Святой Игнатий Брянчанинов

— Чего требовать при крещении младенцев, и бывают ли случаи, когда не надо крестить?

— Есть такие семьи, которые хотят крестить ребенка, но никогда не бывают в церкви, так называемые молебно-панихидные христиане, или такие, которые приходят на крестины, на венчание, на похороны, и то на свои больше, чем на чужие.

В идеале надо бы крестить при условии, что родители обязуются дать возможность крёстным воспитать ребенка в вере. На самом деле мы (и вы, вероятно) крестим детей, уповая, что они получат какое-то религиозное воспитание и образование, но без особой надежды, что оно будет очень выдержано.

Можно привести доводы и «за», и «против». Я знаю людей, которых не крестили, которые пережили громадный религиозный опыт в какой-то момент, пришли в церковь и говорят: «Мне надо поисповедаться и причаститься...» Он не крещен, — что с ним делать? А вместе с этим, начать с оглашения и крещения, а не с исповеди и причащения — это так все растягивает и делает трудным и далеким. Говоришь взрослому, зрелому человеку: «Вас сначала крестить надо, я вам объясню...». А он, как апостол Павел на пути в Дамаск, встретил Христа, ему как-то «не до этого». И тогда видишь, что, может быть, счастье было бы, если бы он мог сказать: меня младенцем крестили, я никогда не был в церкви, никогда ни во что не верил, но теперь вдруг что-то случилось... — и тогда его можно бы поисповедать и причастить, и он включится.

С другой стороны, можно сказать, что если бы мы не крестили каждого младенца, у него был бы шанс реально пережить обращение вместо того, чтобы не только самотеком продолжать — это бы еще ничего, — а просто самотеком утечь и появиться в день своей свадьбы, сказать: «Я имею право венчаться в церкви: вот мое свидетельство о крещении...». В каком-то смысле надо было бы сказать: «Нет, никакого права не имеешь, потому что ты не член Церкви: недостаточно того, что тебя когда-то крестили...». Формально мы не имеем права это сделать, канонически он — христианин православный и может принять любые таинства.

Конечно, в идеале надо бы крестить и затем обеспечить возможность восприемникам воспитывать детей в вере; но это зависит от очень многого, в первую очередь — от тех отношений, которые сохраняются между родителями и крестными; если они поссорятся, доступа не будет; если крестные будут так настойчивы, что родители перестанут одобрять их присутствие, начнется разрыв. Так что мы крестим, но этот вопрос у нас не решен.

У меня был случай, когда я поступил резко: одна молодая женщина, сама в церковь не ходившая, крестила первого ребенка и обещала водить его в церковь — и не приводила; привезла крестить второго — я сказал: я его крещу, но если ты не будешь ходить в церковь с этими двумя, следующего я крестить откажусь... И она стала ходить, потому что почувствовала, что это будет отлучение. Так можно поступить с людьми в каком-то смысле церковными и сознательными, с которыми у вас есть какие-то человеческие отношения. Если вы это скажете первому попавшемуся человеку, он это примет за пощечину и пойдет искать кого-то другого. В данном случае это была дочь родителей, которых я хорошо знал; я ее девочкой знал и мог поступить резко. Но часто бывает чувство: зачем люди крестят ребенка, когда сами не участвуют в жизни Церкви?

Митрополит Антоний Сурожский

Когда мы приходим креститься, мы должны помнить, что погружаемся в воды, являющиеся символом смерти и воскресения. Это очень просто себе представить: если человека погрузить с головой в воду, это смерть ему. И когда нас погружают с головой в крестильные воды, мы должны это ощутить как момент, когда смерть пришла к нам, если только мы не будем вызваны из этой стихии смерти голосом Божиим. И второе действие: мы восходим, выходим из этих вод, и это — символ нашего воскресения. Мы выходим — и дышим по-новому. Мы очищены от нашего первородного греха отречения от Бога, чуждости Ему, и выходим в область новой жизни. Мы делаемся теперь Христовыми, мы на себе как бы несем чистоту, святость Христа вместе с Его вечной жизнью, которая нам дана. Но — Боже мой! — что это значит? Это значит, как апостол Павел говорит, что раньше, до крещения, мы оскверняли только себя самих, а если мы оскверняем нашу плоть и душу после крещения, мы оскверняем Самого Христа. Апостол очень трагически это выражает, когда взывает к верующим и говорит: неужели мы возьмем члены тела Христова — то есть наши члены, руки, ноги, все тело — и сделаем их членами блудницы? И не обязательно в блудном грехе, а во всем том, что является «блудом» по отношению к Богу: действием, мыслями, чувствами, желаниями, поступками, которые никак не совместимы с нашим единством со Христом... Это очень большая ответственность...

Митрополит Антоний Сурожский

Крещеный человек, делая добро, принадлежащее естеству обновленному, развивает в себе благодать Всесвятого Духа, полученную при крещении, которая, будучи неизменяема сама по себе, светлее сияет в человеке по мере делаемого им Христова добра: так светлее сияет не изменяющийся сам по себе солнечный луч по мере того, как свободное небо от облаков. Напротив того, делая по крещении зло, доставляя деятельность падшему естеству, оживляя его, человек теряет более или менее духовную свободу: грех снова получает насильственную власть над человеком; диавол снова входить в человека, соделывается его владыкой и руководителем. Избавленный от горестного и тяжкого плена всемогущей десницей Божией, опять является в цепях, в плену, в темнице, во аде, по собственному произволу. Такому бедствию подвергается человек, в большей или меньшей степени, соответственно тем грехам, которые он позволяет себе, и соответственно навыку, который он стяжал к греховной жизни.