sweet turning sour

https://ficbook.net/readfic/1596210

Автор: theviolonist

Переводчик: Clementine_G (https://ficbook.net/authors/338193)

Оригинальный текст: https://archiveofourown.org/works/631029

Беты (редакторы): Эвелин Вард.

Фэндом: One Direction

Персонажи: Harry Styles/Louis Tomlinson

Рейтинг: R

Жанры: Слэш (яой), Романтика, Ангст, Драма, Психология, Повседневность, AU, Эксперимент

Предупреждения: Смерть персонажа, OOC

Размер: Мини, 20 страниц

Кол-во частей: 1

Статус: закончен

Описание:

В 2020 они попадают в автокатастрофу.

Публикация на других ресурсах:

Спросите.

Примечания автора:

Поражающая своим психологизмом работа.

Разрешение на перевод получено.

i.

В 2020 они попадают в автокатастрофу.

ii. instrumental

Асфальт всё ещё горячий, когда они поднимаются, истерически смеясь. Они падают в объятия друг друга, и Луи скользит ладонями по спине Гарри, притягивая его ближе. Он прижимает Гарри к груди, и это всё равно, что удерживать ветер – безнадежно, он будто просачивается сквозь пальцы.

- Ты жив, - шепчет Луи. Его голос срывается, когда он чуть оттягивает волосы Гарри, проверяя нет ли крови. – Я люблю тебя, - говорит он, целуя Гарри и поглаживая большими пальцами его скулы. – Я люблю тебя, я люблю тебя…

Они сбегают от дыма и сирен и ловят такси, как только фельдшеры выпускают их из поля зрения. Водитель приподнимает брови, когда видит, в каком они состоянии, но не прогоняет их. Дорога обратно в квартиру проходит словно в тумане. Луи смотрит в окно, сжимая липкую ладонь Гарри в своей. Костяшки его пальцев кажутся голыми: Луи не понимает, почему никогда не покупал ему колец. Он моргает, всматриваясь в дорожные знаки, и пытается вспомнить, что означает желтый треугольник. Возможно, у него сотрясение.

Исчезающая под колесами автомобиля дорога заставляет его вспомнить о всех тех вещах, которые они собирались совершить однажды и не могли пропустить. Они хотели взойти на Килиманджаро, чтобы посмотреть на клубящиеся под ними облака, цепляясь за скалы; облокотиться на перила Эйфелевой башни и целоваться украдкой, поглядывая на раскинувшийся внизу город и разодетых в шубы парижанок, исчезающих за углом; пройти через Анды, чтобы подошвы их башмаков слиплись от коричнево-красной пыли. Их мечты не боялись высоты; они не могли терять время.

Они стукаются локтями, когда снова целуются, и Луи берет лицо Гарри в ладони, целуя его ресницы, скулы, горло, чтобы заставить его разрумяниться.

- Ты жив, - говорит он, осыпая словами, будто молитвами, кожу Гарри. Он выстраивает ему доспехи.

Луи не останавливается, позволяя словам таять на языке, и, смешиваясь, капать на кожу Гарри, подобно воску. Гарри не отвечает; его тело до сих пор трясется – тихо, разрываясь между облегчением и страхом.

Луи усаживает Гарри на кровать и удерживает его вертикально – кажется, что Гарри безвольно висит в пропитанном пылью воздухе, его волосы подсвечиваются изнутри.

Гарри легкий, как перышко, в этот день; в день, когда он чуть было не погиб. Когда он прислоняется к Луи и откидывает голову назад, обнажая длинную шею, Луи обхватывает его за бедра. Сегодня он не хочет оставлять на нем следов, но Гарри чудится таким призрачным, почти растворяющимся в его объятьях, что Луи невольно сжимает пальцы сильнее, только чтобы убедиться, что он на самом деле здесь.

Шторы заслоняют окна, раздуваясь, будто беременная Скарлетт О’Хара, когда ветер играет в прятки с тяжелыми складками. Луи слушает, как стоны Гарри наполняют комнату, и удивляется, почему прежде не задумывался о том, какими счастливчиками они были.

- Никогда не уходи, - шепчет он Гарри в губы. Гарри не отвечает. Луи не смущает его молчание; это его отсутствия он не смог бы вынести.

Позже, когда они падают на подушки, дождь за окном походит на индийский муссон. Они ничего не говорят. Им это не нужно.

iii.

Это Луи решает отправиться в путешествие.

Они лежат на кровати, и их лодыжки соприкасаются под тонкой простыней (слишком жарко, чтобы обниматься). Луи убирает со лба Гарри слипшиеся от пота кудряшки. Он лениво улыбается.

- Нам нужно отправиться в путешествие, - говорит он с тем маниакальным блеском в глазах, какой возникает всякий раз, как ему в голову приходит сумасшедшая идея, перебивая слабо светящуюся в них усталость.

- Что? – сонно бормочет Гарри.

- Мы должны поехать в Америку, - говорит Луи.

- Почему бы и нет, - отвечает Гарри. В его взгляде к Луи - абсолютное доверие.

- Почему бы и нет, - повторяет Луи. Он пытается не дать этим словам застрять у себя в горле, но безрезультатно.

iv.

Америка – это палящее солнце и покрытые пылью дороги, но всё совершенно иначе, когда они одни. Они берут на прокат Corvette, потому что могут себе это позволить; солнечные очки прячут их смеющиеся глаза, когда они проезжают через Нью-Йорк, проклиная адский трафик. Всё вокруг выглядит крупнее, ярче – мигающие повсюду банкоматы и огни светофоров, висящих над ними.

У Луи полно планов – он хочет, чтобы они искупались в фонтане и прокричали что-нибудь с Эмпайр-Стейт-Билдинг; чтобы они ночевали в грязных мотелях и занимались в них любовью так, чтобы было слышно сквозь тонкие стены. Он хочет китайской еды на вынос, и он хочет жить.

Гарри намного более сдержанный. Он обхватывает пальцами запястье Луи и тянет его в ресторан, к угловому столику. Местечко немного грязное, одинокая свечка мерцает в маленькой стеклянной баночке. Пахнет влажностью и томатным соусом.

- Давай по порядку, - говорит Гарри. – Ты не хочешь осматривать чудеса Америки на пустой желудок, правда?

Луи кивает, быстро целуя его в губы. Гарри прижимается к нему. Безопасность больше ничего не значит – или вернее, значит, но не так, как раньше: она важна настолько, что мысль об этом уже проникла им под кожу.

Они смеются, когда пытаются есть свои спагетти в стиле «Леди и Бродяга» и у них не получается, томатный соус капает на белую футболку Луи. Гарри манит его ближе.

- Хотелось бы мне быть в местечке поукромнее, чтобы я мог слизать его с тебя, - хрипит он Луи на ухо, самодовольная улыбка растягивает уголки его губ.

Луи смеется, краснея скорее от возбуждения, чем от смущения. Он поднимается и подталкивает Гарри в сторону туалета, не дожидаясь положенных десяти минут, чтобы последовать за ним. Они обмениваются быстрыми минетами в одной из кабинок. Верный своему обещанию Гарри слизывает капли соуса вокруг соска Луи, дразня его языком сквозь влажную ткань, и Луи выгибается ему навстречу, глотая стоны.

Когда они возвращаются, то улыбаются, как влюбленные идиоты, и доедают спагетти, даже не замечая, что те уже остыли. Гарри трясет своими кудряшками, пытаясь скрыть улыбку, но Луи обхватывает его подбородок двумя пальцами, заставляя встретиться с ним взглядом. Им не нужно скрывать что-то друг от друга.

Они заказывают шоколадный мусс и мороженное. Эти не так хороши как те, к которым они привыкли, но тоже очень вкусные. Они облизывают ложки друг друга, стараясь, чтобы это выглядело как можно более непристойно; в какой-то момент Гарри разыгрывает сцену из «Когда Гарри встретил Салли», почти опрокидывая свой стул. Луи всё время смеется.

Они занимаются сексом в отеле, как Луи того хотел, и Гарри ударяется головой о спинку кровати. Он стонет, проклиная всё на свете, и Луи целует его, притягивая за футболку достаточно близко для поцелуя и заставляя их столкнуться зубами. Капелька крови выступает на губе Гарри. Он вздыхает. Луи собирается слизнуть её, но…

- Пусть течет, - говорит Гарри, скользя ладонями по спине Луи, под его ребра. Биение его сердца эхом разносится сквозь них обоих.

v.

Зейн звонит однажды утром, когда Гарри в душе. Луи думал о том, чтобы присоединиться к нему, но ему нужно понять, куда они собираются отправиться дальше.

- Да, - рассеяно отвечает он в трубку, разворачивая одну из карт на кровати.

- Луи, - говорит Зейн. Он звучит неожиданно устало. – Где ты?

- Нью-Йорк, - отвечает Луи. – Ты в порядке, приятель?

- Ты не должен был… - кто-то говорит что-то позади него, и он огрызается. – Ты должен был предупредить нас, прежде чем удрать.

Луи цыкает языком:

- Я говорил тебе. Я сказал, что мы с Гарри хотим вернуться в Америку. Что тебе нужно, маршрут?

Он немножко раздражен, честно говоря. Обычно Зейн пристает к ним двоим меньше всех остальных, позволяя им делать свои собственные дела и радуясь за них или молчаливо не одобряя. От Лиама можно было ждать такого допроса, но Зейн?

Зейн вздыхает в трубку. Луи съеживается, убирая её от уха.

- Неважно, друг. С тобой все в порядке?

- Почему нет? – спрашивает Луи, а затем вспоминает, что уехал сразу после аварии. Они с Гарри оба были очень напуганы. – Да, мы в порядке, не волнуйся.

Зейн издает непонятный звук и говорит что-то, чего Луи не слышит, тому, кто рядом с ним.

- Хорошо, рад, что с тобой всё в порядке. Просто держи нас в курсе, ладно? Ты знаешь, какой курицей-наседкой Лиам иногда может быть.

Луи так просто не обманешь, но он понимает, что кивает телефонной трубке. Он не может обижаться на своих лучших друзей за то, что они волнуются о нем, не так ли?

- Конечно. Передавай от меня привет парням, хорошо?

- Передам.

Луи вешает трубку, не позволяя мыслям о странном поведении Зейна просочиться в его ещё сонное сознание. Он поворачивается к карте, но на секунду всё кажется ему непроницаемым. Он голоден, и у них есть мини-кухня, так почему бы ему не сообразить им что-нибудь на завтрак. Может быть, омлет?

Они ничего не покупали, поэтому Луи решает спуститься в магазин. Он находит 7/11 достаточно легко, следуя за толпой людей, идущих под яркими неоновыми огнями. Он шатается немного по отделам – никогда особо не любил супермаркеты - но ему и незачем оставаться здесь надолго.

Он пытается выбрать между обычными яйцами и органическими, когда маленькая ручка дергает его за рукав. Он подпрыгивает, а когда разворачивается, видит перед собой маленькую девочку, рассматривающую его большими янтарными глазами. Молодая женщина, стоящая позади неё, явно смущена – наверное, её старшая сестра.

Он слегка удивлен – он более или менее замаскировался (шапочка и очки); к тому же, они уже не так знамениты, как были раньше, и уж точно не для такой возрастной аудитории.

- Прошу прощения, - говорит старшая сестра. – Она ваша большая поклонница.

Луи улыбается.

- Не волнуйтесь, - говорит он, наклоняясь к девочке, которая смотрит на него немигающим взглядом. – Как тебя зовут? – спрашивает он.

Она прищуривается и поворачивается к сестре, которая бережно берет её за руку.

- Она не может говорить.

- Ох, - мягко отвечает Луи.

Маленькая девочка знаками показывает что-то сестре.

- Она очень сожалеет, - говорит сестра, глядя куда угодно, только не на Луи. – Она надеется, что вы уже не плачете.

Луи замирает.

- Не понимаю, о чем вы, - говорит он, искренне растерянный.

- Она говорит, что знает, какого это – терять близкого человека, - продолжает молодая женщина, и в это время маленькая девочка смотрит прямо на него.

После она снова вопросительно смотрит на сестру, и та неуверенно кивает. Маленькая девочка раскрывает руки, и, когда Луи подходит ближе, она прижимается к его груди – маленькие ручки обнимают его крепко-крепко. Она показывает что-то за его спиной, выпуская изо рта искаженные звуки.

- Она говорит, что надеется, вам станет легче, - говорит девушка.

Когда маленькая девочка, наконец, отпускает его, они прощаются друг с другом.

- Спасибо, - говорит Луи, и девочка сияет, держась пальчиками за свою сестру.

Луи выходит из магазина с органическими яйцами, маслом, хлебом и головкой козьего сыра. По непонятной причине он чувствует себя опустошенным.

vi.

Наверное, под влиянием Лиама Луи создает список. Он неаккуратный и называется «вещи», потому что он хотел назвать его «вещами, которые мы должны сделать» и на полпути отвлекся и начал их перечислять, но он в любом случае очень горд собой, потому что, эй, не каждый день вы увидите, чтобы Луи Томлинсон организовывал что-то или наводил в чем-то порядок. Это определенно шаг вперед.

Гарри проверяет, что он написал («пойти в шикарный музей для Хаззы, съесть пиццу, не показываться на Тайм-сквер, Эмпайр-Стейт, напиться на законных основаниях, заняться сексом в Центральном парке, встретиться с Бараком Обамой») и смеется.

- Обама даже не живет здесь, придурок, - говорит Гарри, пододвигаясь к Луи, чтобы поцеловать его.

Луи растворяется в поцелуе, слегка покусывая зубами нижнюю губу Гарри.

- Но я хотел сделать фотографию, чтобы позлить Найла, - надувается он.

Гарри не обращает на него внимания, занятый добавлением непристойностей в список.

Луи удерживает его за локоть, чтобы он перестал писать.

- Отвали, задрот… подожди, правда?

Гарри закусывает губу.

- Ага.

- Я думал, ты не…

Гарри плавно ведет плечами, ткань его футболки собирается в складку, выставляя на показ полоску обнаженной кожи. Взгляд Луи помимо его воли перескакивает на неё.

- Подумал, что не могу умереть, не попробовав, понимаешь? – говорит Гарри, но Луи только в половину внимателен.

- Мы должны… - начинает он, указывая на лист таким образом, как будто говоря, что некоторые вещи из этого списка они должны сделать прямо сейчас.

- Ага, должны, - соглашается Гарри.

Он подцепляет двумя пальцами Луи за воротник и притягивает его к себе. Луи подползает к нему на коленках; когда они смеются, то звучат почти безумно, задыхаясь - утренний смех людей, которым нечего бояться.

vii.

В конце концов, они оставляют свой номер, когда устают от гостиничной еды и постель начинает пахнуть ею. К тому же, в Америке они не просто так.

Луи забывает о списке и загружает все их вещи в машину, поддавшись импульсу. К тому моменту, как Гарри просыпается, они уже на полпути через Нью-Джерси, солнце припекает нещадно.

Гарри моргает. Луи улыбается ему:

- Утро, солнышко, - напевает он.

- Где мы?

- В Новом Египте, по-видимому, - легкомысленно отвечает Луи, указывая на размытый скоростью знак на краю дороги.

Гарри вытягивает ноги, чтобы понежиться на солнце.

- Ты знаешь, куда мы едем? – спрашивает он. Он знает, что лучше спросить, чем рассуждать о чем-то с Луи сейчас, когда тот опьянен кислородом и адреналином.

- Ну, это не от меня зависит, - говорит Луи и широко ему улыбается.

- От чего? – спрашивает Гарри. Он находит на бардачке пончик, завернутый в масляную бумагу, и впивается в него зубами, глухо бормоча: «спасибо». Луи кивает.

- От того, куда ты хочешь отправиться, - говорит Луи и передает ему пару солнцезащитных очков.

Гарри целует его за это; он не вытирает сахарную пудру с губ, просто обхватывает Луи за шею и притягивает его к себе, целуя. Это опасно и глупо, но если они умрут, то по крайней мере смогут сказать, что именно так и хотели, чтобы всё произошло.

viii.

Дни пробегают один за другим. Это одно из тех путешествий, где вы действительно не можете отличить их – может, прошла неделя с тех пор, как они уехали, или даже месяц, но Луи все равно. Он чувствует себя немного виноватым перед парнями (их мобильные телефоны вместе с ноутбуком Гарри украли в одном и правда отвратительном мотеле в Западной Вирджинии – серьёзно, они будто попали в «Сверхъестественное»), и всё, что они могли сделать – это вернуться, но Луи не хотел возвращаться.

Они сидят в машине, забросив ноги на консоль, едят гамбургеры и чипсы, когда он задает вопрос:

- Думаешь, мы должны вернуться? – он старается звучать равнодушным, но у него это совсем не получается.

- Я не знаю, - отвечает Гарри – нерешительно, как и всегда. Иногда это очень бесит Луи, но не сегодня. Он не думает, что сегодня его вообще что-то сможет разозлить. – Ты хочешь вернуться?

Его кудри в ещё большем беспорядке, чем обычно. Он подходит для этого места, для Америки – выглядит, как часть одного из тех поколений, которые только Америка может породить, простые и сложные одновременно, уродливые и прекрасные, полные надежд. Страх, что Гарри может не вернуться однажды с ним, преследует Луи, как нечто неотвратимое; что-то, что он знал, но не признавал, отвлеченный удовольствиями.

- Нет, - говорит он. – Но мы должны…

Гарри смеется; его голова откидывается назад, так что шея открывается для лучей солнца. Луи хочется лизнуть её, пока кожа не станет абсолютно чистой от всего – грязи, пота и соли.

- Мы не должны ничего делать, Лу. Мы свободны.

- Парни…

- Они переживут, - его глаза горят. «Даже если нет», - думает Луи, - «даже если нет, им придется – смерть когда-нибудь все равно разлучит нас, и тогда они поймут – они увидят…»

- Да, возможно, - говорит он.

После они едут через Миссури. Гарри садится за руль, потому что он устал быть постоянно на пассажирском сидении. Он водит, как сумасшедший Джеймс Бонд – лениво и стремительно входя в крутые повороты и глядя на горизонт сквозь свои Ray-Ban, как будто видит что-то, чего Луи не может.

- Чувствуешь себя хорошо, Рэмбо? – дразнит его Луи.

Гарри играет бровями и вытягивает губы, чтобы чмокнуть его. Если это не идеальная жизнь, то что-то чертовски близкое к ней.

- Эта страна – сумасшествие, - хмурится Гарри двадцать километров спустя, когда ландшафт кардинально меняется с гектаров полей на зеленый густой лес. Единственное заметное сходство – это то, что на дороге помимо них никого нет, но может быть, это потому, что Гарри свернул три часа назад. Луи говорил ему, что место выглядит подозрительным.

- Это правда, - соглашается Луи. Вид так часто меняется в одной стране, как если бы они путешествовали по Великобритании, что… имеет смысл, если об этом подумать. По-прежнему. Это пьянящее чувство. То, что они вместе, чувствуется чем-то маленьким, но вместе с тем необходимым.

Они могут делать всё, что захотят. Они могут взобраться на машину и стать пиратами – ходить в море и построить корабль из резного дерева; они могут охотиться на оленей и жарить их на костре, целуясь и не обращая внимания на стекающий с их подбородков жир; они могут стать отшельниками и построить шалаш на дереве, соорудив из веток крышу и используя аккумулятор вместо печки.

Вот что Луи имеет в виду, когда говорит, что хочет жить вечно. Ему все равно, постареет ли он, если это означает быть здесь вместе с Гарри. Не то чтобы он совсем не волновался насчет морщин, но он мог справиться с ними.

- Вперед, моряк, - сияет он, указывая пальцем на дорогу перед собой.

Гарри склоняет голову, снимая перед ним воображаемую шляпу.

- О, капитан, мой капитан, - подыгрывает он.

Они так чертовски счастливы, что Луи невольно благодарит провидение за аварию. Может быть, толчок – это как раз то, что им было нужно.

ix.

Если говорить о Луи, то он хорош в рассказывании историй. Иногда людям становится скучно, они думают, что он будет нервничать и раздражать их ещё сильнее, и поэтому они не позволяют ему даже начать, но если он все же возьмется за дело, то без сомнений будет блистать.

Тому есть причина. Ничего сложного, ничего, связанного с его голосом или детством или с чем-нибудь вроде этого – он верит. Он верит в свои истории так сильно, он полностью погружается в них, и только такие люди, как он, становятся хорошими рассказчиками.

Это неплохая способность сама по себе. Она всегда шла Луи на пользу, сколько он мог вспомнить. Она делала его более-менее интересным в школьном дворе, достаточно хорошим в общении с девушками, а после и с парнями, и, конечно, она помогла ему влюбить в себя Гарри Стайлса.

Он хорош в рассказывании историй самому себе тоже. Когда он был ребенком, то шептал себе перед сном: «Я пират, я великан, я король». Он научился не произносить слов слух, но это не значит, что он совсем перестал это делать. В день прослушивания на X-Factor: «Я певец».

И теперь, спустя годы: «Я друг. Я любимый. Я звезда. Я король. Я пример для подражания. Я пират. Я брат. Я сын. Я викинг. Я астронавт».

Некоторое из этого было правдой, другое – в меньшей степени, но он всегда верил в то, что его слова правда. Можете считать это талантом.

Это приходит к нему в голову, когда Гарри разваливается на пассажирском сидении, поворачиваясь к нему, глаза его скользят по запястьям Луи из-под отяжелевших век.

- Расскажи мне историю, - просит он.

- Какую историю? – спрашивает Луи. Он не отказывается. Такое случается, но редко с Гарри.

- Ты можешь выбрать, - говорит Гарри, но после возражает самому себе: - Расскажи, как мы встретились.

У Луи есть сто и одна история о том, как они встретились, все правдивы в известной степени. Он замолкает на мгновение, как раз чтобы выбрать одну и украсить её в своей голове, и затем:

- Хорошо, - говорит он.

Гарри устраивается поудобнее на кожаном сидении и закрывает глаза.

x.

- Что бы ты сделал? – спрашивает Гарри в Индиане, когда небо темнеет. Они по-прежнему за рулем, наверное, почти всю ночь, потому что они спали до этого и трахались все утро.

Гарри за рулем. Он великолепен, как обычно, его кудри выглядывают из-под шапочки, а длинные пальцы сжимают руль. У Луи ощущение, будто он в кино.

- Что бы я сделал, если… - продолжает Луи.

- Если бы я умер, - говорит Гарри тихо, и его голос едва слышен за ревом двигателя. – Ты думаешь об этом?

Вопрос застает Луи врасплох.

- Я… не знаю.

«Я не знаю, смогу ли это пережить», - он не хочет говорить этого, потому что не хочет быть излишне драматичным и не хочет, чтобы Гарри сказал ему, что он сможет.

Гарри барабанит пальцами по рулю. Нервное «тук-тук» наполняет тело Луи, будто второе сердцебиение.

- Просто… - начинает он, но не заканчивает, опуская голову.

- Я знаю, Хаз, - говорит Луи тихо.

- Значит, ты можешь себе это представить? Сейчас я рядом с тобой, и ты жив – но потом – какого это будет? Я знаю, мы думаем, что не сможем смириться, но… что мы будем делать? – его нижняя губа дрожит.

- Притормози, - говорит Луи, и подбородок его напрягается.

Удивленный Гарри поворачивается к нему:

- Что?

- Притормози, - повторяет Луи – его голос низок, и ощущение такое, будто ему в горло насыпали песка.

Гарри тормозит. Они в какой-то глухомани; мимо них проезжает несколько машин, но в основном здесь только они и сухая трава. Луи берет лицо Гарри в ладони, сжимая пальцами его подбородок.

- Мы живы, - яростно произносит он и прижимается поцелуем к его рту. Речь не об утонченности и даже не о сексе – это о том, чтобы сказать: «Я здесь, придурок, не смей забывать об этом». Это «я никуда не уйду», потому что Луи не уйдет. Он большой фанат обещаний, которых не может сдержать.

Гарри тихонько всхлипывает, прежде чем успокоиться и, сделав глубокий вдох, прижаться к плечу Луи лбом.

- Мы в порядке, - говорит он тихим голосом, его руки скользят по позвоночнику Луи, считая позвонки.

- Да, - повторяет Луи, и он игнорирует покалывание в пальцах, которое кажется ему очень дурным знаком. – Мы в порядке.

xi.

Они доезжают до Сан-Франциско. Этот город кажется им немного более домашним; по крайней мере, европейским. Сначала они осторожничают, проезжая на машине по подъемам и спускам холмов и с любопытством разглядывая улицы, но это хороший город для того, чтобы расслабиться, и они позволяют себе отдых.

Здесь много выпивки и солнца, дешевой текилы и баров, людей, пялящихся на них, но больше все же тех, кто не обращает на них никакого внимания, потому что здесь такая жизнь. Первую ночь они спят в машине, а потом снимают комнату в мотеле. Она не очень просторная: кровать, письменный стул и туалет ютятся в двадцати квадратных метрах, но этого вполне достаточно. Луи хочет, чтобы это длилось вечно – правда на этот раз огонь внутри него пылает так сильно, что он боится, что может перегореть.

- Мы должны вернуться, - говорит он на следующее утро, прикусывая плечо Гарри. На вкус он как пот, соль и душ, который он не принял.

Гарри шевелится во сне, приоткрывая глаза:

- Почему?

У Луи есть тысяча ответов и тысяча возражений для них же. Он мог бы сказать, что хочет понять, что всё происходит на самом деле, что скучает по маме и что ему нужен дождь. Но вместо этого он просто пожимает плечами:

- Пора.

Гарри смеется, и голос его хриплый ото сна:

- Как всегда чересчур драматичен, - шепчет он и тянется на матрасе. – Как насчет того, чтобы забронировать билеты на следующую неделю?

- На завтра, - говорит Луи, прежде чем успевает остановиться. Он не знает почему – может, он боится, что магия иссякнет и у него не останется ничего, кроме выцветших воспоминаний по возвращению домой. Странное чувство срочности гудит у него под веками. Он трет глаза.

Гарри не возражает.

- Хорошо, - говорит он. – На завтра.

Их последний день в городе немного горек, но они стараются взять от него как можно больше. Гарри отводит Луи в место, о котором ему рассказал его друг, где они могут побыть наедине – поглядеть на город, сидя на покосившейся крыше тату-салона, откуда до них волнами поднимается запах чернил и пота.

- Что мы будем делать, когда вернемся? – спрашивает Гарри, нежно обводя пальцем линию жизни на ладони Луи.

- Пойдем к маме и поедим, - говорит он, разминая шею и улыбаясь Гарри. – Встретимся с парнями.

Гарри стонет:

- Они будут в бешенстве из-за того, что мы не присылали им открыток.

- Неважно, - отвечает Луи. Он не может о чем-то волноваться, когда рядом с ним голый по пояс, сонный и источающий тепло Гарри.

Они должны проснуться на рассвете, чтобы успеть на самолет. Они вроде бы привыкли к этому, потому что ранние подъемы были частью их работы; чем-то, что им приходилось делать каждый день, но от этого встать было не легче. Гарри ворчит по дороге в душ, останавливаясь, только когда Луи приходит вымыть волосы, проводя ладонями по своей голове.

Гарри разворачивается к нему и широко улыбается, приподнимая бедра.

Луи отступает на шаг:

- У нас нет времени.

Гарри надувается и наклоняется, чтобы коснуться его подбородка.

- Плевать, - говорит он, закусывая губу. Он проводит языком по венкам на шее Луи, где, он знает, тому особенно нравится.

Луи вздыхает, соединяя их губы в ленивом поцелуе. Вода стекает между ними – по их носам и щекам – Гарри ловит одну из капель, что свисает с ресниц Луи, мизинцем и поднимает его ко рту, слизывая воду.

- Черт бы тебя побрал, Стайлс, - говорит Луи. Он бесцеремонно падает на колени и морщится от боли, ударяясь о слив на полу душа.

Гарри хмурится, протягивая ему руку:

- Извини, - говорит он, - я думал, ты…

Луи смеется.

- Не волнуйся, я в порядке. Да? – он покусывает его бедра, и Гарри шипит, гладя Луи по спине.

Гарри прижимается к кафельной стене, откидывая голову назад. Луи смотрит на него из-под промокших и слипшихся от воды ресниц. Вода струится по векам Гарри, его рту, выступам ключиц, животу – Луи дает себе несколько секунд, чтобы полюбоваться им. Затем он приступает к работе.

Они пропускают свой рейс.

xii.

Они берут другой после долгого нытья Луи. Гарри в основном только пожимает плечами, как бы говоря, что один день не сделает для них никакой разницы и что они даже смогут получить возмещение, правда, Лу, тебе не из-за чего расстраиваться. Этот разговор надоест Луи через несколько часов, но таким образом он заставляет Гарри извиниться, потому что не хочет чувствовать, будто это он сдался (Гарри потворствует ему, склоняя голову), и они идут на рынок.

Прогулка по бульвару Allemany рука об руку: белый блеск больших церквей и шум множества голосов; овощи, созревающие кажется прямо у них на глазах, переходящие из рук в руки с прилавка прямо в корзину. Гарри сияет.

Он покупает им овощи, названия которых звучат, как трудно произносимые немецкие фамилии. Луи пробовал приготовленную им пищу достаточно часто, чтобы знать, что может доверить ему сделать из них что-нибудь съедобное, даже если сейчас они выглядят скорее как красочный букет, чем то, что Луи мог бы съесть. (Это тыква? Луи ненавидит тыкву. Гарри знает, что Луи ненавидит тыкву. Ему лучше не делать пюре из неё или даже крем-брюле. Хорошо это не закончится).

Когда они возвращаются в отель, Гарри останавливает лифт между этажами и прижимает Луи к стеклянной стене, целуя его.

- Это ещё за что? – спрашивает после взъерошенный Луи с опухшими от поцелуя губами. – Не то чтобы я жалуюсь.

Гарри пожимает плечами и старается скрыть улыбку, утыкаясь ему в плечо тем неловким образом, как бывало, когда они только начали встречаться; его глаза полны нежности.

- Просто, - говорит он.

Луи думает, что это заслуживает ответного поцелуя, а потом они приходят в номер, где есть кровать, и было бы преступлением не воспользоваться ею.

Тыква может подождать.

xiii.

Они покидают Сан-Франциско в тот же день. Гарри позаботился о том, чтобы забронировать билеты на вечерний рейс, потому что вы бы тоже не захотели разозлить Луи Томлинсона сильнее, чем он уже был разозлен. Перелет ночной, и они оба привыкли спать в самолетах, так что им не о чем беспокоиться.

Хотя им всё же лететь десять часов. Луи жалуется по этому поводу по дороге в аэропорт, но то, как он прижимается Гарри или смотрит на него, когда думает, что тот не видит, говорит, что он уже не обижен.

Гарри отдает ему свое одеяло, когда он замерзает в самолете, и они жалуются на еду на борту вместе. Сидящая позади женщина смотрит на них с отвращением, но у них миллионы фанатов, чтобы один такой взгляд мог как-то сказаться на их самооценке. Они смеются над этим.

Учитывая, что он никогда не может нормально отдохнуть в самолете, он не сопротивляется сну, когда тот приходит к нему. Кроме того, ему немного грустно расставаться с США и этой иллюзией идеальной жизни, и он не хочет показывать этого больше, чем необходимо. Он тот, кто настаивал на возвращении в Великобританию в конце концов.

Он проверяет, чтобы никто не смотрел на них, прежде чем тянет Гарри за рукав и наклоняется к нему, целуя его в уголок рта и задерживаясь на долю секунду на нижней губе. Он пахнет, как еда с самолета и сигарета, которую он выкурил прямо перед посадкой. (Луи пытался заставить его бросить. Имея предсмертный опыт общения с сигаретами, вы возможно вообще бы за них не взялись, но очевидно, что любовь Гарри к сигаретам очень сильна).

- Я собираюсь поспать, - говорит он, поглаживая большим пальцем запястье Гарри через ткань свитера.

- Хорошо, я взял с собой книгу, - отвечает Гарри, указывая на свою сумку, стоящую под креслом. – Спокойной ночи.

Луи улыбается и закрывает глаза.

Он просыпается прямо перед приземлением. Вокруг всё трясется, и на секунду Луи кажется, что что-то не так (свет от фар встречных автомобилей бьет ему по глазам, ослепляя, отдаленный вой сирен), но затем Гарри дотрагивается до его плеча, успокаивая.

- Расслабься, - говорит он, и его голос медленный и спокойный. – Мы всего лишь садимся.

Луи тает в его объятьях, мышцы его расслабляются.

- Мы уже на месте? – спрашивает он сквозь зевок. – Как долго я спал?

Гарри пожимает плечами:

- Семь часов или около того. Тебе это было нужно.

- Что же, хорошо, если только ты не использовал это время для того, чтобы претворить на мне как можно больше своих девиантных фантазий, Стайлс, - отвечает Луи. Он не уверен, достаточно ли тих был его голос, чтобы женщина позади их не услышала.

- Без всяких сожалений, - говорит Гарри, лежа в кресле.

Никто не встречает их в аэропорту, когда они спускаются с самолета, но они так и так никого не ждали. К тому же, это значит, что их не караулит толпа фанатов, сдерживаемая охраной аэропорта и способная задержать их дорогу до дома ещё на несколько часов.

Они стараются не привлекать к себе внимания, пока добираются до квартиры. Водитель такси помогает им забрать багаж, и вот они – стоят на тротуаре, держась за руки. Это походит на конец какой-то сказки, будто кто-то наконец стащил с них одеяло.

Гарри делает глубокий вдох:

- Ну, вот и мы.

Луи улыбается, сжимая его ладонь.

- Всё не так плохо, - говорит он, потому что это на самом деле так. Только то, что они не в Америке, не означает, что они не могут быть счастливы. – Даже дождя нет.

Он обнимает Гарри за талию и притягивает его к себе.

xiv. staccato.

Раздается стук в дверь.

Утро понедельника. Луи не знает, почему чувствует себя безопаснее внутри, почему он откладывал встречи с мальчиками и даже походы за продуктами. Это может длиться вечно, хотя Луи действительно начинает скучать по ребятам. Он вроде бы даже хочет, чтобы Ник развалился на дурацком хипстерском диване и уговаривал Гарри купить и посмотреть «Историю игрушек», а он бы рассказывал им о поездке. Он скучает по фальшивым звукам отвращения, которые они издают всякий раз, как Луи с Гарри заходят немного дальше приличного; он скучает по идиотским шуткам Лиама и бормотанию Найла. Он правда по ним скучает.

Он не игнорирует стук. В ретроспективе, может, должен был.

Вместо этого он поднимается с дивана и открывает дверь. Они сжимают его в объятьях.

- Черт, - говорит Зейн, и, может быть, Луи должен был заметить, что что-то не так, потому что Зейн никогда ещё не выглядел настолько хмурым. Единственный раз, когда Луи видел его плачущим, был день, когда умер его дедушка, и пусть у Луи и достаточных размеров эго, он не думает, что его возвращение из отпуска заслуживает таких же эмоций. – Мы волновались, придурок.

Луи не паникует. Покалывание в его ладонях становится все сильнее, но это, вероятно, просто судорога. Он прячет их в карманы.

- Почему? – спрашивает он.

Он буквально заставляет себя не замечать глаз Лиама, того, как они покраснели и что он выглядит таким растрепанным, будто не спал несколько ночей. Найл держит его за руку, успокаивая, как делает всегда, когда что-то идет не по плану.

Зейн смотрит на него. У Луи уходит несколько секунд на то, чтобы дать названия эмоциям на его лице, но одно он осознает автоматически – стыд и гнев раскрываются, как старые раны в его груди, между его сердцем и ребрами: жалость.

- Что происходит? – спрашивает он.

Он не паникует. С чего бы? Всё в порядке. Сейчас они могут быть абсолютно счастливы, потому что, черт возьми, выжили, и только это имеет значение. Но в голове Луи уже составляет список вещей, которые могут пойти не так (его семья или Гарри, группа, парни) или что всегда может произойти: кто-то из них болен. Его мама упала с лестницы. С ними разорвали контракт.

Зейн трет глаза. Его запястья кажутся тоньше обычного, но паника всегда ослепляет Луи, заставляет его видеть вещи, которых на самом деле нет.

Лиам спрашивает его быстрее, чем Зейн успевает, опуская ладонь к нему на бедро и тем самым пытаясь успокоить. Зачастую они общаются между собой с помощью жестов и нежных прикосновений. Я в порядке. Я понимаю.

- Где ты был?

xv.

Луи не паникует. Его ладони не потеют, когда он вытирает их о штаны, металлические молнии на карманах царапают кожу.

- Что ты говоришь? Ты знаешь, где я был. Я говорил тебе. Мы ездили в Америку.

Лиам смотрит на Зейна. Луи хотелось бы сейчас пошутить, но всё кажется таким непостижимым и грустным:

- Ты был в Америке.

- Простите, мы не позвонили, мы… наши телефоны украли в этом… это было… и потом…

Его мозг будто бы наполняется туманом; он не знает почему. Поэтому он цепляется за то, что точно знает: он знает Гарри, Гарри был там, он помнит вкус его кожи и его коленки на сидении рядом с ним, его Ray-Ban, почему…

Его берут за руку. Он вздрагивает. Найл.

- Успокойся, Лу. Мы понимаем.

- Что происходит? – шипит Луи. Он идет за ним. Гарри будет там. Обязательно. Но его нет.

Забавная вещь об удушье: вы можете чувствовать воздух повсюду, он касается ваших щек, заставляет вас дрожать, но по какой-то причине вы не можете и немного вдохнуть в легкие. Вы здесь, пытаетесь ухватить хоть сколько-нибудь, разеваете свой рот, будто рыба, отчаянно, ваш мозг загорается сигналом тревоги, и весь этот воздух по-прежнему вокруг вас, но вы не можете дышать. Это все равно что умереть от обезвоживания в океане.

Но ладно. Всё в порядке.

Он падает на диван, его горло сжимается всё сильнее и сильнее. Слезы наворачиваются на глаза. Он почти ожидает этих слов, когда Зейн говорит (конечно, это должен быть он; не похоже, что все остальные могли бы сказать…):

- Гарри мертв, Лу.

xvi.

Падение в темноту. Когда занавес поднимается, он снова здесь – плачет.

Зейн открывает рот:

- Он…

- Замолчи! – откликается Луи. Они провели месяц вместе за рулем машины в Америке, Гарри не умер. Он не может быть мертв. Луи занимался с ним любовью какой-то час назад. – Гарри не умер. Это бессмыслица.

Отстранено он замечает, что не должен плакать. Он не должен плакать, потому что Гарри жив, в этом нет сомнений. Но он не может остановиться. Пусть они верят, во что хотят. Они неправы.

- Лу, - говорит Лиам, присаживаясь перед ним на корточки. Луи тут же отстраняется, его глаза блестят, будто отражения фар, пойманные на перекрестке.

- Замолчи. Ты просто морочишь мне голову. Заткнись!

Они не говорят ничего, но он видит всё по лицу Зейна, но оно тоже врет, они просто пытаются заставить его поверить в то… поверить в то…

- Он спит. Он в ванной. И не пытайтесь…

Он пошел бы и проверил, но его ноги будто налиты свинцом – тяжелые и неподъемные. Он встанет через минуту. Пойдет и проверит Гарри.

Зейн злится, конечно. Он один не мог принять их вместе. Луи ненавидит его.

- Мы видели его, - говорит он, но Луи не слушает; он не слушает его. – Мы, блять, видели его в гробу, а что ты делал? Путешествовал по Америке, жил в своей маленькой мечте, черт возьми, это реальная жизнь, Луи. Ты не можешь просто…

- Зейн, - шипит Лиам, хватая его за руку. – Ты правда думаешь, что помогаешь? – взгляд Зейна устремляется куда-то мимо него – черный.

Луи не двигается. Руки на коленях. Контролировать тошноту. Гарри не умер.

- Думаю, я бы знал, если бы Гарри умер, - выплевывает он, но ему не хватает убежденности. По какой-то причине он не может найти её, она прячется где-то внутри него, рядом с тем местом, где он оставил маленькую девочку и её…

Закрой глаза. Нет. Не закрывай. Дыши. Гарри жив. Луи просил отсосать у него два дня назад, и он остановил машину и взял его прямо на обочине, колени в песке, его глаза горели зеленым и червонно-золотым. Луи в шутку назвал его «малыш», и он…

- Разве ты не помнишь? – Лиам; снова Лиам. Найл не говорит ни слова, может быть, удерживает Зейна, шепча ему очередную ложь, чтобы он успокоился. – Авария. Пожарные вытащили тебя, но они не смогли… Гарри прошел сквозь бампер, разве ты не помнишь? Пожалуйста, вспомни, Лу. Мне так жаль, только, пожалуйста…

Он берет Луи за руку, тот отдергивает её.

- Отвали, - говорит он, у него ватный язык. Он пытается звучать грубо, но вместо этого просто задыхается.

Ногтями он впивается в бедра, но не может встать. Пока нет.

- Перестань, - говорит он, нажимая пальцами на глазные яблоки. – Хватит врать мне. Если это шутка, то она не смешная, серьёзно… клянусь, она даже…

Он задыхается снова. Это не шутка. Они может быть придурки, но они бы не стали…

- Ты проверял? – его голос ломается. – Комната. Гарри там. Он… мы выжили. Может, они не видели, может, ты… - они видели, они были там, - но мы выжили, ладно? Мы выжили.

Вы не можете забрать это у меня.

- Прекрати обманывать себя, - говорит Зейн. Он протягивает ему руку, которую Луи не берет.

Они не могут забрать его воспоминаний. Он не выдумал себе рынок в Сан-Франциско. Он никогда бы не купил тыкву для себя.

- Гарри не умер, - говорит он. Он уверен. Его голос не дрожит. Гарри не умер, он жив. Он цепляется за эту мысль, как за спасательный круг. Он никогда бы не купил тыкву для себя. Он ненавидит тыкву.

Он вскакивает, внезапно освобожденный, он может убежать отсюда – всё это ложь, и они пытаются провести его; они ему не друзья. Они не могут ими быть. В машину. Он чувствует себя так, будто играет в боевике, в его голове звон и вой сирен, он бежит, хлопая дверьми, и крики позади него – папарацци, но он прорывается сквозь толпу, он всегда был сильнее, чем они думали, Гарри не умер…

Автомобиль там же, где он припарковал его, когда они уезжали, дурацкий сверкающий Порше – солнечные лучи отражаются от капота. Ключи у него в кармане. Ещё есть время - он может…

Он садится в машину, когда замечает его. Это как в мелодраме – около десяти минут замедленного действия, только у них на фоне слышны крики, и скорость постоянно скачет.

Он стоит, прислонившись спиной к стене жилого комплекса, и курит. Губы красные. Он немного улыбается, совсем немного, глядя вниз, одетый в кожаную куртку, которую он купил только потому, что Луи нравилось, как та на нем смотрится. Он потратил слишком много на эту куртку, так по крайней мере думал Лиам, но им двоим всегда нравилось тратить деньги.

- Гарри, - выдыхает он.

Он ничего не говорит о безумии, творящемся у него за спиной. Он не хочет его пугать. У них нет времени.

- Садись в машину, - вместо этого говорит он, и тот садится весьма охотно, быстро и ничему не удивляясь.

Проехать сквозь толпу папарацци (Лиам тоже на тротуаре, хмурится, говоря по телефону), не задавив никого, не так-то просто, но Луи удается. Он игнорирует все крики и оскорбления в свой адрес. Он привык к ним. Ему плевать. Его кровь бурлит, поднимаясь к горлу.

Он проезжает двадцать километров, прежде чем смеет оглянуться. Они за пределами города, и никого рядом с ними. Его телефон, наверное, звонил бы, как сумасшедший, если бы был с ним. Может, ему стоит поблагодарить того вора. В противном случае, они попытались бы его убедить… но всё хорошо сейчас. Гарри не умер, он сидит рядом с ним, откинувшись на сиденье, ветер треплет его волосы.

Луи поворачивается к нему, чтобы всё объяснить. Он не хочет, но Гарри заслуживает этого. Он, наверное, и сам бы спросил. Когда он смотрит Гарри в глаза, он не видит в них ни одного вопроса, только спокойную, абсолютную уверенность. Я доверяю тебе.

- Хочешь, чтобы я сел за руль? – спрашивает Гарри, склоняя голову. Завиток дыма ползет вверх, чтобы лизнуть его скулу.

xii.

Они целуются. Это быстрый поцелуй, что кажется пустым, и ветер врывается в окно с одной стороны, чтобы выйти через другое, спутывая их волосы. Их губы соприкасаются, холодные. Они отстраняются. Это не секс, это просто утешение.

Луи опускается обратно в водительское сиденье. Его пальцы сжимают руль.

- Да, - говорит он и вытирает лоб. – Черт.

Гарри улыбается ему.

- Притормози, - говорит он и выбрасывает сигарету в окно. Её запах доносится до него ещё раз, а после - только свежий воздух. Он сворачивает на обочину.

Они молча меняются местами. Луи садится в его кресло, протягивая пальцы над бедром Гарри, чтобы сомкнуть их на его запястье.

- Спасибо, - говорит он.

Гарри опирается рукой на сидение и наклоняется, целуя Луи в щеку. Луи хмыкает.

- Пожалуйста.

Луи не знает, как долго они едут, прежде чем усталость опускается на него. Это происходит внезапно и совершенно неожиданно – он поддается ей, как тряпичная кукла.

- Боже, - вздыхает он, прижимая колени к груди.

Гарри оборачивается, чтобы взглянуть на него – беспокойство написано в морщинках вокруг его глаз.

- Тебе стоит поспать, - говорит он.

- Да, - отвечает Луи. Он должен поспать. Он в любом случае не может больше держать глаза открытыми.

- Я присмотрю за тобой, - говорит Гарри. – Все в порядке.

Темнота за веками Луи успокаивает. Круто.

- Я люблю тебя, - слышит он собственные слова.

Ответ Гарри не последнее, что он слышит, прежде чем автомобиль влетает в стену. Это дыхание маленькой девочки, голос её сестры. Она говорит, что сожалеет. Она надеется, что ты не плачешь.

«По крайней мере, я выполнил её желание», - думает Луи сквозь завесу сонливости. Он не плачет.

Не забудьте оставить свой отзыв: https://ficbook.net/readfic/1596210