Глава 4. Я точно знала, какие чувства испытывала к Мэдоку

Фэллон

Я точно знала, какие чувства испытывала к Мэдоку. Ипо какой причине. Яегоненавидела. Ненавиделазато, чтоонсомнойсделал. НопочемуМэдокненавиделменя, чертвозьми? Выполняясвойутреннийритуал, втираласкрабвкожу, попутнодумаяонем. Прошлойночьюонвелсебягрубо. Неуравновешенно. Мэдокявнопрезиралменя. Этовмой планневходило.

Между нами все осталось неопределенно, таквчем его проблема тогда? Онполучилто, чтохотел, верно?

Почемуонтакзлился?

Вытерев лицо, нацепила очки, после чего направилась вниз, вспоминая его слова.

Думаешь, я захочу к тебе притронуться теперь? Знаешь, как я раньше тебя называл? Киска-которая-постоянно-под-рукой. Ты всегда была доступна, если мне нужно было кончить.

Мэдок никогда не был столь жесток. Даже до того, как мы начали…

Громкий крик, разнесшийся эхом по длинному коридору, заставил меня остановиться.

– Мэдок, отпусти! – раздался откуда-то с первого этажа голос Эдди.

Он до сих пор дома. Я скрестила руки на груди, сообразив, что все еще оставалась в майке и без лифчика. Но затем быстро их опустила.

Мэдокздесь. Отлично. Он находился там, где нужно, значит, мне не придется задействовать Эдди, чтобы вернуть его домой.

Вздернувподбородок, расправилаплечииспустиласьполестнице. Войдя в кухню, заметила Мэдока, стоявшего позади Эдди. Перекинув руку через ее плечо, он пытался зачерпнуть ложкой тесто, которое она замешивала. Отегонепринужденнойулыбки, всегдаозарявшейглаза, язамерланаместе, затем прищурилась.

" Перестань улыбаться", – мысленноприказалаему. Янастолькосузилаглаза, чтомоиброви, наверно, соприкоснулись.

Мэдокперевернулложку, покрытуюшоколаднойсмесью, исунулврот, в то время как Эдди попыталась ее выхватить. Он увернулся, а она отвесила ему подзатыльник, хотя они оба смеялись.

–Не лезь грязной ложкой в еду, маленький негодник! Ятебялучшевоспитала. – Эдди пригрозила ему деревянной лопаткой, разбрызгивая шоколад по своей белой рубашке, несмотря на надетый фартук.

Подмигнув ей, Мэдок подошел к холодильнику, держа серебряную ложку во рту (кто бы сомневался), и достал бутылку Гаторэйда.

Мой взгляд сосредоточился на большой татуировке у него на спине, растянувшейся от плеча до плеча.

Сердцепропустилоудар. Это что, мое имя? Язажмурилась, отгоняятакуюнелепуюидею. Нет. Татуировка гласила " Fallen" [Падший]. Простомастерзапоролбукву" е", окруживеепламенем.

Хотя в целом тату выглядела красиво.Пришлось одернуть себя, чтобы не зацикливаться на том, насколько сексуальней она его делала. Татуировки всех делали сексуальней.

Моя мать (в редких случаях, когда мы разговаривали)не жалела комментариев по поводу того, как я буду выглядеть в восемьдесят, вся в чернилах.

Ябудувыглядетьвеликолепно.

Без ремня джинсы сидели низко на бедрах Мэдока, он был без рубашки, словно недавно проснулся, а потом забыл одеться полностью. Только кто бы говорил? Я стояла посреди кухни в пижамных шортах и майке – в куда более непристойном виде. Моиспутанныеволосыторчаливовсестороны, спадалиналицо, поспине.

Он выглядел свежо и ярко, я же казалась потасканной.

– Фэллон! – воскликнула Эдди, заставив меня моргнуть. – Ты проснулась. – Ей не удалось бы никого одурачить, нервозность в ее тоне была слишком очевидна.

Мэдок стоял ко мне спиной, однако я заметила, как он замер на пару секунд, отпивая из бутылки, но быстрооправился.

– Дааа, – растянуто произнеслая. – Поспишьтут, когдавнизутакойшум.

Мэдок повернул голову, глядя на меня через плечо с приподнятой бровью. Он казался раздраженным.

Его взгляд медленно прошелся по моему телу, может, оценивающе, а может, чтобы вызвать дискомфорт, однако мои щеки все равно вспыхнули. Сначала сосредоточился на груди, потом спустился к животу, все ниже, пока не достиг босых ног, после чего его голубые глаза, в глубине которых читалось неприкрытое отвращение, вновь встретились с моими.

Так же, как прошлой ночью, он едва заметно поморщил носом, однако в остальном выражение его лица осталось невозмутимым. Я сжала зубы, заставляя себя дышать размеренно. Мне нельзя расстраиваться из-за того, что Мэдок смотрел на меня свысока. Ведь приучила же себя не расстраиваться.

Вконцеконцов, онвсегдасохранялспокойствие. Все время Мэдок оставался чертовски спокойным. Не орал, не демонстрировал свою злость, пока его не доводили до крайности. Иневозможнобылопредугадать, когдаэтослучится. Именно такая черта в нем пугала.

– Фэллон, Мэдокудивилменясегодняутромсвоим неожиданнымвизитом, – поспешила объяснить Эдди. – Но он вернется к друзьям после завтрака, верно? – спросила она у него, многозначительно вздернув брови.

Он глянул на нее, затем опять на меня, с выражением, полным озорства и удовольствия.

– Не-а, – ответил Мэдок, покачав головой, и отмахнулся от опасений Эдди, словно сообщая ей, что не хочет десерт. – Мы с Фэллон поговорили прошлой ночью. Между нами все хорошо. – Онпосмотрелвмоюсторону; от улыбки его глаза немного сузились. – У меня запланировано чертовски насыщенное лето. Адомбольшой. Верно, Фэллон? Мыбудемвести себя цивилизованноиливообще нестанемпопадатьсядругдругу.

Мэдок кивнул, переведя на Эдди свое беззаботное, невинное лицо с широко распахнутыми глазами. Он пользовался подобным приемом миллионы раз; я была тому свидетельницей.

Именно поэтому из Мэдока получится великолепный адвокат, какой получился из его отца. Обрабатывать людей нужно не только словами. Язык тела, расчет времени, интонации тоже важны. Сохраняй тон голоса нейтральным, расслабься и отвлеки собеседника сменой темы как можно быстрее.

Вот оно, через три, две, одну…

– Ладнотебе. Всенормально. – Он подошел к Эдди сзади, обнял ее крепко, хотя его взгляд был прикован ко мне. – Заканчивай с моими шоколадными блинчиками. Ясголодуумираю, матьтвою.

– Мэдок! – пожурила она возмущенным шепотом, однако улыбку сдержать не смогла.

Наэтомвсе. Онпобедил.

Пусть думает, что победил.

Япрочистилагорло.

– Да, Мэдокправ, Эдди. Уменянеткнемуникакихпретензий. Я тебе вчера об этом уже говорила. – Я заметила, как он приподнял брови. Бьюсьобзаклад, Мэдокдумал, ястанувозражать. – Влюбомслучае, черезнеделюменятутнебудет. Я приехала только поесть и в бассейне искупаться.

Не разрывая нашего зрительного контакта, позволила сарказму медленно просочиться в мой голос.Несмотря на нежелание это признавать, я скучала по издевкам над ним.

– Куда потом собираешься? – поинтересовался Мэдок, опершись локтями на гранитную столешницу широкого кухонного островка.

– В Чикаго. Осенью у меня начинаются занятия в Северо-Западном университете. Ты?

– ВНотр-Дам. – Он вздохнул, сжав губы в тонкую линию. В его ответе промелькнули нотки обреченности.

Нет, даженеобреченности. Смирения. СловноМэдокпроигралвсражении.

Нотр-Дам – семейная традиция. Его отец, тети, дяди и дедушка – все учились там.

Мэдок не выражал неприязни к данному колледжу, однако и симпатии я не уловила. Трудно было сказать, имел ли он собственные мечты, помимо тех, что спланировал для него отец.

– Ох, точно! – Эдди бросила лопатку в миску и вытерла руки о фартук. – Я совсем забыла вручить вам подарки в честь окончания школы. – Она прошла через кухню, достала два предмета из шкафчика. – Фэллон, я не знала, что ты приедешь, но все равно приготовила подарок для тебя, чтобы отправить по почте. Держи.

ЭддивручиланамсМэдокомнечтопохожееналампы. Основания у них были из черного пластика, а сверху крепились стеклянные капсулы. Снизу располагались алфавитные ряды.

– Криптекс! – Я улыбнулась, в то время как Мэдок посмотрел на вещицу, словно на инопланетного детеныша.

– Но… – сказал он Эдди, нахмуривброви. – Ты же знаешь, что я хотел увидеть тебя в бикини.

– Ох, захлопни варежку. – Она махнула на него рукой.

– Чтоэтотакое? – спросилМэдок, сконфуженнорассматриваяголоволомку.

– Этокриптекссзагадкой, – пояснилаЭдди. – Ты должен отгадать загадку, которую я прикрепила ко дну, и набрать ответ, чтобы открыть емкость. Только тогда достанешь подарок, спрятанный внутри.

Он прочитал свою загадку вслух:

– Они появляются ночью, хоть их и не зовут, но исчезают днем, хоть их и не украли. Чтоэто? – МэдокуставилсянаЭдди. – Серьезно?

Онзанесрукускриптексомвысоконадголовой, но Эдди его перехватила.

– Нет, несмей! – крикнула она, на что Мэдок наигранно смерил ее сердитым взглядом. – Не смей разбивать! Пошевели мозгами.

– Тыжезнаешь, чтоу меня стакойфигнейтуго. – Однако он начал набирать буквы, пытаясь угадать слово.

Япрочиталасвоюзагадку.

– Чембольшеоносушит, темвлажнеестановится?

Я вас умоляю. Усмехнувшись, набралаответ: полотенце. Криптекс открылся, и я достала подарочный сертификат скейтерского магазина, в котором часто делала покупки, пока жила тут.

– Спасибо, Эдди, – прощебетала, не желая говорить ей, что больше не каталась на скейте.

Я глянула на Мэдока, который с приподнятой бровью до сих пор возился со своей головоломкой. У него ничего не получалось, и чем дольше это будет продолжаться, тем тупее он будет себя чувствовать. Подойдя ближе, забрала его криптекс; у меня на мгновение перехватило дыхание, когда наши пальцы соприкоснулись.

Смотря на загадку, тихо проговорила, набирая ответ:

– Они появляются ночью, хоть их и не зовут, но исчезают днем, хоть их и не украли. – Замокщелкнул. Я заглянула в его нежные глаза, которые были сосредоточены на мне, а не на криптексе. – Звезды, – произнесла практически шепотом.

Оннедышал, возвышаясь надо мной; непреклонность в его взгляде напомнила, как часто я точно так же смотрела на него, желая получить то, что боялась попросить.

Носейчас между нами все изменилось. Я хотела причинить ему боль. А если судить по той девушке, которую он вчера привел домой, Мэдок остался прежним. Эксплуататором.

Я прикрыла веки, стараясь изобразить скуку, и швырнула открытую капсулу ему.

Глубоко вздохнув, он улыбнулся; от глубокой сосредоточенности не осталось и следа.

– Спасибо. – Затем Мэдок повернулся к Эдди. – Видишь? Мы отлично ладим.

Взяв свой подарочный сертификат для картинг-клуба, онвышелчерезраздвижныестеклянныедвериводворик, ведущийкбассейну.

Я сглотнула, пытаясь угомонить ураган, бушевавший у меня в животе.

– Значит, на этом все? – спросила у Эдди. – Ты позволишь ему остаться?

– Ты сказала, что не возражаешь.

– Невозражаю, – торопливодобавилая. – Просто… не хочу, чтобы у тебя возникли проблемы с боссом.

Она улыбнулась одним уголком рта, выливая тесто на сковороду.

– Ты знала, что Мэдок опять начал играть на пианино? – поинтересовалась Эдди, не отрывая взгляда от плиты.

– Нет, – ответилая, гадая, вчестьчегоонасменилатему разговора. – Его отец, должно быть, в восторге.

Мэдок брал уроки музыки с пяти лет. Он особенно интересовался фортепиано. ДжейсонКарутерсхотел, чтобыегосынбылвсестороннеразвит. Однако, когда Мэдоку исполнилось пятнадцать (примерно в тот же период мы с мамой переехали к ним), он понял, что мистера Карутерса интересовали лишь выступления, чтобы было чем похвастаться, покрасоваться.

ПоэтомуМэдокбросил учебу. Отказывался посещать уроки и грозился разгромить рояль, если его не уберут с глаз долой. Инструмент спустили в подвал, где он расположился рядом с моей полурампой.

Ноявсегданедоумевала…

Емудействительнонравилосьиграть. Этобылаегоотдушина.По крайней мере, мнетакказалось. Обычно Мэдок практиковался только во время занятий, но в то же время охотно садился за рояль, если был расстроен или очень счастлив.

Бросив музыку, и, соответственно, лишившись отдушины, он начал совершать глупости: сдружился с этим засранцем Джаредом Трентом, издевался над Татум Брандт, вламывался в школьную автомастерскую, откуда воровал детали (обэтомнезналникто, кромеменя).

– О, сомневаюсь, чтоегоотецвкурсе. Мэдок по-прежнему отказывается выступать или продолжать занятия. Нет, он играет по ночам, когда все уже спят, пока никто не видит и не слышит. – Она остановилась и посмотрела на меня. – Но я его слышу. Тихийпереливклавиш, доносящийсяизподвала. Едвазаметный. Будтопризрак, которыйникакнерешит, остаться емуилиуйти.

ЯпредставилаМэдока, играющеговодиночествевнизу, посрединочи. Чтоименноонисполнял? Почему?

АпотомвспомнилавчерашнегоМэдока. Того, который считал меня шлюхой, живущей на халяву.

Частыйритммоегосердцазамедлился до монотонного гула.

– Когдаонначалиграть? – спросила, глядя в патио, где он говорил с кем-то по телефону.

– Двагоданазад, – тихоответилаЭдди.– В день твоего отъезда.