Глава 21. Я пробираюсь через лесок за своим домом, перепрыгивая через тернистые заросли и сметая на своем пути паутину

Я пробираюсь через лесок за своим домом, перепрыгивая через тернистые заросли и сметая на своем пути паутину. Как только закончилось занятие, я написала Джексону сообщение, надеясь, что обладаю достаточной для Зевса информацией. Но если даже ее будет достаточно, не примет ли папа другую стратегию? Я не знаю. Не знаю. Не знаю.

Когда я дохожу до Дерева Единства, солнце уже село, а лес погрузился в темноту. Ветер гуляет между деревьями, срывая листья. Я встаю на колени прямо напротив дерева и пристально смотрю на отверстие в центре, придвигаясь все ближе и ближе, будто принадлежу тому миру, а не этому.

Я протягиваю трясущуюся руку. Пальцы исчезают в треугольном проеме, и их кончиков касается тепло, поднимающееся по всей руке к предплечью. Я отскакиваю, но воспоминание о приятном чувстве удерживает мою руку. Сердце колотится в груди. Затем я слышу что-то из глубины дерева. Я медленно встаю, пока звук отражается эхом между деревьями. Они зовут меня так, словно знают, кто я такая, словно я одна из них. Я закрываю глаза, позволяя шепоту, кружащемуся в порывах ветра, подобраться ближе. Я не могу понять, что они говорят, но чувствую пыл их слов у себя в груди, и больше всего хочу к ним присоединиться.

Шепот сливается со скрипом ветвей. Каждый звук отдаляет меня все дальше от реальности. Мои руки вцепляются в дуб, сжимая кору, и буквально через несколько секунд, прежде чем из меня может вырваться хоть единственный вздох, я оказываюсь уже на вершине дерева и смотрю вниз. Внизу продолжаются шепот и гармоничный стук, и лес затихает, а небо успокаивается. Я ощущаю умиротворение и принадлежность к этому месту, как нигде прежде. Я смотрю вниз на лес, вверх на небо. На одном дыхании я расставляю руки в стороны и, изогнув спину, ныряю вниз в открытое пространство. Холодный приятный воздух проносится мимо ушей. Я должна быть напугана, но мне весело, вместо крови в моих венах бежит электричество. Я делаю сальто и легко приземляюсь на ноги. С моих губ слетает смешок.

— Ари… — звучит голос за моей спиной.

Я застываю, сжимаюсь всем телом, пока поворачиваюсь, и в итоге вижу Гретхен, ее рот широко распахнут, а глаза округлены от страха.

— Я видела, как ты сюда шла… Я пришла проверить тебя. Я… я…

— Гретхен, подожди, — говорю я, когда она поворачивается, чтобы уйти. — Это не… Я не…

Я пристально смотрю на нее, и она глядит в ответ, но не как моя лучшая подруга. Она смотрит на меня так, словно видит меня впервые. Мои глаза наполняются слезами, и я неосознанно всхлипываю. Тяжесть от того, что я только что сделала, увиденное Гретхен, Райден, военная стратегия, Джексон — все это достигает предела у меня в голове. Я так больше не могу. Такое ощущение, словно с того момента, как моя жизнь была хоть в какой-то степени нормальной, прошли целые года, десятилетия. Мне хочется нормальной жизни. Я хочу быть нормальной.

Но я знаю, что уже не такая, как все. Я чувствую это где-то внутри, но все еще не знаю, что со мной происходит. Я становлюсь одной из них? Или уже одна из них? Я не знаю. Я ничего не знаю. Я ничто. Все в моей жизни кажется сейчас таким глупым. Если я на половину принадлежу к каждому из этих видов, то не могу выбрать, какая часть меня является настоящей, какая часть имеет право на жизнь. Для меня это уже слишком. Я продолжаю всхлипывать с новой силой и чувствую, как рука ложится мне на спину.

— Ари, поговори со мной, — произносит Гретхен. — Я не буду тебе осуждать. Обещаю. Поговори со мной.

Я поднимаю на нее взгляд, мои глаза горят от слез, и прислоняюсь спиной к большому дубу, с которого только что спрыгнула. Гретхен сидит напротив меня, никакого осуждения, никаких слов сожаления. Я могу ей доверять, в этом я уверена. Я неровно вдыхаю, выдыхаю, и слова начинают вытекать наружу.

— Полагаю, все началось с Джексона.

И я рассказываю ей все. О том, что он Древний. О военной стратегии. О том, что я сделала, что планирую сделать, кем, как я думаю, становлюсь. Она слушает с интересом, ни разу не перебивает. Когда, в конце концов, перестаю говорить, я поднимаю на нее взгляд.

— И так… что ты думаешь?

— Думаю, я неимоверно завидую тому, что тебе удалось поцеловать такого аппетитного парня, как Джексон. Ты смогла спрыгнуть с этого проклятого дерева и при этом не распрощаться с жизнью.

Мы обе разрываемся от смеха. Сейчас уже темно, и на нас падает лунный свет. Гретхен перестает смеяться, и я боюсь, а вдруг она собирается убежать, громко крича, однако, вместо этого она крепко меня обнимает.

— Ты моя лучшая подруга, несмотря ни на что. Все будет хорошо. Я помогу тебе, если это будет в моих силах, хорошо?

Я киваю.

— Хватит говорить обо мне. Ты искала меня. Все ли в порядке?

Она прислоняется к близстоящему дереву, но поскальзывается на разбросанных листьях. Я ловлю ее за мгновение до того, как ее голова ударилась бы о дерево. Мы обе замираем.

— Как ты…? — начинает Гретхен.

— Я не знаю.

— Способна ли ты на что-нибудь еще?

Я пожимаю плечами, и на лице Гретхен появляется легкая улыбка.

— Давай посмотрим, — Она подскакивает с возбуждением, но я не в настроении, чтобы проверять всевозможные странности, живущие во мне.

Она хватает первый попавшийся камень и подбрасывает его в воздухе снова и снова, затем смотрит на меня, готовясь запустить камешек мне за спину. Не знаю, почему я двигаюсь, но что-то внутри меня хочет доказать, что я могу остановить камень, парящий в воздухе. Камень покидает ее руку, и уже в следующую секунду он оказывается в моей ладони. Я сделала движение, я чувствовала, как сдвинулась моя рука. Мои рефлексы прореагировали быстрее, чем я смогла понять, что хочу сделать. Это всего лишь мышечная реакция. Я опускаю взгляд на камень, озадаченная как никогда. Мои рефлексы, да и я сама стали быстрее, и мне интересно, могу ли я делать ту одну единственную вещь, которая отличает людей от Древних.

Я кручу камень в руке, пока не нахожу острый край, и провожу им по своему предплечью. Кровь стекает тонкими струйками по всей руке.

— Ари, какого черта?

— Подожди, — говорю я, не сводя глаз с пореза, но ничего не происходит. Он лишь продолжает кровоточить все сильнее и сильнее и, в отличие от Древнего в аквариуме, совершенно не заживает. Меня переполняет чувство разочарования. Не знаю, почему я надеялась, что это сработает. Полагаю, я бы предпочла принадлежать полностью к одному виду, чем быть частью двух. Должно быть, во мне слишком мало ксилемы, иначе бы рана уже зажила.

Гретхен берет мою руку и оборачивает вокруг нее свою куртку.

— Давай, тебе необходимо попасть домой и нанести на порез заживляющий гель.

Я вздыхаю.

— Спасибо. И спасибо за то, что не считаешь меня сумасшедшей.

— Кто сказал, что не считаю? — произносит она с улыбкой и берет меня за вторую руку. — Давай отведем тебя домой. Я не хочу рисковать, став твоей первой жертвой или кем-нибудь еще.

Несколько минут спустя, я проскальзываю в дом, пытаясь услышать хоть одного из родителей, но вокруг лишь жуткая тишина. Я думаю о том, чтобы им позвонить, но вместо этого поднимаюсь в свою комнату, радуясь тишине. Мое тело измождено во всех отношениях, а лицо отекло от слез. Давно я не позволяла себе так выпускать эмоции наружу, и сейчас все чего я хочу, так это забраться в кровать и забыть обо всем на одну ночь.

Комната погружена в темноту, когда я в нее захожу, но вскоре каким-то образом мне удается видеть или как минимум чувствовать все, что находится вокруг меня. Я говорю себе, что лишь потому, что это моя комната, но где-то глубоко внутри мне интересно, является ли это еще одним результатом моих изменений. Я направляюсь в ванную, чтобы промыть порез и нанести заживляющий гель, когда ловлю свое отражение в зеркале. Я пододвигаюсь ближе, пока мне не становится видно только свои глаза: раньше они были такие же изумрудные, как у мамы, а теперь стали сине-зелеными. Потрясающе. Я иду обратно в комнату, чувствуя одновременно и беспокойство, и возбуждение.

— Ари? — Зовет меня Джексон со стороны окна, тем самым сильно меня пугая.

— Привет, — говорю я.

Он пересекает комнату и берет меня за руку, лицо его сморщено от беспокойства.

— Что случилось?

— О, ничего. Я просто повела себя глупо. Думала, что смогу… Это глупо, — Я колеблюсь и затем добавляю. — Я тебя ждала.

— Знаю, прости, — произносит он, садясь рядом со мной на кровать. — Меня вызвали обратно на Лог. Все хорошо?

Я смотрю вниз.

— На самом деле, нет. Они планируют применить тактику, в которой какие-то вещества, передаваемые воздушным путем, помешают ксилеме излечить вас. Там был один Древний: они звали его Райден. Он просил о помощи. Поэтому я и связалась с тобой, — Наши глаза встречаются. — Я хочу вернуться, чтобы освободить его.

— Райден мертв.

У меня сжимается грудь. Они убили его. Нет, я позволила ему умереть. Я проглатываю настигнувшую меня печаль. Злость берет верх над всеми остальными эмоциями.

— Мы должны что-то сделать. Достаточно разговоров. Мы должны действовать.

Я подробно описываю каждую секунду, проведенную в лаборатории, и жду, пока Джексон переварит все, что я только что ему сообщила. Он прислоняется к передней спинке кровати и кладет на шею руку.

— Это все? — Спрашивает он.

Я делаю глубокий вдох. Я не могу ему рассказать то, что касается Гретхен, хотя, возможно, он уже и так знает.

— Нет, это не все. Я забралась на вершину дуба и прыгнула вниз.

Я ожидаю, что он подпрыгнет, удивится или еще что-нибудь, но он только кивает.

— Скажи мне, что со мной происходит? — говорю я.

— Что с тобой происходит, так это я. Это я сделал с тобой. Я пойму, если ты будешь меня ненавидеть, не захочешь больше никогда видеть. Я не горжусь тем, что сделал. Я не мог… Ты… Прости.

Его глаза умоляют меня о прощении.

— Что ты сделал?

— В тот день, когда в школе произошел взрыв. Ты кричала. Тебе было слишком больно. Я… Лоуренс сказал… Нет, это было мое решение…

— Просто скажи мне.

— Я исцелил тебя, и это уже было не так, как с заживлением небольших ран в детстве, тогда последствий не было. В этот же раз произошло полное исцеление. И ты помнишь, что я тебе говорил о ксилеме?

— Она размножается, — произношу я, переходя почти на шепот. Я смотрю куда-то за пределы своей комнаты, не видя ничего и теряясь в мыслях. Несколько минут мы сидим в тишине: он мучается от угрызения совести, я — от страха.

— Мне надо идти, — Он начинает вставать, но я беру его за руку, наши глаза встречаются. Он должен понять, о чем я думаю. Я больше не хочу переживать. Он ложится рядом со мной, наши лица находятся всего в нескольких сантиметрах друг от друга. — Или, может, я останусь.

Он целует мои губы, щеки, шею, согревая мое тело.

Я ловко перекатываюсь и оказываюсь сверху него. Теперь ситуацией руководит мое тело, все ограничения сняты, я думаю только о нас двоих, все остальные мысли исчезли. Его руки блуждают у меня в волосах и движутся вниз по спине все дальше и дальше. Я запускаю руку под его рубашку, выводя линии на его животе, и стягиваю ее. С моей он делает то же самое, поэтому моя обнаженная грудь прикасается к его обнаженной груди, а дыхание становится тяжелым. Затем, он внезапно садится и придвигает меня к себе, пока мои ноги не обхватывают его талию.

— У тебя был тяжелый день. Нам не следует…

Он немного смещается, тянется за своей рубашкой и передает мне мою. Я натягиваю ее, но все еще не свожу с него взгляд.

— Что не так? — спрашиваю я.

Он проводит рукой по своим волосам и поднимает на меня глаза, в которых полно противоречий, и произносит:

— Прогуляйся со мной.

— Сейчас?

Он соскальзывает с кровати и протягивает мне руку.

— У меня есть для тебя сюрприз.

Уже через минуту мы находимся в лесу, с шумом идя по тропе, нас ведет лунный свет. Луна такая полная и желтая, что выглядит бутафорской, и она такая большая, что хочется до нее дотянуться. Джексон берет меня за руку, и я замедляю темп. Очень волнительно быть с ним здесь, где нас никто не может увидеть.

Он притягивает меня к себе. Остаток пути к Дереву Единства мы идем обнявшись. Такое чувство, что меня разделили на две части, разрезали чувством вины. Верность моему отцу, моей семье, моему народу. Это то, кем я являюсь, кем я хочу быть. В памяти витает разочарованное лицо отца. Я разгласила врагу секретную информацию, которая может предотвратить войну.

Мы доходим до Дерева Единства в тишине. Джексон, вероятно, слышал мои мысли, однако, ничего не сказал. Он заходит за дерево и возвращается обратно с большой корзиной. Я рассматриваю ее.

— Что это?

Он задорно улыбается.

— Это корзинка для пикника. Я подумал, что это может тебя отвлечь.

— Корзинка для чего?

— Для пикника. Ты никогда не слышала о пикниках?

Он открывает корзинку, доставая маленькую подстилку, и расстилает ее на земле возле дерева. Я смотрю на покрывало, потом на него, и ложусь на подстилку. У Джексона начинается истерика, смех эхом раздается в лесу.

— На нем не лежат. На нем сидят и едят.

— Ты хочешь, чтобы я ела по среди ночи, сидя на, — я пробегаю взглядом по покрывалу, — клетчатой подстилке.

Он снова смеется, на этот раз еле дыша.

— Это называет плед. И это одна из тех человеческих вещей, о которых ты должна знать.

— Как бы то ни было, ты знаешь моих родителей? — говорю я саркастично. — Я прямо вижу, как папа сидит на земле и ест… Где еда, о которой ты говорил?

— Здесь, — он указывает на корзинку и вынимает из нее разную еду. — Тебе нравится? То есть, мы не должны есть. Я просто думал…

— Нет, это идеально. Я люблю пикники, все время на них хожу. Давай есть.

Он снова улыбается и достает все из корзинки.

Мне на глаза попадается ярко-красная клубника, и я беру ее, чтобы укусить.

— Как ты об этом узнал? — спрашиваю я.

— Нас заставляют изучать вашу историю. Меня особенно. Мне вбили в голову основы вашей ежедневной жизни. Что происходит, когда и почему. Ты не представляешь, как ужасно, когда от тебя ожидают, что ты запомнишь слишком много в очень короткий срок.

Я поднимаю брови.

— Ты встречал моего отца?

— Я отказываюсь от своего предыдущего заявления. Давай поговорим о чем-нибудь другом, — говорит он, наклоняя свой стакан, чтобы попить.

— Да, расскажи мне о своей семье.

Джексон давится, кашляя и сгибаясь.

— Ты в порядке? — спрашиваю я.

— Да, прости, я…

Он убирает прядь волос с моего лица и целует меня. Я оборачиваю ноги вокруг его талии и смотрю на него.

— Могу я… прикоснуться к тебе? — интересуюсь я.

— Прикоснуться ко мне? Где? — усмехается он.

Я наиграно ударяю его в грудь.

— Не так. Я просто хочу…

Я провожу пальцами по его скулам, шее, плечам и рукам. Он откидывается на локти, и я расстегиваю его рубашку, открывая контуры его загорелой груди. Он совершенен, сложно поверить, что кто-то может быть настолько идеален.

Я наклоняюсь вперед, чтобы его поцеловать, позволяя его телу согреть меня. Между нами повышается жар, и мне интересно, когда он отстранится, но он не останавливается.

Он укладывает меня на покрывало, его тело прижимается к моему, его губы страстно ловят мои, посылая дрожь по всей моей коже от головы до ног.

— Останешься со мной сегодня ночью? Здесь? — произносит он, слегка отстраняясь, чтобы посмотреть на меня.

Я киваю, и Джексон опускается рядом со мной так, что теперь мы лежим на покрывале бок обок. Он снова целует меня и затем закрывает глаза. Его тяжелое дыхание замедляется и вскоре переходит на спокойный ритм. Я закрываю глаза, погружаясь в сон.

Вскоре я засыпаю.

Я нахожусь одна в третьей лаборатории и наблюдаю за тем, как тело Райдена дергается в судороге. Никто не узнает, если я его освобожу. Я могу это сделать. Я могу сохранить ему жизнь. Но я этого не делаю. Вместо этого я смотрю, как он медленно умирает. Затем я ловлю свое отражение в стальной стене, стоящей напротив меня. У меня золотая кожа, такое ощущение, что через нее светит солнце, она бронзовая и прекрасная… затем ко мне в сознание пробирается страх. Я Древняя. Пока я мысленно произношу эти слова, за моей спиной открывается дверь, и через нее входит отец с пистолетом в руке. Он качает головой со сжатыми губами и стреляет мне в голову.