Глава 7. Майкрофт Холмс стоял пред диваном в середине гостиной своего младшего брата вот уже три минуты и смотрел

Майкрофт Холмс стоял пред диваном в середине гостиной своего младшего брата вот уже три минуты и смотрел, как на этом самом диване спят в обнимку брат и его сосед. Диван был узким даже для одного человека, и в том, как эти двое переплелись телами, было что-то смущающее. Он уже поднял свой неизменный зонт, чтобы ткнуть кончиком и разбудить их, как лежащий сверху Джон безо всякого на то повода открыл глаза, поднял голову и посмотрел на гостя мутными со сна глазами. Потом осторожно попытался слезть. Спящий Шерлок заворчал сквозь сон и заворочался, нашаривая рядом с собой руку Джона, подгребая ее под себя как любимую мягкую игрушку.
Брови Майкрофта удивленно взлетели вверх, и он уже собирался прокомментировать увиденное, но вовремя успел заметить, что Джон отрицательно покачал головой. Старший Холмс не стал ничего говорить, и только смотрел, как Джон аккуратно освобождает свою руку. Как только он оказался на свободе, то подобрал с пола тапочки и тихо, на цыпочках отправился на кухню. Заинтригованный Майкрофт пошел за ним следом.
— Ему нужно отдохнуть, он не спал нормально уже более трех суток. Будете чай? — спросил Джон.
— Не откажусь, — Холмс присел за стол, продолжая наблюдать за доктором. Кожа лица немного помята, так же, как и рубашка, координация несколько нарушена, что не удивительно после крепкого здорового сна и резкого подъема. Поставив свежезаваренный чай перед гостем, он с трудом подавил зевок.
— И зачем вы здесь? — первым спросил Джон, прерывая неловкое молчание.
— До меня дошли интересные новости насчет моего брата, — заметил Майкрофт, отпивая чай.
— Какие же?
Он не ответил, только тонко улыбнулся самым уголком губ. Он был живым человеком, хоть и персонификацией Британского Правительства, и информация, которую он буквально несколько часов назад узнал у инспектора Лейстреда, показалась чрезвычайно любопытной и интригующей.
Джон смотрел на довольного Майкрофта и нервничал все больше. Он не был так закален в подковерных интригах, словесных подтекстах, дедукции и наблюдательности, как братья Холмс, и не так хорошо знал старшего брата, как его сосед. Поэтому не выдержал молчания.
— Я понимаю, как это выглядит со стороны, но между нами ничего нет, — заверил доктор. — Мы просто устали, закончили запутанное расследование и просто не успели дойти до своих комнат. Нет ничего, о чем бы вам стоило бы волноваться.
— А Грегори Лейстред поведал мне еще о кое-чем, кроме ваших предполагаемых отношений с моим братом. Он рассказал, что в прошлой жизни он был драконом. Занятно, не находите?
— Более чем.
— Так поведайте мне об этом, я весь внимание.
— К нам стала возвращаться память прошлых воплощений, — начал рассказывать Джон. — Это началось еще в детстве, однако с момента нашей встречи воспоминания возвращаются быстрее. Я понимаю, что это звучит невероятно, но он был драконом, я это прекрасно теперь помню.
— Вовсе не невероятно, возможность реинкарнаций еще никем не опровергнута, — несколько задумчиво произнес Майкрофт. — Но вы были тогда не просто знакомы. Поведайте, что означает термин «мой человек».
— Это значит, что тогда я лечил, кормил и ухаживал за ним, а он позволял летать на нем и защищал от других драконов и недоброжелательных людей.
— То есть вы его оседлали.
— Да. Мало кто в те времена смог это сделать.
Майкрофт в вежливом недоумении поднял брови.
— Вы понимаете, что мы говорим о моем брате. Мне кажется, что это звучит довольно двусмысленно.
— Считайте, как хотите. Я понимаю, вы беспокоитесь о нем, однако я заботился о нем гораздо раньше, когда Британии даже в проекте не было, — резковато ответил Джон. — И дальше собираюсь, потому что Шерлок решил вернуться к тем отношениям, что были у нас раньше и пойти дальше, выводя их на новый уровень.
Старший Холмс отставил чашку и пристально посмотрел на сидящего напротив человека.
— Никогда бы не подумал, что Шерлок захочет когда-либо вступить в подобного рода отношения.
— Встречаться, — кивнул Джон. — И, тем не менее, это случилось. Мы с вами в равных условиях, — добавил он после непродолжительного молчания, — и занимаемся одним и тем же делом. Вам нечего опасаться, что я сделаю с ним что-то плохое.
— Я надеюсь на это. В любом случае, лучше вы, чем кто-либо из его окружения, — Майкрофт слегка поморщился, видимо, вспоминая, какое окружение было у его брата. — И хочу предупредить, чтобы…
— … я не смел причинять ему боль, иначе заставите меня пожалеть? — бесхитростно закончил Джон.
Майкрофт встал и слегка наклонил голову.
— Не ограничивайте собственный разум, дорогой Джон. Подумайте, что могу сделать я, защищая своего брата. До встречи, провожать не требуется.
Он вышел из кухни, стараясь тихо ступать по скрипучим половицам. Джон выдохнул, отпуская неосознанное напряжение, которое возникло при появлении Холмса-старшего, и тихо рассмеялся. Он надеялся, что этот смех не вышел нервным, потому что в последнее время его жизнь и так была невообразимо далека от «нормальной». Он хотел нормальной жизни, но судьба, казалось, действовала специально вопреки его желаниям, возводя к апофеозу ненормальность его жизни через визит персонификации Британского правительства с дружеским предупреждением о его брате-драконе. Совершенно невозможные вещи. Поразительные по своей правдоподобности воспоминания о том, чего не могло быть, и живое им подтверждение, тихо сопящее на диване.
Через самого Шерлока и его невообразимую логику, которая становилась понятной, только когда Шерлок подробнейшим образом ее растолковывал, до этого носящая черты полного ее отсутствия и легкого безумия. Чего только стоят его выводы на местах преступления, раз за разом превращавшихся в цирк и арену боевых действий одновременно. Джон не возражал, наоборот, он был чертовски рад, потому что это было увлекательно, красиво и опасно, заставляя кипеть огонь в его венах, заставляя чувствовать себя живым.
Через войну, оставшуюся в воспоминаниях и заставляющую смотреть на мир сквозь фильтр, так напоминающий прицел оружия. Эти воспоминания заставляли иногда чувствовать как наяву сухой жар пустыни Востока и потребность делить людей на «хороших», которых требовалось защищать и лечить, и «плохих», которые заслуживали быть убитыми.
Через откровенное любование Шерлоком, его умом и грацией, его артистичностью и эксцентричностью. Джон признавал, что Шерлок был красив, не в общепринятом смысле, а своей собственной уникальной красотой, складывающейся, как мозаика из стеклышек, из множества присущих только ему одному деталей. Это и тонкая кожа, и стройное тело, которое Шерлок демонстрировал ему как бы случайно, и форма рук, и образ движения, и восхитительные звуки, которые он мог извлекать из скрипки. Это было и лицо, бесконечно красивое в движении и трогательно-детское во время редких часов сна, и мягкие, иссиня-черные кудри, так естественно оказывающиеся под пальцами. Джон не был геем, он встречался с женщинами, не с мужчинами. Шерлок был уникальным, и любая классификация в его отношении могла идти ко всем чертям.
Джон потер лицо ладонями. Само понятие нормы перерождалось, становясь тем, что представлял из себя его Шерлок, тем что было раньше, в другой жизни, что было сейчас, и что вообще могло произойти в будущем, хотя он уже зарекся думать об этом.
Визит старшего Холмса выбил его из колеи и, несмотря на то, что он устал, заснуть у него снова не получится. И он решил заняться конструктивным делом, а именно приготовить еду, и с запасом, ибо в холодильнике обитала только чья-то печень явно человеческого и немного разложившегося вида. Совершив диверсионную вылазку в магазин и добыв продукты, он стал готовить, стараясь сделать повкусней, чтобы Шерлок соблазнился на вид и запах и все-таки соизволил принять пищу внутрь.
Сам зевающий Шерлок выполз на кухню, когда все было практически готово. Джон надеялся, что пришел он именно на запах. Внимательнейшим образом осмотрев кухню, он подошел со спины к Джону и потерся подбородком об его ухо. Как выяснилось, он любит именно прикосновения, не слова, которые при выражении эмоций и привязанности у него получаются хуже, он может себе такое позволить при его заносчивом и гордом характере. И к тому же любил изобретать новые, совершенно неожиданные движение и способы прикоснуться к Джону. Тот совершенно не был против. И сейчас, вытерев руку, он не глядя протянул ее назад и уверенным движением погладил Шерлока по шее.
— Ты мне снился, — то ли доложил, то ли обвинил Шерлок немного хриплым со сна голосом, — мы нашли песчаный пляж и ты хотел натереть мою шкуру песком.
Джон тепло улыбнулся воспоминаниям.
— А ты не хотел стоять спокойно, все вертелся и намеревался этот песок съесть.
— Моя шкура в полировке не нуждалась, — заявил Шерлок, усаживаясь за стол.
— Зато сейчас ты нуждаешься в еде, — Джон поставил перед ним тарелку с супом и вручил ложку.
— А почему нельзя было приготовить что-нибудь другое? Ненавижу супы.
— Желудок должен получать горячее и жидкое, — терпеливо объяснил Джон, — иначе будет гастрит.
— Несправедливо, — объявил детектив, начиная есть, — тело дракона было куда более выносливым.
— Ничего не поделаешь, придется привыкать к человеческому.
Шерлок фыркнул. Они оба знали, что это была шутка, понятная только им одним, их маленький секрет, сближающий еще больше, с одними им понятными фразами и брошенными тайком взглядами. Шерлок ясно понимал, насколько такое уникально, он читал в Интернете, что люди встречаются, находят друг друга, но только совместное занятие идиотизмом сближает их как ничто иное. Он не уяснил до конца значения – зачем кому-то заниматься идиотизмом, когда можно заняться полезными вещами? – но понял, как это работает.
— Джон, — позвал он, когда они закончили кушать, — когда ты пытался натереть меня песком, ты меня касался руками. Везде касался, мне это нравилось. Я читал в Интернете, так делают люди, когда встречаются, ты не мог бы... — несмотря на то, что он не собирался смущаться, все равно лицо его вспыхнуло, приобретая приятный розовый оттенок.
— Конечно, — отозвался Джон, поняв, чего хочет его дракон. Ополоснув руки, он поднял со своего места Шерлока и повел в гостиную, усадив на диван. Тот уселся боком, поджав под себя ноги. — Только, ради бога, не консультируйся в Интернете, что делают люди, когда встречаются. Ты все неправильно поймешь.
— Я смогу все понять.
— Я тебе объясню лучше, — ласково ответил Джон, садясь рядом и нежно убирая с его лба упавшую завитую прядь. А Шерлок подумал, что и в самом деле, не все он понимает, что пишут глупые люди с их неумением думать. Уж лучше Джон объяснит. А он в этот момент легко провел пальцами по его щеке и очертил линию скул и сделал это таким невероятным способом, что Шерлок едва не забыл, как дышать. Будто его Джон очень долго копил у себя под сердцем, в районе диафрагмы, что-то очень теплое и воздушное, и теперь через пальцы отдавал ему. Шерлок очень любил точные сравнения. И потянулся за рукой, он хотел еще.
Определенно, действия получались намного лучше слов, потому что Джон продолжил. Он погладил кожу за ушами, повел вниз, под челюстью, и дальше, по шее, вдоль пульсирующей вены. Другой рукой зачесал волосы назад, мимолетно помассировав кожу головы. Шерлока еще никто не гладил так по волосам, и это было прекрасно. Он выдохнул и потерся носом о предплечье ласкающей руки, которая тут же переместилась на затылок.
А потом он посмотрел в глаза Джону. Несмотря на то, что он отвратительно разбирался в отношениях, он понял, что этого теплого и воздушного в Джоне еще очень много, так, словно он копил в себе это всю жизнь. А еще Шерлок был жадным, он хотел забрать себе Джона вместе с этим, чтобы он тратил эту превосходную вещь только на него. И сомкнул руки позади доктора, притягивая его к себе. Пусть Джон и был взрослым тяжелым мужчиной, детектив был сильным и к тому же упертым, он победил. Их лица оказались в паре сантиметров друг от друга, и Шерлок успел заметить, что лицо Джона пылало от желания, прежде чем он прикоснулся губами к пухлым губам детектива. Этот легкий поцелуй был наполнен нежностью и теплотой, сухие губы были умелыми и сильными. Джон выждал чуть-чуть, проверяя, как отреагирует Шерлок, но тот не отстранялся, опасаясь неизвестности, а даже попытался повторять движения.
И доктор ринулся вперед, притягивая рукой своего дракона за шею, заставляя приоткрыть рот, и скользнул внутрь языком, касаясь острой кромки зубов. От этих нехитрых, в принципе, действий, Шерлок неожиданно громко застонал и опрокинулся на спину, на подушки, увлекая за собой Джона, который практически улегся на него сверху.
Он не мог ни о чем думать, что уже было необычно, только язык Джона у него во рту, такой мягкий и настойчивый и по телу разливается то самое тепло, что отдавал он, и сливалось в пах, делая идеально скроенные брюки мучительнейшим образом тесными. Джон навалился на него сверху, очень правильно сдавив в нужных местах, и стало еще лучше. Джон понял и самым восхитительнейшим образом двинул бедрами, усиливая давление и создавая трение, одновременно целуя не с нежностью, а с иссушающей требовательностью. Это могло испугать, но было не до того, только желание движения и трения, и удовольствие не только от собственных ощущений, так полно затопившее все его Чертоги Разума, но и ощущение чужой заинтересованности, с которой Джон и терся об него четко выверенными движениями бедер.
Через несколько движений Джон отпустил его рот, давая возможности втянуть воздух, и тут же впился в нежную кожу шеи, там, где касался пальцами. Шерлок почувствовал с необычайной ясностью и губы, безжалостно целующие кожу, и мягкий и мокрый язык и даже острые зубы. Это добавляло остроты движениям, и их понадобилось совсем немного, чтобы Шерлока окончательно затопило и он отчаянно застонал, таким образом неосознанно выражая свое удовлетворение.
Джон последовал сразу за ним, выпуская сдавленный стон сквозь зубы, и рвано дыша в шею. Он попытался отстраниться, но Шерлок держал его крепко, не давая возможности уйти. Неожиданно Джон засмеялся, легонько вибрируя грудной клеткой на нем.
— Что-то не так? — осведомился Шерлок.
— Мы кончили, как чертовы подростки, в штаны, — объяснил тот, не пытаясь больше уйти.
— Это плохо?
— Это замечательно, — Джон потянулся, снова нежно целуя Шерлока, — ты замечательный.