Лисса осталась на своём месте рядом со столом Норсвуда, чтобы сохранить принуждение.

Мы сказали ему, что я буду кормилицей.

Я не могла увидеть сама, но через зрение Лиссы я видела вошедшую группу: 2 стража.

.

.

И Виктора Дашкова.

То же самое горе она чувствовала, увидев его на суде, и сейчас оно усилилось с новой силой.

Ее сердце бешено отбивало ритм

Ее руки задрожали.

Единственное что успокоило ее тогда в суде, так это то, что было принято решение, о пожизненном заключении Виктора, и осознание того что он больше никогда не причинит ей боль

А теперь мы собирались изменить это.

Лисса вытолкнула страх из своей головы, чтобы сохранить возможность удерживать разум Нортвуда

Стражи Виктора были непреклонны и были готовы действовать, хотя в действительности этого не требовалось.

Болезнь, которая мучила его много лет (и от которой Лиса излечила его на некоторое время) снова возвращалась.

Нехватка движения и свежего воздуха - видимому, также сделали свое дело, как и ограничение заключенных в возможностях получения крови.

Стражи одели на него кандалы, как дополнительную меру предосторожности, и под тяжестю веса он согнулся, едва волоча ноги.

Quot; Там", - сказал Нортвуд, указывая на меня.

" Эта."

Стражи провели Виктора, минуя Лиссу, и он едва ли на секунду взглянул на неё.

Она воспользовалась двойным принуждением: поддержание Нортвуда под своим контролем и, использование быстрой вспышки магии, чтобы оставить себя незамеченной для Виктора, когда он проходил мимо.

Стражи усадили его на стул передо мной и затем отступили, всё ещё держа его в поле своего зрения.

Один из них завел беседу с Норсвудом, отмечая нашу молодость и новизну.

Если мне придётся когда-нибудь вновь это делать, я затсавлю Лиссу заколдовать нас, сделав старше.

Сев рядом со мной, Виктор наклонился ко мне и открыл рот

Кормления были в крови у Мороев, всегда одни и те же движения, которые делались почти без раздумий.

Было похоже на то, что он даже не видит меня.

А затем

.

.

Он увидел.

Он застыл, его глаза расширились.

Некоторые особенносте отличают королевских Мороев, и светлые, нефритово-зелёные глаза были как у Дашковых, так и у Драгомиров.

Его утомленный, покорный взгляд исчез, и его хитрая резкость, которая столь характерна ему - проницательный интеллект, который я хорошо знала - внезапно вернулись.

Это напомнило мне устрашение, исходящее от некоторых заключенных, мимо которых мы раньше прошли.

Но он был в замешательстве.

Как и с другими людьми, с которыми мы сталкивались, колдовство затуманило его мысли.

Его чувства говорили ему, что я человек.

.

.

Но иллюзия не была идеальной.