близкими друг другу, как никогда, в свете костра, в котором горел плетеный человечек, и потом, под холодной синевой сияния луны. Он прижал тогда ее к себе и взмолился.
Не отказывай мне, Джайна. Никогда не отказывай мне. Пожалуйста.
Я никогда не смогу отказать.
О, да, красивые слова для красивого вечера. Но теперь, когда она действительно была нужна ему – она отказалась и оставила его. Черт возьми, она ведь сама согласилась, что лучше умереть своей смертью, чем потом быть поднятой чумою, что извращает все доброе и естественное в человеке. Она оставила его одного. Если бы она зарядила ему по печени – вряд ли это было бы больнее.
В голове пронеслась мысль, короткая, яркая и острая: а может, она права?
Нет. Нет, она не права. Если бы это было так, то он сейчас готов стать палачом и резником. А это совсем не так. Он знал это.
Сковывающий страх оставил его, он облизнул резко пересохшие губы и глубоко вздохнул. Несколько его солдат пошли за Утером. Многие из них. Слишком много, по правде сказать. Как он мог очистить город с горсткой солдат?
– Разрешите обратиться, сэр, – сказал Фальрик. – Я… Н-да… Лучше бы меня порубили на мелкие кусочки, чем обратили бы в нежить.
В рядах солдат поднялся одобрительный гул, и сердце Артаса подпрыгнуло. Он схватил свой молот.
– То, что мы собираемся сделать – неприятно. Но это необходимо. Нам нужно остановить чуму, здесь и сейчас – иначе жертв будет намного больше. Люди за этими стенами уже мертвы. Даже если они таковыми не кажутся – мы должны убить их прежде, чем чума сделает это за нас!
Он обвел глазами своих солдат – каждого из воинов, что не сбежали от своего долга.
– Мы должны убить их и разрушить дома, чтобы там не прятались другие.
Солдаты согласно кивнули и приготовили оружие.
– Это не большая и славная битва. Это будет мерзко и больно, и я всем сердцем сожалею, что нам пришлось пойти на это. Но тем же сердцем я чую, что нам нужно сделать это!
Он поднял молот ввысь.
– Во имя Света!
Ряды солдат ответили ему криком и обнажили мечи. Он повернулся к вратам, и, глубоко вздохнув, пошел вперед.
С теми, кто уже умер, было легко. Они были врагами. Уже не люди, но мерзкие пародии на то, чем они были при жизни, и снять с них головы было не труднее, чем с прокаженных тварей. А вот с другими…
Они смотрели на солдат и на своего принца со страхом и непониманием. Сначала никто даже не сопротивлялся. Они узнали гербы на их накидках и верили, что эти люди пришли спасти их. Они верили в это и за миг до смерти. Сердце Артаса облилось кровью, когда он впервые ударил жителя города – совсем еще юнец смотрел на него своими карими глазами, и, ничего не понимая, выдохнул: “Милорд, зачем вы…”. Артас закричал от муки, жалея о том, что должен сделать так, а не иначе – и ударил его в грудь тяжелым молотом, вокруг которого уже не сиял Свет. Быть может, Свет не мог принять тот ужас, который предстояло сотворить. Он зарыдал, но загнал дрожь вовнутрь, задавил ее – и повернулся к матери мальчика.
Он думал, что потом станет легче. Не стало. Артас не мог отступить. Люди смотрели на него как на пример. Если бы его решительность пошатнулась – то же было бы и с его людьми, и скоро Мал’Ганис одержал бы победу. И он надел свой шлем, чтобы никто не видел его лицо, и сам лично зажег факел, пламя которого распространилось по всему дому, сжигая его дотла вместе с людьми, запертыми внутри. Так он почти не слышал их криков и воплей.
Стало чуточку легче, когда жители Стратхольма начали сопротивляться. Конечно, они мало что моги противопоставить солдатам старой закалки и обученному паладину. Но теперь это уже было не так похоже на резню на скотобойне.
– Я ждал тебя, юный принц.
Глубокий голос эхом отдался в его голове и ушах, гулкий и… сложно было подобрать другое слово, кроме как… злой. Повелитель ужаса, как сказал Кел’Тузед. Темное имя для темного существа.
– Я – Мал’Ганис.
Артас почувствовал что-то вроде радости. Вот оно, доказательство. Мал’Ганис здесь, он стоял за чумой, и когда люди Артаса, также услышавшие голос, оглянулись и стали искать источник голоса, дверь дома, где прятались крестьяне, распахнулась, и из нее вышли ходячие мертвецы, чьи тела уже налились зеленым болезненным цветом.
– Как видишь, твои люди отныне принадлежат мне. Дом за домом, я порабощу этот город, и огонь жизни угаснет здесь навсегда.
Мал’Ганис засмеялся. Ужасным и глубоким, сухим и темным смехом.
– Я не допущу этого! – вскрикнул Артас, и его сердце вдохновилось пониманием того, что они поступают справедливо. – Лучше эти люди погибнут от моей руки, чем станут твоими рабами после смерти!
Вновь раздался смех, и затем голос утих так же внезапно, как и появился. Артас отвлекся, чтобы защитить свою жизнь – на него наступала толпа нежити.
Как долго продолжалась резня всего живого – и мертвого – в этом городе, Артас не вспомнит никогда. Но вот никого не осталось. Он был истощен и весь дрожал от отвращения к запаху крови, дыма, и приторно-сладкому, болезненному аромату хлеба, что витал в воздухе, когда горела сама пекарня. Его яркие доспехи потемнели, испачканные кровью и сукровицей. Но дело еще не было сделано. Он ждал, что это случится – и вот его враг опустился в воздуха на крышу одного из немногих чудом уцелевших зданий.
Артас оступился. Существо было огромно. Синевато-серая, как оживший камень, кожа. Кривые рога, что росли из лысого черепа, и два громадных крыла, как у летучей мыши, расправились позади него, как жуткие тени. Его ноги были закованы в железо, из которого торчали шипы и внушающие страх изображения костей и черепов. Они выгибались назад и завершались копытами. Глаза пылали зеленым светом, и он обнажил острые зубы в высокомерной усмешке.
Артас смотрел на чудовище с восторгом и ужасом. Такого не могло быть наяву – но вот он стоял перед его глазами. Он слышал рассказы. Видел картинки в древних книгах у себя дома и в архивах Даларана. Но теперь этот монстр стоял перед ним, и небо за его спиной налилось кровавой краской и дымом…
Повелитель Ужаса был демоном. Чудовищем из мифов. Многие считали это враньем – но вот, один из этих тварей стоял перед ним во всем своем ужасном величии.
Повелитель Ужаса.
Страх вот-вот мог одолеть Артаса, но он знал, что он этого ему станет только хуже. Он умер бы в лапах чудовища – умер бы даже без борьбы. И силою воли он сменил бессмысленный страх другим чувством, что оказалось сильнее. Ненависть. Жажда мести. Он вспомнил тех, кто пал от его молота, живых и мертвых, кровожадных упырей и перепуганных детей, которые знать не знали, что этим он спасает их души. Их лики придали ему сил. Они не могли умереть бесцельно. Так или иначе, Артас нашел в себе силы чтобы посмотреть в пылающие глаза демона, сжав покрепче свой молот.
– Сейчас мы покончим с этим, Мал’Ганус, – крикнул он сильным голосом. – Один на один!
Повелитель Ужаса лишь откинул голову назад и засмеялся.
– Храброе сердце, – прогремел он. – К несчастью для тебя, мой юный принц, все только начинается.
Мал’Ганис усмехнулся, его черные губы обнажили острые клыки.
Он поднял руку, указав на людей Артаса своими длинными острыми когтями, блестевшими в свете пламени, в котором полыхал великий город.
– Собирай свои войска и отправляйся за мной, в Нордскол, царство вечных снегов. Там мы и уладим все наши дела. Там ты узнаешь свою судьбу.
– Свою судьбу? – голос Артаса хрипел от гнева. – Что ты…
Слова застряли у него в горле, когда воздух вокруг Мал’Ганиса закружился в уже знакомом вихре.
– Нет! – закричал Артас. Он опрометчиво кинулся к нему, но не успел добраться до демона прежде, чем тот завершил телепортацию. Его сердце тяжело забилось, и он поднял молот вверх, пригрозив им воздуху.
– Будь ты проклят, Мал’Ганис! Я отыщу тебя и на краю земли! Ты слышишь? На краю земли!
Словно безумный, он яростно кричал, размахивая оружием над головой, пока усталость не заставила опустить его на землю. Он оперся на молот и тяжело задышал, весь мокрый и дрожащий от слез отчаянья и гнева.
Хоть на краю земли.