ГЛАВА 5. Первую подсказку насчет того, что может стоять за моим заиканием, я получила, когда мне было 16 лет

УМОПОМРАЧИТЕЛЬНОЕ ОТКРЫТИЕ:

Я ГОВОРЮ!

Первую подсказку насчет того, что может стоять за моим заиканием, я получила, когда мне было 16 лет. На свою первую работу я устроилась, когда закончила школу. Поскольку я еще не могла получить водительские права, я ездила в город каждое утро с большим потным краснолицым мужчиной, который продавал чай Jewel. В то лето он каждый день в 6 утра прибывал к ресторану напротив моей работы, и я ждала там, поскольку моя работа начиналась с 8 утра.

Как-то утром я читала книгу в ресторанном буфете. Когда я уже позавтракала, я увидела тягач на ресторанной парковке и усталого чернокожего, спускающегося из кабины грузовика. Довольно скоро он стоял у прилавка и спрашивал чашку кофе.

Буфетчица, большая белая женщина лет 50, протирала стойку и, кажется, не слышала заказ мужчины. Когда водитель попросил чашку кофе, ответа не последовало. Он попросил снова. Тогда буфетчица удосужилась взглянуть на него. Ее большие пальцы были завернуты за верх фартука, она взглянула прямо в глаза водителю и сказала: «Мы здесь не обслуживаем негров».

Я мало что помню из того, что потом произошло. Помню, как почувствовала, что вылетаю из своего закутка, и вдруг услышала себя вещающей громко и убежденно, что водитель грузовика всю ночь выезжал по разбомбленной дороге, а она должна подать ему всё, что он хочет, либо она об этом пожалеет. Я совершенно не задумывалась о том, что мне надо будет делать, если она вынудит меня провести эти угрозы в жизнь, но мне уже и не нужно было придумывать что-то еще, потому что следом произошло то, что она не только налила водителю чашку кофе, но также положила для него два яйца в гриль и два куска хлеба в тостер.

Я еще помню, спустя годы, потрясенное лицо буфетчицы. Эта женщина, которая за мгновенье до этого относилась ко мне как к робкому тихому заикающемуся подростку, столкнулась в тот момент с рассерженным, свободным, уверенным в себе протестующим. Я оказалась вдруг возмущенным Мозесом (Moses, он тоже заикался)… ведомым его собственной мощной реакцией на менталитет в отношении к людям, который он ненавидел, и эту реакцию его «более рациональное» сознание никак не контролировало.

Я ушла из ресторана тем утром, по-новому увидев себя. В моей жизни произош­ло то, что я говорила перед, по меньшей мере, 30 людьми без заикания и с таким красно­ре­чием, что оказалась способной изменить поведение этой женщины (думаю, что ее слепота и предвзятость от этого случая вряд ли изменились). Как минимум, я открыла для себя, что плавность зависит от спонтанности моих слов, а не от сосредоточенности.

Иначе можно сказать так: «Я более чем мои мысли, больше, чем мое заикание. Я есть живущий, дышащий разум с голосом моего Я, который звучит сам по себе, не будучи контролируем моим сознанием».

Это была одной из моих первых догадок относительно того, что заикание ничего не может сделать с механизмом речи (я использовала те же самые ресурсы и когда тем утром говорила буфетчице, и когда заикалась).

Этот случай подтолкнул меня к пониманию того, что заикание это проблема, относящаяся к моему разуму, который перехватывает контроль над речью у моей природной спонтанной способности видеть и говорить. В случае явной необходимости речь перестала быть проблемой. Оглядываясь назад, я вижу, что моя реакция на великую несправедливость была настолько сильной, что переборола (в тот волшебный момент) силу моего критического ума.

Как мне сейчас кажется, тот случай в ресторане смог произойти из-за того, что я оказалась в состоянии выявить мою внутреннюю «сущность» (до того, как мой ум смог ограничить или раскритиковать то, что собиралась сделать), спрятанную где-то за запертыми дверьми моего бессознательного.

Когда я говорю «бессознательное», я вовсе не имею ввиду «кому». Под «бессознательным» я понимаю Большое Я, мое подсознательное, лежащее вне контроля сознания (и к которому мой разум и воля не имеют доступа).

Моя реакция, следовательно, миновала радар моего разума, проскочила блоки критики, им выставленные, поэтому ограничить или раскритиковать на этот раз не удалось. Становилось понятным, корнем моего заикания может быть мое вредоносное сознание.

Когда я там сказала, что я имею в виду, и имела в виду именно то, что я сказала, заикания уже нигде не было. Я обнаружила, что мое состояние в тот момент было не похоже на свет от лампочки, который я могу включать и выключать, нажимая на кнопку в моём сознании (довольно манипулятивное убеждение). Я сравню его с пламенем свечи, дрожащим на ветру. Его легко могло загасить чьё-то репрессивное сознание. Но однажды эта дрожащая свеча разгорится, и уже ничего не сможет загасить её, и, для вашего же блага, лучше не пытаться сделать это.

Это было моё первое воспоминание об узнавании себя, моего духовного Я, и с того дня я стала гораздо меньшим фаталистом, и наоборот, больше, чем когда-либо укрепилась в мысли, что не нужно пассивно принимать заикание. Я как-бы заключила пакт сама с собой о том, чтобы понять как работает моё сознание, так как это знание открыло бы мне путь к истокам заикания. Все последующие годы, до того, как я вылечилась, я непрерывно искала способ вылечиться.