К телу Жан-Клода возвратилось движение — как если бы человек сделал вдох.

Да, — сказал он, и в голосе его слышалась нотка нетерпения.

Голос Клодии доложил:

Это мастер города Кейп-Код и его старший сын.

Мы с Жан-Клодом переглянулись, а Ричард только нахмурился.

Зачем он вернулся? — спросил он.

Мы можем сами спросить, — ответил Жан-Клод, и голос его был почти так же шелково-безразличен, как обычно. Такой голос он использовал, когда что-то скрывал, но пытался этого не показать. Сэмюэл узнает этот почти пустой голос. Скрытность — или страх, слабость. Так что Жан-Клод этим голосом подрывал свою позицию, скрывая что-то от Ричарда и, быть может, от меня и не собираясь скрывать от Сэмюэла. Очень было не похоже, что уик-энд пройдет без очередного несчастья: слишком жесткой стала комбинация метафизики и политики.

Сейчас выйдем! — крикнула я в дверь.

Мы все встали с пола, Ричард потянулся за футболкой и натянул ее через голову. Мы с Жан-Клодом надели халаты, висевшие на двери. Халат Жан-Клода я раньше видела, и он мне нравился: тяжелая черная парча с черным мехом на воротнике и лацканах, обрамлявшим треугольник бледной груди. На широких манжетах тоже меховая оторочка, и я когда-то уже ощущала ласку этого меха своей кожей. От одного его вида в этом халате по мне пробежала дрожь.

Он улыбнулся мне, давая понять, что заметил. Ричард либо не понял, либо не обратил внимания.

У меня халат был черный, шелковый, без вышивки, без оторочки, просто черный.

По дороге к двери нам надо было пройти мимо зеркала, и Ричард остановился, положив руки нам на плечи, повернул нас к нашим отражениям и встал между нами. Черная одежда на белой коже, резкий контраст. А посередине стоял он — в ярко-красной футболке, синих джинсах, с каштаново-золотистыми волосами. И темный загар, контраст к нашей бледности.

Найдите на этой картинке лишний предмет, — сказал он тихо, и снова в его глазах мелькнула тень.

Я обняла его за талию, прижала к себе, но даже в моих глазах это было как будто что-то, вырезанное из кости и тьмы, льнет к свету и жизни.

Жан-Клод, Анита, вы идете? — спросила Клодия слегка неуверенным голосом, какой от нее не часто услышишь.

Идем! — откликнулась я.

Если бы я мог освободить тебя, mon ami, я бы это сделал.

Ричард прижал меня к себе почти до боли, потом чуть отпустил и посмотрел на Жан-Клода:

Если бы была у тебя такая волшебная палочка, я бы позволил тебе ею воспользоваться. Но у тебя ее нет. — Он повернулся, обнимая меня одной рукой за плечи, а второй коснулся плеча Жан-Клода и пожал это плечо — по-мужски, как делает настоящий мачо вместо того, чтобы обнять друга. — Иногда я ненавижу тебя, Жан-Клод, но если бы я был сегодня с Анитой, касался бы ее, Огюстин не смог бы ее подчинить. Если бы я был там, где должен был быть, ничего из того, что так мне было отвратительно, не случилось бы в эту ночь. И я это знаю. Я ощущал это, когда оно происходило. Я был за мили отсюда и ощущал ваш конфликт, но не потянулся на помощь. Это была вампирская политика, а потому не моя проблема. — Он так встряхнул головой, что волосы разлетелись вокруг лица. — Больше я себе лгать не буду. Я — зверь твоего зова, и я ненавижу это и иногда ненавижу тебя, иногда Аниту, а больше всего и почти всегда — себя самого. Больше я не буду лгать, не буду сам нас калечить.