КОРОЛЬ&КОРОЛЬ

Они ругались уже два дня.

– Я тебе не раб, ты не можешь меня заставить. Я с тобой не поеду!

– Да почему, Мерлин? Ну, что ты так бесишься?

– Если ты этого не понимаешь, то… я не могу объяснить. Это… это унизительно! Тебя берут как… племенного жеребца, производителя.

– Знаешь, такое в королевских семьях случается – когда брак заключают не по любви, а по необходимости. И, потом, это же не навсегда, это временно.

– Но почему ты? Ведь это Утер обязан жизнью той королеве! А не ты! Почему Утер сам не может жениться?

– Потому что она колдунья! А ты знаешь, как он относится ко всему такому. Да к тому же королева пожелала не его в мужья, а меня.

– Да пойми ты, это все гадко… гадко! – Мерлин неосознанно прижал руку к сердцу, словно там теснилась боль.

– Ты за меня переживаешь или за себя? Знаешь, иногда бывает очень полезно влезть в чужую шкуру и подумать, как бы ты сам поступил на месте этого человека. Я наследный принц, если ты забыл об этом. Единственный. И у меня есть обязанности, которые никто, кроме меня, выполнить не сможет. И в этом нет ни моей заслуги, ни моей вины. Мы не выбираем себе родителей, место рождения, способности, пол, цвет волос… мы просто приходим в этот мир и все. И живем, какие есть.

– Вот именно! – выкрикнул Мерлин. – Ты родился принцем, а я… слугой, получается? И раз ты принц, то у тебя обязанности и права, так? Поэтому ты можешь уехать в другое королевство осеменять там какую-то королеву, пока она не родит от тебя, но при этом иметь меня, как слугу и как постельную утеху. Ты меня к себе для траха будешь звать когда? Когда у твоей жены заболит голова, когда у нее будет болеть живот, или когда тебе захочется пожаловаться на нее, и ты будешь нуждаться в утешении? Все твои чувства ко мне не выходят за пределы твоих штанов!

Артур растерянно смотрел на него, ероша волосы и потирая лицо:

– Я думал, что ты поймешь… Ты же мой настоящий друг.

– О, да, – горько парировал Мерлин. – С настоящим другом можно отправиться и в постель. Все остальные этого совершенно недостойны. Кроме королев.

– Признайся, что ты просто ревнуешь.

– Да! Да! – выкрикнул Мерлин и как-то непокорно склонил голову.

– Ты совсем дурак? Нельзя иметь в жизни все, что хочется. Чем-то придется жертвовать. Долг есть долг.

– Ну, таким дураком как я, можно и пожертвовать.

– Великий Дракон! – Артур в ярости ударил кулаком по стене. Мерлин устроил настоящий мятеж. – Ты, действительно, дурак! Болван! Я тебе в сотый раз объясняю, что я…

– Принц! – выплюнул Мерлин. – Принц, который из своих принцевых обязанностей должен какую-то…

– Да! Да! Да! – Артур схватил Мерлина за грудки. – А ты слуга! И этого не изменить. Всего лишь чертов слуга. И слуга, хер знает какой. И ты своим убогим умом никак не можешь понять, что я должен! Понимаешь, должен! Должен оставаться принцем. А ты моим слугой, потому что ты, никчемный придурок, больше ни на что не годен и ничего не можешь! И если бы не я, то ты давно уже сгнил где-нибудь в канаве, потому что делать ничего толком не умеешь и пользы от тебя никакой!

– Скотина… какая же ты надменная сволочная скотина! – выкрикнул Мерлин, выдираясь из рук Артура. – Оставь меня! Ты отвратителен! Я тебе еще докажу! Я тебе покажу!

– Да что у тебя есть такого, что я еще не видел и не знаю? Ты достал меня уже своей тупостью!

Мерлин буквально растерял все слова, только смотрел на своего принца и никак не мог перестать дрожать. Артур вдруг дал ему отпор, который больнее любых побоев и оскорблений, любого унижения в колодках. Отпор безучастный, суровый. Нелюбящий.

Артур почувствовал себя подлецом. И взорвался:

– Хрен с тобой, болван! Я уже устал от твоего вздора. С тобой рехнуться можно! Оставайся тут или катись на все четыре стороны. Никто плакать не будет!

Но волей неволей им пришлось стоять в ожидании у подножия трона. Напряженный, жестко сжимающий губы Артур в синей мантии, нервно потирающий ладонь о рукоять парадного меча и, за его спиной, нарядно одетый Мерлин с поникшими плечами и трясущимися губами.

Распахнулись двери, и серебряные звуки певучей трубы возвестили о гостях. Облако разноцветных бабочек порхнуло в зал, вызвав неожиданное оживление и восторженные шепотки рыцарей и сановников. Прелестные насекомые, взмахнув крылышками, осыпали присутствующих золотой пыльцой и мягко опали на каменный пол белыми и розовыми лепестками душистых цветов.

Утер выпрямился на троне, недовольно свел брови.

– Магия? – недоуменно пробормотал он.

С неповторимым чувством взволнованного ожидания, что охватило его душу при виде величавой и богатой делегации, входящей в тронный зал, Мерлин взглянул на принца. Взгляд того метался по гостям разыскивая свою суженую. Но среди четырех человек женщин не было. Зато они все оказались магами. Мерлин это почувствовал сразу.

– Магия? – неприятным голосом громко спросил Утер. И тяжело повел рукой вокруг себя, по всей видимости, подразумевая бал цветов и бабочек.

– Ваше величество, – склонились в почтительном поклоне гости, – мы готовы вам еще многое показать и…

– Нет! – Утер вдруг встал, разгневанный и надменный.

Артур с беспокойством посмотрел на него. Мерлин похолодел.

– В моем королевстве магия запрещена!

Замешательство среди делегации усилилось.

– Но Ваше величество… Наши предсказатели явно указали, что в вашем окружении есть сильнейший маг, повелитель драконов. Маг должен зачать с нашей королевой дочь – нашу будущую великую госпожу, а дракон воспитать наших маленьких драконят. Мы предполагали, что это ваш сын…

– Артур не маг! Вы ошиблись, – уже спокойнее сказал Утер, снова усаживаясь на трон. – У нас колдунов сжигают на кострах. Надеюсь, что никого не осталось.

У Мерлина душа ушла в пятки, гости, перешептываясь между собой, внимательно смотрели в их сторону.

– Но, тем не менее, я думаю, что мой сын и без всякой магии справится с тем, чтобы оставить свое королевское семя в лоне вашей государыни, – усмехнулся Утер. – Я от своих обещаний не отказываюсь.

– Ваше величество, позвольте нам немного посовещаться, – произнес холеный чернобородый мужчина. – Примите пока наши подарки.

Он хлопнул в ладоши, и безмолвные рабы быстро и аккуратно расставили у подножия трона несколько больших и маленьких ларцов.

Утер благосклонно кивнул. Его доброжелательность возросла еще больше при виде изукрашенных ножен и превосходных мечей.

– Если вы изволите посмотреть в окно, то десяток лучших кобыл и пара чистокровных жеребцов арабской породы готовы отправиться в ваши конюшни.

Утер с Артуром пошли любоваться живыми подарками, а Мерлин стоял столбом и от ужаса не мог и слова вымолвить. Потом он никак не мог вспомнить тот момент, когда он так грандиозно влип.

– Ваше величество, – когда волнение и гомон несколько утихли, а подарки отнесли в сокровищницу, – продолжил бородач. – Ваш сын, конечно, превосходный молодой человек, блестящий рыцарь и, несомненно, был бы с восторгом принят на любом королевском ложе.

Артур приосанился.

– Но… нам нужен был маг. Но раз уж его у вас нет… – разочарование в голосе гостя заставило Утера довольно улыбнуться, – … то отдайте нам вот этого отрока.

– Кого? – Утер поначалу даже и не понял, на кого указывает гость. – Слугу, что ли? Мерлина? Да на кой он вам сдался? – Он не мог скрыть своего изумления от такого неожиданного поворота.

Артур беспокойно шевельнулся. Мерлин беспомощно улыбнулся.

– А он и есть тот маг, что нам нужен, – мягко пояснил бородач. – Повелитель драконов.

– Что вы говорите? – поразился Утер и не удержался от смешка. – Маг? Повелитель? Да он копье по прямой бросить не может! Да забирайте, – с явным облегчением щедро разрешил король. – Хотя вы, конечно, ошибаетесь, но воля ваша. Может, еще кого? У меня на кухне и в конюшне не посмотрите? Там таких волшебных волшебников полно. Нет? Ну, и хорошо. Значит, мы в расчете? Подарки для вашей королевы тоже приготовлены, но я бы попросил вас уехать как можно быстрее. Магам не место в Камелоте!

– А-а-а… – нелепо проблеял Мерлин. – А меня… – Его улыбка таяла, как снег на солнце.

– А тебя никто не спрашивает, – оборвал его Утер. – А то я решу, пожалуй, что ты, действительно, и есть тот маг, что был им нужен, и отправлю завтра на костер для колдунов. На всякий случай. Да и мать твоя еще жива и живет в моем королевстве. Пока, – подчеркнул он голосом.

Мерлин тяжело сглотнул и посмотрел на Артура. Мерлину хотелось выкрикнуть его имя, сердце сжалось отчаянием. Но тот, не обращая на него внимания, крутил в руках новый меч.

– Мы уедем на рассвете, – немного помолчав, ответил кто-то из делегации. – Желаем вам и вашему королевству дальнейшего процветания.

Утер кивнул, окончательно придя в благодушное настроение. Артур странным взглядом, наконец, посмотрел на Мерлина, но ничего не сказал.

Мерлин какое-то время пытался собирать свои пожитки. Потом, махнув рукой на разбросанные вещи, уложил в котомку только магические книги. Здесь не было ничего ценного, по-настоящему ценного. Есть, конечно, несколько предметов, к которым он привык, да и они ничего не стоили. Чтобы хоть немного уменьшить боль в груди, он попытался вообразить то счастье, что ожидает его в новой жизни, в стране, полной любви и безмятежности, где свободно правят маги. Он представил лицо своей будущей королевы. Они станут играть с молодыми дракончиками, и мудрый Килгара примется учить их драконьей науке. Мерлин будет беседовать с учеными мужами под сенью цветущих лип, на краю звонкого фонтана, осиянный заходящим солнцем или звездной ночью. Они могли бы стать с королевой благословенной парой, и сердце его исходило бы нежностью к ней.

Да блядь, ну, какой из него король? Какая на хуй, королева? Какой из него муж?

Нет, нет, нет! Образ Артура не выходил из головы, жалил мозг и раздирал душу.

Сорвавшись со своей кровати, Мерлин, задыхаясь от слез, побежал в покои принца. Подкошенный ужасным горем, рыдая, он упал на колени, лицом в постель, обхватил руками подушку, на которой совсем недавно умирал от любви в руках Артура.

Как только в пепельном ненастном небе поднялось печальное солнце, Мерлин уехал и ни разу не обернулся, чтобы взглянуть на окна артуровой спальни. Не случилось ни прощального поцелуя, ни смущенных извинений. Холодный ветер умудрился выдуть из его головы все мучительные мысли. Мерлину было хорошо, он ничего не ощущал. Он словно одеревенел.

Иногда наш выбор сделан за нас.

После смерти отца, коронования и отмены запрета на преследование магов, почти через год, Артур оставил королевство на разумного Леона и с легким сердцем отправился разыскивать своего непутевого слугу. Потому что время разделяет людей куда сильнее, чем горы и расстояния. Любовь тогда обращается в боль. Вина перед Мерлином и любовь к нему опаляли вены. Нужно было исправлять содеянное и выручать бестолкового слугу. Наверняка, чистит где-нибудь стойла и спит на соломе. Лишь бы не заболел. Лишь бы был жив.

Вот и пришла пора мечтать.

Гвейн увязался с ним. Артур был рад его компании.

Иногда мы можем выбирать наши пути.

Для сновидений не существует правил.

Постепенно падая духом, он думал, что в этой бесконечности они с Гвейном значили не больше, чем горсть песчинок, чем опавшие листья. Он был сбит с толку, загнан в угол невыносимой тоской, которая все нарастала где-то в глубине. Время преподнесло урок, скрутив его сердце и душу в бараний рог.

" Может быть, – размышлял Артур, – в моей жизни я не все делал, как положено, – очень может быть".

Артур полагал, что проявляет рассудительность и ответственность, отпуская Мерлина, а на самом деле – струсил. Он считал, что реалистично смотрит на проблему и нашел ее решение, а на самом деле лишь уклонился от нее. Но иногда надо уйти, чтобы было куда вернуться.

А когда они случайно выбрались на какую-то вырубку, за которой виднелось кукурузное поле и чья-то простая изгородь, их вдруг тихо и вкрадчиво окружила толпа вооруженных людей. Толком даже и подраться не пришлось. Их, как неразумных куропаток, накрыли ловчей сетью.

И матерись сколько угодно.

Через несколько дней путешествия, к вечеру, караван въехал в большой и красивый город. Прямые и широкие улицы, аркады, колонны. Здания, сложенные из резного красного камня, были новыми и прочными. В лучах заходящего солнца многочисленные шпили и башенки, украшающие их, сверкали, как драгоценности. Мостовые замощены, сточные канавы забраны в трубы и декорированы пышной зеленью. Везде было чисто и спокойно.

Артур, сгорбившись, сидел в клетке. Продавец не давал ему поворачиваться спиной к галдящей толпе, периодически пихая в бок специальной палкой. Артур попробовал вырвать это орудие из жестоких рук, но не преуспел – получил магический разряд. На первый раз не очень сильный, но на второй очень чувствительный. Тряхануло так, что Артур не удержался на ногах и с размаху шлепнулся на грязный пол, потешая толпу. Гвейна, старавшегося сквозь решетку достать хозяина, приложили так, что у него кровь пошла из носа. Потом начали лупить их почем зря, гоняя по клетке. Толпа радовалась новому развлечению, делая ставки, сколько раз по ним попадет разрядом. В общем, такая развивающая игра. Больше попыток отобрать у хозяина зловещую палку пленники не предпринимали, но смотрели волками.

– Только боль и голод способны укротить скотину, и к этим средствам следует прибегать для истребления тех недостатков в человеке, которые уподобляют его зверям, то есть – непослушанию, – назидательно сказал хозяин.

Он не был злым, отнюдь, он был очень разумным человеком.

– Пусть подерутся! – выкрикнул кто-то умный. – А то, что сидят… как на именинах. На что они годны-то?

– Завтра… все завтра! – замахал в толпу хозяин. – Завтра торги, вот и…

– Ну, так отмой их, что ли… А то воняют как давно скончавшиеся старые побирушки. Животные какие-то…

Хозяин, тучный, моложавый, с красивыми волосами, собранными в пышный хвост, молча подошел к решетке, потянул носом. Потом обернулся, что-то крикнул рабам. Те щелкнули бичами, и телега с клеткой медленно покатилась сквозь толпу. Артур с Гвейном переглянулись. При таком количестве народа пытаться бежать было бессмысленно, но их куда-то везли дальше. Если, действительно, мыться, то…

Их тщательно вымыли, постригли, побрили, намазали каким-то приятно пахнущим маслом, накормили и одели в чистую светлую одежду. В клетке сменили грязную солому и занавесили со всех сторон плотной тканью. Теперь, когда они, наконец, остались одни в каком-то подобии уединения и можно было расслабиться, чувство облегчения стало таким острым, что даже обычно болтливый Гвейн затих.

На следующий день Артур проснулся счастливым. Хозяин, отдернув полог, снисходительно хмыкнул, глядя, как он довольно потягивается на тканой рогоже.

– Вот так! Теперь у нас вид приятный и аккуратный. Товарный. Что ты, как кот на печи?

– О, – сказал Артур, любезно глядя на хозяина. – Мне приснилось, что ты повесился. Оттого и проснулся радостным.

– Ты совсем идиот? – Хозяин покрутил в руках палку. – Не говори больше ничего такого.

– И как ты меня остановишь? – надменно спросил Артур. – Рот зашьешь?

– Ты не понимаешь, что сейчас тебя продадут на рынке? Ты – никто, раб. Будет счастьем, если найдется покупатель, который возьмет тебя в каменоломни – ты здоровый бугай; еще лучше, если тебя приобретут для постельных утех – ты красивый парень. Но! Если ты будешь трещать своим дурацким языком, то его просто отрежут! И тогда точно пойдешь таскать камни. Поэтому, веди себя смирно. Мне совсем не хочется тебя портить. Это же относится и к твоему парню. Пустомеля…

– Он не мой парень, – машинально буркнул Артур и затих.

Отрежут язык… Боже, это Артуру не приходило в голову. Он-то опасался порки, карцера, голодовки.

Площадь была запружена народом. Все толкались, галдели, пытаясь пробраться поближе к помосту, куда выводили живой товар.

Вдруг громко запели трубы, перекрывая непрерывный человеческий гул, послышались слаженный воинственный грохот множества тяжелых ног и странный шелест. Толпа замолкла и раздалась в стороны, пропуская отряд стражи в легких кольчугах. Уколами длинных копий удалось разогнать людей и расчистить широкий проход. Какое-то время ничего не происходило. Артур и Гвейн, неловко переступая скованными ногами по теплым доскам помоста, с любопытством вертели головами, стараясь разглядеть, что можно. Неожиданно солнце полыхнуло на синем небе снопами раскаленных лучей, и все присутствующие на площади, кроме охраны и пленников, прикованных к столбам, повалились на колени. Послышалось бряцание сбруи, четкий перестук подкованных копыт, и из тени на свет, в коридор, образованный стражей, въехала всадница – красивая до изумления блондинка в чем-то серебряном с голубым, с блистающей диадемой на уложенных короной волосах. Красавица зябко куталась в длинную накидку из седых соболей. Тонкие пальцы, унизанные драгоценными кольцами, перебирали поводья белоснежной чистокровной кобылки арабских кровей. Толпа восхищенно завыла. Наездница повелительно подняла руку, и на площадь в мгновение ока пала абсолютная тишина.

Артуру казалось, что только его дыхание, да гулкие удары сердца нарушали магическое затишье.

Три черные тени соткались буквально из воздуха, и настоящие драконы, еще небольшие, величиной чуть покрупнее овцы, легко приземлились на помост, напугав до икоты рабов. Но все молчали, безмолвие нарушали только скрежет когтей по дереву. Вдруг дробный перезвон подков о булыжник взорвал нарочитое спокойствие. Коротким галопом сквозь великолепие развернутых флагов, вперед снежной кобылки вылетел черный, как смоль, мощный, крупный жеребец. Драконы, слегка трепеща кожистыми крыльями, дружелюбно оскалили игольчатые зубы. Элегантно-стройный всадник ловко и небрежно поднял скакуна на дыбы, заставив его сделать полный пируэт. Тысячеголосие сначала тихо, а потом все громче завопило. Вороной, нервно прядая ушами, заплясал, пугаясь возрастающего шума и волны сильного людского запаха. Теперь уже всадник вскинул руку в повелительном жесте, и толпу словно выключили. Улыбаясь, он медленно подъехал к блондинке, встал стремя о стремя и, склонившись, поцеловал ее в щеку. Потом медленно отвел в сторону меховую накидку, забросил на круп лошади. Прелестная королева чуть тронула шенкелями лошадь и величаво поплыла сквозь молчаливое море запрокинутых страстных лиц и обнаженных голов, демонстрируя сияющую улыбку и большой живот. Ее король ехал чуть сзади, заставляя своего коня идти очень короткой, подвисающей рысью, как бы паря в воздухе.

– О… королева… наш король… – благоговейно простонал в экстазе кто-то рядом с Артуром.

Артур опустил глаза, с трудом оторвавшись от прекрасного зрелища. Коленопреклоненный хозяин стоял на помосте между ним и Гвейном.

– Она беременна… боже, какое счастье! Да здравствует королева! – вдруг завопил он.

Рядом подхватили этот крик.

– Король! Наш король… Да здравствует королева! Да здравствует король! – восторженно скандировала толпа. Кто-то плакал, кто-то смеялся, кто-то свистел. Матери протягивали детей к царственной паре, и юный государь, улыбаясь, наклонялся через огораживающие их щиты и гладил русые, кудрявые, черные волосы, позволяя ловить свои пальцы в перстнях благоговейным поцелуем. Вдруг он – неизвестно откуда, просто махнул рукой – бросил в толпу горсть монет, еще, еще и еще. Золотой дождь осыпался в ладони ликующих людей. Все повскакивали на ноги, смеялись, ловили монеты, благодарили, аплодировали.

Свет неба закрыли огромные крылья, и россыпь белых, розовых и лиловых хрупких полураспустившихся бутонов поплыла в мгновенно ставшем ароматным воздухе. Маленькие драконы, взбивая крыльями облако цветов в юркие вихри, стремительно сорвались ввысь, приветствуя своего владыку.

– Килгара? – изумленно переглянулись Артур с Гвейном. – Это же Килгара!

Артур с выражением немой, улыбающейся паники, вгляделся в гарцующего на коне повелителя.

Дымка холености, юности и силы струилась вокруг короля, заставляя сердце Артура отбивать барабанную дробь, а горло перехватывать нежным спазмом. Похолодела душа, ум за разум зашел, радость наполнила его с головы до ног. Боже, это же Мерлин!

Дыши! Дыши! Дыши!

Его блестящие волнистые волосы превосходны, большие лучистые глаза и без того темные, подчеркнуты черной краской, красиво очерченные губы, полуоткрытые над ослепительно белыми зубами, покрыты вишневым блеском. Улыбчивые глаза короля под длинными, зачерненными ресницами – казались Артуру томными и лукавыми.

Артур пытался проморгаться. Он никак не мог избавиться от чего-то, что неожиданно запорошило ему глаза.

Королева остановилась напротив помоста, с улыбкой повернулась к Мерлину, что-то сказала. Тот перевел смеющийся взгляд на рабов. Артур вытянулся, пытаясь обратить на себя внимание, чувствуя, что нервы струной перехлестнули ребра, потянулись вверх, закручиваясь вокруг горла. Мерлина вдруг качнуло в седле, он ахнул, даже рот раскрыл, на мгновение прижал ладонь к лицу, тут же уронил ее резко вниз и снова изумленно вгляделся.

– Что? – обеспокоенно спросила королева. – Дорогой, в чем дело?

– Аррр… рабы… – простонал Мерлин.

– Что, рабы?

– Сегодня праздник…

– И? А-а-а… – лицо королевы озарилось понимающей улыбкой. – Как ты добр, мой муж. Освободите всех, – она поманила кого-то к себе. Подскочил круглолицый человек, смешно приподняв лохматые брови, торопливо кинул кошель продавцу рабов.

Когда тех начали расковывать, и десяток мужчин и женщин, плача и смеясь, растирая затекшие запястья, кинулись с благодарностями под копыта лошадей, толпа восторженно взревела.

– Ваше величество! – закричал с помоста не растерявшийся Гвейн. – Разрешите служить вам и вашему мужу. Мы с другом прекрасные воины!

Мощным, полуголым мужикам трудно выглядеть мужественными, восседая на шелковых подушечках в веселенький цветочек. Но приходилось. Они с Гвейном, выряженные в плотные шаровары и кожаные жилетки на голое тело, сидели в ногах Мерлина. Им строго-настрого было велено молчать, не смеяться и делать зверские рожи. По всей видимости, чтобы король на их контрасте выглядел совсем уж неземным существом. Вот и приходилось сурово хмурить брови и отважно выпячивать подбородки.

Король присутствовал на празднике в честь официального объявления о том, что королева в скором времени ожидает рождения ребенка.

Чувства Артура были до крайности обострены, он мечтал увидеть в глазах Мерлина невыразимую тоску. Тоску по нему, Артуру. Но Мерлин держался с захватывающим дух великолепием. Артур гордился им, хмельная радость невольно переполняла его. В каждом движении Мерлина скользило достоинство. Надменно, чуть отрешенно он смотрел на гостей из-под полуопущенных ресниц. Неплотно сжатые губы, казалось, хотели что-то сказать. Но вместе с королевским величием, Мерлин, – с радужной короной в завитых волосах, во всей этой полупрозрачной летящей одежде, усыпанной драгоценными камнями, с искристыми браслетами на руках и ногах, рубиновым ожерельем, тяжело лежащим на смуглых ключицах, золотыми ногтями, – был прелестен до зубовного скрежета. Черт знает, как ему это удавалось! Его сексуальность достигала степени подлинного искусства. Он был гибок и строен, провоцирующе соблазнителен. И в то же время Мерлин мог позволить себе обольстительно вертеться, дрожать ресницами, сводить с ума, дразнить, быть очаровательно загадочным, обещать и не давать. Не было на этого мага управы, он мог сам управиться с кем угодно. Глядя на такого Мерлина, в голове у Артура бродили томные, невероятные мысли. Даже его подсознанию было за них стыдно.

Угощали гостей в тот вечер на славу, такими яствами, которых Артур – на минуточку! сам, вообще-то, не под лавкой рожденный и не пальцем деланный – никогда не только не пробовал, но даже и не видел. На столах стояли золотисто-серебристые лепестки засахаренного миндаля, медовые карамели из роз и фиалок. Сочное мясо – сверху хрусткая, острая на вкус корочка, внутри горячее, мягкое – поджарено с пряностями, засыпано душистой зеленью. Артуру даже послышался сладострастный стон. Это Гвейн не удержался от одобрительного мычания, словно бык на лугу в густом клевере. Подали жареных гусей в малине с орехами, мёдом и абрикосами, морских рыб, маринованных в шафрановом соусе на лепешках из вяленого винограда, крошечные румяные рулетики с начинкой из крабов, свинины и грибов, рыбу лаврак запеченную с креветками и мидиями на углях, пудинги с различными начинками. Затем принесли большое блюдо со сладкой выпечкой, под тестом обнаружились едва ли не прозрачные лепестки фазаньего мяса, миндаль и яйцо.

– Я прикажу подать всего понемногу в мои покои, – скрывая улыбку, тихо сказал Мерлин. – Попробуешь…

И, дразнясь, слизнул с золотой ложечки черную икру с орехами.

Вдруг протяжно запели звонкие арфы. Ритмические возгласы певцов усилились, взвились и текуче опали. Зажигательные и грациозные комедианты, приплясывая, побежали между гостями, встряхивая бубенцами, ударяя в тамбурины. За ними безмолвно, вежливо и непреклонно прошла стража, выстроилась коридором. Распахнулись стрельчатые двери, в парадный зал величаво вплыла королева. Мерлин учтиво поднялся ей навстречу, усадил рядом с собой, говорил солнечные и милые слова, любезно улыбался, заглядывал в глаза и целовал тонкие пальцы. Королева, упираясь животом в стол, смотрела ласково и горделиво. Гул в пиршественном зале затих. Все с умилением смотрели на счастливую пару.

Осознание того, что Мерлин принадлежит кому-то другому, доводило Артура до безумия. А ведь еще совсем недавно он был убежден, что его ничуть не тронет, если придет время – как оказалось, совсем скоро, – и его слуга будет ласкать кого-то другого. Ну и что, что королеву? Да класть хотел Артур на эту королеву.

Он знал, но жаждал узнать еще раз – его запах, вкус кожи во всех тайных уголках тела, услышать все вздохи и стоны, услышать все признания. Еще раз запутаться пальцами в черных волосах, почувствовать на своей щеке ласкающую, словно крыло бабочки, дрожь ресниц. Артур чудовищно ревновал Мерлина. К беременной королеве. Какая низость. Низость? Кто-то когда-то сказал, что трудности лишь укрепляют любовь. Да ну их к черту, эти трудности. И эту королеву. Пропади она пропадом! Артур был полон отчаянной решимости не уступать. Его благородство не распространялось на тех, кто отнимал у него Мерлина.

Гвейн, тая улыбку, хитро поглядывал на него.

– Что? – не поворачиваясь, прошипел Артур.

– Скажи, пожалуйста, – тоже шепотом удивился Гвейн, – ты, оказывается, женоненавистник?

– Мерлин, – прошептал Артур, открывая перед ним дверь в опочивальню. – Там, в саду есть беседка. Завтра утром, когда будешь пробегать мимо по своим государственным делам, сбавь чуть-чуть скорость. Я буду стоять там, и ждать тебя.

Мерлин едва заметно кивнул.

Долгие часы ничто не нарушало наступившей тишины, и мало-помалу гнев, душащий Артура, постепенно утих, улегся успокоенной гадюкой. До поры до времени.

Артур стоял на страже и думал о том, что он завтра скажет Мерлину. Поваляйся со мной. Помнишь такое же прозрачное летнее утро? Божественно теплый свет заливал все вокруг. Мы лежали вдвоем на королевской мантии из горностаев, брошенной на остро пахнущую мокрую траву. Ты дремал на моем бедре, потом повернулся, подтянулся и губами отобрал у меня стебелек, который я бездумно жевал. А потом положил свою руку мне между ног. У меня сердце остановилось от нежного удовольствия.

– Зачем ты приехал? – спросил Мерлин, розовея щеками.

– Э-э-э… из чистой любви к переменам, – ответил Артур.

– Стоило за этим переться в такую даль, – разочарованно сказал Мерлин. – Просто попробовал бы ходить задом наперед.

– А ты что здесь делал? Ну, кроме того, что успешно трахал королеву.

– Я многому научился, выкладывался, как мог, – восторженно и громко сказал Мерлин. – Я умею становиться невидимым и ходить в чужих снах. Могу лечить и могу насылать болезни. Знаю, как открыть любые двери и как называются созвездия…

– Не всем дано хватать звезды с неба.

Мерлин остановился и посмотрел на Артура. Вздохнул:

– Ты прекрасен, умен, силен и выглядишь как король. Но король здесь я. Тьфу! – Он вдруг смущенно засмеялся. – Сам уже привык. Я принц-консорт, вообще-то… Да, так о чем я? И куда тебя такого пристроить? Артур, ты должен вести себя как слуга, а не как царственная особа в изгнанье. Если я тебя зову, ты должен явиться тотчас же. Если не будешь слушаться, то тебя закуют в колодки или высекут – хорошо, если на конюшне, а не на площади.

Артур давно уже не беседовал с не зависимыми от него людьми, сильными, которые внутренне уверены в себе и спокойны. В Камелоте с большинством жителей можно было говорить, возвышаясь над ними, но сейчас Мерлин уже несколько раз ставил его в тупик. Артур растерянно замолчал, чувствуя себя в этом молчании злым и упрямым.

– Не могу перестроиться, не могу перестать ревновать. Не желаю верить, что у тебя все в порядке. Гнев душит меня. И что с этим делать? Придумай, умник.

– Рекомендую дождь, – с тихим весельем сказал Мерлин и хлопнул в ладоши.

Облака сверкнули перламутром, и мгновенно струи холодной воды ударили сверху.

– Ох! – засмеялся Артур, запустил пальцы в мокрую шевелюру Мерлина и прижался сильнее, чтобы углубить поцелуй, застонал, тяжело приваливаясь к его груди. Маска надменного молчания, равнодушных улыбок, скрывающая истинные чувства Мерлина, обычно веселого и откровенного, вдруг упала. Артур услышал голос сердца, отстукивающего чистую правду.

Но Мерлин, поизнывав в его объятиях, вдруг отстранился, моментально высушил волосы и одежду и исчез. Артур чуть с ума не сошел от такого зигзага.

На следующее утро королевская чета поехала в храм что-то там возложить и чего-то воскурить. Короче, королева пожелала принести дары богине то ли плодородия, то ли материнства, то ли вообще всем подряд.

Артур с Гвейном рысили впереди – отправленные в авангард, как особи, которых если что, то не очень-то и жалко – зорко оглядывая окрестности и стараясь не зевать слишком громко. Окружал чету основной отряд охраны.

Неожиданно Артур – ни разу не маг никакой – почувствовал что-то вроде молчаливого напряжения.

Какой-то обтрепанный человек бродил между колонн храма, не обращая внимания на подъезжавшую пеструю кавалькаду. Почему он не смотрит? Бородач в плаще усердно тер ступеньки щеткой. Служка? А где ведро и вода?

С пышной кроны огромного каштана сыпались сучки и листья. Отчего? Ветра же нет.

Вдруг какой-то звук, тонкий, колкий, на грани слышимости, едва не проткнул барабанные перепонки. Лошади, завизжав, взвились на дыбы, сбрасывая всадников, молотя копытами по упавшим людям. Мерлин, падая, исхитрился что-то сделать такое, что беленькую кобылку словно накрыло пологом тишины. Она замерла на месте, и королева, несмотря на свою погрузневшую фигуру, довольно ловко сползла с нее без посторонней помощи.

Артур с Гвейном не пострадали. Они соскочили с коней и кинулись к Мерлину. Неразбериха, суета, взбесившиеся животные, крики раздавленных людей. Какой-то черный шар с грохотом пронесся над их головами, с воем взорвался, усилив и без того ужасную панику. Мерлина, по всей видимости, задело чем-то магическим, потому что он ничего не предпринимал, только тряс головой да судорожно вытирал кровь, текущую из уха. Какой-то верзила вдруг схватил его, потащил вверх по ступеням храма. Одурманенный Мерлин ставил ноги жестко и неуверенно.

Внезапно всё как-то разобралось и затихло. Лошади, в пене, с вытаращенными глазами, умчались с площади, охрана сгруппировалась вокруг королевы, Артур оказался ближе всех к Мерлину, Гвейн тенью скользнул в сторону. Артур, держа в каждой руке по мечу, готов был атаковать и убивать. Но королева крикнула отчаянно, запрещая.

Артур, опускаясь на колено и разведя в стороны и вниз руки с мечами, демонстрировал подчинение. Я же складываю оружие, ты видишь? В то же время он мельком глянул на Мерлина, сознание которого явно плыло, на замершую королеву, которая медлила с магическим ударом, опасаясь задеть своего супруга, на охрану в кольчугах, что пыталась решить, кого в первую очередь атаковать и атаковать ли вообще.

Большинство людей пребывают в заблуждении, что в поединке всегда побеждает более физически сильный. Это не так. Исход боя зависит от того, кто опередит в первые минуты или сделает то, что противник совершенно не ожидает.

Один из нападавших, звероподобный бородач, держал Мерлина за волосы, приставив к основанию его шеи какую-то магическую хренотень. Артур даже видел бьющуюся жилку под беспомощно отвисшим подбородком. Полубессознательный Мерлин поймал взгляд Артура и, закатив глаза, обмяк, слегка поворачиваясь, прижимаясь к бородатому левым боком. Другой колдун, отведя взгляд от уже неопасного Артура, сияя магическими щитами, вдруг замахнулся очередным, непонятно откуда взявшимся шипастым, гудящим шаром. Королева ахнула, прижала руки к своему огромному животу.

Реакция Артура была мгновенной. Неистовая ярость не затуманила сознание – хотя ради Мерлина он был готов грохнуть любого и настрогать ломтями, – но неожиданно замедлила время. Его как раз хватило, чтобы коротко и сильно метнуть меч снизу как копье. Он задел Мерлина и воткнулся в бородатого, протыкая его почти насквозь. Кто-то хрипло завыл. Колдун всего на долю секунды отвел на звук глаза, и Артур, с колена кидаясь вперед, кинул второй меч в его страшный шар. Воспрявший Гвейн рубился с кем-то на площади. Наконец, очухалась охрана, скрутила еще пару человек. Артур остановился, бросил обеспокоенный взор на окровавленного, но стоящего на ногах Мерлина, шагнул было к нему, но тут страшно вскрикнула королева. Мерлин ринулся к ней, подхватил, не давая упасть.

– Домой, быстро, – обессилено прислоняясь к его плечу, простонала она. Артур, вздыхая, проводил взглядом царственную пару, и в этот момент на него навалились человек шесть охраны, скрутили и связали. Где-то бился и орал один из нападавших: " Он был с нами! Он наш! " Гвейн смылся под шумок и теперь следил за Артуром, прячась в тени колонн храма.

– Я ничего не нарушал, – яростно возразил Артур. – Как я могу что-то нарушить, если я никогда не читал ваших законов и не имею о них понятия?

– Вот сейчас мы тебе их и объясним, – с удовольствием сказал кто-то из темноты. – Ты чужак. Ты слишком близко подобрался к нашим владыкам.

– Позовите короля! – выкрикнул Артур. – Скажите вашему королю, что я…

– Скажем, конечно, скажем… – голос по-прежнему был благодушен. – Вот он придет в себя и, несомненно, скажем. А пока… – послышался металлический бряк, а в очаге вдруг вспыхнул огонь, – ты узнаешь главный закон, что нельзя проливать кровь короля.

– Я спас его, болван! Его бы убили! Что, я должен был стоять и…

– Вот и стоял бы, да не рыпался.

– Это несправедливо!

– А это смотря с чьей стороны разглядывать справедливость.

Через пару часов детальных объяснений Артур не чувствовал своего тела, практически не видел, сорвал голос, оглох и почти ничего не понимал. Ему казалось, что у него стала громкая кровь. Он ее слышал. Он несколько раз терял сознание, его сбрасывали с дыбы и приводили в чувство. И хоть бы раз облили водой, а не прижигали раскаленным прутом! Ему казалось, что даже волосы стонали от боли. Да какие там волосы? Те, что еще не обуглились?

Артуру всегда его жизнь казалась захватывающей. Но, вне всякого сомнения, особенно удались ее последние часы.

Он устал от всего этого до смерти.

Мерлин остановил, наконец, кровотечение у королевы – рано, рано ей еще рожать – переоделся у в своих покоях и хотел снова отправиться к жене, но краем глаза уловил перекошенное лицо Гвейна за спинами не пускавшей его стражи, и его что-то ударило в сердце. Струйка ледяного холода поднялась по позвоночнику, больно сжала волосы на затылке.

– Где Артур? – стремительно отодвигая здоровенных мужиков со своего пути, кинулся к нему Мерлин. – Он не ранен?

– Его схватили… Мер… Ваше величество… – Гвейн, сдерживая рыдание, вдруг повалился в ноги. – Его убьют. Он в пыточной.

Раздувая ноздри, Мерлин в бешенстве обернулся к начальнику стражи. Боясь испепелить взглядом его узкое лицо, сдерживаясь, перевел взгляд на тусклую коричневую позолоту аксельбанта.

– Не волнуйтесь, Ваше величество, – неправильно понял его офицер, преданно тараща глаза из-под упавшей на лоб пряди седоватых волос. – Крепкий, конечно, парень попался, но еще часок и его тело можно выставить на площадь.

– Покажи, где он? – Мерлин, совершенно обезумев, схватил мужчину за воротник, вгляделся. Офицер завыл, хватаясь за голову, и вдруг обмяк, упал на пол. Мерлин перешагнул через него и исчез.

Он едва успел. Угасающий взгляд Артура, искалеченное, изуродованное тело, а самое главное – бесформенная, искореженная субстанция вместо сияющей, напористой и потрескивающей от переизбытка энергии его обычной ауры, – на всю жизнь останется в его душе как самый большой, испытанный им ужас.

Из застенка Мерлин перенес практически безжизненного Артура в его комнатку. За несколько часов напряженной работы тело Артура он исцелил полностью. И хотя Мерлин устал до отчаяния, он напоследок еще раз торопливо осмотрел бледную, чистую как лед, кожу Артура и бонусом наколдовал большую ванну с горячей ароматной водой и новую удобную одежду. Но не остался, ушел, пошатываясь, к своей королеве. А на прощание сказал:

– Как только придешь в себя, дай мне знать через Гвейна. Вам надо уезжать. Ты в опасности. Надеюсь, что ты понял, о чем я.

Любовь Артура достигла той грани, за которой начались мучение и отчаяние. Его торопливые и бездумные метания сменились апатией. Несколько дней он пролежал в своей каморке, повернувшись лицом к стене. В конце концов, Гвейн стал ломиться к нему силой. Артур открыл. Его " заходи" сквозь стиснутые зубы звучало, как " пошел на хуй".

– Гордость прекрасное чувство, – глядя на мрачного Артура, сказал Гвейн, – если оно побуждает нас прятать собственную боль, а не причинять боль другим.

– Другим? Боль? – уставился на него Артур. – Да насрать мне на других и на их боль. Меня бы это не остановило, чтобы взвалить Мерлина на плечо и унести отсюда к чертовой матери. Меня останавливает только боль Мерлина. Вдруг ему здесь лучше, чем со мной? Он принц, его любят, у него скоро родится ребенок. Он может свободно практиковать магию. А в Камелоте? Что я могу предложить ему большего, чем он имеет здесь? Что у него будет в Камелоте?

– Ты, – глядя в глаза Артуру, сказал Гвейн. – Там будешь ты. Тебе всего лишь надо узнать, что для Мерлина важнее.

– Хорошо, – решился Артур. – Скажи ему, что я сегодня ночью буду ждать его… ну, он сам знает, где.

Лучезарным вечером – почему вечер не бывает лучезарным? но вот же он! – Артур ждал Мерлина в королевском саду. Он тихо покачивался на больших качелях, едва замечая, как заходящее солнце постепенно увело за собой золотые и малиновые облака. На трепещущие ветки сада искристой бахромой ложилась роса.

Пожалуйста, пусть он придет. А потом они уедут. Артур видел женщину Мерлина не много, достаточно. Он не хотел знать о том, как Мерлин вел себя с ней в постели, что шептал, кончая в нежное лоно. Он не представлял, совсем нет, как Мерлин ложился между ее ног, раздвигал своими губами лепестки ее влагалища и трогал кончиком языка маленький клитор. Не хотел знать, как она жалобно и тихо стонала под ним, как садилась на него верхом, лаская своими чудными белыми волосами, как обхватывала розовыми губами его член. Нет, он не думал об этом, правда. Артур хотел знать только одно – что эта женщина окончательно и бесповоротно осталась в прошлом.

Мерлин все-таки пришел на свидание, гибкий, ароматный, красивый и сел рядом. Он мял в ладонях маленький огненный шарик, словно тот был обычной глиной, не обжигаясь, да вроде и не замечая. Потом небрежным щелчком запулил его в темную воду фонтана. Нервничал. Артур совсем не расстроился за его опоздание. Ему казалось, что слова сейчас вообще не нужны. Достаточно дрожащих пальцев в ладони и быстрых взглядов. Свет звезд, поднявшихся во тьму, рассеянно мерцал на лице Мерлина. Артур закрыл глаза. Сейчас Мерлин был соткан из одних запахов, и этот запах обрел вкус и цвет, и даже от его выдоха и дрожащего " Артур" исходили нежность и аромат. Он улавливал малейшее изменение его быстрого дыхания, воздух между их лицами вибрировал от напряжения.

– Ты не боишься, что нас могут услышать или увидеть? – с некоторым любопытством спросил Артур, в очередной раз поражаясь беспечности Мерлина.

– Нет, – пренебрежительно фыркнул тот и щелкнул пальцами. Воздух вокруг них сгустился, пронизанный странными блестками света. – Никто нас теперь не увидит и не услышит.

Вот так, оппа! Просто щелкнул пальцами. Чародей, да.

– Ты меня ненавидишь? – подавленно спросил Мерлин.

– Я ненавижу те цепи, которыми ты себя сковал. Хотя… может, я и не прав. Возможно, тебе они нравятся?

– Я слишком увяз во всем этом, – Мерлин бессильно повел рукой.

– И что ты со всем этим, – Артур передразнил его жест, – собираешься делать? Ждать, когда все пройдет само собой?

Мерлин молча смотрел на него. Потом разделся. Он стоял перед Артуром совсем другой, чем год назад – загорелый, хитрый, увертливый, мускулистый как змея. Плечи его дрожали, он удерживал себя от того, чтобы не ссутулиться под взглядом Артура. Жажда прощения, раскаяния. Можно было руками дотронуться.

Хотя Мерлин был здесь, рядом, Артур все равно думал о нем. Это было невыразимо. Плевать на пафос. Любовь Артура была невыразима.

– Я не могу возместить тебе… тот урон… боль… – прошептал Мерлин. Его глаза подозрительно мерцали непролитыми слезами. – Ну, какого приглашения ты ждешь?

– Перестань, – поморщился Артур, протягивая руки и усаживая нагого Мерлина верхом к себе на колени. – Ты ведь сейчас своей голой задницей не прощение пришел вымаливать?

Артур просто тащился от своей выдержки. Ведь лучи тела Мерлина едва не остановили его сердце. Как вообще удалось что-то выговорить внятное? Но он исхитрился даже уточнить:

– Тот… урон, ведь не означает, что наше будущее потеряло всякий смысл?

– А-а-а… – Мерлин выгнулся, подставляясь под жесткие ладони. – Не обращай внимания… Продолжай. – Губы его дрогнули, и он наклонился вперед.

– Я и не собирался обращать внимания на слова идиота, – прошептал Артур, хватая ладонь Мерлина и просовывая ее себе под завязки штанов. – Сам продолжай.

Время замедлило бег. Артур осыпал ласками Мерлина изо всех сил своей любви и своего отчаяния. Левой рукой он прижал его ягодицы, а правой обхватил затылок, не позволяя вырываться, целуя, лаская, трахая его рот языком с неумолимой нежностью. Он наслаждался дыханием Мерлина, медовым, сладким, текучим… Мой ангел… Он чувствовал, как сердце Мерлина колотится напротив его. Провел пальцами между упругих половинок, ткнулся в зажатый вход. Мерлин что-то замычал, и Артур почувствовал масляную шелковистость смазки. Хм… хорошо быть магом! Втискивая пальцы в Мерлина, сам уже не мог сдержать стона. Мерлин ерзал, насаживаясь глубже, одновременно елозя рукой в штанах Артура, лаская его член. Потом бросил это дело, отвлекся на себя, свои ощущения, задрожал всем телом, завыл в рот Артура. Тот перехватил правой рукой его вспотевшую спину, Мерлин сразу же выгнулся, подставляя горло под поцелуи, коротко и часто выдыхая – ах, ах, ах, – вцепился в плечи Артура и вдруг замер, наклонил голову, уперся губами в лоб Артура:

– Вставляй, давай… не могу больше… Как же я скучал…

Артур его приподнял, перехватил свой член, направляя, и в нежное трепетное вошло жесткое твердое. Сдавленный стон перехватил горло.

– На этом все, – отстраненно сказал Мерлин, застегивая камзол. – Утром вы с Гвейном уедете. Ты слишком надолго оставил Камелот. Там пока все спокойно, но…

– Ты откуда знаешь?

– Я смотрел. Уезжай, – небрежно тряхнул головой, расчесал пальцами взлохмаченные волосы.

– Без тебя? – Артур не удержался, встал и сжал его руки.

– Да. У меня есть обязанности, которыми я не могу пренебречь.

– Но ты же сам только что…

– Я лгал, – сказал Мерлин с пугающим спокойствием. – Все связи рвутся.

Мерлин заковал все свои чувства в жесткую, блестящую броню. Попробуй, достучись. Один гул только.

– Это подло и гадко.

– Кто бы говорил…

Повернулся и ушел. Чтобы стать настоящим королем, нужно научиться бестрепетно исполнять задуманное. Это было простым решением. Надо всего лишь набраться мужества и осуществить его.

– Войну, что ли, тебе объявить, – пробормотал Артур ему вослед. – Завоюю и прикую цепью к себе. Чтобы всегда был мой.

Чуть откинув голову и смежив веки, Артур вслушивался в тишину. К черту. К черту все. Он оказался одинок в этой звездной темноте. Да еще ночь оказалась такой холодной, что у него замерзло сердце.

Любовь невозможно понять. Восторг и ласка. Бичи и терния. Она нелепа.

Артур и Гвейн уехали на рассвете в белый туман.

Мерлин сам положил им в котомки свежий сыр, овсяное печенье, буханку черного хлеба, вяленое мясо, сушеные фрукты. И, для роскоши, миндаль с еще горячими лепешками, пропитанными оливковым маслом и посыпанными крупной морской солью. Оплетенную жесткой соломой бутыль с красным сладким вином.

Иногда у нас совсем нет выбора.

– Мальчик или девочка? – задыхаясь, спросил принц-консорт.

И когда услышал, отвернулся и едва не заплакал от облегчения. Мерлин думал о том, что его жизнь хороша, раз заслужила повторения. Они с королевой были близки физически, но души и сердца их – разделены. Жизни его и королевы не сложились. Они умножились. У него появилась дочь. Радость его была невыразима, она горела в нем, словно маленький кусочек солнца.

– Нам нужно поговорить, – Мерлин чувствовал волнение и неуверенность. Он откашлялся. Почему-то все слова вдруг вылетели из его головы. – О любви…

Королева гордо и чуть снисходительно смотрела стылыми серебряными глазами на своего суженого:

– Любовь? Дорогой мой, я королева, какая любовь? Я тебе благодарна за то, что ты был добр и уважителен со мной. За то, что никогда не был покорным и услужливым. За то, что в постели ты старался быть нежным. За то, что был другом. Сердечным другом. За то, что подарил мне дочь.

– Я… – Мерлин сглатывал чувство вины. Ему казалось, что его сейчас поразит карающий гром небесный.

– У тебя есть совесть. А это неподходящее качество для правителя. И тебя сейчас мучает, что ты был возлюбленным без любви. Но любовь не может возникнуть по приказу. Ты великий маг, но магия любви никому не подвластна, это стихия, которая сама может укрощать кого угодно – хоть слуг, хоть королей, хоть богинь. Супруг мой, ты же никогда не любил меня. Ты выполнил свой договор, и ты мне больше не нужен. Дочь я тебе не покажу. Нет, я не жестока, нет. Просто… не привязывайся к ней. – Королева была безжалостна и спокойна. – Единственное, о чем я хочу тебя попросить, чтобы ты отпускал иногда к моим драконятам Килгару. Рано или поздно, но самочкам понадобится партнер.

– Конечно, – Мерлин сглотнул. – Конечно, о чем речь. Килгаре это понравится.

– И еще… – королева вдруг смутилась, – если захочешь вернуться, не ко мне, а вообще… Тот замок в горах, где мы провели первую неделю с тобой…

Теперь заалел Мерлин.

– … он твой. Все бумаги в канцелярии. Прощай, дорогой.

Мерлин так и не решился спросить, а любила ли его королева?

То, чего не знаешь, не может причинить боли.

Ранней осенью, возвращаясь с рыцарями после удачной охоты, Артур нагнал пешего путника. Тот упруго и целеустремленно шел в сторону Камелота.

– Зачем к нам? – перегородив дорогу, лениво поинтересовался король.

– Ваше величество, – спросил Мерлин, склонив голову и сжимая кулаки, – вам, случайно, слуга не нужен?

– Нет, – равнодушно ответил король и неспешно тронул шенкелями коня.

Мерлину стало так больно! Показалось, что у него треснуло лицо. В испуге он потрогал его и обнаружил, что это просто улыбка. Улыбка изо всех сил.

– А впрочем, – отъехав на пару шагов от обмершего Мерлина, Артур обернулся, – мне нужен придворный маг. Ты не знаешь, кто бы мог претендовать на это место?

И не вытерпел – счастливо засмеялся.

Эта любовь была не просто вспышкой страсти, она стала первой и последней любовью, вечной любовью, самой счастливой и горькой планидой, какой только может выпасть на долю человека. И невозможно приписать эти чувства естественному инстинкту размножения, ведь в результате любви Артура к Мерлину не могли родиться новые создания. Тем более что жизнь уже попыталась вдохновить одного из них на правильные чувства – у Мерлина была прекрасная женщина, и у него появилась дочь. Но он все равно не стал действовать на благо природы, не стал слепым исполнителем ее прихоти, ушел к Артуру.

Покуда не разлучила их смерть.

Поди разберись, какая именно любовь – настоящая.

Всё.