Студопедия

Главная страница Случайная страница

КАТЕГОРИИ:

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Обитель милосердия






 

Навстречу Энни и Остре вышла строгая дама лет тридцати, в желто-коричневом одеянии, в черном апостольнике и перчатках. У нее был острый, слегка вздернутый нос, широкий и тонкий рот, привычно выражавший недовольство, и серые пронзительные глаза, которыми она сразу же тщательным образом измерила девушек, едва те вылезли из экипажа.

Сопровождавшие девушек стражники принялись разгружать их вещи, которые находились на крыше повозки.

– Я принцесса Энни из рода Отважных, – гордо выпрямившись, представилась Энни. – Дочь короля Кротении. А это моя фрейлина Остра Лаесдаутер. С кем имею честь говорить?

Губы монахини чуть тронула улыбка, вызванная, очевидно, какой-то мыслью.

– Меня зовут сестра Касита, – сказала она с резким виргенианским акцентом. – Добро пожаловать в обитель Милосердия.

При этом сестра Касита не поклонилась и даже не удосужилась кивнуть головой. Уж не слаба ли она была на ухо? Или жизнь в Вителлио так отличалась от той, к которой привыкла Энни, что здесь даже не признавали дочерей короля? Что же это за место? Куда она попала?

«Я сама сделала свой выбор, – подумала Энни, стараясь побороть неожиданно возникший дурной привкус во рту, – постараюсь обратить его себе на пользу».

Обитель Милосердия являла собой вполне привлекательное место, даже, можно сказать, экзотическое. Она возвышалась посреди обширного сельского ландшафта, как будто выросла из его недр. Камень, из которого она была построена, оказался того же желто-красного цвета, что и отложения, видневшиеся на обочинах дороги. Сам монастырь стоял на вершине горы и был обнесен не столько высокой, сколько длинной стеной, внутри которой могло поместиться небольшое селение. Различные по высоте квадратные башенки с заостренными крутыми крышами, покрытыми выцветшей черепицей, располагались вдоль стены на разном расстоянии друг от друга. Дом настоятельницы, насколько его могла разглядеть Энни через арку ворот, был довольно крупной, но, вопреки ожиданиям, невысокой постройкой в конце вымощенного плиткой двора.

Виноград и примула обвивали стены и башни, а оливковые деревья росли, не подчиняясь порядку, что придавало этому месту несколько неопрятный, но в то же время девственный вид.

Только одна нота нарушала общую гармонию обители – десяток толпящихся возле ворот людей с мулами и повозками, которые, казалось, там разбили лагерь. С обмотанными каким-то тряпьем головами они сидели в разных позах под временным навесом, который смастерили из легкой простой ткани.

– Сефри, – шепотом произнесла Остра.

– Это еще что такое? – строго осведомилась сестра Касита.

– Простите, сестра, – сказала Остра, – но если вас это интересует, то я просто обратила внимание моей подруги на лагерь сефри. – При этом она сделала неглубокий реверанс.

– Имейте в виду, – предупредила сестра, – если вы станете говорить тихо, это будет расцениваться как проступок.

– Благодарю вас, сестра, – более громко ответила Остра. – Я учту это впредь.

Энни, ощутив в себе прилив раздражения, слегка прочистила горло, после чего сказала:

– Куда мои люди могут отнести наши вещи?

– Мужчинам не дозволено появляться на территории обители Милосердия, – объяснила ей сестра Касита. – Все, что вам нужно, вы понесете сами.

– Что?

– Выберите то, что вам необходимо. Причем столько, сколько сможете отнести за один раз. Все прочее останется за воротами.

– Но здесь же сефри…

– Ну, да. Именно поэтому они здесь.

– Но это безумие, – возразила Энни. – Это мои вещи.

– Тогда тащите их сами, – пожав плечами, ответила монахиня.

– Все…

– Энни Отважная, – строго произнесла сестра Касита. – Вы находитесь очень далеко от Кротении.

Однако Энни не скучала ни по титулу, ни по почестям.

– Кротения всегда со мной рядом, – сказала она, кивнув в сторону капитана Марла и остальных стражников.

– Но они не станут ни во что вмешиваться, – продолжала сестра Касита.

– И вы позволите ей обращаться со мной таким образом? – обернувшись, Энни посмотрела на капитана Марла.

– Мои полномочия не распространяются на сестер, – произнес капитан Марл. – Мне надлежало доставить вас сюда в целости и сохранности и поместить под опеку обители Святой Цер, известной также под названием обители Милосердия. Я это сделал.

Энни перевела взгляд с капитана на сестру Каситу, потом на выгруженные из экипажа вещи – два огромных сундука, поднять которые было просто немыслимо.

– Очень хорошо, – сказала она наконец. – А ваши полномочия, капитан Марл, разрешают предоставить мне лошадь?

– Нет, принцесса.

– А веревку?

– Не нахожу никакой причины отказывать вам в этом, – немного поразмыслив, ответил он.

– Тогда давайте ее сюда.

Энни что-то промычала, упираясь всем телом в землю, и поклажа продвинулась еще чуть-чуть. Потом она переместилась еще на полшага вперед, чтобы волочить груз дальше.

– Уверяю вас, – сказала сестра Касита, – что бы вы с собой ни взяли, это не стоит таких усилий. Внутри этих стен вам мало что понадобится. Одежда, пища, вода и кое-какие инструменты. И все это вам будет предоставлено. Прочее и ненужное придется отбросить. Тем более что носить здесь украшения и хорошие платья вам все равно не позволят.

– Это мои вещи, – процедила сквозь сжатые зубы Энни.

– Можно я ей помогу? – в шестой раз попросила Остра.

– Это не твоя поклажа, моя дорогая, – ответила сестра. – Каждый имеет право нести только то, что принадлежит ему.

Энни подняла глаза, в которых читалась усталость. Она уже около часа волочила вещи, но дотащила их только до ворот. Ее старания привлекли внимание добрых двух десятков девушек приблизительно ее возраста. Все они были облачены в коричневые одеяния и такого же цвета апостольники. Многие из них над ней смеялись и отпускали в ее адрес разные колкости, но принцесса не обращала на них никакого внимания.

Энни напряглась в очередной раз, тщетно пытаясь нащупать первый мощеный камень, и веревка, переброшенная через грудь, больно впилась в тело.

Казалось, сефри этот спектакль забавлял не меньше других. Кто-то из их шайки бил в барабан, другой при помощи небольшого лука, используя его вместо смычка, пытался изобразить мелодию на каком-то пятиструнном инструменте.

– Брось ты это дело, принцесса Мул! – кричала одна из девушек. – Ты все равно никогда их не дотащишь, хоть и упряма как осел. И на что тебе это все сдалось?

В ответ на ее замечание остальные девушки дружно залились хохотом. Энни приметила зачинщицу. У нее была длинная тонкая шея и темные глаза, а волосы тщательно убраны под головной убор.

Энни ничего ей не ответила и, немного помрачнев, принялась снова тащить сундуки по земле. Ей пришлось возвращаться назад и тянуть каждый из них по отдельности, правда, когда она добралась до мощеного камня, стало чуть легче. Однако беда состояла в том, что к этому времени Энни совсем выбилась из сил.

Поначалу она даже не заметила, что девушки резко замолчали, а когда обратила на это внимание, то подумала, что ей почудилось. И лишь подняв глаза, поняла, что послужило причиной внезапно воцарившейся тишины.

Сначала она встретила взгляд – острый, суровый, сверлящий – подобно тому, какой был у святой Фендвы, покровительницы воинствующего безумия, которую Энни видела на картине в часовне у отца. Глаза смотрели так пронзительно, что было трудно определить их цвет, если таковой вообще был, настолько они были черны.

Грубое, старое и очень, очень мрачное лицо было цвета вишневого дерева, а одета женщина была во все черное, за исключением серого апостольника. Как только Энни увидела этот взгляд, ее сразу пронзил страх – страх перед тем, какая опасность могла таиться за этими зловещими глазами и грубыми складками на лице.

– Кто ты такая? – воскликнула пожилая дама. – И что, по-твоему, ты делаешь?

Энни постаралась овладеть собой. Кем бы ни была эта старуха, она – обычная женщина. И вряд ли могла тягаться с матерью или Эррен.

– Меня зовут Энни. Я из рода Отважных, принцесса Кротении. Мне сказали, я могу взять только те вещи, которые сумею дотащить до своей комнаты. Вот я и тащу. А могу я узнать, как мне следует обращаться к вам, сестра?

Собравшиеся вокруг женщины разом ахнули, даже у Каситы невольно поднялась бровь.

Пожилая дама заморгала, но при этом не изменила выражения своего лица.

– Мое имя здесь не принято произносить, – заявила она, – как, впрочем, и имена всех прочих сестер. Но ты можешь называть меня сестрой Секулой. Я местра этой обители.

– Очень хорошо, – произнесла Энни, стараясь обрести былую смелость. – Куда я могу поставить свои вещи?

Сестра Секула еще раз окинула девушку бесстрастным взором, после чего подняла палец. Поначалу Энни чуть не подумала, что та указала ей на небо.

– В верхнюю комнату слева, – сухо пояснила настоятельница монастыря.

Энни не сразу разобралась, что та имеет в виду самую высокую башню на крепостной стене.

Полночь застала Энни у подножия узкой винтовой лестницы, ведущей к верхнему этажу башни. Сестра Касита сменилась другой надзирательницей, которая представилась как Салаус. Рядом с Энни, конечно, была Остра, а остальные девушки уже разбрелись по своим кельям.

– Ну почему ты так упорствуешь, Энни? – шепотом спросила подругу Остра. – Ведь ты была готова все это бросить, когда собиралась сбежать. С чего вдруг эти вещи стали для тебя так важны?

Энни устало взглянула на подругу.

– Потому что я так решила, Остра. Все остальные решения принимались за меня другими. Сохранить свои вещи – это единственная возможность, которой я имею право воспользоваться.

– Я была наверху. Ты не сможешь этого сделать. Оставь один из сундуков здесь.

– Нет.

– Энни…

– А что, если я отдам один из них тебе? – спросила Энни.

– Мне не разрешили тебе помогать.

– Нет. Я имею в виду, что отдам тебе свой сундук со всем его содержимым.

– Послушай, но потом мне все равно придется его вернуть.

– Нет. Он будет твой, Остра. Навсегда.

Остра от изумления закрыла рукой рот.

– У меня никогда ничего своего не было, Энни. И вряд ли мне разрешат…

– Вздор! – повысив голос, произнесла Энни. – Сестра Салаус, я собираюсь отдать один из моих сундуков своей подруге Остре. Могу я это сделать?

– Если вы в самом деле собираетесь его подарить…

– Конечно, – ответила Энни и, указав на меньший из сундуков, сказала подруге: – Возьми вот этот. Здесь лежат два хороших платья, чулки, зеркало, гребешки…

– Зеркало, украшенное опалами?

– Да, оно.

– Но ты не можешь мне его подарить.

– Я уже это сделала. Сейчас. Выбирай. Либо мы несем наши вещи в комнату, либо оставляем их для сефри. Я свой выбор сделала. Теперь слово за тобой.

 

Когда девушки наконец втащили сундуки в свою комнату, до рассвета оставалось около часа. Сестра Салаус принесла им маленькую свечку и два темно-коричневых платья.

– Завтрак у нас в семь часов утра, – сообщила она. – Советую вам его не пропускать. – Тут монахиня запнулась и немного нахмурилась. – Никогда в жизни не видела ничего подобного. Даже не знаю, хорошо ли это скажется на вашем будущем пребывании в монастыре, но наверняка отдалит вас от всех остальных воспитанниц.

С этими словами она вышла из комнаты. Энни с Острой переглянулись меж собой и тотчас прыснули со смеху.

– Наверняка отдалит вас от всех остальных воспитанниц, – подражая сочному вителлианскому акценту, передразнила сестру Салаус Остра.

– Ну, она ведь должна была что-то сказать, – ответила Энни, оглядывая комнату. – О святой Лой, неужели нам здесь придется жить?

По площади комната занимала приблизительно четвертую часть башни, что не превышало пяти шагов по каждой стороне. Потолок представлял собой обыкновенные балки, за которыми уходила в беспросветный мрак коническая крыша. Было слышно, как наверху ворковали голуби, украшая своим пометом пол и две деревянные кровати, кроме которых в комнате ничего не было. Свет проникал в келью через единственное маленькое окошко.

– Эти хоромы не слишком отличаются от тюремной клетушки, – заметила Остра.

– Увы, – вздохнула Энни. – Тем не менее лучше быть на моем месте, чем принцессой, которую насильно выдали замуж.

– Все не так уж плохо, – не слишком уверенным тоном заметила Остра. – Так или иначе, но ты принцесса, заточенная в башне. Почти как в истории Рафквина.

– Вот именно. И я начну плести лестницу из шелковой паутины, чтобы отсюда выбраться. И когда за мной придет Родерик…

– Энни! – строго осекла ее Остра.

– Голубушка, я шучу, – успокоила ее Энни, но между тем подошла к окну и выглянула наружу. – Гляди. Солнце встает.

Бледное марево на горизонте озарилось золотом, и первые лучи солнца обагрили холмистые пастбища, усеянные редкими сучковатыми оливковыми деревьями и тощими кедрами. Неподалеку виднелась река, которая извивалась между более щедрых на зелень кипарисов и ив. За ней пейзаж обретал бледно-зеленые и желтые тона, которые плавно вливались в небесную лазурь.

– Если я могу видеть горизонт, – тихо произнесла Энни, – значит, я сумею вынести что угодно.

 

– А вот и принцесса Мул, – сказала девушка с длинной шеей, когда Энни с Острой вошли в трапезную.

У Энни загорели уши, когда все остальные девушки засмеялись. Но вскоре беседы возобновились. Говорили тут исключительно на вителлианском.

– Кажется, я заработала себе прозвище, – сказала она.

Трапезная была просторным помещением с плоской крышей, заканчивающейся на каждой стороне открытыми арочными проемами. Внутри стояли длинные неоструганные столы, за которыми девушки заметили несколько свободных мест. Энни выбрала наименее престижное из них, на самом конце скамейки, напротив толстозадой девушки с тяжелым подбородком и близко посаженными глазами. Остра села рядом с подругой. Энни заметила, что остальные девушки уже получили овсяную кашу, приправленную чем-то вроде творога или молодого сыра.

Девушки начали искоса поглядывать на принцессу, но первые несколько минут никто не осмеливался с ней заговорить. Наконец коренастая дама, не отрывая взгляда от своей тарелки, произнесла на своем родном вителлианском языке:

– У нас полное самообслуживание. От котла и до топки печки. – Она показала жестом в сторону двух девушек, одетых в серо-коричневые платья, которые работали у котла.

– Я принесу для нас двоих, – быстро нашлась Остра.

– Это запрещено, – предупредила ее одна из послушниц.

– Она хоть что-нибудь знает? – громко удивилась другая.

– А ты сама знала, когда сюда приехала, Турсас? – одернула ее толстушка и, обращаясь к Энни, добавила: – Лучше поторопись. Не то скоро придут забирать пищу для коз.

– Что же это за место такое? – тихо удивилась Энни. – Отец говорил…

– Лучше забудь о том, кем ты была раньше, – посоветовала ей девушка. – Да поскорей. Не то сестра Секула заставит тебя пожалеть о твоем упрямстве. Ты и так уже наделала глупостей. Так что лучше послушай моего совета. И поторопись.

– Рехта знает это не понаслышке, – заметила другая послушница. – Местра заставила ее…

– Прекрати, Турсас, – резко оборвала ее Рехта.

Энни хотела пропустить совет мимо ушей, но ее пустой желудок придерживался иного мнения. Под прицелом многочисленных глаз у Энни загорелись щеки, тем не менее она встала и пошла за кашей, налила ее черпаком в глиняную плошку и взяла ложку. Остра присоединилась к подруге. Несмотря на сомнительную консистенцию, каша оказалась на удивление вкусной. Энни запила ее холодной водой, и ей захотелось хлеба. Посреди трапезы она посмотрела на девушку, которую называли Рехтой.

– Спасибо за совет, – поблагодарила ее Энни.

– Интересно, а что теперь нам делать? – полюбопытствовала Остра. – Что вы обычно делаете весь день?

– Это вам расскажет местра, – ответила Турсас. – Вам дадут имена. Потом назначат уроки и дадут задание.

– Потрясающая перспектива, – саркастически заметила Энни.

Но на ее колкость никто ничего не ответил.

 

Они встретились с настоятельницей в маленькой мрачной комнате, в которой не было ни одного окна и горела единственная керосиновая лампа. Старая сестра, прежде чем начать свою речь, довольно долго рассматривала девушек, сидя за небольшим письменным столом. Потом она опустила глаза на лежащую перед ней толстую книгу и произнесла:

– Остра Лаесдаутер. Отныне твое имя будет сестра Персондра. А твое, Энни Отважная, сестра Ивекса.

– Но это значит…

– На языке церкви это означает «телец женского пола». И указывает на поведение, которого тебе желательно придерживаться. А именно: быть послушной и покорной.

– Другими словами, глупой.

Сестра Секула вновь метнула в послушницу тяжелый взгляд.

– Не нарывайся на беду, сестра Ивекса, – тихо произнесла она. – Обучение в обители Милосердия – редкая и бесценная привилегия. Тебя рекомендовала нам леди Эррен. А я о ней очень хорошего мнения. Если ты меня разочаруешь, я разочаруюсь в ней. А разочарование в ней может повлечь за собой очень печальные последствия.

– Я и так стараюсь изо всех сил, – довольно строгим тоном произнесла Энни.

– Ничего подобного. Свое пребывание в обители ты начала с негласного бунта. И я очень надеюсь, что ничего подобного больше не повторится. Возможно, в один прекрасный день тебе будет позволено вернуться в мир. Но только при условии, что на твоем поведении наилучшим образом отразится время, проведенное в стенах нашей обители. В противном случае мне, как и всем остальным сестрам, в том числе и самой Госпоже Мрака, будет за тебя очень стыдно. Если же спустя некоторое время я не уверюсь в том, что ты будешь вести себя самым достойным образом и не запятнаешь репутацию нашего благочестивого заведения, тебе вообще никогда не будет позволено покинуть его пределы. Советую зарубить себе это на носу.

При этих словах по телу Энни пробежали мурашки и неодолимый ужас внезапно подкатил к горлу. Энни сразу ощутила беззащитность и тоску по родному дому, представив, сколько разных способов было у настоятельницы, чтобы воспользоваться данным ею обещанием в своих интересах. Очевидно, некоторые из них она уже взяла на вооружение, и это не сулило девушке ничего хорошего.

 


Поделиться с друзьями:

mylektsii.su - Мои Лекции - 2015-2024 год. (0.013 сек.)Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав Пожаловаться на материал