Картина седьмая

Помещение Ганноверского суда.

В центре, лицом к зрителям, — ганноверский Судья. Справа от него Рамкопф. Чуть спереди — скамья для свидетелей, на ней Баронесса, Феофил, Бургомистр. Слева, под охраной Фельдфебеля, — Мюнхгаузен.

Сначала все стоя дослушивают последние аккорды гимна, который исполняет Музыкант на клавесине, затем все рассаживаются.

Судья. Начинаем второй день судебного заседания по делу садовника Миллера. Слово — представителю обвинения. Прошу вас, господин Рамкопф.

Рамкопф. Уважаемый суд! Могу смело сказать, что за процессом, который происходит в нашем городе, с затаенным дыханием следит сегодня вся Европа. Популярность покойного барона Мюнхгаузена столь велика, что, естественно, появилось немало мошенников, стремящихся погреться в лучах его славы. Один из них сидит передо мной на скамье подсудимых. Воспользовавшись своим внешним сходством с покойным бароном, овладев его походкой, голосом и даже отпечатками пальцев, подсудимый коварно надеется, что будет признан тем, кем не является на самом деле. Уже вчера мною приводились неопровержимые факты, отвергающие эти притязания: справка о смерти барона, выписка из церковной книги, квитанция на гроб! Все это подсудимый считает неубедительным... Что ж?.. Доведем расследование до конца. Послушаем голоса родных и близких... Вызываю в качестве свидетельницы баронессу Якобину фон Мюнхгаузен!

Судья. Баронесса, прошу вас подойти сюда.

Баронесса подходит.

Поклянитесь на Святом писании говорить только правду.

Баронесса. Клянусь!

Рамкопф. Свидетельница, посмотрите внимательно на подсудимого. Знаком ли вам этот человек?

Баронесса. Да.

Рамкопф. Кто он?

Баронесса. Садовник Миллер.

Рамкопф. Откуда вы его знаете?

Баронесса. Он поставляет цветы на могилу моего супруга.

Рамкопф. Простите за такой нелепый вопрос: а не похож ли он на покойного барона? Присмотритесь повнимательней...

Баронесса. Некоторое сходство есть, но очень незначительное. Карл был выше ростом, шире в плечах... другой взгляд... Он носил усы.

Рамкопф. Усы можно отрастить.

Баронесса. Можно отрастить бороду — все равно я не признаю в нем Мюнхгаузена!

Рамкопф. Благодарю вас! У меня больше нет вопросов.

Судья. Подсудимый, вы хотите задать вопрос свидетельнице?

Мюнхгаузен. Да, господин судья. (Встает.) Простите, сударыня, как вас зовут?

Баронесса. Не понимаю.

Мюнхгаузен. Меня интересует ваше имя!

Рамкопф. Протестую!

Мюнхгаузен. Почему? Это тайна?

Баронесса. Мое имя, сударь, Якобина фон Мюнхгаузен!

Мюнхгаузен. А как вы можете доказать, что вы та, за кого себя выдаете?

Рамкопф. Протестую!

Судья. Отвожу ваш протест, обвинитель! (Мягко.) Подождите, это интересно...

Мюнхгаузен. Я спрашиваю: чем вы можете доказать, что вы баронесса Якобина фон Мюнхгаузен, супруга знаменитого барона?

Баронесса. По-моему, это излишне доказывать. Меня тут все знают... Есть бумаги, документы... Это — издевательство!

Мюнхгаузен. Отнюдь! Я иду тем же логическим путем, что и наш уважаемый суд... Документы ничего не доказывают, они могут быть присвоены, свидетели могут ошибаться — вы очень похожи на настоящую баронессу...

Баронесса. Что значит «похожа»? Я есть я!

Мюнхгаузен. Это надо доказать!.. Если взять портреты баронессы, те, что висят в спальне и гостиной, то свидетельница на них мало похожа... Та баронесса и моложе, и красивей. Если взять платья баронессы, то свидетельница в них просто не влезет!

Баронесса. Влезу!

Мюнхгаузен. Но каким путем?! В двойном корсете! Честный человек так поступать не станет!..

Рамкопф. Неслыханно! Я протестую!

Судья. Протест принимается. Вы свободны, баронесса.

Мюнхгаузен. Я протестую! До тех пор, пока не установлена личность свидетельницы, вы не должны называть ее баронессой...

Судья. Успокойтесь, подсудимый! Лишаю вас слова! (Баронессе.) Вы

свободны... сударыня.

Возмущенная Баронесса проходит на свое место.

Рамкопф. Вызываю в качестве свидетеля господина Феофила фон Мюнхгаузена.

Феофил (испуганный и взволнованный, выходит вперед, кладет руку на Библию). Клянусь!

Мюнхгаузен. В чем?

Судья. Подсудимый, вопросы потом! (Феофилу.) Вы клянетесь говорить правду, не так ли?

Феофил. Да.

Рамкопф. Господин барон, знаете ли вы подсудимого?

Феофил. Нет.

Рамкопф. Можете ли вы хоть отдаленно признать в нем своего покойного родителя?

Феофил. Никогда!

Рамкопф. Достаточно! Я прошу суд избавить ранимую душу юноши от дальнейших расспросов.

Мюнхгаузен. Почему же? Я бы тоже хотел кое о чем спросить.

Судья. Подсудимый, если вы еще раз собираетесь поставить под сомнение личность свидетеля...

Мюнхгаузен (перебивая). Нет, нет, к сожалению, это действительно мой сын.

Рамкопф. Протестую!

Мюнхгаузен. Извините — сын барона!.. Хотя это звучит также парадоксально. Но очевидно, в этом есть какое-то непонятное свойство природы: вино переходит в уксус, Мюнхгаузен — в Феофила...

Судья. Говорите по существу!

Мюнхгаузен. Да, да... Это я и собираюсь. Я хочу спросить у молодого барона: что вы знаете о своем отце?

Феофил. Не понимаю...

Мюнхгаузен. Ну, каким он был?

Феофил. Он был героем!

Мюнхгаузен. Так.

Феофил. Он был путешественником, охотником...

Мюнхгаузен. Еще?..

Феофил (неуверенно). Ну... еще... кавалеристом...

Мюнхгаузен. Все?

Судья. Не понимаю, что вы хотите от свидетеля?

Мюнхгаузен. Я хочу обратить внимание суда на то, что свидетель знает о бароне только то, что напечатано в книжке.

Феофил. Неправда!

Мюнхгаузен. Тогда свидетель, может быть, сообщит об отце свои личные наблюдения?.. Что он пил по утрам: чай или молоко? Какой предпочитал табак? Какую песню любил напевать, возвращаясь с охоты? О чем мечтал?..

Феофил молчит.

Нет, свидетель ничего этого не знает... С детства он был отгорожен матерью от губительной дружбы с отцом и, будучи послушным мальчиком, не искал этой дружбы. Может ли теперь он узнать или не узнать меня? Его память об отце не больше, чем память табуретки о дубовой роще...

Феофил (вспыхнув). Ненавижу! Дуэль! Немедленно! Стреляться через платок!

Рамкопф. Протестую!

Судья. Прекратить! Свидетель, вы свободны.

Феофил. Дуэль! Я прошу дуэль!

Судья. Вы не можете стреляться с обвиняемым: вы — барон, он — садовник. Сядьте на место!

В отчаянии Феофил садится на свое место.

Рамкопф. Прошу господина бургомистра.

Бургомистр. Извиняюсь, господин Рамкопф, но я бы хотел уклониться от этой неприятной обязанности.

Судья. Это невозможно! Вы были другом покойного барона, ваши показания необходимы.

Бургомистр. Господин судья, я старый человек. Избавьте меня от этой муки... У меня слабые глаза и совершенно ненадежная память. Я могу ошибиться...

Судья. Но вы узнаете в подсудимом барона или нет?

Бургомистр. Не знаю!.. Честное слово... Иногда мне кажется, что это он, иногда — нет... Могу ли я полагаться на свои личные ощущения в таком важном деле?.. Полностью доверяю суду. Как решите, так и будет!

Баронесса. Какой позор! И это — наш бургомистр!

Бургомистр. Извините, баронесса... Извините, подсудимый... Я — на службе. Если решат, что вы Мюнхгаузен, я упаду вам на грудь, если Миллер — посажу за решетку. Вот все, что я могу для вас сделать...

Судья. Садитесь, свидетель.

Бургомистр садится.

Господин обвинитель, у вас все?

Рамкопф. По-моему, достаточно.

Судья. Подсудимый, нет ли у вас свидетелей в вашу защиту?

Мюнхгаузен. Слуга Томас.

Рамкопф. Протестую! Мы устанавливаем личность барона, и показания свидетелей низкого происхождения не имеют юридической силы.

Судья. Протест удовлетворен. (Мюнхгаузену.) Других свидетелей нет?

В суд вбегает Марта.

Марта. Есть, ваше превосходительство!

Рамкопф. Прошу сделать перерыв! Мне плохо...

Судья. Объявляется перерыв на десять минут! (Начинает собирать бумаги.)

Фельдфебель уводит Мюнхгаузена. Рамкопф бросается к Марте.

Рамкопф. Фрау Марта, зачем вы явились?

Марта. Я хочу сказать правду.

Рамкопф (взволнованно). Будьте благоразумны. Если он раскается, мы добьемся помилования. Иначе — десять лет тюрьмы. Подумайте!

Марта (твердо). Я скажу правду!

Рамкопф (зло). Тогда мы и вас привлечем к ответственности как лжесвидетеля!

Баронесса (подойдя к ним). Успокойся, Генрих! Если человек хочет сказать правду, он имеет на это право. (Марте.) Мне бы только хотелось знать, какую правду вы имеете в виду?

Марта. Правда одна.

Баронесса. Правды вообще не бывает. Правда — это то, что в данный момент считается правдой... Хорошо! Вы скажете суду, что он — Мюнхгаузен. Но разве это так?.. Этот сытый торговец, этот тихий семьянин — Мюнхгаузен?.. Побойтесь бога!.. Нет, я не осуждаю вас, фрау Марта, наоборот — восхищаюсь. За три года вам удалось сделать из моего мужа то, что мне не удалось и за двадцать. Но теперь, когда мы совместными усилиями добились успеха, зачем начинать все сначала?

Марта. Я люблю его.

Баронесса. И поэтому ушли из дома? И только поэтому?

Марта. У каждого своя логика, сударыня. Вы понимаете, что можно выйти замуж не любя. Но чтобы уйти любя — вам понять не дано!

Баронесса (вспыхнув). А что она ему дала, ваша любовь? Серую жизнь, теперь — скамью подсудимых... А завтра — тюрьму или... смерть!

Марта. Смерть?

Рамкопф. Имейте в виду, фрау Марта, если судебное расследование зайдет в тупик, мы будем вынуждены пойти на крайнюю меру. Мы проведем экспертизу! Бросим его в болото или заставим прокатиться на ядре... На настоящем ядре, Фрау Марта!

Марта (печально). Господи! Неужели вам обязательно надо убить человека, чтобы понять, что он — живой?..

Рамкопф. У нас нет выхода. А теперь, когда вы знаете все, решайте... (Кричит за сцену.) Фельдфебель, приведите подсудимого!

Баронесса (Марте). И мой вам совет — не торопитесь стать вдовой Мюнхгаузена. Это место пока занято.

Фельдфебель вводит Мюнхгаузена.

Пойдем, Генрих! Оставим садовника с женой наедине.

Баронесса и Рамкопф уходят. Рамкопф по пути останавливает Фельдфебеля.

Рамкопф (Фельдфебелю). Будь здесь. И запомни все, о чем говорили.

Фельдфебель. Слушаюсь! (Прячется за клавесин.)

Марта и Мюнхгаузен бросаются навстречу, говорят, перебивая друг друга.

Марта. Карл, милый мой, родной, хороший...

Мюнхгаузен. Марта, поздравь! Я оживаю...

Марта. Прости меня.

Мюнхгаузен. За что? Все было сделано великолепно. Я просыпаюсь, в доме никого нет, только записка: «Прости, дорогой, но мне все осточертело!» Лучшее любовное послание за всю мою жизнь.

Марта. Если хочешь, давай вернемся... Я согласна терпеть.

Мюнхгаузен. Меня?! «Две поливки, три поливки...» Опять жить этой растительной жизнью? Никогда!

Марта. Тебе грозит тюрьма.

Мюнхгаузен. Чудное место! Там Овидий и Сервантес, мы будем перестукиваться...

Марта (печально). Карл, ты не знаешь самого главного... Они ни перед чем не остановятся. Они придумали какую-то страшную экспертизу...

Мюнхгаузен (радостно). Наконец-то! Настоящее дело! Это я и сам хотел предложить. Ты не представляешь, как мне надоел этот суд! Чем я занимаюсь? Крючкотворствую, цепляюсь за слова... Дело! Докажем делом!

Марта (кричит). Они убьют тебя! Понимаешь? Убьют насмерть!

Мюнхгаузен (растерянно). Насмерть?.. Зачем?.. (Задумался.) Впрочем, этого надо было ожидать... Ты знаешь, Марта, почему я перестал быть Мюнхгаузеном? Потому что тогда в кабинете, три года назад, выстрелил в воздух. Такой отличный стрелок, а в себя не попал... Они мне этого никогда не простят... Что ж... Будем честными до конца!

Марта. Нет, милый. На это я не соглашусь. Видно, уж такая моя судьба: в самый трудным момент — отступать. Я буду свидетельствовать, что ты — Миллер. Я предам тебя!

Мюнхгаузен (грустно). Не делай этого, Марта.

Марта (обреченно). Ты — Миллер, садовник, я — твоя жена Марта Миллер, нас обвенчали в сельской церкви, у нас родился мальчик...

Мюнхгаузен (сжал ей руку). Тихо! Не торопись... (Оглянулся на подслушивающего Фельдфебеля.) Господин фельдфебель, вам хорошо слышно?

Фельдфебель. Не очень.

Мюнхгаузен. Сейчас мы подойдем поближе. (Марте.) Пойдем, милая. Надо все спокойно обсудить.

Они подходят к клавесину. Марта и Мюнхгаузен садятся за клавесин, начинают тихо играть в четыре руки. Это какая-то странная, печальная мелодия. Фельдфебель изумленно наблюдает за ними. Вбегает Рамкопф.

Рамкопф. Что это? Зачем?

Фельдфебель. Не могу знать! Они как-то не по-нашему разговаривают.

Музыка звучит громче и тревожней.

Затемнение.