Белый дом

Морозное солнце. С парада

Идут и идут войска.

Я полдню январскому рада,

И тревога моя легка.

Здесь помню каждую ветку

И каждый силуэт.

Сквозь инея белую сетку

Малиновый каплет свет.

Здесь дом был почти что белый,

Стеклянное крыльцо.

Столько раз рукой помертвелой

Я держала звонок‑ кольцо.

Столько раз… Играйте, солдаты,

А я мой дом отыщу,

Узнаю по крыше покатой,

По вечному плющу.

Но кто его отодвинул,

В чужие унес города

Или из памяти вынул

Навсегда дорогу туда…

Волынки вдали замирают,

Снег летит, как вишневый цвет…

И, видно, никто не знает,

Что белого дома нет.

* * *

Широк и желт вечерний свет,

Нежна апрельская прохлада.

Ты опоздал на много лет,

Но все‑ таки тебе я рада.

Сюда ко мне поближе сядь,

Гляди веселыми глазами:

Вот эта синяя тетрадь –

С моими детскими стихами.

Прости, что я жила скорбя

И солнцу радовалась мало.

Прости, прости, что за тебя

Я слишком многих принимала.

* * *

Я не знаю, ты жив или умер, –

На земле тебя можно искать

Или только в вечерней думе

По усопшем светло горевать.

Все тебе: и молитва дневная,

И бессонницы млеющий жар,

И стихов моих белая стая,

И очей моих синий пожар.

Мне никто сокровенней не был,

Так меня никто не томил,

Даже тот, кто на муку предал,

Даже тот, кто ласкал и забыл.

* * *

Нет, царевич, я не та,

Кем меня ты видеть хочешь,

И давно мои уста

Не целуют, а пророчат.

Не подумай, что в бреду

И замучена тоскою,

Громко кличу я беду:

Ремесло мое такое.

А умею научить,

Чтоб нежданное случилось,

Как навеки приручить

Ту, что мельком полюбилась.

Славы хочешь? – у меня

Попроси тогда совета,

Только это – западня,

Где ни радости, ни света.

Ну, теперь иди домой

Да забудь про нашу встречу,

А за грех твой, милый мой,

Я пред Господом отвечу.

* * *

Из памяти твоей я выну этот день,

Чтоб спрашивал твой взор беспомощно –

туманный:

Где видел я персидскую сирень,

И ласточек, и домик деревянный?

О, как ты часто будешь вспоминать

Внезапную тоску неназванных желаний

И в городах задумчивых искать

Ту улицу, которой нет на плане!

При виде каждого случайного письма,

При звуке голоса за приоткрытой дверью

Ты будешь думать: «Вот она сама

Пришла на помощь моему неверью».

* * *

Не хулил меня, не славил,

Как друзья и как враги.

Только душу мне оставил

И сказал: побереги.

И одно меня тревожит:

Если он теперь умрет,

Ведь ко мне Архангел Божий

За душой его придет.

Как тогда ее я спрячу,

Как от Бога утаю?

Та, что так поет и плачет,

Быть должна в Его раю.

* * *

Там тень моя осталась и тоскует,

Все в той же синей комнате живет,

Гостей из города за полночь ждет

И образок эмалевый целует.

И в доме не совсем благополучно:

Огонь зажгут, а все‑ таки темно…

Не оттого ль хозяйке новой скучно,

Не оттого ль хозяин пьет вино

И слышит, как за тонкою стеною

Пришедший гость беседует со мною?

* * *

Двадцать первое. Ночь. Понедельник.

Очертанья столицы во мгле.

Сочинил же какой‑ то бездельник,

Что бывает любовь на земле.

И от лености или со скуки

Все поверили, так и живут:

Ждут свиданий, боятся разлуки

И любовные песни поют.

Но иным открывается тайна,

И почиет на них тишина…

Я на это наткнулась случайно

И с тех пор все как будто больна.

* * *

Небо мелкий дождик сеет

На зацветшую сирень.

За окном крылами веет

Белый, белый Духов день.

Нынче другу возвратиться

Из‑ за моря – крайний срок.

Все мне дальний берег снится,

Камни, башни и песок.

На одну из этих башен

Я взойду, встречая свет…

Да в стране болот и пашен

И в помине башен нет.

Только сяду на пороге,

Там еще густая тень.

Помоги моей тревоге,

Белый, белый Духов день!

* * *

Не тайны и не печали,

Не мудрой воли судьбы –

Эти встречи всегда оставляли

Впечатление борьбы.

Я, с утра угадав минуту,

Когда ты ко мне войдешь,

Ощущала в руках согнутых

Слабо колющую дрожь.

И сухими пальцами мяла

Пеструю скатерть стола…

Я тогда уже понимала,

Как эта земля мала.

МИЛОМУ

Голубя ко мне не присылай,

Писем беспокойных не пиши,

Ветром мартовским в лицо не вей.

Я вошла вчера в зеленый рай,

Где покой для тела и души

Под шатром тенистых тополей.

И отсюда вижу городок,

Будки и казармы у дворца,

Надо льдом китайский желтый мост.

Третий час меня ты ждешь – продрог,

А уйти не можешь от крыльца

И дивишься, сколько новых звезд.

Серой белкой прыгну на ольху,

Ласочкой пугливой пробегу,

Лебедью тебя я стану звать,

Чтоб не страшно было жениху

В голубом кружащемся снегу

Мертвую невесту поджидать.

* * *

Как белый камень в глубине колодца,

Лежит во мне одно воспоминанье.

Я не могу и не хочу бороться:

Оно – веселье и оно – страданье.

Мне кажется, что тот, кто близко

взглянет

В мои глаза, его увидит сразу.

Печальней и задумчивее станет

Внимающего скорбному рассказу.

Я ведаю, что боги превращали

Людей в предметы, не убив сознанья,

Чтоб вечно жили дивные печали.

Ты превращен в мое воспоминанье.

* * *

Первый луч – благословенье Бога –

По лицу любимому скользнул,

И дремавший побледнел немного,

Но еще покойнее уснул.

Верно, поцелуем показалась

Теплота небесного луча…

Так давно губами я касалась

Милых губ и смуглого плеча…

А теперь, усопших бестелесней,

В неутешном странствии моем,

Я к нему влетаю только песней

И ласкаюсь утренним лучом.

* * *

Лучше б мне частушки задорно выкликать,

А тебе на хриплой гармонике играть,

И, уйдя, обнявшись, на ночь за овсы,

Потерять бы ленту из тугой косы.

Лучше б мне ребеночка твоего качать,

А тебе полтинник в сутки выручать,

И ходить на кладбище в поминальный день

Да смотреть на белую Божию сирень.

* * *

Мне не надо счастья малого,

Мужа к милой провожу

И, довольного, усталого,

Спать ребенка уложу.

Снова мне в прохладной горнице

Богородицу молить…

Трудно, трудно жить затворницей,

Да трудней веселой быть.

Только б сон приснился пламенный,

Как войду в нагорный храм,

Пятиглавый, белый, каменный,

По запомненным тропам.

* * *

Еще весна таинственная млела,

Блуждал прозрачный ветер по горам,

И озеро глубокое синело –

Крестителя нерукотворный храм.

Ты был испуган нашей первой встречей,

А я уже молилась о второй,

И вот сегодня снова жаркий вечер, –

Как низко солнце стало над горой…

Ты не со мной, но это не разлука:

Мне каждый миг – торжественная весть.

Я знаю, что в тебе такая мука,

Что ты не можешь слова произнесть.

* * *

Город сгинул, последнего дома

Как живое взглянуло окно…

Это место совсем незнакомо,

Пахнет гарью, и в поле темно.

Но когда грозовую завесу

Нерешительный месяц рассек,

Мы увидели: на гору, к лесу

Пробирался хромой человек.

Было страшно, что он обгоняет

Тройку сытых, веселых коней,

Постоит и опять ковыляет

Под тяжелою ношей своей.

Мы заметить почти не успели,

Как он возле кибитки возник.

Словно звезды глаза голубели,

Освещая измученный лик.

Я к нему протянула ребенка,

Поднял руку со следом оков

И промолвил мне благостно‑ звонко:

«Будет сын твой и жив и здоров!»

Анна Ахматова. Худ. Ю. Анненков. 1921 год.