Фрейд «Неудобства культуры».

Для нас нет ничего более достоверного, чем чувство самого себя, своего собственного " Я". Эта видимость обманчива: " Я" переходит в бессознательную душевную сущность - Оно. Но по отношению к внешнему миру дело обстоит так, как если бы " Я" было от него ясно и резко отграничено. При влюбленности или в патологических случаях нечеткость границ Я может быть в норме. Чувство Я подвержено искажением, а границы Я не являются постоянными. Говоря об эволюции Я, Фрейд начинает с описания младенческого возраста, когда человек еще не ощущает внешнего мира как источника притекающих к нему ощущений. Затем описывается тенденция отделения Я от источника неприятности, вынесение его наружу с созданием " Я чистого наслаждения", которому противостоит чуждое и угрожающее внешнее. Затем в результате опыта границы " Я чистого наслаждения" подвергаются изменениям и совершается первый шаг для установления принципа реальности. То, что Я для защиты от внутренних неприятных импульсов не находит никаких способов, кроме применяемых по отношению к внешним неприятностям, становится исходным пунктом для ряда серьезных болезненных расстройств. " Океаническое чувство" - чувство связанности с внешним миром. Однажды появившись, все где-то сохраняется и не может просто так исчезнуть. Кроме того, при определенных условиях это нечто может опять всплыть на поверхность. Если чувство является выражением какой-то сильной потребности, то только в этом случае оно может стать источником энергии. В отличие от этого, религиозная потребность проистекает из инфантильной беспомощности и это чувство может рассматриваться как первая попытка религиозного утешения, как некий способ отрицания опасности, которую Я обнаруживает в виде угрозы со стороны внешнего мира. Сильное отвлечение, заменители удовлетворения, наркотики - все эти средства для облегчения сложной жизни человека. Религия, по словам Фрейда, дает ответ о смысле жизни. Жизненная цель всех людей определяется программой принципа наслаждения. Но счастье возможно лишь эпизодически как внезапное удовлетворение потребности. При несчастье принцип наслаждения трансформируется в принцип реальности и счастьем уже можно считать то состояние, когда удалось отклониться от несчастий. Где-то религия открывает радикальный способ освобождения от страданий - умерщвление первичных позывов, в результате чего счастье покоя достигается другим путем. Более скромная цель - контроль над жизнью своих первичных позывов. Тогда господствующими становятся высшие психические инстанции, подчинившиеся принципу реальности. Защита от страданий достигается благодаря тому, что неудовлетворение контролируемых первичных позывов ощущается менее болезненно, чем неудовлетворение необузданных первичных позывов. Сублимация первичных позывов (отклонение энергии сексуальных влечений от их прямой роли и направление ее к социальным целям) также содействует уменьшению страданий. Хотя она не является универсальным средством. Удовлетворение в сфере фантазий, из иллюзий. Важно отметить, что ни один путь достижения счастья не приносит абсолютных результатов, т.к. счастье, как возможное, есть проблема индивидуальной экономии либидо. На направление выбора будут влиять различные факторы: насколько велико ожидаемое удовлетворение; в какой мере человек намерен стать зависимым от него; на какие собственные силы он рассчитывает, чтобы изменить мир согласно своим желаниям; психическая структура личности. Суррогат удовлетворения: бегство в невроз, хроническая интоксикация, психоз. Одновременно с открытием для всех способа уменьшения страданий религия затрудняет проблему выбора, навязывая всем одинаково свой путь к счастью и к защите от страдания. Ее методика заключается в умалении ценности жизни и в химерическом искажении картины реального мира, что предполагает предварительное запугивание интеллекта. Культура несет большую часть вины за страдания людей. То, что культура спасает, охраняет от страданий и приносит страдания в свою очередь - является очевидным противоречием. Когда человек больше не в состоянии больше вынести того числа ограничений, которое налагает на него общество, он становится невротиком. Хотя человек и достиг необычайного прогресса в области науки и ее технического применения, это не удовлетворило жажды наслаждения, т.е. власть над природой не является единственным условием человеческого счастья.

Культура представляет собой всю сумму достижений и установлений, отличающих нашу жизнь от жизни наших предков и животного мира. Она как правило, служит целям защиты человека от природы и урегулированию отношений между людьми. Характерными чертами культуры являются как достижения в использовании человеком земли так и обеспечение защиты его от сил природы. Кроме того, культура вносит в общество правила почитания красоты, чистоты и порядка, уважения к высшим формам психической деятельности, установление справедливости и пр. Но культура одновременно и налагает ограничения на индивидуальную свободу, как на необходимое условие ее развития. Культурное развитие есть своеобразный процесс, протекающий в среде человечества. Он характеризуется изменениями, вызываемыми им в сфере инстинктивных предрасположений, удовлетворение которых есть психоэкономическая задача. Сублимация первичных позывов - особенно ярко выраженная черта культурного развития. Происхождение культурного развития берет свое начало в мире примитивного человека. Но произвол главы семьи в примитивной семье - нельзя назвать культурной чертой. Когда большое количество людей смогло оставаться в коллективе, это стало первым успехом культуры. Любовь - одна из основ культуры, она связывает множество людей. Но та любовь которая не производит выбора, теряет часть своей собственной ценности. В течение эволюции отношение любви к культуре теряет свой однозначный характер. С одной стороны любовь противопоставляет себя интересам культуры, а с другой стороны, культура угрожает любви чувствительными ограничениями. Культура ведет себя по отношению к сексуальности как победившее племя или слой народа, эксплуатирующих других - побежденных. Современная культура дает ясно понять, что она разрешает сексуальные отношения только в качестве способа размножения людей. Люди согласились на некоторых компенсирующих условиях с вторжением в сферу сексуальной свободы. Чтобы укрепить общественные связи посредством дружбы, создаются мощные идентификации, мобилизуется либидо с заторможенностью по цели. Требование культурного общества гласит: люби ближнего своего, как самого себя. Невозможно любить человека, если он не имеет никакого значения для собственных чувств. Стало быть, это предписание становится невыполнимым и не может быть рекомендовано как нечто разумное. Ближний не только возможный помощник или сексуальный объект, но и предмет соблазна для удовлетворения своей агрессивности, и ее наличие принуждает культуру к ее высоким требованиям. Культура тормозит проявление агрессивности путем создания нужных психических реакций. " Отсюда применение всевозможных средств для идентификаций и заторможенных по цели любовных отношений, отсюда ограничение сексуальной жизни. Психологическое обнищание масс опасно, т.к. общественные связи осуществляются путем идентификации участников друг с другом, а ведущие личности не приобретают должного значения. Агрессия - самостоятельный первичный позыв. Изначальное рассмотрение: голод, любовь Голод - для самосохранения отдельного существа, любовь - для сохранения рода, т.е. первичные позывы Я противопоставляются первичным позывам, направленным на объекты (либидо). Садизм - не отличается любовью, и явно близок к первичным позывом Я, не имеющими либидинозной направленности. Садизм относится к сексуальной жизни. Невроз - результат борьбы между интересами самосохранения и требованиями либидо. Либидо нарциссического характера обращается на объекты, становится " объект-либидо" и может снова приобрести нарциссический характер. Если садизм выступает без эротических намерений, его удовлетворение связано с исключительно сильным нарциссическим наслаждением, т.к. оно дает Я утоление его давнишней жажды всемогущества. Склонность к агрессии является первоначальной и самостоятельной инстинктивной предрасположенностью людей, и культура встречает в ней самое большое препятствие. Смысл развития культуры заключается в борьбе между инстинктом жизни и инстинктом разрушения, протекающей в человеческой среде. Развитие культуры есть борьба человечества за существование. Культура побеждает опасные агрессивные страхи путем их ослабления, она обезоруживает их и оставляет под наблюдением инстанции, находящейся внутри самого этого индивида. Чувство вины появляется, когда человек делает что-то, признаваемое " злом". Зло первоначально есть то, что грозит утратой любви и из опасения потери его следует избегать. Агрессия внешнего авторитета - создание внутреннего авторитета - сознание вины. У ребенка должны были развиться агрессивные наклонности против авторитета, но он должен отказаться от осуществления этой мстительной агрессии. Выход из трудной психоэкономической ситуации через идентификацию с авторитетом. Важнейшей проблемой развития культуры является чувство вины. Чувство вины (строгость совести) - это получаемое Я ощущение, что оно находится под наблюдением. Это оценка напряжения между устремлениями Я и требованиями Сверх-Я. В основе этих взаимоотношений лежит страх перед критической инстанцией, потребность в наказании, этот страх - это проявление инстинкта Я, которое под влиянием садистского Сверх-Я стало мазохистким, т.е. использующим часть имеющегося у него инстинкта внутреннего разрушения для эротической связи со Сверх-Я. Совесть - функция, приписываемая Сверх-Я, которая состоит в наблюдении за действиями и намерениями Я, в оценке их, в осуществлении цензорской роли. Раскаяние - общее обозначение реакции Я в одном из случаев чувства вины - содержит малопреобразованный материал ощущений страха, само является наказанием и может включать потребность в наказании; оно может быть старше совести.

9 Хайдеггер «Что такое метафизика?»

Метафизика есть вопрошание, в котором мы пытаемся охватить своими вопросами совокупное целое сущего и спрашиваем о нем так, что сами, спрашивающие, оказываемся поставлены под вопрос. Соответственно основные понятия тут - не обобщения, не формулы всеобщих свойств некоторой предметной области (животное, язык), но понятия особенного рода. Они схватывают каждый раз целое, они предельные смыслы, вбирающие понятия. Но они охватывающие понятия еще и во втором, равно существенном и связанном с первым смысле: они всегда захватывают заодно и понимающего человека и его бытие - не задним числом, а так, что первого нет без второго, и наоборот. Нет никакого схватывания целого без захваченности философствующей экзистенции. Метафизическая мысль есть мышление охватывающими понятиями в этом двояком значении: мысль, нацеленная на целое и захватывающая экзистенцию. Для упрощения раскрытия задач реферата была выбрана схема с приведением частей оригинала, с последующим рассмотрением их в качестве примера. Итак, во всех этих обходных попытках характеристики метафизики мы в последний раз провалились. Неужто мы ничего взамен не приобрели? И нет, и да. Приобрели мы не определение или что-то вроде того. Приобрели мы, пожалуй, важное и, может быть, сущностное понимание своеобразия метафизики: того, что мы сами перед ней увиливаем, ускользаем от нее как таковой и встаем на окольные пути; и что нет другого выбора, кроме как раскрыться самим и увидеть метафизику в лицо, чтобы не терять ее снова из виду. Но как возможно потерять из виду что-то, что мы даже еще и не уловили взором? Как это так: метафизика от нас ускользает, когда мы даже не в состоянии последовать за ней туда, куда она, ускользая, нас тянет? Вправду ли мы не можем видеть, куда она ускользает, или просто отшатываемся в испуге от специфического напряжения, требующегося для прямого схватывания метафизики. Наш негативный результат гласит: философию нельзя уловить и определить окольным путем и в качестве чего-то другого, чем она сама. Она требует чтобы мы смотрели не в сторону от нее, но добывали ее из нее самой. Она сама-что же мы все-таки о ней знаем, что она и как она? Она сама есть, только когда мы философствуем. Философия есть философствование. Это как будто бы очень мало что нам сообщает. Но просто повторяя, казалось бы, одно и то же, мы выговариваем тут большую правду. Указано направление, в котором нам надо искать, и заодно направление, в каком от нас ускользает метафизика. Метафизика как философствование, как наше собственное, как человеческое дело как и куда прикажете ускользать от нас метафизике как философствованию, как нашему собственному, как человеческому делу, когда мы сами же люди и есть. Однако знаем ли мы, собственно, что такое мы сами? Что есть человек? Венец творения или глухой лабиринт, великое недоразумение и пропасть? Если мы так мало знаем о человеке, как может тогда наше существо не быть нам чужим? Как прикажете философии не тонуть во мраке этого существа? Философия - мы как-то вскользь, пожалуй, знаем - вовсе не заурядное занятие, в котором мы по настроению коротаем время, не просто собрание познаний, которые в любой момент можно добыть из книг; но - мы лишь смутно это чувствуем - нечто нацеленное на целое и предельнейшее, в чем человек выговаривается до последней ясности и ведет последний спор. Ибо зачем нам было иначе сюда приходить? Или мы попали сюда не подумав, потому что другие тоже идут или потому что как раз между пятью и шестью у нас свободный час, когда нет смысла идти домой? Зачем мы здесь? Знаем ли мы, с чем связались. Основными фигурами текста конечно же является сама метафизика как основа философии и ее понятия. Несмотря на некоторые отступления вся нить рассуждений Хайдеггера тянется вокруг них. Но для Хайдеггера одним из самых важных вопросов был вопрос о бытии. Это проблема проскальзывает почти во всех его произведениях, и здесь, в последнем абзаце отрывка таится вопрос, что же такое бытие и существует ли вообще человек. “Основные понятия метафизики” - так Хайдеггер назвал свой лекционный курс 1929/1930 гг., но из приведенных выше частей большого введении к нему мы узнаем, что “понятия” (Begriffe), о которых идет речь, не нам позволяют охватить некие содержания, а, наоборот, сами призваны захватить нас с тем, чтобы никогда уже не выпускать из своей хватки. Что такое мир? Казалось бы, мы открываем его; но с каждым нашим шагом он расступается, оставаясь неуловимым, и оказывается, что, захваченные им, мы открываем себя. Таковы же “метафизические понятия” конечности (смертности) и единственности (уединения) человека. Они, собственно, и не понятия вовсе, а “сами вещи” предельного и захватывающего свойства -Inbegriffe. Перед их лицом человек возвращается к своему существу чистому присутствию, дающему о себе знать в одной из своих “основных мелодий” настроений. Философствование, в которое вводит слушателей хайдеггеровский курс, - это попытка проснуться от сна несобственного существования к тому основному настроению нашего существа, которое скрыто от вас, пока мы не позволяем предельным “понятиям” овладеть вами. Философия есть, таким образом, поступок (Handlung) возвращения человека к собственному существу. Оно приоткрывается в современную эпоху в настроении тоски. За ее обыденными формами кроется наша подспудная захваченность тайной целого, времени, смерти. Решимость взглянуть этим вещам в лицо вознаграждается открытием сущностной взаимопринадлежности мира и человека. Мир как целое присущ человеку, мирообразующему существу, в более изначальном смысле, чем природное окружении.